Two Time

Покинув квартиру Не Минцзюэ, Лань Сичэнь в прострации застывает. Он не помнит, как спускался на лифте, не помнит, как добрался до своей машины. И пусть его взгляд направлен перед собой, он ничего не видит. Через какое-то время альфа понимает, что не может находиться здесь вечно: он заставляет себя проигнорировать боль в щеке и сосредоточиться на дороге. И вот он уже в квартире А-Яо. Сичэнь частично рад, что омега сейчас на работе с отцом, но в то же время чувствует, что хотел бы, чтобы кто-то сейчас был рядом. Мужчина сбрасывает пальто и идёт к холодильнику. Лёд обжигает щеку, но он, опустившись на диван и тупо уставившийся в чёрный экран телевизора, этого даже не замечает. Первое, что он чувствует, когда сознание понемногу возвращается к нему – тёплые слёзы, скатывающиеся по щекам. Он не из тех, кто будет распускать нюни по любому поводу, да и к тому же он сам может по пальцам одной руки пересчитать моменты своей жизни, когда срывался подобным образом. Но... С тех пор как он вернулся, он чувствует, что все, кто были ему близки, отдалились от него. Теперь при взгляде на него дядя с трудом сдерживает презрение, Ванцзи выглядит более отстранённым, чем когда-либо, а Сичэнь и вовсе не может приходить к нему в дом, как это было в прошлом. В последнее время даже мадам Юй во время их редких деловых встреч кажется ещё более холодной, чем обычно – всё тепло, которым она одаривала его в прошлом, казалось, исчезло без следа. Только двое людей продолжают поддерживать с ним близкие отношения или, по крайней мере, пытаются это делать – Цзинь Гуанъяо и Цзинь Гуаншань. Лань Хуань никогда прежде не был близок с последним, но сейчас тот часто приглашал его на различного вида мероприятия, никак не связанные с бизнесом. И теперь Не Минцзюэ, его лучший друг и человек, которого он считал братом, вычёркивает его из своей жизни. Сичэнь и не думал, что тот поймёт его или простит, но всё же удар от альфы стал для него неожиданностью. Он мало знал о прошлых отношениях Не Минцзюэ, но своими глазами видел, как ухудшается его здоровье, и он медленно угасает. Если так подумать, то он был ничем не лучше бывшего Минцзюэ, если точно так же, своими словами и действиями причинил столько незаслуженной боли. Может ли он после этого вообще называть его своим другом? Звук уведомления вырывает его из собственных безрадостных мыслей. Это А-Яо, сообщающий, что будет дома с минуты на минуту. Сичэнь вытирает слёзы, встает с дивана и идёт в ванную, чтобы оценить насколько плохо выглядит. Он не знает, чего именно ожидать. Нижняя половина его лица покраснела и щеку простреливает острой болью, когда он пытается прикоснуться к месту удара. Сичэнь надеется, что заметного следа в виде синяка всё же не останется, но кому как не ему знать, что Не Минцзюэ бил не сдерживаясь. Ему на самом деле ещё крупно повезло, по крайней мере, он не чувствует привкуса крови во рту. – А-Хуань, я дома, – доноситься до него знакомый голос. Омега как раз снимает пальто, когда замечает повреждённую щеку Лань Сичэня – последний смущенно сжимает в руке пакет со льдом. – А-Хуань, что случилось? – Цзинь Гуанъяо бросается к альфе, обхватывая его лицо ладонями. – Кто это сделал? На лице омеги чётко читается волнение, но всё это, вместе с теплотой рук, вызывает в голове образ других – куда более нежных и заботливых рук, которые дарили ему прикосновение в прошлом – и он, закрывая глаза, позволяет воспоминаниям унести себя в прошлое. – А-Хуань, зачем? – мученически стонет Цзян Чэн, сжимая его ладонь в своей и бережно обрабатывая антисептиком сбитые костяшки. – Ваньинь, но всё, что этот человек говорил о тебе – гнусная ложь! Я не мог позволить ему и дальше пятнать твою репутацию, распуская грязные слухи за твоей спиной. И, позволь заметить, если бы у меня был выбор, я бы сделал это снова. Цзян Чэн пристально смотрит на него и подносит его руку к своему лицу, еле заметно ластясь к ней щекой. – Я знаю, А-Хуань, но поверь, я сам могу с этим справиться. Это моя битва и я должен вести её сам. – Но ты ему ничего не ответил, – возражает Лань Сичэнь. Едва успевшая стихнуть буря гнева внутри вновь начинает разгораться огнём лишь от одной мысли, что какой-то незнакомец смеет злословить о его возлюбленном. – Иногда лучше не отвечать таким людям, особенно на публике. Я наследник семьи Цзян, забыл? К тому же, кто тебе сказал, что я собирался спустить ему это с рук? Я хотел позволить ему говорить дальше, чтобы в нужный момент застать врасплох и заставить подавиться своими же словами. – Но я всё же... – Пожалуйста, не позволяй никому выводить тебя из себя до такой степени. Только представь, какой скандал могут раздуть СМИ, если они узнают, что главный исполнительный директор корпорации Лань средь бела дня ударил случайного прохожего. Цзян Чэн выпускает его руки из своих и осторожно обхватывает его лицо. Мягкая улыбка расцветает на лице, и Лань Сичэнь готов на всё, чтобы иметь возможность любоваться этим чудом вечность. – Спасибо тебе. Меня ещё никогда не защищали так рьяно. Лань Сичэнь открывает глаза и где-то глубоко внутри отчаянно хочет увидеть перед собой пару глаз цвета грозы, но взамен встречает устремлённый на него взволнованный карий взгляд. Он вглядывается в человека перед собой и несколько мгновений отчаянно ищет в нём что-то, чему не может дать названия. В конце концов, он мягко отводит руки омеги от своего лица и дарит ему слабую улыбку. – Не волнуйся, я в порядке. Просто повздорил с давним другом. – Тебя ударили! – Это всего лишь царапина, скоро заживёт. Лань Сичэнь не хочет быть неблагодарным, но он чувствует, что сейчас ему нужно побыть наедине с самим собой и своими мыслями. Его прежнее желание чьего-то общества полностью исчезло, будто тело на физическом уровне чувствует, что ему нужен рядом совсем другой человек. Забыв о своей обычной вечерней рутине, альфа направляется прямиком в их общую спальню и пытается заснуть, игнорируя присутствие омеги у себя за спиной и обвившиеся вокруг него руки. – Если хочешь, я могу помочь тебе закрасить синяк завтра перед работой. Засыпая, Лань Сичэнь чувствует легкий поцелуй в основание шеи. Он больше ни минуты не желает думать о гневе и презрении, застывших на лице Не Минцзюэ. Или о цепких руках, притянувших его к себе в очевидном желании знать больше, чем было сказано. На следующий день альфа просыпается со стоном боли. Неприятная пульсация в щеке постоянно напоминает о себе, пока он приводит себя в порядок перед новой рабочей неделей, вынуждая постоянно поглядывать в зеркало. Он никогда ещё не выглядел так плохо – не считая вчерашнего дня, конечно. Пугающая краснота сменилась разводами фиолетового и синего, что особенно чётко заметно на его светлой коже. Перед тем как покинуть квартиру, Лань Сичэнь бросает быстрый взгляд в сторону спальни. Цзинь Гуанъяо вчера обещал помочь сделать синяк менее заметным, но омега всё ещё спит, поэтому мужчина решает его не будить и тихо выходит за дверь, надеясь, что маски будет достаточно, чтобы прикрыть это багровое безобразие. Шофёр при виде его на мгновение застывает от шока, но не задаёт лишних вопросов. Во время поездки всё, о чём может думать альфа: как ему объяснить свой внешний вид дяде и брату. Мне сказать им кто меня ударил? Нет, я не могу так поступить с Дагэ. Просто соврать? С тех пор, как Сичэнь вернулся, Лань Цижэнь держался с ним холодно и отстранённо, и временами альфа ловил на себе его испытывающий взгляд. Ванцзи, напротив, смотрел на него так, словно хотел что-то спросить, но всегда одёргивал себя, даже если его лицо, как всегда, ничего не выражало. У Сичэня всего несколько минут, чтобы подготовить для дяди приемлемое объяснение: каждый понедельник они встречаются в его офисе для обсуждения рабочих планов. Игнорируя взгляды, направленные на него, Лань Хуань проходит прямо в кабинет. Дядя как раз разговаривал с кем-то по телефону, стоя спиной к двери, поэтому Сичэнь воспользовался возможностью спокойно снять маску, дожидаясь пока старший Лань закончит звонок. Договорив, мужчина поворачивается поприветствовать племянника и в то же мгновение его глаза расширяются, а рот приоткрывается от удивления. – А-Хуань, что с тобой случилось? – так мягко Лань Цижэнь не разговаривал с ним, наверное, со смерти родителей. Весь холод, исходящий от дяди в последнее время, растаял в искреннем беспокойстве, с которым мужчина сейчас смотрел на него. – У меня произошёл небольшой конфликт с другом. Понимаю, что выгляжу сейчас не очень презентабельно, но... – Это действительно так, Лань Сичэнь. Не пристало исполнительному директору корпорации Лань появлятся перед кем-либо в таком виде. Я возьму на себя исполнения твоих обязанностей с сегодняшнего дня вплоть до момента, когда синяк полностью сойдёт. Постарайся не появляться на публике до этого момента. К тому же неужели тебе не у кого попросить помощи с нанесением консилера, чтобы это безобразие не было настолько заметным? Если сколько-нибудь заметная теплота и чувствовалась в дяде всего несколько мгновений назад, сейчас она пропала полностью. Вернувшаяся прохлада во взгляде не оставила Сичэню выбора, кроме как кивнуть, соглашаясь с доводами родственника о губительном влиянии его нынешнего внешнего вида на имидж компании. Вскоре Сичэнь покидает кабинет дяди и направляется в свой офис. По дороге он встречает Ванцзи, который застывает при виде синяка на белоснежной коже. – Брат, ты дрался с кем-то? – вместо обычной невозмутимости лицо его брата накрывает отчётливая тень беспокойства. – Со мной всё в порядке, Ванцзи. Ничего серьёзного. Однако дядя настоял на том, чтобы взять на себя мои обязанности, пока синяк не сойдёт. Лань Ванцзи колебался, стоит ли продолжить расспрос о том, что случилось, но застывшее выражение боли на лице старшего брата заставило его отказаться от этой идеи. Отложив любопытство до лучших времён, оба расходятся по своим кабинетам, чтобы приступить к работе. Дни пролетают невероятно быстро, слившись в одну череду. Лань Сичэнь большую часть времени проводит в своём офисе, скрывшись ото всех. И вот однажды Ванцзи приходит к нему, чтобы попрощаться перед тем, как уйти с работы пораньше. Точно, сегодня же день рождения Вэй Усяня. – Брат, я ухожу. Сегодня день рождения Вэй Ина и я хочу провести с ним как можно больше времени. Лань Сичэнь отмечает порозовевшие кончики ушей и улыбается тому, какие тёплые отношения связывают брата с Вэй Усянем. – Передай ему мои поздравления. Желаю насладиться вечеринкой, Ванцзи. – Мгм, береги себя, брат. В этом году Лань Сичэнь не готовил подарок для шурина, так как знал, что это не будет хорошо им воспринято. То, что шурин и не подумал пригласить его на празднование своих именин, только подтверждало его догадки. Сказать по правде, ему не в чем было винить Вэй Усяня, учитывая произошедшее. Беспорядочные мысли уносят его всё дальше, перескакивая на дни рождения других, особенно одного конкретного представителя семьи Цзян. Его день рождение тоже совсем скоро. Это первый раз, когда они не будут праздновать его вместе. Лань Сичэнь пытается отогнать от себя подобные мысли и сосредоточиться на своей работе: Лань Цижэнь наконец-то позволил ему вернуться к исполнению своих обязанностей как генерального директора уже с завтрашнего дня. Поэтому в круговороте дней, деловых встреч, звонков, которые нужно сделать, мероприятий, которые нужно посетить, он, измученный и утомленный, совсем теряется во времени, забывая даже о том, какой сегодня день. Несмотря на то, что он всегда внимательно следит за мероприятиями, расставленными в рабочем календаре, напоминание в телефоне застаёт его врасплох, вызывая целый шквал различных по своей природе эмоций. Сегодня день рождения Ваньиня. Сичэнь старается не думать о спрятанном где-то в квартире А-Яо подарке, который он купил для омеги давным-давно. Иногда, когда его нынешнего бойфренда не было дома, мужчина доставал презент и подолгу его разглядывал, размышляя, как бы Цзян Чэн на него отреагировал. Это было уже не важно, но альфа просто не мог его выбросить. Учитывая количество навалившихся на него в одночасье дел, день пролетает настолько быстро и сумбурно, что на вопрос Гуанъяо, каким он был – его день, – Сичэнь попросту затрудняется ответить. – Я и забыл, что сегодня было. Лань Сичэнь утомлён и истощён как в физическом, так и в эмоциональном плане, и всё, что он хочет – забыться на пару дней и просто по-человечески выспаться. Ну и постараться не думать о неком омеге с лотосовым запахом. И именно с этого момента всё летит по наклонной. Два дня спустя по возвращении домой альфе кажется, что с омегой сегодня что-то не так, но мужчина решает, что это – всего лишь игры его утомлённого, измученного разума. – А-Хуань, наконец-то ты дома! Пошли, еда уже готова и стынет, – мягкий напор А-Яо вымывает из головы все мысли о том, что с партнёром сегодня что-то не то. Наверное, просто разыгралось воображение. Витая в своих мыслях за едой и позже, готовясь ко сну, он не замечает, что омега весь вечер не сводит с него слегка напряжённого взгляда. В девять часов, когда, как и положено истинному Ланю, он объявляет об отходе ко сну, Цзинь Гуанъяо останавливает его, говоря, что у него для альфы что-то есть. Передавая конверт, омега опускает глаза, избегая зрительного контакта с мужчиной. – Вот. Это пришло несколько дней назад, но ты выглядел таким измученным, что я не решался тревожить тебя ещё больше. Надеюсь, там ничего срочного, – виновато добавляет Гуанъяо. Лань Сичэнь открывает конверт и с удивлением видит знакомый почерк. Неужели это?.. Альфа торопится узнать всё, что хотел сказать ему сероглазый омега, не пропустив ни единого слова. Но чем больше он читает, тем больше ему хочется, чтобы, он никогда не умел читать. Лань Сичэнь чувствует чистую ненависть, исходящую от Цзян Чэна и, сказать по правде, он не знает, как с этим справиться. «И в заключение: пошёл ты, Сичэнь! Можешь засунуть свои жалкие оправдание себе в... Надеюсь, я встречу того, кто будет достоин меня больше, чем ты когда-либо смог бы быть». Лань Сичэнь судорожно сжимает письмо в руке и смутно чувствует, как кто-то обнимает его со спины, пытаясь утешить. Он слышит его голос, но не может разобрать ни слова из того, что ему говорят. Он весь оцепенел и даже не осознаёт, что кто-то пытается его поддержать. Так же не осознаёт и того, что по его щекам градом катятся слёзы. Желчь поднимается к горлу, и он старается её проглотить, отчаянно пытается сосредоточиться на письме в его руке, но буквы пляшут и сливаются в бессмысленную череду слов перед его взглядом. Он не может отрицать того, что всё ещё думает о Цзян Чэне почти каждый день. Он всё ещё переживает о состоянии омеги до такой степени, что даже после того, как Ванцзи подтвердил, что Ваньину стало лучше, Лань Хуань всё ещё время от времени возвращается к этой теме, отчаянно желая знать подробности. Альфа понимает, что это больше не его дело, но он просто не может перестать об этом думать. Лань Сичэнь прекрасно знает, что больше просто не имеет права интересоваться всё ли у Цзян Чэна хорошо после всего, что тот пережил из-за него. Цзян Чэн хочет, чтобы его оставили в покое, и его письмо лишь доказывает это. Мужчина не обманывался насчёт того, что после такого разрыва Цзян Чэн будет в настоящей ярости и, скорее всего, оскорблён и возмущён. Было очевидно: как только он вернётся, Цзян Чэн найдёт его и потребует ответов, ведь он не тот, с кем можно было поступить так без всяких последствий, но время шло, а омега так и не появлялся. Я сам сказал ему не искать меня, когда я вернусь. Лань Сичэня погребло под огромным чувством вины. Он не знал, было ли это вызвано его изначальным убеждением, что Цзян Чэн воспримет их расставание нормально, тем, что он заставил омегу ненавидеть себя или тем, что он не имел права даже на то, чтобы чувствовать себя виноватым, ведь всё случилось по его вине. – А-Яо... кто дал тебе это письмо? – развернувшись, спросил Сичэнь. Ему было всё равно, как он выглядит в его глазах в этот момент. Цзинь Гуанъяо вздохнул и покачал головой, как будто не знал, как бы получше преподнести то, о чём его спрашивали. – Мой брат передал мне его, сказав, что это от Цзян Чэна. Мне очень жаль, что тебе пришлось выслушать такие жестокие слова, но не могу сказать, что виню его за это. Главное: не принимай это близко к сердцу, когда люди гневаются, они часто говорят не то, что имеют в виду. Лань Сичэнь качает головой в отрицании. – Даже когда Ваньинь расстроен или злится, в его словах всегда есть доля правды, хоть он и не всегда выбирает правильные слова, чтобы это донести. – Ваньинь? – Думаю, Дагэ был прав. Я заставил Ваньиня сомневаться в себе и думать, что он недостаточно хорош, когда обещал, что никогда не заставлю его так себя чувствовать, поэтому не удивительно, что они с Дагэ теперь меня презирают. – Кто такой этот твой Дагэ? Не тот ли это человек, который ударил тебя? Сичэнь кивает, и, не в силах оставаться на одном месте, начинает нарезать круги по гостиной. Строки из письма Цзян Чэна преследуют его ежесекундно. – Его зовут Не Минцзюэ, он старший брат Не Хуайсана. Если бы Лань Сичэнь был более внимательным, он бы заметил, как застыл при этих словах Цзинь Гуанъяо, как его лицо исказил животный ужас. Он бы заметил, как изменился запах омеги под влиянием всеобъемлющей паники, как затряслись его пальцы. Но всё, о чём сейчас мог думать альфа, всё, что для него сейчас имело значение – Цзян Чэн и его ненависть. Та самая пара рук, которая бережно обнимала его ранее, вцепилась в него, останавливая беспорядочный бег по кругу. – А-Хуань, посмотри на меня. Смотри только на меня и не отводи взгляд. Цзинь Гуанъяо протянул вторую руку и крепко обхватил подбородок альфы, фиксируя, вынудив тем самым смотреть себе в глаза. – Не делай глупостей. Цзян Чэн видеть тебя не желает. Он не хочет иметь с тобой ничего общего – и это нормально. У тебя есть я, А-Хуань, позволь мне помочь тебе. Неосознанно следуя за Гуанъяо всё это время, Лань Сичэнь оказывается внезапно опрокинутым на постель в их спальне, и омега тут же забирается сверху, тесно прижимаясь грудью к его груди. Он наклоняется к уху мужчины и шепчет: «Сосредоточься на мне, А-Хуань. Забудь о Цзян Чэне. Он тебя не достоин». Пара мягких губ захватывает его в свой плен, и Лань Сичэнь плывёт по течению, позволяя Цзинь Гуанъяо перехватить контроль. И всё же, даже во время всего этого действа, и после, проваливаясь в сон рядом с омегой, его не отпускает образ серых глаз, смотрящих на него с болью и яростью. Через какое-то время, убедившись, что альфа заснул, Цзинь Гуанъяо приводит себя в порядок, осторожно выбирается из кровати, и берёт телефон. Ещё раз внимательно посмотрев на Лань Сичэня, невысокий парень на цыпочках выходит из спальни и направляется в кухню. Там он торопливо набирает номер отца, зная, что это один из немногих дней, когда тот не развлекается с очередной потаскушкой. – Всё сработало, как надо? – спрашивает отец, не утруждая себя приветствием. – Конечно. Подделать почерк Цзян Чэна было нелёгкой задачей, но я справился. Теперь нужно уничтожить то письмо, пока Лань Сичэнь не решил рассмотреть его детальнее. – Я же говорил тебе, что это сработает. Для меня не составило особых трудностей найти что-то, написанное Цзян Чэном от руки. Дело было лишь за тобой – подделать почерк и выбрать день, когда Лань Сичэнь будет настолько измучен, что ничего не сможет соображать от усталости, поверив во что угодно, – торжествующе засмеялись на том конце провода, и Цзинь Гуанъяо с чувством выполненного долга позволил себя небольшую удовлетворённую ухмылку. – Похоже, А-Хуань всё это время ожидал чего-нибудь такого от Цзян Чэна. По крайней мере, что тот попытается встретиться с ним и потребовать объяснений лично от него, но так как он этого не сделал, Лань Хуань никак не мог перестать об этом думать. – Уже неважно: хотел Лань Сичэнь ещё раз увидеть Цзян Чэна или нет, письмо должно было сделать своё дело, вызвав у него, по крайней мере, возмущение такими словами. Возможно, даже – обиду. Гуанъяо невольно закусил губу на этих словах: то, что он увидел, не было возмущением. Это было отчаяние и глубокое чувство раскаяния. – Мне так не показалось. По крайней мере, пока. Он, скорее, ужасно огорчился, чем разозлился. Я пытался подтолкнуть его к правильной реакции, сыграв на его слабостях, но всё стало ещё хуже. Цзинь Гуаньшань на это вздохнул и пробормотал себе под нос что-то неразборчивое. – Он всегда был привязан к наследнику семьи Цзян как эмоционально, так и физически. Письмо – только верхушка айсберга, но оно может всколыхнуть что-то в его душе. В конце концов, сколько человек может стерпеть, когда топчутся по его самолюбию и перечеркивают всё хорошее, что он делал столько лет? Несмотря на убеждённость отца, Цзинь Гуанъяо знал, что с Лань Сичэнем это не сработает. Ещё до того, как вклиниться между ними, Цзинь Гуанъяо понимал, что несмотря на официальное отсутствие уз, эти двое имели особую связь, прекрасно зная все слабости и недостатки друг друга, при этом полностью принимая партнёра таким, как он есть. Даже после всего времени, что Лань Сичэнь провёл с ним, Гуанъяо знал, что Цзян Чэн всё ещё всегда где-то на периферии сознания альфы. – Есть ещё что-то, о чём я хотел тебе рассказать. Цзинь Гуанъяо сомневался, стоит ли рассказывать отцу про бывшего, но если они хотели исполнить задуманное, Гуанъяо не должен был утаивать от него потенциальные проблемы, которые могли перед ними возникнуть. – О чём ты? – Это про... про моего бывшего, Не Минцзюэ. В трубке повисла оглушительная тишина, и омега даже отнял телефон от уха, чтобы убедиться, что звонок не прервался. Цзинь Гуаньшань всё ещё был на связи, но от него не доносилось ни звука, и Гуанъяо не знал, как это понимать. – Объяснись. Не вопрос – приказ. – Оказывается, это Не Минцзюэ тогда его ударил, и Лань Сичэнь сказал, что тот был прав, обвиняя его в том, что из-за него Цзян Чэн начал сомневаться в себе и винить во всём себя. Я предполагаю, что Сичэнь рассказал ему, что изменил Цзян Чэну, но не сказал с кем. Что если Цзян Чэн расск... – Расскажет Не Минцзюэ, с кем именно ему изменили? Чёрт! – Цзинь Гуаньшань замолчал на минуту, обдумывая новый план. – Будем надеятся, что Не Минцзюэ не будет искать компании Цзян Чэна. Насколько я могу судить, Цзян Чэн сейчас очень настороженно относится к альфам, маловероятно, что он решит довериться одному из них, поэтому, возможно, нам вообще не следует об этом волноваться. Я постараюсь присматривать за этими двумя, что и тебе советую сделать. Черт, это всё твоя вина! Если бы ты не запорол всё в первый раз, нам не нужно было бы сейчас переживать о таком!.. – Моя вина? Это твои приказы привели к тому, что меня раскрыли! – Цзинь Гуанъяо понижает голос, не желая сорваться и тем самым разбудить Лань Сичэня. – Нам вообще повезло, что он не знал, что именно мы планировали, и что я оказался достаточно осмотрительным, чтобы сменить своё имя! – Это уже не важно, сейчас нам остаётся только надеяться, что Не Минцзюэ ни о чём не догадается и не будет искать встреч с Цзян Чэном. Я постараюсь ускорить всё с моей стороны, а ты не своди глаз с Лань Сичэня и Не Минцзюэ. Не забудь о своей части плана. – Позаботиться о том, чтобы Лань Сичэнь был измучен и рассеян до такой степени, что довериться инвесторам, с которыми ты его сведёшь, и убедит своего дядю не лезть в это дело. Когда Лань Сичэнь будет у нас под колпаком, у нас будет больше силы и свободы делать то, что мы хотим, – ещё раз повторяет план отца омега. – Именно. Не смей облажаться снова. – И короткие гудки вместо прощания. На этот раз они подобрались так близко к цели, и Цзинь Гуанъяо полон решимости сделать в этот раз всё как надо. Не важно, каким именно образом они получат её, но имея поддержку Ланей, Цзини станут самым влиятельным кланом. Никто не сможет оспорить их первенство. Ты всё понял? Я получаю власть и такое влияние, которого не было даже у Вэней, а тебе достается Лань Сичэнь. И никто не внакладе. Что может пойти не так? Слова отца раздаются в его голове, пока он возвращается в спальню и укладывается подле Сичэня. С того времени, как они вернулись в город, Цзинь Гуанъяо чувствует, что Лань Сичэнь отдаляется от него, даже если физически находится в его объятиях. Они больше не близки так, как были, когда только начинали встречаться. Но сейчас, с помощью этого письма, Цзинь Гуанъяо намерен заполучить Лань Сичэня себе целиком и полностью, и никакой Цзян Чэн этому не помешает. – В этот раз я пойду до конца, даже если это убьёт меня, – шепчет Гуанъяо, закрывая глаза. А в это же самое время в другом доме омега с лотосовым ароматом записывает свои мысли и эмоции в ежедневник. Внезапно его телефон отзывается оповещением. От: Не Минцзюэ Ты свободен в эту субботу? Цзян Чэн раздумывает, что бы ему ответить. Да, они время от времени общаются, но на той ли они стадии дружбы (?), чтобы выходить куда-то вместе? В принципе, он ничего не теряет от того, что проведёт время со старшим мужчиной. Поэтому, решившись, он отвечает: Я буду немного занят утром, но в районе полудня я должен быть свободен. Раздаётся сигнал оповещения о новом сообщении. От: Не Минцзюэ Мне подходит. Позже сброшу детали. Цзян Чэн откладывает телефон в сторону и закрывает дневник. Пора спать. Раздумывая, что же такого придумал альфа, он закрывает глаза и медленно проваливается в сон. Из открытого окна приятно веет лёгкий ветерок. Цзян Чэн наблюдает за тем, как его братец наседает на Лань Сичэня с очередной гениальной идеей и тихо смеется, ловя его молящий о спасении взгляд. Он без всякого сожаления отрицательно качает головой в ответ на этот сигнал SOS и продолжает сидеть на подоконнике, наблюдая за тем, как все веселятся на улице. Вечеринка, которую устраивает А-Цзе, достаточно оживлённая. Молодой мужчина слышит, что кто-то заходит в помещение, но ему совершенно не интересно, кто это может быть. Однако в то же мнгновение Цзян Чэн чувствует сильный, до отвратительного сладкий аромат. Он не знаком с его владельцем, но у него есть определённые догадки насчёт того, кому он может принадлежать. Вот только он не уверен, хочет ли сейчас говорить с его обладателем. Омега чувствует лёгкое прикосновение к своему плечу и собирается с силами, чтобы обернуться и посмотреть на человека, источавшего этот приторно-сладкий запах. – Здравствуй, Цзинь Гуанъяо. Приятно познакомиться. – Здравствуй, Цзян Чэн, – улыбается собеседник. – Наконец-то мы встретились. Между ними завязывается приятная беседа, но Цзян Чэн не может избавиться от ощущения, что в омеге, стоящем напротив, есть что-то тёмное, плутовское. Он понимает, что не имеет права судить человека, практически ничего о нём не зная, но ему неспокойно на душе. То, что его шурин так мало рассказывал о своём сводном брате, лишь усугубляет ситуацию. Видимо, Цзинь Гуанъяо замечает, что Цзян Чэн постоянно поглядывает на Лань Сичэня во время их разговора, поэтому он невинно спрашивает, кивая на последнего и незаметно его изучая: – Это твой альфа? Цзян Чэн кивает, но потом мотает головой в отрицании. – Мы встречаемся, но пока не сформировали узы. – Любопытно. Ваньинь хмурится, пытаясь понять, что бы это могло значить, но Цзинь Гуанъяо, будто почувствовав его настроение, спешит объясниться. – Если бы ты этого не сказал, я бы подумал, что узы между вами всё-таки сформированы. Невооруженным взглядом видно, насколько прочна ваша связь, к тому же, по словам брата, вы вместе уже много лет. – Цзинь Гуанъяо посылает ему ещё одну улыбку и добавляет: – Что ж, было приятно с тобой пообщаться, Цзян Чэн. Желаю вам с Лань Сичэнем всего хорошего. Цзинь Гуанъяо присоединяется к остальным на улице, оставляя Цзян Чэна в раздумьях. Омега видит, что тот подходит к Лань Сичэню, чтобы представиться. У него нет никаких оснований волноваться, но всё же он чувствует некую угрозу, исходящую от Цзинь Гуанъяо. В конце концов, он не знает, что это за человек и что у него не уме. Но он доверяет Лань Сичэню, поэтому не видит смысла что-то предпринимать. Он не из тех омег, которые душат партнёров своим контролем, чтобы быть в них уверенными. Поэтому когда Лань Сичэнь поворачивается к нему и посылает ему улыбку, Цзян Чэн быстро забывает о своих смутных, не до конца оформленных опасениях. Пока они счастливы друг с другом, никто не может встать между ними. Болезненный вздох покидает губы омеги, когда руки, по привычке пытавшиеся сквозь сон притянуть к себе любимого поближе, натыкаются на пустоту. Точно. Он же сейчас с ним. Окончательно проснувшись, Цзян Чэн обводит комнату отчаявшимся, больным взглядом. Ему так холодно и одиноко. Он не хочет, чтобы Лань Сичэнь приходил к нему во сне, но после разрыва тот не покидал его мысли ни во сне, ни наяву. Спустя некоторое время Цзян Чэн смог заставить себя не думать об альфе слишком много, поэтому постепенно воспоминания и сны о нём перестали преследовать его каждый день. Вплоть до сегодняшнего вечера. Цзян Чэн не понимает, почему сегодня ему приснилась их первая с Цзинь Гуанъяо встреча – он не вспоминал об этой гадюке целый день. Цзян Чэн поворачивается к прикроватной тумбочке: именно там он хранит свой дневник. В нём пока всего три записи: его письмо Лань Сичэню, воспоминание о своём дне рождении и письмо самому себе, которое он написал сегодня. Гипнотизируя взглядом дневник и поглаживая свой пока ещё не заметный животик, Цзян Чэн постепенно успокаивается и снова начинает засыпать. Закрывая глаза, он возвращается мыслями к письму, которое он написал уже не своему альфе.

***

Дорогой А-Хуань, Честно говоря, не знаю с чего начать, так как последний раз я писал тебе что-то в этом роде лишь во время официального ритуала ухаживания. Наверное, стоит всё-таки начать с причины, по которой я пишу всё это. Не Минцзюэ посоветовал мне не держать всё в себе, а выплеснуть чувства и эмоции, о которых я не могу никому рассказать, на листах бумаги. И вот я здесь, пишу тебе это письмо. Скорее всего, ты никогда его не увидишь, потому что я не готов его отправлять, и я надеюсь, ты поймёшь почему. А-Хуань, как бы я хотел понять, когда всё свернуло не туда! Я пытаюсь выделить какой-то конкретный момент, что стал началом конца, но я знаю, что это так не работает. Когда ты оставил мне то письмо, я не мог перестать думать: почему же всё так произошло? Что заставило тебя начать спать с другим омегой вместо того, чтобы прийти и поговорить со мной, дать мне понять, что чувства остыли? Ты был прав сказав, что мы отдалились друг от друга, но мы бы могли это исправить – я в это искренне верю. После случившегося я долго ненавидел себя за то, что ничего не замечал и был так безнадёжно в тебя влюблён, что даже не подумал бы, что ты можешь мне изменить. Я всё продолжал сомневаться в себе и спрашивать себя, не из-за меня ли всё произошло, был ли я достаточно хорош для тебя, А-Хуань? Потом я пришёл к выводу, что мне не стоит винить лишь себя в произошедшем и потому я начал ненавидеть тебя. Ты не знаешь, но в тот день я возвращался домой с потрясающими новостями, я был так счастлив и с нетерпением ждал момента, когда я смогу поделиться этой радостью с тобой... Только чтобы вернуться в пустой дом и обнаружить жалкий клочок бумаги вместо прощания. Я ненавидел тебя за то, что ты бросил меня, не удосужившись лично рассказать мне о том, что произошло. Я ненавидел тебя за то, что ты заставил меня чувствовать себя полным ничтожеством, за то, что ты так легко и просто перечеркнул годы наших отношений ради того человека. Но потом моя ненависть утихла, сменившись одиночеством и обидой. Когда люди спрашивают о тебе, мне становиться очень горько. Но даже так, я не могу полноценно ненавидеть тебя, А-Хуань. Ты научил меня любить и ценить себя и подарил мне лучшие годы моей жизни. Я всё ещё не могу полностью тебя простить, но я очень стараюсь отпустить всё и двигаться дальше. Моя семья рядом и поддерживает меня во всём, поэтому, я думаю, у меня уже есть определённые успехи в этом направлении. Что же такого важного я хотел рассказать тебе в тот день, спросишь ты? Я беременный. Ты бросил беременного от тебя омегу, чтобы сбежать с любовником. Я ненавижу тебя за это, но я не могу ненавидеть тебя за то, что ты оставил мне. Я буду любить этого ребёнка всем своим сердцем, буду заботиться о нём и дам ему всё, что смогу, неважно с тобой или без тебя. Я не буду извиняться за то, что пока не рассказал тебе о нём, и ты должен понять меня в этом лучше, чем кто-либо ещё. Несмотря на то, что наши жизненные пути разошлись, я не желаю тебе зла. Пусть большинство людей на моём месте уже давно бы оторвало тебе кое-что, но не я, хотя, признаюсь, мне безумно этого хотелось в самом начале. Но… Я просто устал. Устал чувствовать себя подавленным, жалким, злым. Зачем концентрироваться на плохом, когда у меня скоро появиться маленький комочек радости не без твоей помощи? А-Хуань, где бы ты ни был и что бы ты не делал, я хочу, чтобы всё было хорошо – и с тобой, и со мной, и с малышом. Когда-нибудь я обязательно расскажу тебе о нём и я надеюсь, что мы сможем вырастить его без всякой враждебности друг к другу, если ты всё же захочешь принимать участие в его воспитании. Но сейчас я просто не могу этого сделать. Всё, чего я сейчас хочу – чтобы моя беременность прошла хорошо, без осложнений и стресса. Искренне, Ваньинь.

***

Смотрите в следующей серии: – Ты уверен в этом? Если ты на это подпишешься, пути назад уже не будет. – Теперь, когда я знаю, кто это, я хочу заставить его заплатить. За всё. Любой ценой. Поэтому, конечно же, я уверен на все сто.