Подезмкино

На первый взгляд Родион Псинович - это тот самый культурный гражданин, который не не то, чтобы пьёт, а именно выпивает. Таких храбрецов, игнорирующих лозунги плакатов: «Пьянству – нет», «Во вред здоровью, семье и потомству» и «Трезвость – норма жизни!», в стране навалом, и он в их числе. Это своего рода протест! Вы наверняка вспомните такого революционера в лице родственника, соседа или прохожего. И даже, если их глаза не горят желанием привести страну в лучшее будущее, таких можно узнать по стойкому запаху перегара изо рта. Но Родион Псинович. Родион Псинович совершенно не такой, он культурный гражданин необыкновенно высокого сорта! Каждая собака во дворе знала, как он умеет цитировать на французском, крутить фуэте и играть на рояле. И это однозначно пошло бы ему на пользу, если бы в такие моменты он был абсолютно трезв. Однако единственной страстью Родиона была бутылка водки, от того его концерты были постоянными. Кроме вышеперечисленного в его репертуар входили: программа из дедовских анекдотов, демонстративная ссора с соседями и очередная история о том, как он однажды потерял свой палец (каждый день она имела свойство меняться). Но, несмотря на задатки эстрадной звезды, характер его был сложным, противоречивым. И страдал он излишней ехидностью, ленью и вонючестью. Его любили и ненавидели, его боялись и уважали. А, по мнению соседских бабушек, он был ещё и опасным психопатом, угрозой для ребёнка. Только этот ребёнок - младший брат Родиона - Эдуард Злорадин (родный только по материнской линии) смог выжать из этого пользу: например он очень гордился тем, что был обладателем самого громкого голоса на районе, который, естественно, был выработан путём ежедневных криков и плача (плача в основном Родиона). А так же он был обладателем самого тяжелого кулака среди мальчиков восьми-девяти лет. Поэтому стоит усомниться, кто кому был настоящей угрозой: Родион Эдику или Эдик Родиону. Родион понимал это и был умнее. Чтобы не переживать лишних потрясений и поберечь связки брата, мужчина старался днями не показываться дома, пропадая в кабаке «Жарь, Жора!» и общаясь с его местными обитателями. Ему там нравилось. Он был уверен, что молчаливый кабатчик Георгий его просто обожал. И не имеет значения тот факт, что Родион имел привычку устраивать у него погромы, как и то, что много раз Георгий его пьяного выгонял на улицу. Если такое все-таки случалось, то Родион от усталости и внутренней опустошенности доковыливал к дому и засыпал во дворе или подъезде. Сон его любимое занятие, особенно после хорошо проведённого времени. Так случилось одним особенно холодным зимним вечером. Снег шёл с небольшими перерывами уже третьи сутки. Воздух был особенно спёртым и колючим. Дул пронизывающий ветер. Уличные собаки с тоскливым скулежом либо прятались по конурам и сараям, либо плелись вдоль улиц, останавливаясь возле булочных, бараков и пивных и желая попасть в места потеплее. Родион покинул кабак грандиозно, с грохотом и бранью, в этот раз он умудрился обставить четверых таких же культурных граждан в карты на крупненькую сумму, после чего был вынужден оказаться в той самой ситуации, когда пришла пора включить умершего в нём гимнаста и с ловкостью увернуться от летящих в него стульев. Сейчас точные потери в бою ему было не вспомнить, но Родион однозначно был огорчен потерей своего ботинка. – Мама, вытри слёзы, а иначе быть беде-е! Глупые вопросы — что я делаю и где-е! Пропадаю я-я! Ночами пропадаю я-я! – Шатаясь распевал Родион. Покачиваясь из стороны в сторону он подошёл к железным воротам, через которые нырнул во двор,где и жил. Этот двор ничем не отличался от других дворов в Подземкино. Он напоминал собой большой колодец из Хрущёвок цвета определённо-неопределённого, некоторые этажи были жёлтыми, следующие были оранжевыми, зелёными, местами оказывались разбросаны грязные различного происхождения пятнища. А вместе с цветными балкончиками вообще создавалась полная мешанина. Родион называл это «d'artiste nasral na palette», что в переводе с французского означало: "художник насрал на палитру". Дети считали, что их двор похож на лоскутное одеяло. По классике у подъездов стояли скамейки с облупившейся краской и до верху заполненные мусорные баки, которые выносились только раз в месяц. Под окнами росли полисадники, от которых зимой оставались только чёрные прутья и вялые веточки, похожие на уродливые пальцы. В центре двора стояла милая детская площадка с качелями, турниками, железной горкой и песочницей с крышей-грибком. Всё это дело было освещено только двумя работающими фонарями, жёлтым и голубым. Осмотрев двор быстрым взглядом, Родион сделал три шага и внезапно поскользнулся, проехал пару метров и упал, ударившись лицом о ребристый железный борт машины. И тут заорала жестоко бьющая по вискам сирена. – Блять, ёбаный жареный снег! – Взвыв от боли он кое-как поднялся и дополз до детской площадки. Родион болезненно вздохнул, не понимая, почему судьба-злодейка такая сучка. Напоминает его бывшую жену. Родион повалился на облезшую скамейку, держась за ушибленное лицо. Его очень не вовремя застала врасплох усталость. Через пару минут мужчина зарылся с носом в пальто и заснул. Так он пролежал несколько часов, совсем не двигаясь. Выпавший снег успел аккуратно присыпать спящего, но вставать тот не спешил. Сил подняться всё равно не было. От холода мужчина начал бредить. Он только и слышал, что где-то за его спиной кто-то плакал на фоне сигналившей машины. Мимо проходили старые женщины с авоськами, уставшие работяги, детишки с ледянками - все они спешили укрыться по домам. Никто из мимо проходящих соседей не обратил на спящего внимание. Никто даже не стал подходить, проверять: жив ли ещё их сожитель. А когда стемнело, то и вовсе не стало видно, что где-то здесь лежит монстр. Родион просто растаял в темноте, как сахар в горячем чае. Так бы он и замерз на детской площадке, никому ненужный, как последняя сука в волчьей стае. – Дяденька! Дяденька! – Сквозь сон донёсся до него звонкий детский голосок, так похожий на колокольчик. "Дяденька" едва приоткрыл тяжёлые глаза и увидел возле себя мальчика в цветастой курточке и большой кепке, перекошенной на бок и грозящейся вот-вот упасть на землю. Мальчик был на вид лет шести-семи, и походил собой на маленький телеграфный столб с большими глазницами. Он держал в ручонках веревку, за которой тянулись железные санки. Он взволновано улыбнулся, увидя, что Родион проснулся, а потом с размаху хлопнул дяденьку по лицу ледяной ладошкой, чтобы помочь проснуться быстрее. Родион Псинович застонал и лениво попытался отмахнуться. – Слыш, Вася, а ну съебался, ха-ха!– с хриплым смехом, еле шевелясь, сказал он и тут же спрятал лицо. Мальчик, наклонился ближе и любопытно спросил: – Дяденька, а вы что... Хотите стать полярником? Повисла неловкая пауза. Мальчишка продолжил. – Саша рассказывал, что наш папа - полярник, и он работает на северном полюсе. Ещё он рассказывал, что там очень-очень холодно. И чтобы туда поехать, нужно закаляться. Но я до этого никогда не видел ваш способ закалки. Обычно ведь вёдра с водой переворачивают на себя, а не на улице ночуют. Вы ведь закаливаетесь? – Отмораживаюсь, – пробормотал дяденька и снова посмеялся над своим удачным каламбуром, вот он умеет. – Я так и знал! Ваушки! Как здорово! А можно мне с вами? Я тоже хочу на полюс, стать полярным исследователем. Сначала было смешно, но Родион не выдержал этого раздражающего звона и как зарычал на мальчика: – Да мать твою за ногу! Отвали от меня, молокосос! – А… Можно, пожалуйста, не трогать мою маму? – ЕБАЛ Я ЕЁ В ТОЙ КАНАВЕ! Мальчик резко притих, только обидчиво шмыгнул носом. Он немного потоптался у скамейки и убежал, оставив Родиона Псиновича наедине с самим собой, снова. Тут мужчина снова провалился в тяжёлый пьяный сон, но ничего интересного уже не увидел. Пустота… В это время Эдик не спал, как положено обычным детям. Он вообще считал себя ребёнком очень необычным хотя бы потому, что он являлся самым звонким и самым сильным среди своих ровесников. Сейчас мальчик сидел на ковре посреди гостиной и пытался разгадать одну занятную головоломку. Головоломкой оказался старенький самозарядный пистолет ТТ, который Эдик нашёл в диване вместе с парой грязных носков. Головоломка же заключалась в том, чтобы эту штуковину разобрать. Любому ребёнку интересно посмотреть, что внутри любой диковинки. Однако Эдик считал, что вскрывать головы куда интереснее, только не совсем законно, а ещё ковёр будет грязным, поэтому с тяжестью на душе, приходилось довольствоваться старым пистолетом. Всё равно очень занятно. Он, конечно, читал много книжек и знал, что увидит там простой шаблонный механизм, но предпочитал до конца верить в существование лилимонстров, которые могли бы там жить. Самым простым способом проверить теорию, можно было, использовав привычный метод "один с вертухи и над тобой летают мухи", но он точно не будет работать на не живом пистолете, к тому же лилимонстры могут не выдержать такого удара. Поэтому Эдик со всей нежностью и лаской дёргал за все выпирающие и двигающиеся части пистолета и ковырял лезвием все щели, но тот не поддавался. Между делом мальчишка поглядывал в жужжащий телевизор, по которому шли военные чёрно-белые документалки. Внезапно прозвенел звонок в дверь, а затем ещё и ещё. Эдик вздрогнул, швырнул пистолет под кровать и подбежал к двери. В глазке он увидел незнакомого мальчишку, который сразу показался ему на вид дурачком и вообще по-дебильному одетым. Не то, чтобы Эдик многих мальчишек знал и не дружил с ними, из-за прекрасной улыбки и великолепных талантов с ним не особо хотели общаться. По крайней мере, так он оправдывал это себя. Эдик открыл дверь и сразу спросил: – Ты кто? – Паша. – Манная каша. – …Ты думаешь, что я похож на кашу? – Чего тебе надо? – Хочу, чтобы ты ответил на парочку моих вопросов. Во-первых, есть ли у тебя родственники, которые хотят стать полярником? – Что? Я… Я не знаю. Зачем тебе это? – А! О! Сегодня я встретил одного противного дяденьку, который лежал на скамейке и отмораживался. Думаю, он хочет стать полярником, но он не очень хорошо выглядит. Поэтому я решил найти его родственников, которые могли бы вразумить этого невежду. – И чем этот противный дядя пахнул? – Тухлятиной, дымом и непереваренным обедом. – Это же Родька! Эдик сорвался с места, накинул на себя первую попавшуюся куртку, быстро обулся и стрелой выбежал на улицу, а Паша, преисполненный восторгом, побежал за ним, потянув санки, что с лютым грохотом прошлись по лестнице и перепугали пол-подъезда. – А как ты меня нашёл? – Я просто звонил в каждую квартиру, пока не нашёл твою. – …А ты занятный. Оказавшись на улице Паша показал в темноту, где примерно находился дяденька, и двое мальчишек направились к скамейке. – И он давно хочет быть полярником? – Да мать твою за ногу! Причём тут полярники. – Почему всем так интересны ноги моей мамы… – Короче. Он страдает алкоголизмом. – Олкоголицмом? – Алкоголизмом. –А зачем ему страдать олкоголицмом, если можно им наслаждаться? – В этом всё и дело. Только он им и наслаждаться, остальным приходиться страдать. – Что-то я совсем запутался. Он не выглядит так, будто этим наслаждается. – Наслаждается-страдает, какая разница? Всё одно. – Может, он страдает, от того и думает, что если будет страдать олкоголицмом, то будет наслаждаться? – Тьфу на тебя, Паша. Давай лучше думать о том, куда девать этого… Страдающего олкоголицмом, вот, ха-ха. – Звучит, как загадка. Нет ничего лучше хорошей загадки посреди тридцатиградусного мороза в час ночи! – Паша крикнул это с таким воодушевлением, будто он действительно рад такому, а он и рад. – Давай его на санки посадим и домой потащим. – А ты на каком этаже живешь? – На первом. – Отлично, тогда к тебе и потащим. На пятый этаж мы этот мешок с мусором не донесём. Джеронимо! И с этим криком Эдик столкнул Родю на Пашкины санки. Мужчина ударился головой и в непонятках завертелся на санях. – Смешной. Мне кажется, что мы похожи на пиратов! Паша закинул на себя верёвку, и Эдик сделал то же самое.. – На пиратов? Скорее на пару Сенбернаров. – Да. На пиратов. Они кажутся крутыми. А мы тоже крутые. Я видел в одном фильме, как люди-пираты вывешивают на корабли флаги с крутыми черепами и костями. Как думаешь, зачем они это делают? – Книжек тебе нужно больше читать, дурачок. Пираты не всегда так делают, флаг с черепом используют корабли, заражённые всякими болячками, поэтому к ним никто не приближаться. Но чтобы ты знал, я всё равно считаю подобное жутко неприличным! – Вроде впечатляюще по-умному, а вроде та-а-ак скучно. Мне всё же кажется, что они к нам не ровно дышат. Хотел бы я затусить с пиратами. – Фу!!! Зачем? Они же не моются! – Твой брат тоже не моется, вон как воняет. Получается, он пират? – Он не пират, это просто перегар. Но менее противным от этого не становиться. – Перегар появляется из-за олкоголицма? – Нет, из-за лишних вопросов. – Молчу. Родион прохрипел и громко закашлял, привлекая внимание мальчишек. Эдик нахмурился, а Паша расплылся в улыбке. – Смотри! Проснулся! – Не надолго, сейчас он у меня заснёт и больше не проснётся. Я ему сейчас это устрою. – Пробормотал Эдик, иллюзорно закатывая рукава куртки. – Давай он будет засыпать и не просыпаться в другом месте? Например, у меня дома. А то я должен был вернуться несколько часов назад, если Саша узнает, то ой-ой-ой. – И что он сделает? В угол поставит? – Нет! Хуже! – Ремнём выпорит?! – Хуже!!! – Что может быть хуже ремня? – Он заставит задуматься над своим поведением! – Паша… Дурак ты. Слов нет. Мальчик только виновато покрутил веревку в руках. Эдик глядя на него вздохнул тяжело, и они вдвоём потянули санки. Родион, не в силах сообразить, несколько раз открыл и закрыл глаза, а потом вдруг повалился обратно и снова уснул. До квартиры Паши они дошли и доехали без происшествий. Когда Эдик, ругаясь, на чём свет стоит, втащил бесчувственного Родиона внутрь, Паша успел кинуть на ковер куртку и трепетно взбить подушку. Они уложили хмельного мужчину на кровать, сняли промёрзшую одежду, закутали в тёплое одеяло, а после ушли на кухню. Мальчишки пили васильковый чай из большого металлического чайника и ели блины, приготовленные Пашей (ел их только Эдик, да и не то чтобы ел, скорее, пытался не обидеть повара и выжить, потому что в составе угощения было минимум 50% чистой соли). Он наелся одним блином и остальные по доброте братской оставил Роде. Мальчишки ещё около часа разговаривали о пиратах, олкоголицме(или алкоголизме) и обо всех насущных проблемах, которые только могли волновать детей их возраста. К этому моменту в соседней комнате послышалось движение. Родион Псинович проснулся мокрый, голодный и злой от того, что за вечер несколько раз ударился головой. Он с хрипом и в сопровождении головной боли встал со скрипучей кровати и огляделся. Мужчина оказался в маленькой комнатке разделенной пополам высокой перегородкой из переездных коробок. В одной половине, где лежал Родя, было чисто и аккуратно, на стенах висели детские рисунки, а рядом с кроватью было обустроено рабочее место. В другой половине, где лежал матрас, валялись газеты, носки, мусор и разбросанные чашки с засохшим кофе. В коридоре горел свет. Поэтому Родион решил не обращать особого внимания на комнату и сразу вышел в коридор. Мальчики не сразу обратили внимание на него и продолжали свой диалог. – А кем работает твой папа? – Мой папа умер. – Я никогда не слышал про профессию "умер". Чем он занимается? Эдик промолчал, странно смотря на собеседника. Пашка шмыгнул носом. Тут к ним демонстративно постучавшись зашёл Родион. – Êtreounepasêtre, telleestlaquestion! (Быть или не быть, вот, в чём вопрос!) – А! Всё ясно! Нет... Я не понял… – буркнул Пашка и отхлебнул чай. – Проснулся наконец! Мерзавец! Негодяй! Сволочь! – Крикнул Эдик и сразу же вскочил на стул, преисполненный чувством плохо скрываемого негодования и злобы. – Братишка, не кричи. Башка раскалывается, чувствую себя хреново. Мне бы похмелиться… - промычал Родион и без спроса, взяв кружку Паши, отпил оттуда чай. – Не надо тебе хмелиться. Пусть голова болит, так тебе и надо. – Со злостью ответил Эдик. – Я тебе ещё добавлю. Ты у меня попрыгаешь. Знаешь, я тебя скоро к батареие пристегну, а перед этим ты у меня неделю в коридоре на ковре будешь ночевать. Понял?! А когда я вырасту, я от тебя убегу... в Африку! Мужчина вместо ответа поднёс кулак к зубастому рту и… звонко рыгнул. Костяное личико Эдика начало стремительно краснеть до состояния созревшего помидора. Это невероятно унизительно, особенно перед новым другом, приятелем, товарищем, знакомым? Чёрт с ним. Драку было не избежать. Эдик вскрикнул так, что с потолка посыпалась штукатурка, затем он схватил со стола деревянную лопатку и со всей дури, что была в детских ручках, начал бить ей брата, а тот взял половник и начал защищаться. Паша от такой картины ойкнул, стряхнул с головы штукатурку и влез между дерущимися. – Если вы не прекратите, мне придётся... Придётся... Мирить вас силой! Вы должны меня бояться, ведь я очень силён в применении силы! По не понятной причине Эдик и Родя действительно приостановили драку и уставились на Пашу. – Так вот. Раз мы все напуганы мной, то мы можем продолжить. Я хотел спросить у вас, дядя Родя, про олкоголицм! Но не успел Родион сообразить, как за спиной послышался еще один голос. – Паш, ты чего не спишь? Без стука, без скрипа на кухню вошел старший брат Пашки - Александр Череповец, ну или по-простому Сашка. Ни особо выделявшийся, уставший молодой монстр в помятой синей рубашке, кожанке и таксисткой фуражке, таких было полно, и только его взгляд отличался особой осознанностью. Всё же он не просто монстр, а он единственный монстр-студент физ-математического ВУЗа, который располагался аж в другом человеческом городе. В руках он держал недоеденную сосиску в тесте и пакетик ряженки с наклейкой "Красная цена". Младший брат возмущённо шмыгнул и побежал к брату на встречу, прыгая на него, чтобы обнять. – Я много раз тебе говорил, что сон для ленивых слабаков, а я не ленивый и не слабак! Вот так! Старший, вздохнул, не напрягаясь, шлёпнул младшего ладонью по макушке и с непониманием посмотрел на ночных гостей. – Вау. Бро, я поражён, в этот раз дома не собаки, – с кривой улыбкой сказал он. – Когда я говорил, что тебе нужны друзья , я имел в виду немного другое, но ты уже почти на верном пути. На кухне повисло неловкое молчание. Эдик за столом пилил хозяина чёрным взглядом, и тут ещё внезапно Родиона вытошнило содержимым его метафорического желудка прямиком на стол. – Ха-ха, курочка была явно лишней! Сашка озадаченно почесал подбородок и посмотрел на Пашу. Его мнение на счёт всей этой ситуации было однозначно. — Тук-тук. — Саша, не надо! — Тук-тук. — Хех... Ладно, кто там? — Выводи. — Выводи.. кого? — Выводи своих друзей из нашей квартиры. Паша повернулся к молчаливым теням за столом. Эдик ничего не отвечая поднялся, забрал вещи, схватил шатающегося Родиона за руку и поволок прочь из квартиры. – Эй, Сашёк. А это правда, что ваш папа полярник?—Напоследок спросил Родион, ковыряясь в зубах. Александр поморщился от резкого неприятного запаха и подумав пару секунд, ответил: – Да. Пашка выбежал за горе-братьями на лестничную клетку. — Меня зовут Эдик. — За всё врем,я проведённое вместе, мальчишка так и не представился оказывается. — Паша. — Приятно познакомиться, Паша – манная каша. Бывай. – Эдик! Дядя Родя! Спокойной ночи! Так они и распрощались. Паша вернулся домой. Саша вытер грязь со стола, оставленную Родионом и уже лежал на грязном матрасе, разглядывая пятна на потолке, похожие на чудных животных. Младший брат лёг рядом, после этого дяди его кровать настолько воняла, что матрас был даже очень приличным местом для сна. – Хах. Чё как, бро? – Ты сам в курсе чё как, Саш. Ты до сих пор не починил микроволновку. Отнеси её завтра в ремонт. – Окей. – А ещё убери свою часть комнаты! – Окей. – А ещё... – Паш, а ты не думаешь, что нам уже пора читать сказку на ночь? – О да! Я как раз хотел об этом сказать! Не перебивай меня! Саша кивнул, лениво поднялся и взял с книжного шкафа сборник Пушкинских сказок. Каждую ночь они читали не по одной сказке. Паша имел привычку засыпать и просыпаться через пятнадцать минут бодрым и энергичным. Уложить его – один из самых сложных квестов. – Не бойся. Твои друзья не пропадут. – Я не боюсь! Ничего не боюсь! Если только под атмосферно страшную музыку? Саша сел на край и погладил младшего брата по голове. – Давай ту, у которой самое длинное название! – Хорошо. Слушай внимательно. Три девицы под окном пряли поздно вечерком. "Кабы я была царица, –Говорит одна девица..." Оказавшись дома Эдик ещё минуту стоял у двери, не желая отпускать ручку. Ему нужно было время, чтобы обдумать всё случившееся. Он вошёл в комнату Родиона. Брат уже сидел на кровати, державшись за голову и смотрел на одинокую ногу без ботинка. Он поднял глаза на Эдика. Мальчик несколько секунд смотрел на его лицо, а затем повернулся к Родиону спиной. – Ну почему... Почему ты такой? У всех братья, как братья, и только ты у меня такой не родимый. – Какой есть, братишка. – Но... я не хочу чтобы ты был... Таким. – Эдик опустил голову и тихо захныкал. — Ну что ты плачешь, братишка, ну что ты как баба. Всё будет хорошо. Всё будет хорошо. – Ты так говорил на прошлой неделе, и на позапрошлой неделе, и на поза-позапрошлой неделе, и на поза-поза-позапрошлой неделе… –На этот раз точно. – Обещаешь? – ... На этот раз. – Обещаешь? – Спокойной ночи, братишка. Ты у меня самый крутой. Люблю тебя. Без гейства. Родя аккуратно притянул брата и обнял его дрожащими руками. Эдик вырвался и вышел из комнаты, ненадолго задержавшись в дверях. – Хотя бы помойся. – Хах, хорошо. –... Люблю тебя. Без гейства. Эдик наконец-то выключил жужжавший телевизор, после чего всё Подземкино точно провалилось в спокойный сон.