Валькирия

      — Где Эрен?       Первое, что хочется спросить при виде полупустого общежития. Прямо за столом на кухне сидел Армин.       — Кажется, сегодня поехал осматривать локации для съемок, — Армин уныло наблюдал за остатками молока на дне граненого стакана, разглядывая своё вытянутое отражение. Под глазами у него были темные круги, а вид вполне осунувшийся, чтобы можно было сделать простой вывод – он не спал, либо изнурял себя работой. Возможно, не только умственной. — Куда-то в деревню.       По лицу Микасы ясно, что она недовольна. Но когда Армин поспешил объясниться, девушка как-то сразу смягчилась и села напротив.       — Долго его не будет? — поинтересовалась она только этим. Проснулась десять минут назад и все ещё была заспанная с перепутанными волосами. Прикрыла рот рукой для зевка.       — Весь день? Съемки на природе и подбор подходящих мест всегда дело затяжное, — пробурчал парень. — Он, кстати, хотел тебе сказать, но ты крепко спала.       — Вечером он уже придёт домой?       Парень видел, что подруга немного замялась и как-то подозрительно затихла. «Ей что, нужно, чтобы в квартире никого не было?..» Повисла пауза.       — Знаешь… — неторопливо начал он. — Я вспомнил, что мне надо будет сегодня и завтра навестить дедушку повторно. Кстати, ещё и собрание продюсеров должно состояться… — голубоглазый посмотрел куда-то мимо Микасы, будто боясь, что она увидит в нем что-то такое, что могло бы его как-то раскрыть или осудить. Девушка, услышав это, тоже направила взгляд в сторону, но активно закивала.       Идея пришла спонтанно. Она часто бывала у Леви дома, но тот, в свою очередь, ни разу не бывал у неё. Микаса не представляла, что делать с гостями в собственном жилище, как стоит их развлекать, сколько нужно готовить, и нужно ли четко обозначать для них время, когда им положено уходить? Она не звала к себе никого так давно, что уже и не помнит, было ли такое когда-нибудь. С тех пор, как троица поселилась вместе, они не устраивали мероприятий и не звали каждый по своему знакомому, потому что и места было не так много да и обязательно кто-нибудь учился в своей каморке, не имея возможности повеселиться в большой компании. То, что Эрен внезапно исчез — и хорошо и плохо одновременно. Может, у неё сейчас появился шанс. К тому же, дальновидный Арлерт уже тоже все решил или же и правда был занят…       — А фрукты откуда?       Белокурый уже вышел из квартиры, а она ещё долго стояла посередине гостевой. С Аккерманом они договаривались заняться на днях бумажной работой и анкетами с пересчетом оборудования и всех затрат. Вчера в кафе он также показался ей немного задумчивым, хорошо, что дали возможность отдохнуть. Если ему будет удобно, они могли бы сегодня здесь и собраться.       «Достаточно прибрано… Не буду заморачиваться на счёт деталей». Почти везде лежали какие-то вещи, которым невозможно было дать общую характеристику: что-то антикварное, одежда Эрена, какие-то предметы, которые достались им даже от Гриши и он за ними не приходит. На батарее лежали ее колготки — вот их лучше убрать.       Интересно, в квартире больше пахло мальчиками или же ей, девочкой? Выяснить это было уже не в ее силах.       Открыв холодный металлический кран, она опустила гранаты под струю воды. Потом хаотично раскидала их по столу и снова села за него. Грубая кожа плода была все ещё влажная, с неё стекали капли и образовывали серые пятна на белой скатерти.       Микаса устроила голову на столе, вздыхая напротив гранатов. Перекатила пальцами несколько из них. Этот тёмный красно-бурый цвет как-то по-особому влиял на нее, он имел целебные свойства. Два других были уже суховаты, имели охристые, сангиновые и коричневатые оттенки, но зато с артистичным силуэтом. А красный гранат больше походил на яблоко, только с корончатой верхушкой.       «Подарю его…» — свежо промелькнуло в голове. Устроив плод с ярко выраженными скулами в глубоком кармане длинной юбки, она тотчас приподнялась и захлопнула за собой дверь.

***

      — Черт, — послышалось из-за полуоткрытой двери ванной комнаты.       Микаса стояла на месте и явно ждала каких-то ещё сигналов со стороны брюнета. Не заходить же ей туда просто так. Прошло ещё где-то полминуты, никаких знаков, тишина так и продолжала висеть в квартире.       — Что там?       — Подойди и посмотри сама.       Сегодняшнее утро обернулось для Леви не самым удачным, вместо быстрых водных процедур в корыте под ногами образовалась приличная лужа воды, не утекшая, а смиренно скопившееся у отверстия.       Парень перегибался через край ванны, опустив руку к решетчатому сливу. Рядом лежала проволока в виде крючка. Слив находился со стороны стены и из-за ящика с краю к дырке приходилось хорошенько тянуться. Можно было бы залезть внутрь, но тогда пришлось бы закатывать штаны по самые бёдра, чтобы не промокнуть. O, du lieber Augustin, Augustin, Augustin, O, du lieber Augustin, Alles ist hin! Микаса взяла в руки вантуз и ждала команды. Поначалу Ривай воспользовался им сам, но после нескольких попыток толчками втянуть воздух проблема осталась нерешённой, вместо характерного всасывания воды прозвучали бурлящие-гневные сентенции.       — Видимо, это все болван Кирштайн, — умозаключил парень, присаживаясь на край ванны боком и наклоняясь ниже. — Даже интересно, что он туда спровадил.       Микаса беспардонно пялилась на Аккермана сзади, прижав к себе мокрый вантуз.       — Если я достану из канализации болотного бога, передай своему однокурснику, что он получит его первым рейсом, прямиком в кровать.       Зад Ривая, его стан, все это было сотворено первоклассным мастером. Парня не волновало то, что Аккерман никак не реагировала на его реплики, он в большей степени говорил сам с собой, но затяжное затишье заставило его все-таки обернуться. Заметив, что в его заднице продолжают сверлить дыру, он в недоумении молча уставился: на лицо упала мрачная тень.       Микаса расправила плечи, но также спокойно, ничего не говоря, продолжала смотреть, теперь уже в его серые радужки.       Водосток жалостно захлебнулся.       — У меня есть для вас кое-что.       Она запустила руку в шерстяную юбку.       — Давай не сейчас.       И не сейчас. И не сейчас тоже. Так было несколько раз. Избегает? Микаса все думала, в какой момент лучше будет угостить его, но их постоянно что-то отвлекало. Вскоре она сама забыла о нем и полдня проходила с плодом в ногах. Неделю назад       Рядом открылась новая булочная. Ее было отлично видно из их доходного дома: оранжевая крыша,– на ней местами были прибиты жестяные пластины, – уютный интерьер, добрая продавщица. Здесь будет особенно хорошо с наступлением весны, появятся цветки в этих двух полуразбитых горшках и побольше солнца. Февраль тоже выдался не таким холодным, но зимой все деньги обычно заранее уходят на попытку согреться, а не наесть бока, поэтому отложенная сумма не касалась хлебобулочных изделий.       Чем больше Микаса проходила этой дорогой, тем больше не понимала, почему она не ходит сюда с Эреном, Армином и Леви. Сашу по понятным причинам звать не хотелось. Но это могло бы быть неплохим времяпрепровождением, тем более, пару раз им уже удавалось встречаться. В один раз она даже встретила там Петру, только спешила на работу в этот момент, поэтому хотела остаться незамеченной.       — Guten Tag! Микаса! – она держала в руке крафтовый сверток с тёплой выпечкой. Она помахала, увидев, как мрачная девочка хотела пройти мимо, но была вынуждена остановиться.       — Ты где-то здесь живешь, да? — продолжила она, когда они встали у витрины. Ответом был простой кивок. — Слышала, нападения в районах сильно сократились. У меня есть знакомая, чьего мужа отколошматили до потери всех верхних зубов… Как она плакала, ты не представляешь.       Беседа обрела оттенок а-ля бабушки на лавочке. Пусть звукорежиссерша думает, что злодеи исчезли сами собой. Иначе эти посиделки затянутся.       — У них очень мягкий крем внутри. Заварной… — Петра обхватывает булочку руками и тянет ко рту. — Я думала взять всей нашей компании, но они достаточно дорогие…       — Купи тогда не всем, а только некоторым.       — Предлагаешь выбирать?.. — Петра задумчиво надулась и в какой-то момент порозовела. По ее живой мимике лица было несложно догадаться, о чем она думает. — Даже не знаю, будет ли это честно по отношению к другим.       Аккерман только грела руки об купленный сверток, смотря куда-то мимо собеседницы. Ралл действительно нуждалась в поддержке и совете или же просто тянула резину?       — Здесь слоеное тесто, оно сильно крошится и неудобно в употреблении. Не думаю, что ему такое понравится.       На этом моменте у брюнетки чуть не дёрнулась губа от смеха — если речь о Ривае, то такая забота по отношению к нему казалась излишней. Абсолютно. Он точно не достоин такой щепетильности, будь он хоть чистоплюем высшего ранга, а Петра явно перегибала палку. Если Микасу он пустил на порог своей территории всю чумазую и перемазанную чёрным углём, то и слоеное тесто вытерпит как миленький.       — Микаса, насколько вы близки?       Хотелось закашляться, поднять руки вверх и просто исчезнуть.       — Мы друзья.       Петра косо смотрит в ответ, но тут же откусывает ещё кусочек булки, крем остается у неё на немного веснушчатой щеке. Рыжих веснушек почти не видно, они такие прозрачные, что никто бы и не догадался, что они у неё есть. Она как жизнерадостный подрастающий подсолнух, нежная, внимательная, энергичная, небольшого роста. Наверное, все мечтают ее затискать, хотя, такая и в нос дать может. Микаса может и хотела бы с ней подружиться, но чаще всего речь рано или поздно заходила о нем. И девушка сразу терялась, потому что сама не понимала, что происходит.       Их партнёрство никак не обсуждалось в Академии, ни единого слуха или повода для сплетен. Про них будто забыли: оба Аккермана никак нарочно не выделялись, не участвовали в разборках, иногда только подобно теням появлялись среди толпы, или проходили мимо; в такие минуты из-под паркета струилась могильная сырость и все зарождающиеся конфликты и драки моментально приостанавливались. Если и существуют призраки прошлого, то корнями они точно уходят в таких вот людей, которые по своему виду напоминали тех, кто и после смерти продолжают маячить у тебя за спиной. Что странно – вместе их почти никто не видел, а если и видел, то боялся допустить хотя бы мысль, что этих индивидуумов можно считать четой, как там говорится, едины кровью и плотью. Не приведи Господь, это было бы поистине уникальное явление, сродни мощи атомного оружия. Скажи, что такое правда? Если это игра на смерть, возможно ли в ней победить?

***

      На киностудии был утренний просмотр сюжетов, на котором обычно присутствуют все операторы, режиссеры студии. Просмотр хроникальных съемок, присланных из разных концов страны. Такая вот хроника показывалась даже больше, чем игровое кино. По большей части именно она сейчас привлекала особое внимание к себе, потому что была доступнее.       Ирвин Смит сидел в параллельном ряду, в самых первых местах. Зал маловат для такого количества людей, кто-то проникал внутрь и вставал по стеночке, некоторые умудрялись ложиться на пол. Холодный белый свет проходился по лицам каждого, блондин сидел неподвижно. В его зрачках сменялись кадры, и вид у него был такой, что он прямо сейчас поглощал в себя все происходившее в киноработе, весь свет и людей кругом. Поглощал непрерывными нитями, которые тянулись от окружения и соединялись потом в одной нити, смыкаясь в точке. Точка попадала в серьезный синий глаз.       Микаса откидывается на спинку кресла. Это все ей не интересно, сейчас только одно желание — перемотать пленку вперёд. Да так, чтобы заискрилась. Носок туфли медленно отбивает в воздухе ритмы: два коротких сигнала, три длинных, снова два коротких.       Приоткрылась дверь, полоска света проникла в темный просмотровый зал, и голос секретаря дирекции бросает в темноту:       — Аккерман, срочно к директору студии.       Девушка непроизвольно дергается, оборачиваясь назад к центральному входу. Глазами ищет Ривая в темноте, в надежде понять, что происходит. Она не знала, есть ли он здесь — если нет, то вызывают, безусловно, ее.       Леви выглядел недовольно. Ирвин, поймав его взгляд, медленно кивает ему, Аккерман на выходе кивает ему в ответ.       Вполне вероятно, что они о чем-то договорились. Или тот получил у Смита разрешение выйти, что, будь это правдой, выглядело бы максимально потешно и грустно. Микаса, поняв для себя, что никакой путаницы не будет, спокойно опустилась на своё место. Она лишь внутренне опечалилась тем, что старший пропустит хронику, Ривай в целом производил образ человека, заинтересованного в серьёзной документалистике, конечно, с рвением Смита ему не сравниться.       Ситуация повторилась вечером следующего дня.       Леви вновь вызывали, на сей раз уже не было Ирвина по близости, и все эти визиты показались Микасе странными, даже для старосты своего курса. Все-таки ректор или декан отличались от начальника главного управления кинематографии, в чьём кабинете сейчас плотно закрыли дверь. Что конкретно ему может понадобиться от дипломника? Леви ничего не говорил, сама Микаса не вмешивалась. Не вмешивалась до этого момента.       — Микаса, стой!.. Там сейчас занято, я проверял, — рядом с кабинетом образовался Жан, которого операторка почему-то не заметила раннее сидящего на скамье.       — Я подслушаю их разговор.       — Что? Зачем тебе это?.. — парень был смятен, но все же за предплечье брюнетку ухватил.       — Все нормально, они не обнаружат меня, — решительно заявила шпионка, прислоняясь к двери.       Кирштайн отошёл на безопасное расстояние, но пристально следил за подругой. По видимому, он уступает ей место в очереди.       Расслышать что-либо было сложно, голос отрывками звучал четко только у Леви, стоящего ближе к двери, да и то ничего такого он не говорил, лишь что-то подтверждал, сам начальник явно находился в конце комнаты и его-то не было слышно вовсе.       «Неужели ты что-то натворил?» — девушка понимала, в каком шатком положении они с командой находились, снимая провокационные сюжеты. Но членов команды ни разу не ловили, это только Эрену прилетало с его показным упорством.       Наконец, дверь открылась, девушка чуть не вывалилась вперёд. Леви лишь уныло прикрыл за собой, смотря на двух дурачков, один из которых резко выпрямился, а другая и вовсе не скрывала своего шпионажа, ко всему прочему, добавочно напирая тяжёлым взглядом.       — Чего тебе? — Аккерман смотрел в ответ так, будто и не был удивлен встретиться при таких обстоятельствах.       Жан решил, что раз брюнетка не заходит, то он пойдёт следующим, и, постучавшись, исчез в кабинете.       Остальные два так и остались стоять практически у самой двери, встав друг напротив друга. Микаса была готова забодать его прямо здесь.       — Почему вас… тебя вызвали? У тебя проблемы? — не церемонясь, спросила она.       — Вновь проснулся материнский инстинкт, Мика?       — Лучше ответь, — голос казался стойким, а интонация повелительной. Главное слово «казался».       Они могли простоять так до самой ночи, если бы только они не мешали проходу. Аккерманы решили пройтись по одному из мрачноватых коридоров, которые уже давно нуждались в реконструкции.       — Думаю, ты слышала уже про Гражданскую войну, — Леви остановился у пробела между одним и вторым окном, примкнув к стене спиной и упершись в неё туфлей, согнув ногу в колене. — Ирвина она до невозможности заинтересовала, — брюнет немного повернул лицо в сторону, поудобнее устроив руки на груди. — Пару раз поговорили.       Какое благородное желание. Вдохновиться материалом о настоящей войне и на его основе снять что-то творческое. В таких вещах главное не переходить черту. Смита всегда тянуло к чему-то совершенно непростому. Но неужели это обязательная вставка в его диплом? Да, в их работе проглядывается что-то политическое, нотки «желания идти против системы», где зрителю открывают глаза на неординарные вещи, которые в их время тщательно всем затуманивают. Но об испанской войне стало известно относительно недавно. В начале учебного года никто и представить себе не мог, что она настигнет, следовательно, режиссер не мог это предугадать при написании своего сценария.       — Вы внесли правки?       — Нет, это уже не касается нашей с ним работы. Он сможет доснять ее и сам. Должен успеть, по крайней мере.       Что-то холодное и неприятное пробежалось по позвоночнику, оставив покалывающий осадок в пояснице. Они со Смитом вынуждены разъединиться? Хуже всего, что Леви тянул с ответом, неосознанно, но тянул. Ей нужно меньше задавать вопросов, чтобы разобраться в сути дела.       — Смит посещал дежурного в бюро пропусков где-то в вышке, передал письмо, где просил рассмотреть возможность создания экспедиции в республиканскую Испанию. Писал, что именно студенту операторского факультета необходимо там быть и снять сенсацию, показать миру редчайшие репортажи. Видела бы ты его рожу тогда, улыбался, как безумный.       — Ты несешь какую-то чушь.       — Если знаешь Ирвина, то понимаешь, что дело не в сенсационных репортажах. А в возможности самому докопаться до истины, стать ее свидетелем до того, как она пройдёт государственную фильтрацию, — он видел, что сейчас в ее глазах была пелена. Плевать она хотела на все эти подробности, — В итоге состоялось решение правительства направить туда несколько зрелых кинооператоров.       Все эти встречи, которые проходил Ривай, лишь формальность и уточнения. Им нужно было выяснить, действительно ли человек готов отправиться туда, где идёт война, учитывая все риски. Без их формального согласия Дариус Закклай не считает возможным устраивать подготовку к экспедициии в связи с командировкой.       — И вы все заявили о безоговорочном согласии…       Микаса заметно поникла, опустила голову; челка упала на лицо, скрывая все волнение и непринятие.       — Да.       Девушка видела в его глазах какую-то небывалую почти незаметную доселе опустошенность. Однако он неплохо держался. Только чем она объяснялась? Нежеланием уезжать? Вряд ли. Нежелание бросать тут друзей? Наверняка состояние Леви ничуть не лучше ее, такое же паршивое. Если это не так, тогда он просто рептилия.       — Разве Германия формально не одобрила идею о «невмешательстве» в этой войне? Ты ведь не журналист, чтобы собирать там информацию. С каких пор немцы должны участвовать?       — Фюрер рассматривает испанскую войну как полигон для проверки немецкого оружия и молодых немецких пилотов, а Испанию в будущем после победы националистов — как германский сателлит.       Немецкие и итальянские лётчики уже давно стали активными участниками воздушных боёв в испанском небе. Огласке это не придавали. Германский рейх не думает прекращать поддержку националистов в этой Гражданской междоусобице.       — Ирвин спятил… Он хоть понимает, что значит быть фронтовым оператором? Или кем ты там стал… лётчиком с камерой, — девушка не повышала голос, она говорила сквозь зубы.       — Все, что сниму я, не будет подвергаться корректировке. Смит своего не упустит.       — А ты?! — Микаса схватила парня за конец его рукава, чуть не подавившись вопросом. — Ты ведь, черт возьми, можешь не вернуться…— Последняя фраза не должна была прозвучать. Такое не озвучивают.       Леви снова отвернулся, но на сей раз лишь на какую-то долю секунды, а когда посмотрел на нее снова, Микасе показалось, что на его лице отразилось раздражение. Может, в ее замечании ему почудилось что-то большее, чем упрёк? Надавила на больное? Она имела право волноваться и протестовать в такой ситуации. Ее близкие и друзья на фронт не попадут. Разумеется, любой журналист или фотограф стремятся первыми запечатлеть происходящее, особенно в такой момент, помимо немцев ожидаемо встретить на своем пути и представителей других национальностей. Но это всегда жесткая и грязная игра.       Леви тут же собрался, перехватил и с силой сжал ее запястья.       — Для меня не составит проблем вернуться, это понятно? — рыкнул он. — Все уже решено, — потом вкрадчиво прибавил: — И оставим это.       Мысленно она добавила к его словам ещё и «оставь меня» или «оставь меня в покое» – особой разницы не было. Но это уже игра воображения. Возможно, сейчас она ещё не осознает масштаб услышанного, и это было к лучшему.       Она лишь нахмурилась, продолжив стоять, когда Аккерман покинул коридор. Они тогда остановились на его середине, и что до первого выхода, что до второго нужно было пройти ещё метров десять, чтобы увидеть дверь. Но парень исчез как-то мгновенно, наверное потому, что операторка не помнила, как он преодолел этот путь. Она будто впала в забвение. Неудивительно, если окажется, что она простояла так на одном месте больше часа. В окна бесшумно бились заснеженные ветки. Как же кругом красиво. И тихо.       Она разбежалась. Мчаться по коридорам присуще юнцам и полоумным. Аккерман повышала скорость с каждым новым минувшем поворотом, каждый раз оказываясь в коридорах, что шли кругом в этом корпусе Академии. Ей нужно было бежать. Необходимо. Основная масса людей сейчас сидела в зале и досматривала документальное кино, пока Аккерман летела.       Кажется, шёл седьмой круг. Бесконечный ряд окон и дверей. Тело слушалось легко и податливо, скоро поворот. Подошва со скрипом зацепилась за пол слишком рано, волосы вздымаются кверху, Микаса сваливается на полном ходу, проехавшись вперед. Выпустив всю свою энергию, обесцветившись, она достигла катарсиса — Коленки неприятно жжёт, а на юбке теперь след из двух полос, ткань в этом месте на полтона стерлась. Сероглазая с лёгким стоном приподнимается в сидячее положение.       Раскололось.       В ушах все зазвенело, а стук бешеного сердца ощутился только сейчас.       — Что…       Под телом точно было что-то жёсткое. Опустив руку в карман своих длинных драпировок, она вытащила гранат. Его броня была упругой, но не лишена тонкости слоя. В этом же кармане она нащупала и свой кастет, который она всегда носит с собой. Тот при падении впечатался в плод, проломив его. Она навалилась на все это, чудом не получив синяки. Одна из граней граната показала себя — внутри, словно соты, располагались ягоды разных размеров. Некоторые успешно передавленные. Девушка сглотнула.       Отряхнувшись, она понесла его с собой в руке. Не стала слизывать с кастета прилипший сок, оружие отправилось на своё место. Сейчас она брела на первый этаж, не замечая, как пальцы цепкой хваткой проникли в трещину.       В квартире никого не оказалось — и так и должно быть. Все ведь ушли и у неё была возможность сейчас привести сюда Ривая, да кого угодно.       Сколько у неё ещё будет дней? Он ведь не уезжает прямо сегодня. Микаса собралась с мыслями. Прощальный вечер. Всеобщий сбор. Глупость.       Удивительно, но вот опять все вернулось к своему. Она скидывает тапочки и босиком на автомате проходит в спальню; ее неплохо переиграли, если вообще считали за игрока. Кровать немного прогибается под женской тяжестью, шторы снова закрыты.       — Может, стоило забежать в продуктовый?.. — есть сейчас не очень хотелось, но захочется завтра. И послезавтра тоже.       Блядство.