Стакан виски

Камадо соскользнул с высокого табурета, нетвердой, но очень плавной походкой подошел к окну и остановился, раскачиваясь на каблуках и глядя вниз, на «xxc»* улицу. Бармен приготовил виски с содовой и стал до блеска натирать и так чистую, хромированную стойку. Камадо обернулся и прислонился спиной на окно, наблюдая за барменом. За его плавными движениями. Сам же Камадо был невысокого роста, в районе 165, худощавый и слегка смуглый. Его старый и потрёпанный жизнью тёмно-коричневый костюм сидел идеально. Под глазами у Камадо виднелись темные круги. Он выглядел очень усталым, и было в нем что-то порочное. Большие глаза, напоминающие по цвету артериальную кровь, глядели на всех измученно, невесело. Низким, довольно хриплым, волнующим голосом он спросил:       — Где все люди? Почему же здесь так пусто? Заходил ли сегодня Тенген? А, Кайгаку? И после заданного вопроса сразу направился к бару. А Кайгаку отвечал:       — Нет, мой дорогой. Хочешь верь, хочешь нет, но думается мне, что у него проблемы с деньгами. Как и у всех в общем то, после начала «бури»*.Но в его случае я уверен, что он их пропил. — он остановился, чтоб достать очередную бутылку и выставить её на стойку — И я считаю, если они у него появятся, то он сразу же потратит их на алкоголь. Камадо опять же сел на высокий стул, взял любезно преподнесённый ему стакан виски с содовой и вмиг осушил его. Потом глянул на Кайгаку. Тот приготовил ему еще один. В голове уже успел отложиться образ бармена. Сальные и чёрные, как сажа волосы были пострижены не совсем ровно. На щеках красовались полоски шрамов, о которых Кайгаку всегда рассказывал интересную историю с кошкой его девушки. Глаза голубые, выглядят очень чистыми и невинными, но несмотря на это глядят осуждающе. Интересный овал лица. Точно не типичная внешность. После своих раздумий он, оглядев помещение через стакан, вдруг затянул:

Старый добрый виски

Как мы с тобою близки.

Бармен прервал его:       — Нет, Камадо. Эта у тебя выходит хуже, чем ужасно. Давай другую, ну знаешь… ту… Камадо приблизившись к стойке и глядя в глаза Кайгаку, понял без слов и запел в унисон с барменом:

Как бессонница в час ночной

Меняет, нелюдимая, облик твой,

Чьих невольница ты идей?

Зачем тебе охотиться на людей?..

Они оборвали исполнение на высокой ноте. Это было ужасно. Камадо поднял стакан и выпил. Бармен проговорил: — Слышишь, Камадо, хочешь верь конечно, хочешь не верь, но твой долг составляет 1860 йен, дружок. Камадо мрачно взглянул на него и проворчал: — О Господи! 1800 с чем-то йен! Этого не может быть! — и, поразмышляв немного, добавил: — Кайгаку, меня тошнит. Сколько тебе надо выпить, чтобы тебя стошнило? Бармен задумался на минутку: — Хочешь верь, хочешь нет, но, сколько бы я ни выпил, меня никогда еще не тошнило. Всегда словно стёклышко. Камадо встал, подошел сзади к стулу, на котором лежало его пальто, и, с трудом попадая в рукава, надел его. — А я надеялся, что Тенген зайдет, — сказал он. — Где его носит, черт побери? — Он пошарил в карманах: — Кайгаку, у тебя есть 100 йен? Бармен полез в карман, достал монету и положил на стойку. Камадо взял ее, подошел к «фруктовому» автомату, стоявшему у стены, опустил монету в щель и нажал на ручку, ожидая чуда. Когда завод кончился, в окошке автомата один за другим показались три золотистых лимончика. Раздался щелчок — и в руку Камадо упал золотой кружочек. Он слабо улыбнулся. И просто отнёс золотой к бару и положил на стойку. — Первый раз в жизни выигрываю в автомате, — сказал он. — 1800 йен. Я остаюсь должен заведению 60. Ну, с этим мы справимся как-нибудь.