Не будет никаких счастливых концовок

***

Тсуне холодно. Холодно до ужаса, до красных, не сгибающихся, онемевших пальцев, в которых даже ложку толком не удержишь. Кажется, эта пытка длится всю жизнь, а она никак не привыкнет. У нее -почти-мертвая- голубоватая кожа, тонкая настолько, что вены, кажется уже не внутри, а снаружи. По-мертвецки серые ногти и пустые, непроницаемо-черные -теперь- глаза. Волосы - короткие, по-мальчишески стриженые, местами подпаленные и с сединой на висках. Тсуна кутается в огромные шерстяные свитера и жалеет что проснулась, каждое утро. Жалеет с того момента как впервые проснулась в этой кровати. Лучше бы не просыпалась. После того, как все закончилось. После того, как они ушли.

***

Её жизнь - сплошной абсурд. Нелепая до истерических колик в животе, и в то же время сложная настолько, что когда смотришь на странгуляционную борозду у себя на шее чувствуешь лишь печаль. Печаль и обиду, если быть точнее. Печаль - потому-что бинтов уходит много, обиду - потому-что веревка порвалась. Она -наивная-дура-господи-за-что- хотела жить. Кричала, молила, в ногах валялась и терпела пинки по ребрам, но жить хотела. Вернуться хотела. К ним. Как выяснилось - зря.

***

А теперь она прячет в конец посиневшие ногти поглубже в карманы куртки на три размера больше, и вздрагивает ото льда внутри себя каждый раз, с интервалом в пятнадцать секунд. Улыбается во весь рот -потому-что-захотелось- спонтанно, некрасиво, горько, резко, страшно,

зло.

***

Губы - потрескавшиеся, искусанные, кажется из одних только пленочек состоят, красные - не по-естественному, от мороза, а от крови. Кровь везде - во рту, течет из прокушенной щеки; в носу - давление подскочило в -как-жаль-что-не-до-инфаркта- очередной раз; на пальцах - кожа сухая, трескается; на запястьях-бедрах-животе. Кровь уже везде. Кровь в воздухе. Пахнет. Кровью. Она и затылок бы -уже- разбила - только крови больше, только боли больше и понимания. Понимания, что Она не придет. Оставит мучатся, истекать слезами, соплями, кровью, но не придет. Или придет, но не заберет. Это даже хуже, чем если бы не пришла. Постоит рядом, посмотрит безразлично, пусто, хотя на губах смешливая улыбка, и уйдет. - Ты же жить хотела. Ну, живи. И уйдет. Как ушли они. Как ушли они все. А она -Тсуна- останется, будет захлебываться слезами, искать пятый угол в круглой комнате. И может быть потом, только "может быть", когда слезы закончатся, сопли выйдут, а в горле пересохнет, она закурит и пошлет всех нахуй. Вытянет себя из этого дерьма сама. Потому-что надо было. Надо было слушать Джотто.