Украденный телефон или Билет в счастье

      Ваня Ибошев и подумать не мог, что один ночной гоп-стоп перевернёт всё его восприятие этого мира и принесёт не только проблемы, но и нового приятеля, не входящего в банду братков. Украденный, а на следующий день возвращённый телефон сыграл в его жизни, можно сказать, решающую роль, но стоит рассказать обо всём по порядку.

***

      — «Ну что, когда мне ждать свой подарок?» — сообщение пришло с номера Сявы Чжанева. В этот момент в голове Ибошева вся предыдущая ночь пронеслась ураганом. Он вспомнил всё то, что говорил, как это говорил, и оттого всё сильнее был похож на варёного рака. Сява помнил, что сказал ему, и держал своё слово. Он. Помнил. Каждое. Слово.       — И решил всё равно продолжить общение?.. — Ваня от осознания даже ложку из руки выронил, всматриваясь в написанное, а затем, словно что-то предчувствуя, в трениках и майке выскочил на балкон. И действительно, его сосед из дома напротив так же стоял на балконе, облокотившись на перила.       — Сегодня! Сегодня занесу! — крикнул он, чувствуя себя отчего-то безмерно счастливым, растягивая губы в широкой улыбке.       — Слово пацана? — засмеялся Сява, подпирая голову одной рукой.       — Слово пацана! — Ибошев поднял горшок с полузасохшим цветком, на котором корявым почерком пятиклассника была выведена надпись «Самому красивому человеку от Вани И.» Подарок не выглядел впечатляюще, но в доме безработного парня, едва перешагнувшего порог совершеннолетия, платящего за жизнь и хату из чужого кармана это был единственный предмет, хотя бы отдалённо напоминающий презент.       Больше не теряя времени, Ваня вместе с цветком ворвался обратно в комнату, пинком под зад вырывая Семи из беззаботного сна, и вернулся к завтраку, быстро закидывая в себя всё то, что нашёл в холодильнике, заливая сверху горячим чаем.       — Да ты в своём уме? — ворчал Семён, совершенно бессердечно разбуженный и потирающий травмированную задницу, — Нахера ты меня разбудил? — поморщился он, свободной рукой придерживая раскалывающуюся голову, в таком состоянии добираясь до крана и припал к нему, даже не пытаясь воспользоваться стаканом.       — У меня тут дельце одно нарисовалось, так что собирай манатки и чеши к себе на хату, — с набитым ртом выдавил Ибошев, после чего опрокинул в себя остатки чая и обтёр руки о треники.       — Ты ж вчера надрался больше моего, какого ты такой бодрый, — Семи почесал голову, разворачиваясь, наконец, к своему другану, и тупо несколько секунд втыкал в горшок на столе, пытаясь в корявых почеркушках разобрать хоть одно слово, кроме последней буквы И.       — Я утром всегда бодрее всех вас, если ты последние извилины вчера выпрямил, — Ибошев встал из-за стола, подходя к холодильнику, и вытащил из него древний беляш по возрасту сравнимый с самим этим дребезжащим чудовищем, в котором он хранился. За свою жизнь тот успел сначала засохнуть, а потом замёрзнуть, но выбора особенно не было, так что пришло время ему стать чьим-то завтраком.       — Ты уверен, что я от него не сдохну? — Семи с сомнением поднял кулёк, рассматривая его содержимое. Несмотря на относительную древность, следов плесени на тесте не наблюдалось, да и запах, кажется, ещё был нормальным.       — Если сдохнешь, я найду тебя на хате и вызову тебе катафалк. Жри че дают или верни в холодос, — Ваня махнул рукой и вернулся в комнату, собирая все пустые банки в тот же пакет, в котором он их принёс. Он не любил устраивать полнейший свинарник, а потому после таких ночных заседаний заставлял себя прибраться хотя бы для вида.       Закончив с этим и случайно остановившись перед шкафом с высоким зеркалом, Ибошев критически осмотрел свой внешний вид. Обычно он ходил в одних и тех же вещах, посещая вещевой рынок только тогда, когда нынешние приходили в полнейшую негодность. Однако было у него несколько шмоток, присланных матерью и одетых лишь раз ради примерки. Решив, что для заведения новых знакомств они вполне подойдут, Ваня достал с верхней полки трехполосные штаны, белую футболку и кожанку, натягивая их на себя.       — Ля, вы только посмотрите, примоднявился. И куда эт мы такие красивые собрались? — Семи, закинув в себя беляш, ожил и теперь стоял в дверном проеме, опираясь плечом на косяк, не в силах не подъебнуть другана.       — Варежку захлопнул, взял пакет и потопал отсюда, — Ибошев махнул в сторону выхода, где стоял мусорный мешок, после чего взял расческу, зачесывая волосы назад, и в завершение водрузил на голову кепарь.       — Да-да, уже ушел, — Семи захватил с собой мусор со вчерашней попойки, и первым покинул квартиру. Ибошев, недолго думая, захватил с собой цветок, сунул ноги в туфли и пошел уже более близко знакомиться с интеллигентом из квартиры напротив. Это же надо было этому Сяве так прочно влететь в его голову, что какое-то окрылённое чувство не покидало его уже несколько дней.       Спустя всего пять минут в дверь Чжанева позвонили. Он как был в футболке и домашних штанах, так и открыл, сразу утыкаясь взглядом в протянутый ему подписанный горшок.       — Не передают вещи через порог, заходи, — Сява отошел немного в сторону, впуская нового знакомого в квартиру, после чего закрыл за ним дверь, — Разувайся. Тапочки там, — он указал на обувную полку, после чего забрал, наконец, полумертвый цветок и вместе с ним отправился на кухню, где первым делом обдергал все сухие листки и полил ссохшуюся уже землю.       Ваня неловко потоптался на пороге, скидывая свою обувь, меняя её на домашние тапочки и уже пошел следом за Чжаневым, но обернувшись понял, что только его туфли стоят вразброс. Всего пары секунд хватило на то, чтобы он вернулся и выровнял их, убирая за собой хаос. Куртка и кепка отправились на вешалку и лишь после этого парень вошел на кухню.       — Ты это, извиняй за ночной звонок. Мы с братаном перебрали сильно, так что не принимай близко то, что я там нёс, — Ибошеву хотелось сразу закрыть эту тему раз и желательно навсегда, чтобы избавиться от тех неловкостей, что могли бы между ними возникнуть.       — Забыли. Садись, не стой столбом, — с лёгкостью согласился Сява, которому все насыпанные на сонное сознание комплименты были совершенно точно лишними. Он продолжил всю эту тему лишь ради двух вещей: первое – он обещал, а второе – полезные знакомства никогда не бывают лишними. Особенно если это представители тех слоев населения, которые угрожают целостности костей и карманов. Если взять на веру, что Ибошев говорил правду, то одна лишь его фамилия могла спасти от нежелательного знакомства лица с чужими кулаками.       Ваня спокойно выдохнул, усаживаясь за стол. Теперь ему стоило начать всё с чистого листа, потому как эти ночные подкаты могли стоить ему репутации среди пацанов. С другой стороны, сумей он отбрехаться, вопросы бы появились к Сяве, и тогда с него спросили бы за пиздеж. Впрочем, этот интеллигент, кажется, был достаточно башковитым, чтобы не лезть на рожон.       — А ты какими судьбами к нам в город залетел? — скрашивая тишину, поинтересовался Ибошев, наблюдая за тем, как парень заботливо протирает горшок от пыли, размягчает землю пальцами, а затем ставит его на подоконник.       — Учиться приехал. В местной академии искусств хорошая школа рисунка и живописи, — улыбнулся Сява, решив, что цветок реанимирован, и на время отошел, чтобы вымыть руки. Закончив с этим, он обернулся к Ване, — Есть хочешь?       — Нет, — качнул головой Ибошев, завтракавший меньше часа назад, — А квартира зачем? У них общаги нет? И, кажется, в твоем возрасте уже имеют образование, нет?       — Это будет вторым. И общага есть, но я сюда насовсем перебираюсь, потому что они на работу устраивают после окончания, а жить потом в общаге всю жизнь не хочется. Тем более, продавали относительно недорого. Думал, условия будут намного хуже, но повезло. Всё не так страшно, хотя ремонт всё равно нужно будет делать, — поделился своей «болью» Сява, взяв из корзинки с фруктами яблоко и пошел в соседнюю комнату, жестом зовя гостя за собой. Раз уж тот не голоден, то и смысла сидеть на кухне никакого, — А ты чем занимаешься?       — А я… ничем. То тут, то там могу перехватить работёнку. Отвезти, привезти, собрать что-нибудь, — Ваня действительно занимался этим, только обычно по соседям, за что ему то приносили поесть, то подкидывали деньжат. Не пыльно, не долго, а люди потом благодарны.       — Ты где-то учился? — Сява будто совершенно игнорировал тот факт, при каких обстоятельствах они познакомились, и он предполагал, что никакого образования, кроме школьного, у Ибошева нет, но всё же решил уточнить этот вопрос. В конце концов, ведь ради этого они тут собрались?       — Нет. Даже поступать не пробовал. Да и зачем? Руки и голова есть, денег добыть могу и ладно, — отмахнулся Ваня, усевшись рядом с Сявой на диван и откинулся на спинку, беря в руки четки, начиная покручивать те на пальцах, чтоб хоть чем-то занять их и себя.       — А это ты зря. Работать, конечно, можно и так, но жизнь ведь длинная, и какой-никакой диплом может быть весьма полезен, — Сява откусил от яблока кусок и облизнул с губ выделившийся сок. Ваня в это время как раз поднял на него взгляд и стал свидетелем того, как острый язык скользнул по влажным губам. Он мгновенно мотнул головой, чтобы избавиться от наваждения.       — Ты говоришь, как моя мать, — усмехнулся Ибошев, перекручивая четки на пальцах.       — Твоя мама – мудрый человек, — только улыбнулся в ответ Чжанев, забираясь на диван с ногами, оставив тапки на полу, и занимая более удобное положение. Он развернулся лицом к собеседнику и оперся свободной рукой на спинку, подпирая голову кулаком.       На удивление, несмотря на то насколько разные миры были у Вани с Сявой, они с легкостью нашли общий язык, перескакивая с темы на тему. Им обоим было о чем поговорить, и если второй больше брал интеллектом и эрудицией, то первый выгребал на опыте и обрывочных знаниях. Он не был глупым, просто сперва попал не в самую лучшую компанию, а потом жизнь закрутилась, и он пришел к тому, что имел сейчас.       Ибошеву было намного сложнее общаться с представителем образованного пласта населения, потому как он понимал, что не вывозит и половины тем, но при этом разговоры казались намного интереснее. Можно было обсудить не только какие-то бытовые проблемы и найти, где нажраться и у кого настрелять бабок для того, чтобы оплатить коммуналку, но и то, отчего Ваня был далёк. Своими рассуждениями об искусстве Сява, например, настолько заинтересовал своего друга, что тот даже посетил библиотеку в один из дней, чтобы посмотреть на картины, о которых он говорил.       Еще одной сложностью для Вани было преодоление самого себя и избавление от говорения на языке мата и жаргона. Было странно через слово использовать его с тем, кто общался исключительно на литературном языке, вставляя брань лишь ради усиления эффекта или в качестве цитирования. Ему нравилось, как всегда хлёстко и к месту это было. Сява был как отличным рассказчиком, так и прекрасным слушателем, который не только не перебивал, но и запоминал какие-то моменты, задавал уточняющие вопросы или просто давал своё резюме на услышанное.       Сначала лишь соседское товарищество с периодическими заходами Вани в гости и нечастыми звонками за год переросло в крепкую дружбу. Сява стал для Ибошева своеобразным лучом света, к которому он тянулся и это не позволяло ему начать скатываться на самое дно, в отличие от братков. С тех пор как Ваня стал реже появляться на стопах, двое успели отправиться в места не столь отдалённые за разбойные нападения с нанесением тяжких телесных, ещё трое подсели на наркоту, против которой он всегда выступал.       В тот же год Ибошев сдался под убеждениями со стороны Сявы и своей матери и поступил в шарагу на автомеханика. У него всегда были к этому способности. Может, это даже можно было назвать талантом, потому что никто его не учил. Он сам нахватался по верхам тут и там. Однажды выкупив старую БМВ, он собственными руками пересобрал её, доведя до вполне неплохой работоспособности.       Старая жизнь, однако, не отпускала Ваню, вцепившись в него клещом. В ней были все его братки, легкие деньги и какой-то подростковый экстрим – подойти к кому-то, спросить за жизнь, вывести за гуся. Он не любил пачкать руки. Учитывая уже едва не полученную условку, он рисковал налететь не только на те же грабли, но и на реальный срок. Однако отправляться на казённую хату он не собирался, ни на короткий срок, ни тем более на ПМЖ. От этого же Ибошев старался оградить своих пацанов, держа их в ежовых рукавицах, но у него было всё меньше времени на то, чтобы думать не только за себя, но и за других.       Обычно новая и старая жизни Вани не пересекались между собой, потому как утром он учился, чтобы не расстраивать мать, которая искренне радовалась тому, что её сын снова взялся за ум. Вечерами же, если встреч со своим соседом по дому назначено не было, он выходил на сходняк, но без былого энтузиазма.       Пожалуй, это было еще и оттого, что он чувствовал, как Сява гордится его успехами и это давало невероятный прилив сил. Хотелось давать ему эти чувства. Однако каждый раз, когда речь заходила о каких-то эмоциях, Ваня вспоминал их третий в жизни разговор. Даже спустя долгое время тот не забылся, потому что его свидетельство всё еще стояло у Чжанева дома и при должном уходе начало цвести. Более того, хоть Ибошев и отошел уже от тех неожиданно вспыхнувших чувств, он всё еще испытывал к Сяве какую-то особенную теплоту и по этой причине он так легко стал проводить с ним много времени.       В один из вечеров Семи всё же удалось уломать своего старого кореша выйти на улицу и жахнуть по пивку в кругу старых друзей, да может поймать какого-нибудь фраера по пути. Ваня не был особенно впечатлён этим предложением, но согласился, потому как уже пару недель отмораживался от всяких гулянок в преддверии сессии.       — Тебя прям не узнать в последнее время, — покачал головой Семи, после чего присосался к своей бутылке и откинулся на спинку лавочки, на которой привычно восседал Ибошев.       — Попробуй отсидеть по несколько пар, потом пойти с вами и на следующее утро снова пойти в шарагу и не втыкать, — хмыкнул Ваня, тоже делая несколько глотков из своей банки. Он настолько привык контролировать свою речь в общении на учёбе и с Сявой, что и в разговоре с братками стал вести диалоги совсем на другом уровне, лишь иногда выражаясь по-старому для удобства понимания.       — Так скоро ваще в интеллигенцию заделаешься, мсье Ебошь, — гоготнул Малой, получивший своё прозвище по росту и возрасту одновременно. Он показательно снял с головы кепарик на манер шляпы, за что тут же получил от Ибошева звонкий подзатыльник.       — Всяко лучше, чем с вами обормотами это пойло хлебать, — поморщился Ваня, всучив свою банку Малому. Выйдя из основной тусовки, что собиралась каждый вечер, он даже начал отвыкать от вкуса дешёвого пиваса, не чувствуя никакого удовольствия от его употребления.       — Да этот твой полупокер тебя уже вон до чего довел, ты гля. Уже и пивко для него – пойло, и старые друзья – обормоты, а мат уже начал оскорблять твой нежный слух. Скоро наш Ванёк станет рядиться и шляться по всяким театрам и да выставкам с ним, — гоготнул Семи, и уже хотел было снова хлебнуть из бутылки, да только не успел, потому как Ибошев взорвался почти моментально, едва заслышав, как назвали Сяву. Он соскочил с лавки, подхватив Сёму за грудки и тут же с силой тряхнул.       — Слыш, чё. Сява – нормальный пацан. Еще раз его полупокером назовешь, я тебя собственными руками угандошу и не посмотрю, что ты мой братан. Базар фильтруй, прежде чем рот открывать, — зашипел Ваня, не выпуская Семи из хватки. Еще не хватало, чтоб кто-то одного из его друзей с пидором сравнивал. Даже если это был тот, кто был с ним столь же близок.       — Ты чё завелся?! Я твою сучку оскорбил?! — с вызовом бросил Семён, переворачивая бутылку в своей руке и ударил дном о лавку, делая розочку, и тут же чуть не полоснул Ибошева в живот. Тот, услышав звук бьющегося стекла, с силой оттолкнул от себя неожиданного противника. Семи был уже почти в дрова и слабо контролировал, что делал, — Думаешь, если я ничё не говорю, это значит, что я забыл, как ты мне этого своего полупидора показывал со словами, что втюрился, а?       Малой, держа в руках две банки пива, вообще не понимал, что происходит. Он только ошалело моргал и определенно не собирался лезть во всё это дерьмо – он не хотел получить розочкой в бочину и загреметь в больничку. Более того, пока эти двое были заняты друг другом, парень по-тихому слился. Он не хотел знать ни что эти двое выясняют, ни к чему они придут в итоге.       — Чё, только ты его в очко долбаешь или уже и он тебя, а, Ванюша? — Семи хоть и молчал больше года, дав своему братану время перебеситься и даже не подъебывал его по этому поводу, всё же не выдержал, когда тот поставил свою петушиную сторону выше него. Они были знакомы с самого детства, прошли вместе кучу жизненных ситуаций, и вдруг между ними встал какой-то полупокер.       Ваня не выдержал, пинком вышибая из руки Семи оружие и налетел на него, сбивая с ног. Градус в теле делал своё дело, сорвав все тормоза, и вот старые друзья уже знакомят свои кулаки с лицами друг друга. Ибошев был не столько пьян, сколько в ярости. Он успел нанести несколько ударов, прежде чем получил в ухо сам, на короткое время теряясь в пространстве.       Драка закончилась лишь тогда, когда злость Вани почти полностью вышла и он, утирая кровь из разбитой губы, поднялся на ноги, возвышаясь над обессиленным телом своего товарища. Он еще несколько секунд смотрел на Семи, раздумывая, стоит ли помочь ему подняться и дойти до дома, но понял, что с большой вероятностью они подерутся еще раз, если тот снова откроет рот. Однако оставить его на земле Ибошев всё же не смог и кое-как затащил отключившееся тело на лавку. Решив, что этого вполне достаточно, он поплёлся домой.       Уже почти в своём дворе Ваня заметил Сяву, который выгуливал Орешек, и хотел подойти, но вспомнил о том, в каком состоянии он сейчас находится. Натянув кепку пониже и сунув руки в карманы, он отправился домой, но не успел сделать и нескольких шагов, как его окликнули.       — Ваня! Пролетел и не заметил! — раздался приближающийся голос Сявы, который вместе со своей кошкой уже подбегал к нему, — Ты что, пытался так спрятаться от меня? — он осмотрел странный вид и голову, вжатую в плечи.       — Нет, конечно. Просто домой шел, — буркнул Ваня, останавливаясь лишь между фонарями, надеясь, что в темноте не будет видно его побитого лица, однако план провалился.       — Что с твоим лицом? Ты что, подрался? — нахмурился Чжанев и схватил друга за руку, отводя его ближе к одному из фонарей, чтобы лучше рассмотреть. Ибошев не сопротивлялся, даже не пытаясь вырваться. Не хотелось в этот вечер портить отношения ещё и с этим человеком.       — Да. По пьяной лавочке повздорили, — постарался лаконично слиться Ваня, но его кепку уже подняли, чтобы рассмотреть все повреждения.       — Я понимаю, когда повздорили, дали друг другу в лицо по разу и успокоились, но тут-то очевидно, что не так всё просто. У тебя кровь вон сочится ещё. Есть чем обработать? — Сява вернул кепку на место и поднял свою кошку, что активно крутилась у ног.       — Нет. Так пройдет, — отмахнулся Ибошев, уже множество раз после получения по лицу просто умывался и оставлял всё на волю времени. Первую часть он тактично проигнорировал, не желая втягивать Чжанева в эти уличные разборки и склоки, какие у них периодически возникали.       — Так не пойдет. Идём со мной, — покачал головой Сява и, вручив Орешка собеседнику, обошел его, подталкивая ко входу в свой двор, явно собираясь оказать хотя бы минимальную медицинскую помощь. Ваня, прижав к себе кошку, всё же подчинился. Ну как можно отказать, когда тебе в руки отдали столь милое и дорогое сердцу создание?       Спустя всего несколько минут они уже были в квартире Чжанева. Ваня уже не единожды гулял с Орешком и его хозяином, а потому прекрасно знал их обычаи, которые сначала были приняты за крайне странные причуды. Теперь же он сам сходил в ванную и помыл кошачьи лапки, обтер их специально предназначенным для этого полотенцем и лишь затем отпустил животное спокойно бегать по квартире.       — А теперь сам. Лицо и руки. С мылом, — Сява встал в проходе, не давая Ибошеву покинуть ванную вслед за Орешком. Тот, впрочем, сбегать и не собирался, стягивая с себя олимпийку и кепку, чтобы потом их не касаться, и вручил обе вещи хозяину квартиры, только теперь позволяя в полной мере оценить полученные повреждения. Рассеченная бровь, разбитая губа и очевидно припухшие ухо и скула.       — Как это тебе еще фонарь под глаз не зарядили, — покачал головой Чжанев, на короткое время выйдя в коридор, чтобы убрать вещи, и снова вернулся, застав весьма комичную картину – Ваня, изогнувшись в три погибели, вынужденный отклячить зад, чуть присев для удобства, пытался промыть разбитую губу. Он мог бы воспользоваться душевой лейкой для этого, но Сяву устроил и такой вид.       Ибошев счел лишним это комментировать, а потому занимался своими делами и только когда выпрямился, сквозь зеркало заметил Сяву, опершегося на дверной косяк и смотрящего ему куда-то ниже спины. Он облокотился на раковину и чуть прищурился.       — И куда это Вы смотрите, Вячеслав Батькович? — решив уличить товарища в его странном интересе, Ваня не отводил взгляда от чужого лица, на котором почти тут же расцвела хитрая улыбка, а в глазах появилось какое-то лукавство. Это было прямое контрольное попадание в сердце ничего не подозревающего Ибошева.       — Ты валялся на земле, там грязное пятно, — невинно сообщил Сява, подходя ближе, и совершенно беспардонно несколько раз хлопнул Ваню по заднице, и последний не успел понять, действительно ли это было так, потому что от прикосновений к запретной части тела едва не подскочил, резко разворачиваясь. Это было ошибкой, потому как в узком проходе между стеной и ванной даже одному было достаточно тесно, а теперь они оказались буквально прижатыми друг к другу.       — Ты чего удумал? — уши Вани мгновенно вспыхнули, и если одно было красным из-за удара, то другое от слишком близкого нахождения с Сявой. В голове снова вспыхнул тот эпизод, когда на второй день странного знакомства они встретились у подъезда, вспомнил как столь же близко смотрел в эти глаза, и если раньше он видел в них непонимание и страх, то теперь это было какое-то веселое озорство и кокетство.       — Я лишь стряхнул пыль. Теперь ты чистый. Можешь сесть на диван и подождать, пока я приду и обработаю твои раны, — улыбнулся Сява, пожимая плечами, и поддернул рукава своей водолазки, собираясь помыть руки и оказать первую помощь. Эти движения казались провокационными, потому что места стало еще меньше. Пока Чжанев делал что-то сверху, Ване пришлось отклониться назад, упираясь спиной в стену, и по всем законам нижняя часть пошла вперед. Бедра прижались к чужим.       — Ла-адно, — протягивая гласные согласился Ваня, с подозрением щуря глаза, и боком, приставными шагами медленно вышел из этой ситуации и ванной комнаты. Он смог выдохнуть лишь тогда, когда оказался в гостиной. Приложив руку к груди, он чувствовал учащенное сердцебиение. Неужели это снова началось?       Сява в это время уже вымыл руки едва не до локтей, достал из шкафчика аптечку и отнес её в комнату, затем, сходив на кухню, он принес пару полотенец с завернутыми в них куриным окороком и пакетом пельменей.       — Приложи к ушибам, — скомандовал он, садясь рядом с Ваней и придвинул к себе журнальный столик, подготавливая все необходимое, — Рассказывай, как тебя угораздило. Что не поделили?       — Да тупая ситуация, — буркнул Ибошев, укладываясь на диван, и честно накрыл пельменями ухо и скулу, а куриной ногой прижал расшибленную губу, чтобы уменьшить отек. Он еще думал, стоит ли рассказывать правду, учитывая, что по факту драка произошла из-за самого Чжанева.       — И чем же она, как ты выразился, тупая? — Сява, закончив с приготовлениями, развернулся, подгибая под себя одну ногу, и первым делом взялся за обработку брови, что была ничем не накрыта. Ваня тут же тихо шикнул от щиплющих болезненных ощущений. Чжанев посмотрел на него, словно на ребенка, но затем подсел ближе, склоняясь вперед, и легко подул на ранку, — Драться не больно, а лечиться потом больно, а?       — И ничего не больно. Просто неожиданно, — пробубнил сквозь прижатую губу Ибошев, снова чувствуя, как от этой близости у него быстрее начинает биться сердце. Он даже поймал себя на мысли, что хотел бы прямо сейчас податься вперед и поцеловать эти губы, вытянутые трубочкой при таком «детском обезболивании».       — Тогда больше дуть не буду.       — Дуй.       Сява рассмеялся, коротко качая головой и всё же снова взялся за бровь, обеззараживая её, после чего воспользовался клеем, аккуратно соединив края ранки, чтобы впоследствии не образовалось большого шрама, добросовестно обдувая место всех манипуляций, и дожидаясь, пока клей схватится, образуя тонкую пленку.       Пока Сява был сосредоточен исключительно на брови, Ваня совершенно бессовестно пялился на его лицо со столь близкого расстояния, на самом деле не чувствуя никакой боли под бережными пальцами. Он то смотрел в глаза, то спускался вниз, где розоватые губы снова немного вытягивались вперед.       — Так что всё-таки случилось? — закончив, Сява не стал отсаживаться. Нужно было дождаться, пока отек с губы немного спадет и обработать ранку на ней.       — Семи нажрался и сказал то, чего не должен был говорить, вот мы и повздорили.       — Семи? Он же твой лучший друг, разве нет? Что такого он мог сказать, что вы подрались? — Сява удивлённо вскинул брови. Для него в целом конфликты, решаемые путем физического насилия, были непонятны, а тут ещё и между «братками».       — Видимо, не настолько лучший, — увиливал от прямого ответа Ваня, но наткнувшись на выразительный ждущий взгляд, всё же вздохнул и решился на рассказ, — Ты наверняка помнишь тот мой первый звонок ночью, который я просил забыть…       Сява изогнул бровь и молча кивнул, чтобы подтвердить чужие слова. Они хоть и условились всё это забыть и не принимать всерьез, но сложно было такой момент выкинуть из головы. Спустя время для Чжанева это стало не тем неожиданным обременением, каким ощущалось в тот день, а веселой историей знакомства с весьма приятным человеком.       — Так вот, в тот день Семи был со мной. Я думал, что он всё забыл, поскольку был в кочергу, но, как оказалось, нет. Он просто не поднимал эту тему. Он подумал, что мы с тобой общаемся, потому что я тебя… — Ваня запнулся, не в силах найти хоть какой-то цензурный вариант замены, а потому только поджал губы. Не мог он почему-то говорить разного рода вульгарщину при своем интеллигентном друге.       — Потому что мы спим, — закончил за него Чжанев более мягко, и кивнул, позволяя продолжить рассказ.       — Да. А сегодня он начал на тебя гнать, потом на меня… Я не выдержал и втащил ему. Короче, из-за того дня и звонка Семи считал, что ты… — и Ваня снова замолчал, потому как в его кругах все варианты названий были максимально мерзкими и оскорбительными, а обижать Сяву не хотелось.       — Я понял. У Семи, двойные стандарты, если он считает таким только того, кто принимает. Оба партнёра, что один, что другой, спят с мужчиной, независимо от позиции. Поэтому я абсолютно не понимаю, почему оскорбляют одних, а других при этом считают утвердившими свой авторитет, — пожал плечами Сява и передвинул куриную ножку с губ на лоб Вани, будто совершенно не удивившись теме. Более того, ему было совершенно плевать на то, что о нём говорят посторонние люди, к которым он не имеет никакого отношения.       Ибошев же только открыл рот и не знал, что сказать. Он лишь пытался осознать сказанное. Все мысли в голове перепутались. Хотелось спросить, почему Сява так рассуждает, а потом к нему пришло озарение – а почему, собственно, его товарищ так легко отнёсся к его словам в первый раз? Да и сейчас, вместо того чтобы разозлиться из-за того, что его считают геем, он высказал лишь непонимание.       Копнув глубже в мысль, которую ему предложили, Ибошев действительно нашел эту нелогичную двоякость. Ведь те, кто трахает, по сути, тоже делает это с мужиком. Почему его никогда раньше не смущал этот факт? Наверное, некоторые вещи просто принимаются за аксиомы.       Пока Ваня пытался постичь жизненные истины, Сява уже закончил с его губой и собирался забрать продукты, чтобы вернуть их в морозилку, но почувствовал на запястье хватку ледяных пальцев.       — Сяв, ты… из этих? — в лоб выпалил Ибошев, когда слишком быстро вращающиеся в его голове шестеренки, не привыкшие к таким перегрузкам, вдруг заклинили.       — Из каких? — Сява изогнул бровь, совершенно искренне делая вид, что не понимает, о чем идет речь, а затем легким движением руки вывернулся из захвата, и поднялся, отправляясь на кухню, по пути бросив, — Я из пчёл.       — Из пчёл?.. — не понял Ваня, но и объяснять ему никто ничего не стал. Собственно, это высказывание, показавшееся ему нелепицей, еще долго не всплывало в его голове.       В этот день еще одна нить, связывающая Ваню со старой жизнью, оборвалась. Весьма прохладная дружба с Семи поддерживалась теперь лишь редкими звонками и перепиской в аське. Чтобы как-то занять освободившееся время, Ибошев решил заняться чем-то более полезным и устроился на подработку в автомастерскую к старому знакомому, подкрепляя теоретическое обучение практикой.       Сява же в это время тоже учился, рисовал картины на продажу и с вырученных денег начал делать ремонт, сперва в одной комнате, затем в другой, периодически зовя на помощь Ваню, если тот был не занят. Они вместе ездили за инструментами и материалами на старенькой БМВ Ибошева. Их дружба стала много крепче, а встречи назначались чаще, когда Ваня практически отказался от старых братков. Видеться было несложно – Сява каждый вечер гулял с Орешком, давая ей подышать свежим воздухом без опасности вывалиться с балкона, а его сосед из дома напротив просто присоединялся к ним на прогулке, когда не был занят учебой, а после её окончания – работой.       Время летело, гоп-движение стало вымирать как вид по естественным для них причинам – кто-то спился, с кем-то случился передоз, другие отправились за решетку. Из старой банды, сколоченной Ибошевым, осталось всего несколько пацанов. Нескольких он смог образумить, убедить, что мир не стоит на месте и если сейчас не взяться за башку, то можно пролететь и в итоге кончить жизнь где-нибудь на теплотрассе среди потерянных. Кто-то устроился на работу, остальные пошли учиться, в основном, конечно, на рабочие профессии вроде сварщиков, да стропальщиков, но большего от них и не требовалось.       Однако были и те, кто хотел жить так же, как раньше. Они не хотели трудиться, предпочитая легкие бабки, которые можно было собрать с горожан. Семи, лучший друг Ибошева, оказался именно из их числа. Мало того, что он сам ничего не хотел делать, так теперь заняв место своего братана, он еще и собирал под своим началом разного рода шпану и беспризорников, наставляя их на тот же путь, что прошел сам.       Семён периодически стал терять связь с реальностью на почве героиновой зависимости. Когда у него не хватало денег на новую дозу и малые не могли ничего добыть, ему самому приходилось идти на поиски. Несколько раз было настолько плохо, что он приходил даже к Ване, уговаривая того одолжить денег, но он был непреклонен. Его презрение к наркоманам было куда сильнее почти угасшего чувства дружбы.       Однажды поздним вечером Семи сидел на старом излюбленном месте в парке, выкручивая и царапая собственные руки, покрывшиеся мелкими пупырышками. Пот стекал по его лицу, тело и пальцы почти не слушались, заходясь тремором. Он высматривал себе жертву, почти немигающим взглядом бегая по улице. В это время все работающие уже разошлись по домам или же гуляли компаниями, к которым приставать было чревато последствиями.       Ждать одиночку пришлось долго. Он уже изодрал предплечья ногтями и искусал губы в кровь, вместе с тем пытаясь заглушить боль алкоголем.       — Да иду я, иду! Уже парк прохожу. Орешек смотрит на тебя и тыкает лапкой в стекло? Ну, это любовь, что я ещё могу тебе сказать. Можешь пойти мне навстречу, перегружу на тебя часть всего, что взял, — Сява держа в руках пакеты с продуктами, разговаривал через наушники с Ваней. Сегодня у него был день рождения, а оттого абсолютно непоколебимое прекрасное настроение.       — Смотрите-ка, кто здесь. Полупокер, из-за которого я братана потерял! Не страшно одному по темноте ходить, пидорок? — оскалился Семи, шатко вставая на пути Сявы. Его голос дрожал, но не от холода или страха, а от того, что его безумно ломало. Он всё ещё прекрасно помнил нанесённое ему оскорбление и потерю лучшего друга. Конечно, ему и в голову не приходило, что это его образ жизни был главной причиной, — Дай деньжат, а? Слышал ты буратино богатенький, да и жратвы вон сколько набрал.       — Там что, Семи? — взволнованно спросил Ваня на другом конце трубки, но медлить не стал, уже срываясь на бег. Героиновые наркоманы во время ломки готовы пойти на всё, чтобы заиметь новую дозу, а Чжанев, хоть и был достаточно подтянутым, определенно уступал Семёну и в комплекции, и по умению драться, — Я уже бегу! Не связывайся с ним!       — Какая сумма тебе нужна? — спокойно поинтересовался Сява, не выказывая страха, однако пальцы его тут же крепче сжали полиэтиленовые ручки.       — Чё? Даже сопротивляться не будешь? — Семи склонил голову набок, подходя ближе, продолжая почесывать руку сквозь ткань олимпийки, — Ванёк говорил, что ты нормальный пацан, а ты реально пидорок, который за себя постоять не может. Гони сюда всё, что есть.       — Даже если так, наша личная жизнь – не твоё дело, — Сява медленно отступал к ближайшему фонарю, слыша в наушниках свист ветра и чужие шаги. Он не терял бдительности, внимательно смотря за движениями человека напротив.       — И чё только он, блять, в тебе нашел? Жопу хорошо подставляешь, а? — Семи вынужденно шел следом, будто забывая свою изначальную цель. Его хаотичные мысли метались из стороны в сторону, и неожиданно встретив своего «противника» он вдруг сосредоточил всё внимание на том, что их связывало. На Ване, который со всех ног сейчас мчался в парк, не убирая телефона от уха, чтобы знать, что там происходит.       — Может и мне тогда подставишь, а? Вам пидорам ж без разницы, с кем трахаться, лишь бы дырку заткнуть, а? — Семи вдруг сделал резкий рывок вперед, хватая Сяву за грудки, ненамеренно вырывая из ушей наушники. Чжаневу пришлось выпустить пакеты из рук и схватиться за чужие предплечья, вынужденно приподнимаясь на носочки.       — Уж явно не тобой, дерьма ты кусок. Я себя не на помойке нашел, чтоб с такими как ты якшаться. Ваня всяко лучше будет, — сощурился Сява, уже раздумывая, как бы побольнее пнуть Семи, чтоб наверняка отделаться от него и успеть сбежать. Он не стал общаться как обычно, сдержанно и интеллигентно, а отвечал в манере собеседника. В конце концов, он тоже кое-чему успел научиться у Ибошева за время их долгого общения.       — Это из-за тебя я стал таким! Из-за вас! Вы сделали меня таким! Ты и он! — рычал Семи, действительно списывая все свои неудачи и саму дерьмовую жизнь на бывшего братана. Это он его бросил. Это он нашел себе нового дружка.       — Это из-за того, что ты, паскуда, связался с наркотиками. Не надо скидывать ответственность за свою жизнь на других людей, — Сява никогда не был трусом, а потому вступил во всю эту полемику, вполне осознавая, что может получить за это в лицо. Он просто хотел, чтобы Семи хотя бы поселил в своей голове то, что он может ошибаться.       — Тебе никогда не понять, через что я прошел!       — А ты дохуя знаешь, чтобы судить обо мне? А?       — Да ты!..       Договорить Семи не успел. Ваня уже добежал до парка, легко замечая две знакомые фигуры в свете фонаря, и едва тараном не снес бывшего друга, отрывая его руки от Сявы.       — Сукин ты сын! Я сказал тебе не приближаться, пока ты не бросишь колоться этой дрянью! — Ибошев завалил Сёму на землю, несколько раз с силой ударяя ему в лицо, — И как ты смеешь подходить к нему с такими словами?! Я убью тебя собственными руками! Я предупреждал тебя, Семи!       — А вот и ёбарь сучки прибежал! — гоготнул словно умалишенный Семи, даже не пытаясь отбиться. Сил противостоять Ибошеву не было, а потому, получив ещё несколько ударов, он вырубился.       — Ваня! Не пачкай ты об него руки! На «казённую хату» захотел? — Сява тут же бросился к Ване, обхватывая его под руки, и потянул на себя, в пылу одностороннего избиения отхватив от него же локтем в челюсть. Тот, понимая, что только что случилось, мгновенно остыл, подскакивая на ноги, и развернулся, обхватывая лицо Чжанева обеими ладонями.       — Прости. Больно? — Ибошев обеспокоенно смотрел в глаза Сявы, даже не сознавая своей реакции.       — Терпимо. Но удар у тебя определенно не слабый, — Чжанев покачал головой, накрывая чужую руку своей скорее машинально, пытаясь растереть место ушиба, но вместо этого просто погладил пальцы Вани. Оба непонимающе моргнули, только сейчас сознавая своё положение, после чего коротко рассмеялись от нелепости ситуации.       — Иди домой, я отправлю его в больницу и догоню тебя, ладно?       — Обещай не делать глупостей.       — Слово пацана, — хохотнул Ваня, на что тут же получил удар ладонью по плечу. Сява лишь кивнул, поднял свои пакеты и продолжил дорогу домой, нисколько не растеряв своего настроя. Ибошев же с улыбкой проводил его взглядом, а затем присел рядом со старым другом, с жалостью смотря на него. Если бы он мог помочь, то сделал бы это без раздумий. Сейчас же он мог только передать Семи в скорую и надеяться, что там его направят на специализированное лечение.       Добравшись до своей квартиры, Чжанев быстро принялся за готовку, потому как сегодня он должен был отпраздновать свой день рождения и ничего не омрачит предстоящий вечер. Это его праздник, в конце концов! Сява специально не звал никого, потому что у него давно уже назревал к Ване разговор и сегодня он просто обязан был поднять интересующую его тему.       К тому моменту, когда Ибошев пришел, отправив Семи в больницу и сбегав до своей квартиры, чтобы переодеться, именинник уже практически накрыл на стол. Ваня скинул куртку и обувь, уже привычно ставя её ровно, и надел тапки, быстро проходя до ванны, где вымыл руки и только после этого зашел на кухню.       — Помочь? — поинтересовался он, и стоило ему едва закончить говорить, как ему в руки уже сунули пару бокалов и вино, — Кстати, не думал, что мсье Вячеслав так умеет говорить с людьми.       — С кем поведешься...       — Так тебе и надо, — согласился Ваня и отнёс бутылку к столу, но не успел даже подумать о возвращении на кухню, как Сява уже принес горячее, — Мне вот повезло с тобой повестись, например, и так мне и надо, — рассмеялся он. Затем, будто опомнившись, он сходил до куртки и принес небольшой подарочный пакет, сразу же протягивая его имениннику:       — С днём рождения, Сява. Пусть у тебя всё будет и ничего за это не будет.       — И насколько же по десятибалльной системе мне повезло повестись с тобой, а, мистер Оригинальность? — усмехнулся Сява, с широкой улыбкой принимая подарок и почти тут же заглянул в пакет, — Ты что, с ума сошел? Зачем такая дороговизна?       — Тебе повезло на все сто из десяти, поверь мне, — коротко хохотнул Ваня, протягивая руку, и опустил её на плечо своего друга, широко и искренне улыбаясь, — Ты своим появлением в моей жизни вытащил меня с улицы. Если бы не ты, не факт, что я не превратился бы в то же, что мы сегодня видели. Благодаря тебе я отучился, нашел работу, заимел даже какую-то репутацию и по твоему же пинку попробовал создать что-то своё. Мастерская хоть и небольшая, но машин ко мне приезжает предостаточно. Если не хочешь принимать его в качестве подарка, прими хотя бы как благодарность за всё это. Я никогда этого не говорил раньше, но большое и искреннее спасибо.       Сява даже обомлел ненадолго от такой речи, не сразу понимая, как на это реагировать, но затем улыбнулся, ставя пакет, в котором лежала коробка с новым, лишь недавно вышедшим телефоном, на стол, и просто крепко обнял Ваню. Теперь уже пришла его очередь глупо моргнуть пару раз. Впрочем, среагировал он быстро, обхватывая Сяву обеими руками, неожиданно снова возвращаясь к недавнему инциденту:       — Я слышал, что ты говорил Семи.       — И что же я такого говорил ему?       — Что наша личная жизнь – не его дело.       — Может и говорил, уже не помню, — чистосердечно соврал Сява, на деле прекрасно запоминая все слова, что покидали его рот, независимо от состояния, но ему было интересно, к чему всё это придет.       — «Ваня всяко лучше будет», — процитировал Ибошев, — Ты специально всё это сказал, чтобы разозлить его или?..       — Или что? — Сява даже отстранился, чтобы заглянуть в лицо своего собеседника, чуть щуря глаза.       — Или считаешь личную жизнь «нашей»? — неловко спросил Ваня, честно не зная, как вести такие разговоры. По сути, у него не было нормальных отношений никогда, разговоров о чувствах – тоже, и теперь он пытался хоть как-то выразить свои эмоции. В тот момент, когда он услышал эту фразу из трубки мобильника, он едва не споткнулся и сбился с дыхания.       — Тебе решать. Это ты однажды позвонил мне едва ли не с признанием в любви, а потом всё отменил и начал сначала, — пожал плечами Сява, на самом деле не будучи против долгого развития отношений. В дружбе они повидали многое, вместе прошли ремонт в двух квартирах, закончили свои учебные заведения. Чжанев к тому же словно скульптор аккуратно лепил из Вани человека, который сможет жить в социуме, а не пойти на дно, и не прогадал. Так было даже лучше – они прошли тяжелые периоды, в которые наверняка случались бы склоки, на другом уровне отношений, что позволило им развиваться, как отдельным личностям, лишь поддерживающим друг друга. Теперь же, когда они оба достигли каких-то успехов, можно было думать о следующем этапе.       В голове Вани же сейчас будто произошел взрыв, уничтоживший всё, кроме одной мысли – он потратил кучу времени на совершенно бессмысленные метания! Хотя, наверное, ему нужны были эти годы для того, чтобы окончательно убедиться в том, что это не минутный порыв и не праздный интерес. Более того, ему нужно было уничтожить всю внутреннюю гомофобию по отношению к себе и другим, которую давно уже насадили ему в голову.       — Наша, — Ваня лукаво улыбнулся, снова приближаясь, чуть хитро щуря глаза, — Знаешь, что я давно хотел сделать?       — И что же? — Сява совершенно невинно приподнял брови, будто не подозревая, к чему всё идет.       — Вот что, — Ваня не стал говорить вслух ничего больше, вместо этого одной рукой скользнув по чужой пояснице, притягивая Сяву ближе к себе, другой накрывая его щеку, и прижался, наконец, к этим мягким, нежным губам, чувствуя на них сладкий привкус персика. Он много лет грезил этими губами, они даже снились ему, но все мечты и сны меркли перед реальностью.       Чжанев не сопротивлялся, обнимая своего бывшего гопника за шею, и ответил на поцелуй неторопливо и мягко, чувствуя, как пресловутые бабочки буквально заполняют всё его нутро. Всё длилось не столь долго, как хотелось бы, но горячая еда уже начинала остывать, а это было просто расточительством кулинарных навыков.       Усевшись на диван, Ваня вдруг вспомнил одну фразу, которая на этом же самом месте однажды сбила его с толку:       — Кстати… А что значит, что ты из пчёл?