disappearing — исчезая.

      Совершенно не понимаю, что вселяется в меня, когда спустя две недели после нашего первого и последнего совместного просмотра фильма с Юнги, я сажусь в машину рядом с Чимином и еду в сторону стадиона Олимпик.       Ощущаю, как тело покрывается мурашками от каждого пройденного километра и мыслей, что пронзают одна за другой. А вдруг он узнает? Вдруг поймёт, что я пришёл?       Нет! Он ни за что не догадается. Он никогда не поверит в то, что я смог приехать на его шоу. Никогда.       И это «никогда» становится моим проклятьем. Начинаю верить в это «никогда», забираясь на слишком близко расположенную к сцене вип ложу, мысленно проклиная Юнги, который мало того, что сам не пришёл, так и билеты купил самые палевные. Обдумываю очередной способ убийства Юнги и ловлю на себе улыбку Чимина.       Не простую улыбку. А улыбку, означающую: я-знаю-о-чём-ты-думаешь, и я-буду-весь-вечер-стебать-тебя.       Стараюсь удержать себя от того, чтобы выкинуть его за борт трибуны, и закатываю глаза. Руки трясутся, когда я замечаю, что стадион заполняется почти полностью. За исключением тех верхних рядов, которые за кулисами. Ловлю себя на мысли, что хотел бы сидеть именно там. Чтобы наблюдать за тем, как всё выглядит изнутри. Но успокаиваюсь, понимая, что забегаю наперёд.       Решаю осмотреть трибуны, и меня вырубает слишком сильный удар эмоций. Когда весь стадион заполнен лицом Тэхёна, которое изображено чуть ли не на каждой футболке и плакате. Ощущаю сильное давление, будто каждое из этих лиц ненавидит и презирает меня за то, что я осмелился прийти после того, как обидел его.       Но я не смотрю больше в его осуждающие глаза, а лишь сильнее натягиваю маску на нос, перевожу взгляд в сторону огромной сцены, ощущая непонятную связь с этим местом. Словно это всё не может быть правдой. Словно он не может просто выйти и встать туда совершенно спокойно, а ещё и петь. Невозможно. Неужели можно просто купить билет и увидеть его? И для этого не нужно его разрешение.       Почти произношу вслух то, что надеюсь, что он не выйдет на сцену, ощущая эгоистичное чувство собственничества. На самом деле Тэхён принадлежит им больше, чем когда-либо принадлежал и будет принадлежать мне. Мирюсь с этой мыслью. И смотрю на Чимина, который заворожен масштабами происходящего.       Чимин даже не раздумывал, когда я предложил ему сходить на концерт вместе со мной и Юнги. Я и сам в последнюю секунду сказал «да». До сих пор раздумываю над тем, чтобы встать и уйти. Но какая-то неведомая сила держит меня.       Резко выключается весь свет. На экране начинается обратный отсчет.       Первая секунда, когда Тэхён восходит на сцену, становится для меня мгновением, которое навсегда запечатывается в памяти. В зале вдруг воцаряется полная тишина, словно весь мир замер в ожидании. Я чувствую, как замирает сердце, и в этот момент всё вокруг теряет смысл. Тысячи взглядов устремлены на одну точку, и я, затаив дыхание, не могу отвести глаз от сцены.       3…              2..              1..       Вот и он. Реальный. Самый настоящий. Свет прожекторов резко вырывается из темноты, окутывая его ауру, и я вижу его силуэт. Всё ещё не вижу его лица, но точно узнаю этот изгиб талии. Он стоит там, как будто весь мир принадлежит только ему. Как будто он тот, кого послали спасти человечество. Ловлю себя на мысли, что так оно и есть. В каком-то смысле он спасет их всех. По крайней мере тех, кто сейчас тут. В этот миг меня охватывает волна эмоций: восторг и трепет, страх, нежность и нескончаемая тоска — всё смешивается в одно целое. Я не могу оторваться от этого зрелища, хотя внутри меня бушует шторм.       Тэхён начинает медленно подниматься, и я ощущаю, как меня пронизывает электрический ток. Его фигура, освещённая светом, становится центром моего мира. Я не могу поверить, что он снова здесь. Внутри меня всё замирает, и я осознаю, насколько соскучился по нему за эти двадцать девять дней, сколько-то там часов и минут… и всё начинается стираться из памяти. Еле сдерживаю себя от того, чтобы попросить Чимина ущипнуть меня. Это чувство пустоты, которое я пытался подавить, вдруг накрывает меня с головой, и я не могу сдержать дрожь.       Он делает шаг вперёд, и я вижу, как его губы расплываются в той самой улыбке, от которой у меня перехватывает дыхание. Эта улыбка словно обещание, что всё будет хорошо, что он здесь, что он снова с нами. Я ощущаю, как в груди разгорается пламя надежды, и одновременно меня охватывает страх. Страх желания коснуться рукой его кожи. Свет играет на его лице, подчеркивая каждую черту, каждую эмоцию. Я чувствую, как гордость переполняет меня. Гордость за то, что он достиг всего этого, и за то, что когда-то он был частью моей жизни. Я понимаю, что он не просто артист, он — что-то выше, чем всё это. Все эти термины.       Тэхён начинает петь, и его голос пронзает меня, как острый нож. Каждая нота, каждый аккорд — это откровение, это напоминание о том, что я потерял. О том, на что никогда не имел права. Я закрываю глаза на мгновение, позволяя музыке поглотить меня целиком, и в этот момент чувствую, как слёзы подступают к глазам. Я скучал по нему.       Кажется, он счастлив, впервые вижу его искреннюю улыбку, когда он поглощен тем, что любит. Чимин уже в который раз говорит мне о чём-то, чего я не слышу. Я не хочу слушать больше ничего, кроме голоса Тэхёна. Он наконец осознает это и прекращает попытки что-то сказать. Но, кажется, он просто в восторге.       Каждый раз, когда одна песня сменялась другой, я мысленно добавлял их в плейлист. Да, я до сих пор не слушал его музыку. И открываю его для себя с новой стороны. Всё настолько волшебно, что я даже не замечаю, как он уже прощается с залом, и вокруг плачут все, кроме нас с Чимином. Если честно, я бы тоже заплакал, не будь здесь Чимина. Однако остаюсь на месте, не осмеливаясь сдвинуться.       — Он просто ошеломляющий, шоу было нереальным, — выговаривает Чимин. Кажется, под большим впечатлением. Он встает с места, направляясь к выходу. Но затем понимает, что я не собираюсь уходить. И без лишних вопросов возвращается, садясь обратно. Зависаю на месте, стараясь продлить момент нахождения с Тэхёном в одном помещении. Всё ещё ощущаю покалывание в сердце и встаю, наконец, заметив, что почти все вышли.       Под непонятным гипнозом иду за Чимином, который, слава Богу, ничего больше не говорит. Это было лучшей идеей, взять с собой именно Чимина. Он, кажется, понимает меня без слов.       Заходим на парковку, предназначенную только для тех, кто сидел в вип ложах и сотрудников самого стадиона. Не замечаю почти ничего, прохожу к машине, боясь обернуться и сделать неправильный выбор.              Краем уха ловлю знакомый голос и манеру разговора. Стараюсь не обращать внимания. Потому что очевидно, что он здесь. Кто, если не Минхо? Как он может пропустить концерт своего парня?! Чёрт бы его побрал.       Только вот я окончательно схожу с ума, когда поднимаю глаза и замечаю разбитый нос Минхо, и охрану, которая крутится вокруг него. Ловлю пару фраз из их разговора и перестаю ощущать землю под ногами.       «… не надо… он всё равно сдохнет… пусть лежит там».       Перестаю дышать на секунду, ощущая смесь агонии и жуткого страха.       Не помню, как оказываюсь верхом на Минхо, избивая и нанося удары в уже разбитый нос. Не помню, как заставляю его выдавить из себя местонахождение Тэхёна. Не помню, каким образом Чимин, вырубив третьего охранника, хватает Минхо за шею и кричит мне бежать быстрее к Тэхёну.       Ощущаю, что ноги превращаются в почти невесомость, когда они со всей скорости несут меня в вип ложу номер девять. Снова и снова повторяю себе номер. Кидаюсь к работнице, спрашивая, как быстрее туда добраться, не одарив её даже простым «спасибо», несусь к нему.       Боюсь не успеть. Больше всего в жизни. Кажется, путь никогда не закончится, я бегу и бегу, снова и снова.       Нет. Его нет в девятой ложе. Этот подонок соврал.       Слышу шум, исходящий со стороны туалета рядом с ложей. Бегу. Так быстро, как могу.       Ноги подкашиваются, когда вижу перед собой безжизненно лежащего на полу парня, который только что танцевал и пел так, словно он самый счастливый человек на свете.       С трудом смотрю на его шею. Слава Богу. Это не Шинхо. Это Тэхён. И он жив. Клянусь, он жив. И будет, пока есть я.       Кричу его имя несколько раз, прежде чем притронуться и схватить его. Поддев одну руку под спину, а другую под колени, бегу со всех сил, почти не ощущая его веса на себе.       Просто дыши. Ты жив. Ты, клянусь, жив. Просто дыши дальше.       Застегиваю его на переднем сиденье, сажусь за руль, достаю телефон из кармана, бешусь, что руки так сильно дрожат. Набираю нужный номер, рывком выруливая с парковки. Нарушая все возможные законы физики. Боковым зрением замечая то, что Чимин, накинув капюшон, идёт к выходу, не оборачиваясь. Радуюсь.       Не знаю на чьих крыльях мы так быстро прилетели к клинике, но Намджун с медсестрами уже ждёт с каталкой у заднего входа. Влетаю во двор, отстегиваю его ремень безопасности, вижу, как дверь с его стороны открывается и Намджун с ещё одним парнем забирают его. Он исчезает прежде, чем я успеваю выскочить из машины. Бегу за ними.       — Чонгук! — кричит Намджун. — Что случилось? Бегу за ними.       — Не знаю! Я не знаю, Намджун! — отчаянно кричу в ответ.       — В реанимацию! — последнее, что я слышу прежде, чем Тэхён исчезает у меня из виду. Прежде, чем он ускользает из моих рук. Прежде, чем я успеваю осознать, что произошло на самом деле.       Вспоминаю о последних словах, что говорил ему. От этого хочется содрать с себя кожу заживо.       «Ты мне не нужен».       Готов забежать в реанимацию, лечь рядом, разрезать своё тело и отдать любой орган, который может привести его в себя. Не знаю, что ещё сделать.       Схожу с ума. Уже сорок пять минут. Минуты, которые длятся, как столетия.       Молюсь, сильно и громко.       Меня пытаются успокоить. Отбрасываю стакан воды, предложенный медсестрой. Зарываюсь головой в руки, садясь на пол рядом с дверью, на которой зловеще горят слова: «Идёт операция». Сверлю взглядом, надеясь хоть телепатическим образом превратить их в надпись: «Операция окончена».       Снова трясу головой, понимая, что ему не нужна операция.       И скорее всего они просто пытаются его реанимировать.       «Ты мне не нужен».       ТЫ НУЖЕН МНЕ!       Насколько сильно мне нужен Тэхён? У меня самого не было ответа на этот вопрос. Я просто не умел считать до таких масштабов. Никто не умел. Потому что это — бесконечность. Он нужен мне до бесконечности.       И я это осознаю, когда Намджун выходит и произносит самые важные слова для меня: «Он выкарабкался».       И я понимаю, что на самом деле выкарабкался я. Рухнув на пол, не могу сдержать слёз. Я знал, что он жив, и знал, что он будет жить, я трогал его сердце. Но что-то внутри настолько сильно кричало о том, что возможно «нет», что я чуть не начал верить в это. И всё равно я продолжаю рыдать, как последняя маленькая девчонка. Намджун соскребает меня с пола под мой шквал благодарностей и сотню просьб дать взглянуть на Тэхёна, и уводит меня в свой кабинет. Я мочу уже пятую салфетку насквозь. Нескончаемый поток слёз. Но более-менее прихожу в себя. Намджун садится рядом.       — Ты знаешь, что… — он не успевает договорить, и я отворачиваюсь.       — Не произноси…       — Значит, ты в курсе? Я был уверен, что ты сразу понял.       —… сколько? Сколько он принял?       — Думаю, не меньше двух миллиграммов.       — Значит, вколол. Да?       — Да, и ты знаешь, что мне нужно передать это…       — Молчи. Ты не станешь этого делать.       — Я… обязан… к сожалению. Тем более я просто хирург, его лечащий врач вообще другой.       — Намджун! Ты не будешь этого делать и точка. Ты хочешь разрушить его карьеру? Ты знаешь, что случается с такими артистами в Корее. Он не переживёт этого.       — Но…       — Намджун! Он дорог мне. Понимаешь? Ни за что. Я не позволю. Только через мой труп. Полиция, медкомиссия, он не должен проходить через такое!       — Ты оказываешь ему медвежью услугу.       — Намджун. Или ты уволен, или ты держишь свой рот на замке! — хватаю его за белый халат, стараясь выглядеть уверенно.       — Мой босс не ты, а твоя мама. Так что…       — Твоим боссом будет сейчас унитаз, об который я разобью твою голову, если ты не замолчишь!       — Закрой свой рот, скотина мелкая! — Намджун хватает меня за шею и усаживает на место. — Сдвинешься отсюда, и я вырву тебе язык. Ишь удумал, угрожать мне. Сошка мелкая.       — Не говори маме, — наконец кидаю ему вслед отчаянно.       — И не собирался, успокойся уже. Я понял, что он очень важен для тебя, я разберусь с этим.       И он выходит, оставив мне надежду. Я знаю, что Намджуна ничуть не задело моё поведение, он прекрасно понимает, что мне плевать на клинику матери, и даже охрана меня не знает. Я хожу сюда только из-за Намджуна. И понимает то, насколько он дорог мне и Хосоку.       А я начинаю осознавать, что список тех, кто мне дорог, начинает пополняться с какой-то космической прогрессией. И от этого голова начинает гудеть. Пытаюсь поговорить с самим собой вслух. И понимаю, что я просто бегу от главной мысли. Избегаю этого. Избегаю тот факт, что единственный человек, который мне нравится больше, чем должен — тот, кто заставляет хотеть жить ради него — непрерывно сам идёт к гибели.

Он принимает наркотики.

Ким Тэхён наркоман.

Тот, кто заставил меня почувствовать к себе бесконечность — наркоман.

***

      «Когда душа разрушается, она не издает звука; это тихая катастрофа, где каждое мгновение боли — это шепот о потерянных мечтах и разбитых надеждах, оставляющий только пустоту, которую невозможно заполнить». (с) Чонгук.       Я стою на пороге палаты, сердце колотится в груди, словно дикий зверь, пытающийся вырваться на свободу. Я знаю, что мне нужно войти, но ноги словно приросли к полу. Внутри меня бушует буря эмоций: страх, тревога, невыносимая боль. Я глубоко вдыхаю, пытаясь взять себя в руки, но каждый вдох кажется обжигающим.       Как только я пересекаю порог, тишина обрушивается на меня, как холодный дождь. В комнате стоит запах антисептиков и чего-то ещё, что заставляет меня чувствовать себя так, будто я оказался в каком-то кошмаре. Я поднимаю взгляд и вижу его — Тэхёна. Он лежит на белоснежной койке, окруженный медицинским оборудованием, которое непривычно мигает и издает тихие звуки. Я замираю, когда вижу его бледное лицо, синие губы и закрытые глаза. Это не тот Тэхён, которого я знаю.       В этот момент я чувствую, как в груди образуется пустота, и она стремительно расширяется, поглощая всё вокруг. Я вспоминаю, как он стоит на сцене, как его голос наполняет зал, как он дарит радость десяткам тысяч людей. А теперь этот человек, этот источник света, лежит здесь, безжизненно и молчаливо. Я шагаю ближе, не веря своим глазам, не в силах осознать, что такое может происходить с ним.       Опускаюсь на колени рядом с его койкой, и мир вокруг меня начинает расплываться. Я беру его холодную руку в свою, и в этот момент мне кажется, что я держу в руках весь мир, который рушится. Его кожа такая холодная, такая чужая. Я прижимаю его ладонь к своей щеке, надеясь, что это как-то поможет ему вернуться.       Сижу рядом с ним, и слёзы начинают катиться по моим щекам. Я не могу сдержать их. Они текут, как река, поднимая на поверхность все те воспоминания, которые я так старательно прятал.       Каждая секунда тянется бесконечно, и в голове проносятся мысли, которые не дают покоя. Как такое могло произойти? Как я мог не заметить, что он торчит? Где я проглядел? Совершенно везде. Я ничего и никогда не знал о нём. Понятия не имею, кто этот парень, лежащий передо мной. Но осознаю, что не могу его потерять, ни за что.       Я чувствую, как во мне растёт безысходность, и она сжимает меня в своих цепких объятиях. Я не знаю, как жить в мире, где Тэхён делает такое с собой…       — Я не отпущу тебя, — шепчу я, как будто это может изменить ситуацию. Я держу его руку, надеясь, что моё тепло вернется к нему, что он снова откроет глаза и улыбнется мне. Но тишина остается единственным ответом. Я чувствую, как моя душа разрывается на части, и в этот момент осознаю, что моя жизнь навсегда изменится.       Я беру его руку, еле сдерживая слёзы, когда вижу его разбитые костяшки. Снова. Прижимаю эту руку к своему сердцу, словно пытаясь передать ему всё то тепло и поддержку, которую он всегда дарил мне. Я знаю, что должен быть сильным, но в этом моменте вся сила покидает меня. В этом бесконечном ожидании я понимаю, что, возможно, никогда не смогу справиться с этой утратой.       Его глаза медленно открываются, и я ощущаю, как мои лёгкие наконец начинают наполняться воздухом, прекращая душить меня всепоглощающей болью.       — Эй! — вскакиваю, чтобы поправить кислородную маску на его лице, которая мешает ему. — Всё хорошо… ты в порядке. — Говорю это и сам не верю, понимаю, что он не в порядке, и что ещё долго не будет. Но решаю соврать.       — Ч…Чон…       — Стой! Не говори ничего, тебе нужно набраться сил.       Его лицо искажает боль, непонимание и, кажется, злость за то, что он очнулся рядом со мной. Понимаю и не виню.       — От…ку… — он еле шепчет. А мои внутренности скручивает от боли.       — Не важно откуда я взялся. Просто знай, что я рядом и не дам тебе уйти. Больше никогда.       Его глаза закрываются, и он отворачивается от меня.       Всё. Он дал свой ответ. Ему это к чёрту не надо. А я наконец впускаю в свою голову вместо гнева мысль, которую так старательно и сильно отталкивал: он чуть не умер.       Он мог умереть. Его могло не быть. Опоздай я ещё на несколько минут. Не вернись я за ним. Тэхёна не было бы.       Знание того, что, возможно, он мог сделать это сам, осознанно, ещё сильнее выворачивает наизнанку. Хотелось врезать ему, накричать, наказать и убежать. Хотелось бы возненавидеть его и себя, за то что снова меня обманули. Я поверил его улыбке на сцене. Точно также как поверил улыбке Шинхо в нашу последнюю встречу. Я не могу его его ненавидеть, могу лишь снова захлебнуться в собственных слезах, и убежать. Пока он не заметил этого. Что я и делаю.       Провал. Полный идиот. Завтра же подам заявку на конкурс Самых больших тупиц в мире!       Пока меня в буквальном смысле ломало в коридоре, медсестра предупредила о том, что она вколет ему снотворное. Ему надо поспать.       Нехотя ухожу обратно в кабинет Намджуна, сваливаюсь на диван и медленно умираю внутри. Хочется избить Тэхёна за то, что он сделал, и хочется избить себя за то, что никогда не замечал ничего. Если два миллиграмма сейчас, значит, он давно употребляет. Ведь два миллиграмма могут убить любого новичка. Он выглядит даже лучше, чем я думал. Хреново. Но не так ужасно, как я предполагал.       Звоню Юнги, чтобы рассказать всё, и прошу его предупредить об этом стилистку Тэхёна, чтобы она передала всё менеджеру. В конце концов, я не знаю ничего о нём, и если будет рядом тот, кто может позаботиться, это не помешает. Плюс, я боюсь, что они начнут искать его, ведь он пропал так неожиданно. Есть вероятность, что привлекут полицию, что точно не пойдёт на пользу его карьере.       Всю ночь не могу сомкнуть глаз, сидя на кресле в его палате. Словно если я усну, он перестанет дышать.       Разглядываю его руки, пытаясь понять, почему нет следов от уколов.       Говорю со спящим бледным парнем не знаю уже какой час, обсуждая совсем незначительные вещи, наверное, больше для себя, чтобы отвлечься, чем для него.       Утром он также не просыпается, так как ему добавляют дозы снотворного. Меня просят выйти, когда показатели на его датчиках начинают подавать сигнал о сбое в организме. Понимаю, что это означает, и прихожу в предобморочное состояние, не в силах больше терпеть его страдания. У него судороги. Наконец им удается его откачать. И я снова сижу в его палате, наблюдая за его грудной клеткой, не веря датчикам частоты биения сердца, боясь того, что она перестанет вздыматься.       Ухожу в почти заброшенный кабинет матери, стараюсь не обращать внимания ни на одну деталь. Даже на нашу с Хосоком фотографию, рядом с которой стоит фотография Тэхёна в отдельной рамке и, по всей видимости, новой. Понимаю, что она уже приняла его как сына, и ощущаю жжение в горле. Захожу в ванную и умываюсь, долго-долго, пока не ощущаю, что лицо болит. Ложусь на диван, чтобы перевести дух.       Намджун оповещает меня о том, что Тэхён проснулся и отказывается кушать, что ему жизненно необходимо сейчас. Говорит о том, что они ему снова добавили дозу снотворного и будут будить его к вечеру.       В ожидании того, что он проснётся и надо будет его кормить, я перебираю все рестораны с едой, не зная, что именно ему могло бы понравится. Идиот. Я ничего не знаю о нём.       Гуглю. Так тупо. Но я гуглю любимую еду парня, который мне совсем не безразличен, но я оказался слишком увлечённым, чтобы спросить его об этом лично. Не нахожу ничего подтвержденного официально, решаю, что закажу то, что поможет ему быстрее восстановиться. Грибной суп со шпинатом и овощной салат с креветками.       Стою у его двери, пока приглашённый нарколог из другой больницы проводит его осмотр. Понимаю, что нахожусь в каком-то кошмарном сне, и не могу поверить в то, что я стою в очереди к палате Тэхёна, который чуть не умер от передозировки. Перебираю свои пальцы, скрещенные под тарелкой с супом.       Наконец врач вместе с Намджуном выходят, перешептываясь, а я уже не могу ждать, не знаю, что они обсуждают, но чтобы это ни было, думаю, на благо Тэхёну.       Он сидит с маской, но всё же более оживлённый, чем в прошлый раз. Когда он замечает меня, стягивает свою маску, поправляя одеяло. Стараясь не обращать внимания на его дрожащие руки, сажусь на стул рядом.       — Я видел Мэри, она довольно-таки милая, — начинаю диалог, стараясь выглядеть расслабленно. Ставлю тарелку на тумбочку рядом с кроватью и достаю контейнер с салатом из пакета, висевшего на моей руке. — Но, кажется, она намного строже, чем хочет казаться, ты никогда не говорил о ней, я не думал, что вы так близки, — открываю контейнер, ощущая его прожигающий взгляд на себе. — Впрочем, она как раз то, что нужно. С тобой надо строго, иначе ты совсем разойдешься, — наконец поднимаю на него глаза.       — Уходи, — холодно произносит он и, надев обратно маску, поворачивается ко мне спиной. Выпадаю из реальности на пару секунд, но не теряюсь. Встаю и, обойдя его кровать, ставлю тарелку на тумбочку с другой стороны, снова оказываясь к нему лицом.       — Извини, не могу уйти. Это больница моей матери, тебе самому придётся уйти, — пожимаю плечами. — Но ты не сможешь, пока не восстановишься, поэтому давай без лишних прелюдий покушаем.       Он снова снимает маску и, нажимая кнопку, отключает кислород, убирая лишний шум.       — Ты вообще откуда взялся? Я тебя звал? Может, это я просил тебя привезти меня в больницу твоей матери? — его безразличный и холодный взгляд застаёт меня врасплох.       — Любишь грибы? Этот суп очень полезен, а в сочетании с салатом вообще отпад, — встаю, чтобы взять салат и также перенести на другую сторону. Набираю в ложку суп и протягиваю ему. Он сбивает рукой эту ложку, и весь суп в ней летит на пол. Окей. Бывает. — Случайно пролил, — фальшиво улыбаюсь, набирая новую ложку жидкости, и снова протягиваю. Конечно же, он повторяет то же действие и, скрестив руки на груди, отворачивается. Ладно. Снова. Ничего же страшного. Пусть злится. — Эх, опять, я сегодня очень неуклюжий, — снова набираю суп и протягиваю ложку. Он, естественно, делает то же самое. Встаю. Снова набираю суп. Хватаю его подбородок и сжимаю щёки. Вливаю жидкость в рот и закрываю его. Я знал. Это бесконечная игра. Он не любит проигрывать. Всё, что было у него во рту, летит в моё лицо. Но и мы не из робкого десятка. Замечаю в его взгляде сомнение, словно он боится того, что я могу сделать ему за этот поступок. Однако он держится смело. — Тут ещё осталось, — произношу я и приближаюсь к его лицу слишком близко, облизываю уголок его рта и делаю вид, что пытаюсь распробовать вкус. Сердце колотится, но я этого не выдаю. — М-м, не так уж и плохо, лучше, чем больничная еда, — его взгляд удивленно застывает, и, кажется, он сдается, потому что его оборонительно расправленные плечи опускаются, и он расслабляется. Так то лучше.       Стираю салфеткой суп со своего лица, ощущая сильное жжение в горле и желание умыться. Игнорирую. Он сейчас важнее. Снова набираю суп ложкой и подношу к его рту. Он отворачивается, но не отбрасывает. Уже маленькая победа.       — Ладно, что мне сделать, чтобы ты поел?       — Свалить.       Ожидаемо.       — Хорошо, я свалю, тогда ты поешь?       — Свали сначала, потом я поем. — он поворачивается лицом ко мне.       — Хорошо. Позову тогда Мэри. — ставлю тарелку обратно на тумбочку, и направляюсь к выходу, но оборачиваюсь, стоя у двери. — Мне очень понравился концерт. Ты, как всегда, неотразим.       Замечаю, как его глаза округляются, а лицо искажается в непонимании. Выхожу. Наконец можно выдохнуть, а тело начинает дрожать. Я точно не дам ему больше уйти.

***

       «Страх за дорогого человека — это постоянное внутреннее напряжение, возникающее из осознания хрупкости привязанностей, где каждое мгновение становится одновременно и благословением, и испытанием.» (с) Чонгук.              Тэхён был не прав, он ошибся.       Когда я пытался в очередной раз с ним поговорить, он сказал о том, что я никогда не ценил его. Сказал, что стёр меня из своей жизни. И мне надо уйти.       Выйдя, я даже обрадовался. Понимание того, что когда я совершу то, что планирую, не принесёт ему боли, делало меня счастливым. Но только счастье длилось недолго.       Стоя за дверью, я услышал его всхлипы. Он соврал. И я осознал одно — он ошибся. Ошибся, что я никогда не ценил его. Я ценил его сильнее, чем кого-либо. Он был единственным, кто занимал мои мысли и сердце.       С того дня, как я услышал его голос, Шинхо не существовало. Он исчез. С того самого первого дня. И сердце начало биться. Оно начало оттаивать.       С того дня, как я его увидел, не существовало ни одной девушки и никакой тяги к другим людям. Они все исчезли. Влечение начало существовать. Тело начало оттаивать.       С того дня, как он ступил за порог моего дома. Всё перестало существовать. Абсолютно. Он стал центром Вселенной. Центром моей Вселенной. Я не мог назвать эти чувства как-то, но понимал, что они самые сильные в моей жизни.       Дичайшее желание защищать и оберегать его захватило меня полностью. Я умирал каждый раз, когда видел его слёзы. Но я понимал, что если узнаю их причину, уже никогда не смогу от него отказаться. Не смогу оставить его бороться одного.       А я должен был… должен был оставить его. Со мной у него не было будущего. Я был самой настоящей обузой.       И он был не прав, он был очень ценен для меня. Когда я увидел его с Минхо, осознал, что сделаю очень много ошибок из-за ревности, которая меня разрывает. Что причиню ему боль. А он не должен больше страдать, ещё и из-за меня.       В ту ночь, когда я сказал ему уйти, я и доказал, что он слишком ценен для меня.       Что является большим доказательством этому?       Вместо того, чтобы узнать его поближе, обнять его, расцеловать и забрать себе у всего мира, наплевав на то, что это может разрушить его карьеру, его будущее, его возможность быть с кем-то лучше. Я перешагнул все свои желания и сказал ему уйти. Ради него же. Я не могу быть эгоистом, когда дело касается Тэхёна. И думаю, что никогда не смогу.       Открываю дверь и захожу обратно. Вижу его удивление, когда он осознаёт, что я не ушёл.       — Это всегда был только ты, — уверенно произношу я. Осознав, что с Тэхёном не работают все мои планы. Он не понимает того, что со мной ему будет только хуже. Он думает, что проблема в нём. Я не могу этого допустить. Это самая большая ложь. Если я — то, что ему сейчас нужно, я постараюсь сделать всё, чтобы он был счастлив. Выжму из себя всё, пока не закончусь без остатка.       — Ч-что? — он поспешно вытирает слёзы.       — В моих мыслях, в моей комнате, на моём диване, со мной в душе, во время работы, во время просмотра фильмов, чтения книг, во время завтрака, во время пробежки, во время занятий спортом, — начинаю приближаться к нему с каждый сказанным словом. — Это всегда был только ты. Шинхо исчез в ту секунду, когда пьяный Чонгук впервые услышал голос Тэхёна. Отрезвляющий голос. И прежде чем ты подумаешь об этом, я сразу скажу: ты не пришёл на его место. Нет. Оно просто всегда было твоим. Всегда, Тэхён. Ты забрал то, что принадлежит тебе, вне зависимости от моих попыток оттолкнуть тебя. И до конца моих дней, это всегда будешь ты. Только ты.