Язык волков

      Давно стал частью волчьей стаи. Давно пришли в жизнь сны, где вместе с братьями и сёстрами охотился на тварей, скрывающихся в потайных уголках города и вредящих людям; и всё меньше и меньше оставалось этих тварей, всё чище и чище становились улицы — неплохо они справлялись! И потому случались ночи, когда можно было отдохнуть.       А чем игра — не отдых? И братья с сёстрами, уводя в один из парков (кажется, в Бернардинский сад), втягивали в свои звериные игры: рычали, заваливали на траву, покусывали за плечи — и виновато вылизывали, когда он вскрикивал из-за особенно сильно стиснутых зубов. В реальности, пожалуй, поостерёгся бы играть с волками — но здесь, во сне, чего бояться такому же волчонку?..       И он тоже рычал и кусался, скалил зубы, носился по траве — и ловил порой одобрительный взгляд вожака. Не должно быть у волков такого взгляда — но это ведь не самые простые волки, так отчего бы им почти по-человечески не смотреть?..       Больше всего нравилось, когда стихал азарт, переставала колотиться в ушах кровь — и волчата разваливались в тени под деревьями. Он ложился рядом и утыкался носом в чей-нибудь беззащитно подставленный живот — а иногда, напротив, свой живот подставлял; и тёплый язык брата или сестры касался обнажённой кожи — до ужаса щекотно, но... так же до ужаса приятно. Звериный это был восторг или человеческий — он не знал; но, распластываясь на траве и задирая футболку, едва не повизгивал от предвкушения. И в груди сладковато потягивало — как, наверное, не должно потягивать у волка?..       Тело человека чувствительнее волчьего — и братья с сёстрами вылизывали друг друга с заботой, но без особенных эмоций. Никто из них не вздрагивал, закусив губу, — а у него сердце подпрыгивало к горлу, перехватывало дыхание, и это — лишь от прикосновений к животу или плечу. Когда же касались бёдер, он чуть-чуть не выгибался от прошивающего вдоль позвоночника жара, зарывался лицом в траву и — мог бы рыкнуть, рукой махнуть, ещё как-нибудь отогнать, но... хотел ли?..       Да, порой он раздевался догола, ведь волки не носят ни одежду, ни обувь, — и ветер гладил спину, росистые травинки холодили ступни, а игры с братьями и сёстрами оставляли на груди зудящие царапины.       Но какой же из него волк, если волкам так вздрагивать и задыхаться не положено?..       После таких ночей просыпался с горящим лицом — и не только лицом, надо сказать. Утыкался в подушку, хоть никто и не мог заметить, заворачивался в одеяло, усмирял дыхание, покусывая губы, — а волки точно в насмешку запрыгивали на кровать и слизывали с висков и шеи выступивший пот. Но в реальности — какое счастье — прикосновения их языков оставляли равнодушным. Быть может, потому что здесь волки состояли скорее из теней, чем из плоти и крови?..       Бесновалось внутри колючее чувство вины: нельзя так, неправильно, нехорошо! — но он, стиснув зубы, ждал, пока сварится кофе. И лишь с кружкой — будто со спасительным кругом — в руках позволял наконец затопить себя с головой: с кофе всё не так страшно, авось как-нибудь выплывет.       Кивал послушно: да, неправильно, меня не волчьи языки должны с ума сводить, а ласки любимого человека. Да только что поделаешь, если человека нет, а волки — вот они, поджидают в каждом сне? И вовсе не так часто выдаются свободные и полные игр ночи; подумаешь, разок в неделю-две поваляется в траве с другими волчатами...       Пожимал плечами, отпивая кофе: кому от этого плохо, кто страдает? Точно не он; да и волки, кажется, ничуть не в обиде, даже рады о собрате позаботиться.       Зачем же тогда отказываться от ласки — между прочим, совершенно безобидной? Он видит границы, отличает сны от реальности и вовсе не собирается кидаться на поиски какого-нибудь волка или на худой конец собаки, чтобы заставить вылизать себя во всех чувствительных местах. А значит, имеет полное право заниматься тем, что приносит удовольствие.       Общество, узнав, осудило бы — так оно ещё за «детские фантазии» о преследующих волках осуждало. Не пошло бы оно, это общество?..       Сколько бы ни спорил, внутренний голос продолжал настаивать, что так всё равно нельзя, — изо дня в день. Но это не мешало засыпать со спокойствием и лёгким предвкушением — ведь там, во сне, уже ждали волки, чем-то они займутся сегодня? Поймают и порвут на клочки очередную тварь, неизвестно откуда заползшую в город, — или отправятся играть в Бернардинском саду?..       Все варианты придутся по душе, а значит, будут хорошими и правильными: на что ещё смотреть, как не на свои ощущения?       И как бы ни вздрагивало от волчьих прикосновений чувствительное человеческое тело — он, принятый в стаю, имеет полное право считаться волком.       И общаться с другими на языке волков.