Two Time

Моему маленькому лотосу, Как бы ты отреагировал, если бы я рассказал одному из своих друзей про нас? Я знаю, что по правилам ритуала ухаживания об этом не говорят на такой ранней стадии, но что если возможно, всего лишь возможно, меня запугали и вынудили всё рассказать? И вот, представь себе такую ситуацию: этот мой друг всё узнал бы и воспылал желанием встретиться с тобой, и я, опять же, возможно, сказал, что согласен? Чисто гипотетически, разумеется. Господи, Ваньинь, пожалуйста, не убивай меня. Хорошие новости: ты его знаешь. Это Не Минцзюэ, старший брат Не Хуайсана, поэтому тебе не должно быть неловко. Прости, пожалуйста, ещё раз, что так вышло, и дай мне знать, когда ты свободен, чтобы я мог организовать нашу встречу. От твоего облачка, Лань Хуань

***

— Куда это ты собрался? — Каждый раз, когда Не Хуайсан слышит этот мощный и раскатистый баритон, он не может избавиться от ощущения, что его застали за чем-то непотребным. Он поворачивается к своему брату, чтобы встретить полный скептицизма взгляд. Всё как всегда. Несмотря на то, что Не Минцзюэ выглядит грозно и в большинстве случаев довольно строг к нему, Не Хуайсан знает, что в глубине души брат просто волнуется, что он может вляпаться в неприятности на пару с Вэй Усянем и Цзян Чэном. — Я говорил тебе об этом вчера, брат. Вэй Усянь сказал, что Цзян Чэн уже некоторое время нехорошо себя чувствует. Ему, кажется, уже получше, но я всё равно хочу его проведать. Да и не виделись мы уже давно. Я привёз ему вкусняшки и сувениры из Японии — вот, как раз отдам. — Омега открывает сумку и демонстрирует брату целый ворох дорогих японских сладостей — традиционные подарки, которые младший Не с удовольствием привозит для родных и близких из своих поездок. Не Хуайсан вовремя замечает небрежное движение брата в сторону сумки и спешит убрать её за пределы его досягаемости. — Нет-нет-нет, даже не тяни руки к этим, я покупал их для друзей. Для тебя у меня отдельный набор, который уже ждёт тебя в кабинете. Не Хуайсан видит, как при этих словах его брат немного оживает. Мало кто знает, но этот большой и грозный альфа питает тайную слабость ко всевозможным шоколадкам, конфеткам, пирожным и другим кондитерским изделиям. Его маленькая постыдная тайна — то, что он жуткий сладкоежка. — С тобой всё будет в порядке? Я могу сегодня остаться дома и помочь тебе с делами компании, — предлагает Не Хуайсан, внимательно вглядываясь в выражение лица старшего брата. Только намекни — и я сразу же останусь. Ты сам не свой с тех пор. — Со мной всё хорошо, Хуайсан, не волнуйся. Иди к друзьям. Раз уж договорился, не пристало отказываться от своих слов, — отворачивается от него Не Минцзюэ. Не желая продолжать этот разговор, альфа уходит на кухню. Не Хуайсану ничего не остаётся, кроме как проводить брата встревоженным взглядом и, попрощавшись, выйти из квартиры. Как кто-то, кого уже давно нет в твоей жизни, может до сих пор причинять столь сильную боль? Он старается не думать об этом, но с тех пор как брат и его бывший разошлись, альфа так и не смог полностью оправиться. Хуайсан лично никогда не встречал этого человека и, уважая выбор Не Минзцюэ сохранять свою личную жизнь в тайне, даже не расспрашивал брата больше положенного. Однако после того как они разошлись, омега стал искать любую информацию о бывшей пассии старшего. Он не стал бы этого делать просто потому, что кто-то решил разойтись, но то, что происходило с Не Минцзюэ после разрыва, заставило омегу всерьёз задуматься о том, что же могло довести его брата до такого состояния. Он никогда не видел, чтобы старший Не увлекался алкоголем: обычно тот мог выпить по праздникам либо особому поводу, но после расставания с тем омегой альфа ушёл в запой на неделю, и Не Хуайсан забил тревогу. Кроме того, брат стал часто терять сознание. Не Минцзюэ оправдывал всё переутомлением и отмахивался от чрезмерной, по его мнению, опеки омеги, но Хуайсан не верил ни единому его слову. Его брату было плохо, он страдал и замыкался в себе, а его и так не самый спокойный нрав теперь грозился вырваться из-под контроля вспышками неконтролируемой ярости из-за малейших провинностей подчинённых. Альфа и раньше мог срываться на них, но то, что происходило после расставания, переходило всякие границы разумного. Он пытался поговорить об этом с братом, но его «любезно» попросили не волноваться и оставить альфу в покое. Однако Хуайсан просто не мог оставить всё как есть. Он вспоминал и анализировал всё, что происходило ещё тогда, когда они встречались, не говоря уже о том, что произошло после — и картина, которая начинала складываться перед его глазами, заставляла гнев и ненависть к тому человеку закручиваться внутри него в запутанный ядовитый клубок. После того, как брат несколько месяцев уклонялся от его вопросов, омега потерял терпение и решил идти напролом, потребовав от брата ответов и открыто проявив свой характер, — а этого он почти никогда не делал. — Почему ты не скажешь мне, кто это был?! Этот человек изменил тебя, изменил твою жизнь — и явно не в лучшую сторону! — Хуайсан широким жестом обводит пару стоящих на столешнице пустых бутылок спиртного. И всё бы ничего, если бы не множество таких же, разбросанных по полу кухни и гостиной. Хуайсан перестаёт считать на чётвертой банке из-под пива. — Я не понимаю, о чём ты говоришь, Хуайсан. И вообще, моя личная жизнь тебя не касается, — устало отвечает альфа, делая очередной глоток из початой бутылки виски. — Когда я начинаю находить тебя без сознания, это перестаёт быть твоим личным делом! Скажи мне, как это может меня не касаться?! — Я потерял сознание от переутомления — ничего больше. Ещё один глоток. — А что насчёт всех этих бутылок? Как ты вообще встаешь с утра, если ночью просто отключаешься от количества выпитого? — Хуайсан, — кидает на него предупреждающий взгляд Не Минцзюэ, отставляя бутылку в сторону. — А как насчёт твоих всё учащающихся приступов ярости? Ты бросаешься на людей без причины и даже не пытаешься себя контролировать! — Какое тебе до этого дело?! — Ты – мой брат, единственный родной для меня человек! Так же, как тебя волнует, что происходит со мной, я переживаю за тебя! Мне больно смотреть, как ты медленно убиваешь себя из-за произошедшего, а я даже не знаю, кто это был и что именно случилось, чтобы тебе помочь! И ещё, можешь даже не пытаться просить меня не волноваться о тебе, потому что это заставит меня переживать ещё больше! — Что сделано, то сделано. Прости, что заставил тебя волноваться, но забудь обо всём. Со мной всё будет в порядке. Думай лучше о себе, — ровным голосом отвечает альфа и, развернувшись, покачиваясь идёт в сторону спальни с наполовину опустошенной бутылкой. А на следующий день всё повторяется сначала. — Молодой господин Не? Уже можно ехать? Не Хуайсан вздрагивает и понимает, что вышел из подъезда и уже некоторое время стоит и тупо пялится в одну точку. Он извиняется перед шофёром, который, по-видимому, ждёт его уже достаточно долгое время, и залезает в машину. Омега изо всех сил старается выглядеть невозмутимо, но когда дело доходит до единственного члена семьи, который ему не безразличен, он не может сдержать своих эмоций. В попытке отвлечься Хуайсан начинает следить за пролетающими за окнами пейзажами, но тревога за брата всё равно не отпускает его. Когда они подъезжают к дому Цзян Чэна, Хуайсан решительно встряхивает головой, пытаясь выбросить из неё все лишние мысли, и растягивает губы в улыбке. Он здесь для того, чтобы поддержать друга, а не добавлять ему проблем своим несчастным видом. Вылезая из машины, Хуайсан лениво размышляет: какую важную новость ему так хотел поведать Вэй Усянь? Когда он в последний раз звонил другу, тот был настолько взволнован, что еле сдерживал себя от того, чтобы не проговориться — ведь это, по его словам, должен рассказать только Цзян Чэн. Ох, скорее всего, его парень наконец-то сделал ему предложение! Точно! Нужно начинать искать им подарок на свадьбу. Его охватывает радостное предвкушение, когда он думает о столь прекрасном изменении в жизни друга. Однако, когда Цзян Чэн открывает ему дверь, первое, что он замечает — это то, как омега осунулся. Цзян Чэн одет в мешковатый свитер, а его волосы выглядят так, будто он только-только встал с кровати. Если присмотреться повнимательнее, можно заметить, что его глаза слегка покраснели, будто он недавно плакал, однако, Хуайсан не может утверждать, что ему этого просто не показалось. Глядя на то, как скорбно опущены эти обычно горделиво расправленные плечи, можно сделать вывод: молодой человек перед ним переживает не лучшие времена, но в то же время его глаза горят решительным яростным пламенем. Хуайсан ещё никогда не видел друга таким. — По твоему виду заметно, что на вопрос «Как дела», ответ будет: «Бывало и лучше». Но все же: как ты? — спрашивает Хуайсан, проходя за омегой в дом. — Бывало и лучше. Как прошла поездка в Японию? При этих словах Не Хуайсан оживляется и начинает в деталях рассказывать про свою командировку. Когда они доходят до гостиной и усаживаются, омега уже вовсю увлечён описанием вееров, которые он там купил, благоразумно не упоминая их цену: брат убил бы его, если бы узнал, сколько он за них отдал. Хуайсан передаёт вкусняшки Цзян Чэну и с нетерпением ждёт, пока Цзян Чэн заговорит: — Вэй Усянь сказал мне, что у тебя есть для меня какой-то сюрприз. Что это? — Я беременный, — просто отвечает Цзян Чэн, заглядывая в сумку и выбирая сладости себе по вкусу. — О, ты захватил мои любимые конфетки! — П-погоди, что? Когда ты об этом узнал? Ты в порядке? — Не Хуайсан никак не может поверить услышанному. Цзян Чэну всего двадцать три, и он из тех, кто свято верит в то, что семьёй нужно обзаводиться значительно позже, уже после того, как встанешь на ноги. Хуайсан вглядывается омеге в лицо, пытаясь понять, что тот сейчас чувствует, — видно, что в последнее время Цзян Чэн недосыпает, но, не считая этого, он кажется в относительном порядке. — Срок — десять недель. Завтра иду к врачу, — отрешённо отвечает Цзян Чэн, разворачивая очередную конфету. — Полагаю, что Лань Сичэнь не знает об этом, — проницательно замечает Не Хуайсан. За всё время разговора Цзян Чэн ещё ни разу не упомянул своего парня, в то время как даже до того, как они начали встречаться, омега иногда говорил о Лань Сичэне немного больше, чем постоянно. Цзян Чэн доедает очередную шоколадку, когда слова Хуайсана заставляют его в любопытстве поднять на него взгляд: — Почему ты так решил? — Если бы это было не так, чувствую, что ты или Вэй Усянь уже давно в деталях рассказали бы мне, как он отреагировал на такие вести. Но наиболее очевидной подсказкой было то, что, увидев эти сладости, ты даже не вспомнил о нём, хотя некоторые из них его любимые. Раньше ты бы сразу это заметил и припрятал от загребущих рук Вэй Ина, чтобы отдать их позже. — Похоже, что ты всё-таки не полный идиот, Хуайсан. Мы разошлись. Не буду вдаваться в подробности, но он изменил мне и сбежал с другим омегой, — на этих словах наследник семьи Цзян неосознанно сжал пальцы в кулак, и сладость, которую он держал в руке, рассыпалась крошками. Чертыхаясь, Цзян Чэн поспешил убрать учинённый им беспорядок и выпрямился, бормоча себе что-то под нос. — Так, стоп, подожди секундочку. Я ничего не понимаю. Лань Сичэнь изменяет тебе, но ты выглядишь так, будто ничего не случилось. Уверен, что нормальной реакцией для тебя был бы гнев. Но почему же ты не злишься? — Не Хуайсан недоумевающе смотрит на друга. Не в его характере просто молчать после такого. Прежний Цзян Чэн давно бы уже разыскал мерзавца и высказал всё, что о нём думает. Но этот Цзян Чэн выглядит на удивление спокойным, лишь где-то глубоко внутри разливаются горечь и гнев. — Поверь мне, Хуайсан, я был в самой настоящей ярости, но потом понял, что это может навредить малышу, поэтому взял себя в руки, — ответил Цзян Чэн, нежно поглаживая животик. — Пока кто-то так зависит от меня, я не могу позволять эмоциям влиять на моё самочувствие. — Тогда позволь мне от всей души поздравить тебя с беременностью и пожелать малышу родиться здоровеньким. Ты уже думал над цветами для детской? Могу посоветовать отличного специалиста. — И ты туда же! — простонал Цзян Чэн, закатывая глаза. И только он собрался поведать другу, как вся его семья сходит с ума, споря о том, какой должна быть детская, как в дверь кто-то позвонил. — Сиди, я сам открою, — Хуайсан быстро, пытаясь не дать другу шанс встать первым, поднимается с дивана и спешит к входной двери. На пороге стоит человек, которого Хуайсан совсем не ожидал тут встретить. — Ты что здесь делаешь? — Цзинь Цзысюань удивлённо поднял брови, не ожидая встретить этого омегу в доме своего свёкра. — И тебе здравствуй, Цзысюань. Цзян Чэн попросил открыть дверь, так как сам сейчас немного занят, — не моргнув и глазом врёт Хуайсан, не отрывая взгляда от пухлого жёлтого конверта в руках мужа Цзян Яньли. — Отлично. Тогда, смею надеяться, ты можешь выполнить для меня простое поручение? Передай вот это Цзыдянь, это от моей матери. Хорошего дня. Сказав всё, что хотел, Цзысюань стремительно отворачивается от Не Хуайсана, не озаботившись проверить, согласен ли тот, и пытается покинуть территорию особняка Цзян так быстро, как только возможно. Но как только он делает первый шаг, на горизонте появляется Вэй Усянь с А-Юанем на руках. — Ты что тут забыл, павлин? Разве у тебя нет дел где-нибудь в другом месте? Хуайсан знает, что его друг и Цзинь Цзысюань будут препираться ещё несколько минут, поэтому не может сдержать своё любопытство и открывает конверт. Омега понимает, что так не следует поступать, но не может избавиться от чувства, что внутри находится что-то, что касается его семьи, что-то, что он тоже должен знать. А то, что Мадам Цзинь передаёт что-то Цзыдянь через доверенное лицо, вместо того, чтобы сделать это самой, только подогревает его интерес. Он быстро пробегает взглядом по первой странице, мысленно отмечая интересные для себя моменты, и, уже переходя ко второй понимает: эта информация явно не была предназначена для его глаз. Множество цифр и имён, самые важные моменты подчёркнуты, и уже в конце страницы на глаза ему попадается фамилия, о которой уже долгое время никто не слышал. Хуайсан быстро пытается запомнить как можно больше информации перед тем, как он будет вынужден вернуть файлы в конверт. Он едва успевает заново закрыть его, как из-за двери появляется Вэй Усянь. — Что это у тебя там, Хуайсан? — любопытствует омега, заглядывая ему через плечо. — Цзинь Цзысюань попросил передать это Цзыдянь, это от его матери, — протягивая с невинным видом Усяню конверт, отвечает младший господин Не. — Хорошо, тогда давай мне, я лично передам это ей. Вот, возьми пока А-Юаня, я скоро вернусь. Вэй Усянь забирает конверт и передаёт другу сына. Когда Не Хуайсан заходит в гостиную с его маленьким племянником на руках, лицо Цзян Чэна сразу же светлеет. Он забирает это маленькое чудо с рук омеги и сам начинает его покачивать. — Кстати, я так и не спросил у тебя, как там твой брат? — искренне интересуется Цзян Чэн, с улыбкой следя за попытками малыша ухватиться за его палец. Мальчишка упорный и не прекращает своих попыток даже тогда, когда у него ничего не получается. — Лучше, чем было. Но если ты волнуешься, что я расскажу ему о твоём положении, то будь уверен — ты можешь мне доверять. Цзян Чэн лишь кивает в ответ, не утруждая себя лишними словами. Ему нужно быть осторожным: Хуайсан не так прост, как может показаться на первый взгляд. Его слова иногда могут иметь двойное дно, и ему ничего не стоит прибегнуть ко лжи во спасение, если в этом будет нужда. Однако омега знает, что поступить так друг может только если речь идёт о жизни и благополучии его брата, поэтому сейчас ему можно не волноваться о молчании омеги. Похоже, только они с Вэй Усянем знают, какой их друг на самом деле: Усянь не раз отмечал, что молодой господин Не на самом деле очень умён и проницателен, но не заботится о том, чтобы выглядеть таким на публике. — Честно говоря, я больше переживаю о том, что если твой брат об этом узнает, он захочет всё рассказать Лань Сичэню. — Тогда лучше всего моему брату не знать об этом. Когда он об этом узнает, он будет в замешательстве, как поступить. С одной стороны, уверен, он будет думать, что Лань Сичэнь должен об этом знать, ведь он — отец ребенка, с другой же, после того, как он узнает что Сичэнь бросил тебя, изменив тебе с другим омегой, думаю, брат будет считать его недостойным такого знания. Не нужно добавлять ему проблем. — Лучше бы тебе никому об этом не рассказывать, Хуайсан. Потому что в ту минуту, когда ты решишь раскрыть кому-то эту тайну, я приду по твою душу, — присоединяется к их беседе Вэй Усянь, входя в комнату и занимая своё место рядом с братом, который, по-видимому, настолько увлечён племянником, что и не смотрит в сторону лежащих на столике сладостей. — Постарайся держать свой язык за зубами. Это должно быть исключительно решением Цзян Чэна: говорить Лань Сичэню об этом, или нет. — Спасибо за поддержку, конечно, но не мог бы ты оставить в покое мои конфеты? Я помню, Хуайсан говорил, что уже отдал тебе твою порцию. То, что ты — обжора, не даёт тебе права воровать мои сладости. — Цзян Чэн выхватывает пакет со сладостями из рук Вэй Ина и передаёт ему сына. — Чем займёмся? — Как насчёт завалиться в офис к Лань Цижэню и немножко пошалить? — усмехается Вэй Усянь, смотря на Не Хуайсана. План уже начинает вырисовываться в его голове. — Что может быть лучшим способом провести вторник? – с энтузиазмом подхватывает Не Хуайсан, отвечая омеге озорным взглядом. Цзян Чэн же в это время смотрит на них обоих и думает о том, что им предстоит долгий день.

***

Не Минцзюэ поглядывает на часы, считая минуты до своего обеденного перерыва. Наконец, секретарь звонит ему и сообщает, что его ланч доставлен. Он радостно встает, но на некоторое время застывает на месте, споря с самим собой: стоит ли звонить Сичэню сейчас, или сделать это позже. В конце концов, он решает, что уже долгое время не общался со своим лучшим другом. — Привет, дагэ. Как ты? — Привет, Сичэнь. Прости, что давно тебе не звонил, в последнее время было очень много работы. Звоню просто спросить, как ты. В прошлый раз, когда мы говорили, мне показалось, что ты чем-то встревожен. Всё в порядке? — спрашивает Минцзюэ, забирая свой обед. Это единственное время дня, когда он может себе позволить отдохнуть в тишине и спокойствии, и никто не посмеет его беспокоить. — Просто как-то много всего разом навалилось. Дядя не спускает с меня глаз с тех пор, как я вернулся; впрочем, после моего внезапного отъезда я не могу его за это винить. Плюс ко всему, то, что происходит в личной жизни… мне нелегко. Кажется, за всё в этой жизни нужно платить, и я только начинаю сталкиваться с последствиями своих решений. — Это касается твоего парня? В трубке повисает тишина, и Не Минцзюэ понимает: что-то тут не так. Учитывая, как много обычно его друг говорит о своём возлюбленном, то, что он ещё ни разу за этот разговор не вспомнил о нём, настораживает. Трепетное отношение альфы к Цзян Чэну и упоминание о планах сыграть свадьбу в этом году дают все основания думать, что Лань Сичэнь сейчас должен говорить о нём, но молчание мужчины доказывает обратное. — Похоже, ты говоришь о чём-то другом, я прав? — Его друг сегодня говорит почти что загадками, что не может не сбить альфу с толку. — И всё-то ты знаешь, дагэ. Я всё думаю, всегда ли я вынужден был платить за то, что получал в своей жизни? В университете я знал, что для того, чтобы успешно сдать экзамены, мне нужно пожертвовать своим временем, чтобы всё выучить. Становясь взрослым, я понимал, что, чтобы стать тем наследником, которого хочет видеть дядя, мне придётся пожертвовать частью своих амбиций. Но несколько месяцев назад я кое-что сделал и всё ещё не могу понять каковы будут последствия и как это повлияет на мою жизнь. Я лишь жду, что расплата придёт ко мне со дня на день. Когда тебя стали заботить такие вещи, Сичэнь? Ты никогда не смотрел на жизнь в таком ключе, так что же заставило тебя измениться? — Так устроена жизнь. Ничто не даётся нам просто так, и то, что результаты твоих действией не оказывают на тебя влияние сразу же, не значит, что твой выбор не влияет на жизнь других людей. Я не знаю, о чём конкретно ты сейчас говоришь, но, похоже, ты совершил что-то, что тебя беспокоит. Но вопрос в другом: жалеешь ли ты об этом поступке? — Не уверен. Я пока ещё не в полной мере осознал все последствия этого поступка. И вообще, это не телефонный разговор. Боюсь, я могу сказать что-то, о чём потом сильно пожалею. Увидимся завтра? — Да, до завтра, — подтвердил альфа, отключаясь. Он никогда не страдал излишним любопытством, но всё же сейчас Не Минцзюэ не может перестать думать о том, что же всё-таки могло произойти в жизни его друга. Когда он услышал, что Лань Сичэнь ни с того ни с сего покинул город, неясная тревога овладела им, и он попытался дозвониться до альфы. Никто не брал трубку, и поговорить им удалось лишь неделю назад, когда Сичэнь наконец-то вернулся в город. Не Минцзюэ не будет врать, что в какой-то момент в этом году он чувствовал себя так же: ему до смерти хотелось убежать от всех проблем, которые навалились на него в одночасье. Он невольно вспоминает самый тяжёлый период своей жизни: впервые здоровье — и физическое, и ментальное — подвело его настолько, что у него случился нервный срыв, а сам он на долгие месяцы погрузился в депрессию. Несмотря на то, что они расстались месяц назад, Не Минцзюэ всё ещё отказывается признавать, что произошедшее — реальность. Он всегда считал себя рациональным человеком, который принимает взвешенные решения, руководствуясь логикой и здравым рассудком, независимо от того, идёт речь о делах фирмы или о его личной жизни. Да, иногда он позволял своему гневу взять над собой верх и срывался на других, но, в основном, ему всегда удавалось себя контролировать. Однако сейчас он понимает, что не может с собой справиться и позволяет чувствам полностью управлять его мыслями и поступками. Его младший брат уехал из страны около двух недель назад, и Не Минцзюэ против обыкновения даже не удосужился узнать, куда же тот направляется. Сказать по правде, ему безумно хотелось попросить брата остаться рядом, но альфа не хотел становиться обузой, поэтому сам отправил Хуайсана в путешествие, отмахнувшись от предложения слегка взволнованного брата составить ему компанию. Омега уже начал подозревать, что у старшего что-то случилось, но после его слов вынужден был отступить. И вот он здесь, один в своей огромной пустой квартире, и ему кажется, что ещё никогда он не чувствовал себя настолько одиноким. Ему никогда никто не был нужен, один Хуайсан отнимал у него львиную долю внимания и заботы, не говоря уже о собственной компании. Но сейчас, видимо, что-то в нём надломилось. Альфа решает, что лучшим способом забыть обо всём, что случилось, будет напиться до беспамятства. Кивнув своим мыслям, он подходит к барной стойке и выбирает бутылку самого крепкого алкоголя, который у него есть. Не озабочиваясь поиском стакана, мужчина делает большой глоток прямо из горла и медленно бредёт к дивану. Сейчас у него не осталось никаких сомнений: его бывший пытался использовать его для своих целей, однако до вчерашнего дня он не понимал, что именно тому было нужно. Вчера же до него наконец-то дошло: омега просто хотел, чтобы он закрывал глаза на все махинации, которые проворачивали его бизнес-партнёры. Но даже это открытие не стало тем, что ранило его больше всего. Не Минцзюэ привык к тому, что люди пытались манипулировать им или льстили с целью урвать что-то для себя, и он гордился тем, что видел таких людей насквозь. Однако в этот раз он позволил себе довериться и открыться именно такому человеку так, как никому до этого. И теперь все чудесные воспоминания, связанные с этим человеком, пошли трещинами. Каждое хорошее воспоминание отдаёт горечью фальши, каждое прикосновение, которое он так любил, заставляет его вздрагивать от отвращения к самому себе, ведь он так и не понял, что всё это было, чтобы усыпить его бдительность, а каждый душевный разговор, с которым он потихоньку открывался всё больше и больше — для того, чтобы вытянуть нужную информацию. И если в тот вечер кто-то и слышал отчаянный плач и звуки разбивающейся бутылки, доносящийся из квартиры взрослого альфы, никто не посмел это прокомментировать. Но сейчас, когда Хуайсан вернулся и заявил, что пока будет жить с ним, он не должен вспоминать о своём бывшем. Не тогда, когда ему нужно сосредоточиться на управлении компанией. Поэтому всё, что он может себе позволить, перед тем, как покинуть квартиру, это произнести в пустоту пять слов, наполненных болью и горечью: — Пропади ты пропадом, Мэн Яо.

***

Дорогой Лань Хуань, Приготовься к тому, что при встрече я переломаю тебе все ноги за то, что ты пустил коту под хвост то, что должно было быть безупречным традиционным ритуалом ухаживания. По крайней мере, если что-то пойдёт не так, я уверен, что Не Минзцюэ первым свернёт шею именно тебе, а не мне. От твоего «маленького» лотоса, Ваньинь

***

Смотрите в следующей серии: - Дагэ, с тобой всё в порядке? - Сичэнь... Я еле сдерживаюсь, чтобы не врезать тебе.