Минуты Отчаяния.

Ты мне обещаешь смерть, но мне не страшно.

Хочешь, чтобы болел?.. Болеет каждый.

Однажды я вернусь, чтобы зажечь тебя опять

И скурить тебя полностью, но уже в последний раз.

Хрупкий невысокий парнишка заходит внутрь такой же небольшой квартирки, аккуратно прикрывает за собой дверь. Можно, конечно, и хлопнуть, да со всей силы, чтобы стены затрещали, но не хотелось. Хотя бы потому, что хозяин этой самой двушки слишком добр, даже чересчур. — Иль? Ты тут? — тихо зовет шатен. Снимает рюкзак с плеч, откидывает его в угол коридора. Легким движением руки нажимает на выключатель, и комнату озаряют тусклые лучи света. Странно. Никто не ответил. — Иля?.. — чуть громче повторяет парень, проходя вглубь помещения. Даже не стал снимать куртку и переодевать уличную обувь, потом обязательно извинится и уберется. Заглядывает в их общую комнату, внимательно осматривает ее. Никого. Тишина начинала давить, а одиночество — угнетать. Старший садится на край дивана, который расположился в зале, совмещенном с кухней, шарит по карманам в попытке найти телефон. Успешно. Парень включает телефон и щурится от света яркого дисплея, развеявшего полумрак одной из комнат. Всматривается в время — без двадцати минут десять. Пары Ильяса же должны были закончиться час назад, он сам вчера говорил об этом. — Позвонить надо… — шепчет. Шатен часто разговаривал сам с собой, озвучивая даже простые действия вслух. От этого не было так пустынно на душе. Судорожно вздыхает, тонкими пальцами набирает до боли знакомый номер. Парнишка колеблется пару секунд. Вдруг Дейти занят? Мешаться совсем не хотелось. Резко качает головой, нажимает на кнопку вызова. Иля сам шутил, что будет на связи даже во время ядерной войны. Два гудка режут тишь, третий и вовсе выходит донельзя громким. — Привет, Андрюш. Чего звонишь? — от родного звонкого голоса на проводе, кажется, невозможно не чувствовать себя счастливым. Всяко, Андрей иначе не умел. — Да так… — вновь тихо отвечает Чилл, смущенно отводя взгляд. Он уже успел забыть, насколько влюбленной малолеткой может себя ощущать в компании Ильяса. — Соскучился. Ты сейчас где? — Со вписки домой иду, из того самого клуба, где мы с тобой сидели. Тоже соскучился, знаешь? — отзывается Иля, последнюю фразу добавляя с особой теплотой. Приятно, конечно, но шатен все равно осуждающе фыркает. Старался едва слышно, но младший как назло услышал и обиженно добавил. — Да брось, кис, я не пил. Я же обещал тебе. Просто друзьям компанию составил. Старший слабо улыбнулся. Может быть, для кого-то оправдания Дейти звучали бы глупо, но парнишка ему верил. Хотелось верить всем нутром, Ильяс же очень много хорошего сделал для него. — Я понимаю, — беззлобно хмыкает Андрей. После произносит с особой нежностью. — Возвращайся скорее, хочется с тобой время провести. Подзаебало на учебе постоянно пропадать. — Можем фильм посмотреть, когда я приду, — почти тут же предлагает собеседник, усмехнувшись собственной проницательности. Отвечая на немое «какой именно?», тянет. — Например, «Дюну». И еще один знаю, хороший такой. Подожди, название только вспомню! Чилл послушно молчит, позволяя партнеру полностью погрузиться в свои мысли и игнорировать происходящее вокруг. Сам ведь идей почти не имел, вся инициатива легла на плечи Ильяса. Повисшая тишина позволяет воспринимать намного больше обычного. Например, как снег под чужими ногами перестает неприлично оглушительно хрустеть, сменяясь, кажется, голым асфальтом, покрытым льдом. Так ненавистна зима. А еще шатен отчетливо слышит визг шин, стирающихся о гололедицу, и лязг тормозов, что отчаянно пытаются остановить автомобиль. Мозг вырисовывает эту картину слишком ярко, отчего сердце болезненно замирает. Теряет такие нужные сейчас секунды из-за слишком живого воображения. — Иль, там машина! — выпалил парень. Слышит удивленное: «Разве?», но слишком поздно. Оглушающий звон сигнализации какой-то легковушки. Андрей испуганно жмурится. В одно смешались два самых ужасных за всю жизнь звука: болезненный вскрик дорогого голоса и удар металлического транспорта о хрупкое человеческое тело. Черт побери. Парень даже не ощущал никаких эмоций. Пустота заставляла чувствовать себя самым отвратительным человеком в этом мире просто потому, что ощущать буквально ничего — это неправильно. Неправильно, невозможно, низко, мерзко. Ужасно. — Я скоро… — потерянно шепчет Чилл, даже не понимая, что ему вообще делать. Скоро. Скоро… Скорая. Точно. Парень моргает, отгоняя пелену отчаяния и безысходности. Рывком поднимается на ноги, сбрасывает звонок, по которому некогда раздавался любимый голос, а теперь же вновь распространялась тишина. Кажется, тот урод просто уехал. А вокруг даже никого нет, чтобы помочь. Лишь бездыханное изуродованное тело останется лежать на трассе, окрашивая черные камни в алый. Нет. Хватит. Не до того. Даже если поблизости не будет никого, то на место всегда прибежит старший и протянет руку помощи. Набирает впервые за жизнь пригодившееся «03». Гудки длились мучительно долго. — Скорая медицинская помощь города Санкт-Петербург слушает, — раздается на том проводе. Голос милый, звонкий. Диспетчером точно был юный парнишка, которого тоже кто-то ждет дома… Блять. Слишком сильно напоминает. Перестань. — ДТП. Количество пострадавших — один человек. Парень, восемнадцать лет, — коротко отвечает Чилл, бегом направляясь к выходу из квартиры. Он был очень удивлен твердости своего голоса, которая была только на руку. — На Лиговском Проспекте Пятьдесят, около бара «семнадцать ноль три». Вызвал Андрей Журавкин, девятнадцать лет от роду. Я сам не на месте, к сожалению, не смогу сказать симптомы у пострадавшего, буду там только через пятнадцать минут и встречу вас. Мы по телефону говорили, его прямо тогда сбили, больше он не отвечал. Нельзя ни минуты терять, понимаете!.. Тут же обрывает себя. Кажется, перебрал с эмоциями, их ведь вообще быть не должно. Это же звонок диспетчеру, нужно быть максимально лаконичным, отвечать только по делу. А у шатена теперь так предательски дрожит голос, так предательски подгибаются ноги… — Вызов принят, ожидайте наряд под номером три, — чужая фраза заставляет душу трепетать в надежде. Не все потеряно! Он успеет как раз к приезду скорой, все будет хорошо, так ведь? Раздается громкий длинный писк, и старший тоже сбрасывает трубку. Пулей выбегает из помещения, даже не запирая его. Банально некогда. Все равно самое дорогое для парня сейчас находится не в двушке, а на треклятом Лиговском. Андрей сам не помнит, как почти что добежал до бара. Упамятовал лишь гулкий стук собственной крови в ушах, спертое тяжелое дыхание и ноющую боль в ногах. Но все не то, все можно отложить куда-то на затворки разума, пометив мимолетными ощущениями. На кону стояло самое важное. Буквально мир для парня. Точнее, человек, показавший, что вокруг существует много чего помимо вечной боли. Человек, показавший, насколько много красок можно добавить в бренную жизнь. Человек, показавший, что не стоит циклиться только на сером цветокоре. Шатен сворачивает в очередной переулок, замирает около пешехода. Проклятого пешехода, потому что сейчас парень ненавидел его больше всего. А еще того самого водителя, который не удосужился хотя бы проверить, что там с Ильясом. С его, блять, Илей, у которого тоже может быть семья, как и у того урода за рулем! Окидывает беглым взглядом трассу, находя на ней огромную алую лужу. Чилл шумно сглатывает, смаргивает непрошенные слезы, только-только проступившие на карих глазах. Нет-нет, это все не с ним. И не с родным Дейти, который должен перезвонить и вспомнить название фильма на этот вечер. Перезвонит же?.. Ступор прерывают ярким светом фар промчавшейся мимо машины. Именно сейчас парень мог искренне пожалеть, что не сделал еще пару шагов, выйдя на пешеходный переход. Но нельзя. Иля же очнется, оклемается, у них будет все, как прежде, стоит только подождать и поберечь себя. И найти его. Тело, у которого обязана еле заметно вздыматься и опадать грудь. Тело, у которого обязано с трудом находиться слабое сердцебиение. Ильяс обязан жить. Он же клялся всегда быть рядом, он же всегда выполняет свои обещания. Шатен вновь оглядывает проезжую часть, теперь уже ища конкретные очертания. С трудом, но замечает родную фигуру, бережно оттащенную в кусты. Наверное, тот самый водитель и отнес. Какая же любезность, блять! Правда, Андрей не замечает даже слабого дыхания у Дейти. Но списывает это на свою невнимательность, игнорируя, что сам по себе он довольно дотошный и ответственный. Несколькими шагами преодолевает расстояние между ними, опускается на колени, а после и вовсе садится на холодный снег. Мороз пробирал до костей, только вот разум списал со счетов и это ощущение. Иля действительно такой, каким рисовала его собственная больная фантазия, собственные страхи, спрятанные где-то в чертогах и вылезшие в самый неподходящий момент. Весь бледный, будто кровь перестала циркулировать по венам еще час назад. Красные пятна, пропитавшие одежду насквозь, совсем его не красят, ровно как и неестественно вывернутая правая рука. Некогда красивые зеленые глаза сейчас определенно остекленевшие и безжизненные. Как же повезло старшему этого никогда не узнать, ведь кто-то заботливо их закрыл. Даже кричать не хотелось. Эмоций совсем не было, только слезы слишком непрошенно лились по щекам. Сами, Чилл просто чувствовал обжигающее тепло на своих щеках. Это давило на парня. Наверное, он та еще мразь, раз сейчас ничего не чувствует. Прямо как и говорили его одноклассники когда-то. Бесчувственная тварь, которой повезло иметь такую хорошую опору, как Дейти. Андрей слышит множество торопливых шагов. Бригада прибыла, кажется. Поворачивает голову и лишь убеждается в собственной догадке: группа медиков спешила к парню. Чилл отвернулся обратно, понурил голову, кинув виноватый бессильный взгляд на родные закрытые глаза. Даже не думал об этом, заглянет ведь потом, когда Ильяс в себя придет. Они же еще не раз встретятся, не раз посмотрят друг другу в глаза, не раз поцелуются, прошептав слова любви напоследок. Это еще повторится. Не нужно отдаваться скорби. Иля обязательно-обязательно придет в себя. Кивнув своим нелегким мыслям, шатен поднялся на абсолютно ватные ноги. Сделал небольшой шаг назад, освобождая место для работы подбежавшим врачам. Только спустя несколько секунд до него донеслась сирена машины, завывающая так истошно, словно это у нее сбили возлюбленного. Пусть хотя бы рев мигалок будет отражением тех эмоций старшего, которые тот пока еще не испытал. И не испытает. Ни за что. Дейти же не умер, и он бы точно не оценил похороны себя раньше времени. Он же всегда учил Андрея верить в лучшее, потому что «ты такая киса, даже тошно представлять, что тебе могут сделать больно». Черт. Это было слишком реалистичное воспоминание. Не стоило так ярко его представлять. — Назовите имя пострадавшего, — доносится абсолютно незнакомый голос до ушей, вырывая Чилла из пучины воспоминаний. За последнее парень был даже благодарен подошедшему работнику скорой помощи. Шатен кидает быстрый взгляд на трех врачей, окруживших тело Или. Один из них держал руку на тонкой шее пострадавшего, пытаясь найти пульс. Затем парень заглядывает в глаза неизвестного, старательно кутавшегося в синий халат. — Ильяс Нигматулин, — тихо сипит Андрей. Временный собеседник коротко кивнул, затем его глаза наполнило сожаление.

— Ильяс Нигматулин, время смерти — двадцать два часа двадцать две минуты.