Миазмы Котара

Итоговый счёт матча не оказывается столь же победоносным для Лисов. И когда Натаниэль успевает продумать все едкие слова, которые обязательно будут обращены к нему, Лисы ничего не говорят. С серией предыдущих побед он забывает, как в действительности может ощущаться вкус проигрыша, что противным комком горечи оседает на языке и своими миазмами раздражает слизистую. Взгляд, обращённый на Лисичек и оранжевое море фанатов, возвращает его к реальности с презрительными взглядами и разочарованными вздохами. Натаниэль не может винить кого-то, когда в сравнении с Лисами, у Воронов было три-четыре замены на каждую позицию. Остатки адреналина и желание рваться в бой разрушает лишь одна мысль того, что он мог сделать больше, лучше, успешнее. Он готовился к этому ещё перед первым матчем в сентябре. Он знал, что получит в случае разрушительного провала, но после нескольких искромётных побед это ощущается много тяжелее, словно ненависть к нему за прошедшее время только накапливалась и ждала момента взрыва. Натаниэль резко дёргает плечом от громкого стука справа. Он поворачивается в сторону Эндрю, что продолжает сидеть возле ворот, а его слегка подрагивающая рука отпускает клюшку, когда тот понимает, что на него обратили внимание. Напряжённые мышцы сковывают движения пуще прежнего, отчего Миньярду требуется почти минута, чтобы снять шлем, но по едва уловимому отражению в его глазах, Натаниэль тотчас поворачивается в сторону Воронов и безошибочно находит Рико недалеко от Кевина. Это уже не похоже на формальную беседу, когда лицо Кевина моментально бледнеет, а его руки скрещиваются на груди, принимая оборонительную позицию. Натаниэлю отчасти плевать на происходящее, но он хватает Дэя за воротник и тянет назад, потому что наблюдать за блеющей звездой экси осточертело ещё на моменте шоу Кэти Фердинанд. Сейчас он не готов потакать страху Кевина и спокойно принимать его, словно в руках у него ключ для решения этой проблемы. Рико хмурится от постороннего вмешательства, но не успевает он что-либо сказать, как перед Кевином из ниоткуда появляется Эндрю и подносит правую руку к чужому корпусу, туда, где можно вонзить нож, избегая нагрудник. Натаниэль надеется, что Эндрю блефует и на самом деле не взял с собой ножи на поле, но вместо лишних расспросов оттаскивает Кевина ещё на несколько метров назад и дивится тому, как после подобной игры Миньярд может вдобавок кому-то угрожать и стоять так спокойно, словно вовсе не он минуту назад едва держал клюшку в руках. Остальные Лисы, казалось, чувствуют себя не лучше, но с их постепенным переодеванием и повторным упоминанием Ваймаком пьянки в доме Эбби все оживляются и с новой силой выходят из душа, как люди, что выиграли миллион долларов лотереи. Даже после беседы с репортёрами Дэн не выглядит разочарованной и это резко контрастирует с тем, что Натаниэль видел на трибунах. Он наспех переодевается, не думая о душе, и вновь подходит к плексигласу в ожидании увидеть то презрение и холод. Несколько оранжевых футболок хмурятся, когда вместе с остальными покидают свои места, другие что-то обсуждают на повышенных тонах и подчас указывают на табло и эти злость, пренебрежение, брезгливость и сожаление ощущаются привычнее чего-либо другого. Натаниэль не может вынести снисходительной улыбки Лисов, когда он всё ещё думает о том, что мог бы принести больше пользы. Возможно, он мог бы успешнее побороть свою аномальную усталость, которая мешала учёбе и в последствии ночным тренировкам. Возможно, ему следовало уделить больше времени упражнениям на меткость. А возможно, проблема заключалась в том, что именно Веснински оказался в Лисьей Норе и загадил команде весь игровой сезон, сам того не подозревая. Он возвращается к раздевалке, когда Мэтт уже зовёт забрать вещи и отправиться на парковку. Элисон рядом, кажется, выглядит более боевой, нежели до матча, но все наблюдения того, что Лисы могут быть довольны или положительно нейтральны сегодняшним проигрышем, Натаниэль тотчас отбрасывает и сосредотачивается на хмуром Аароне, неловкой и неуверенной улыбке Ники и ободряющей Рене. Он также старается ловить подобные моменты, когда в руках каждого оказывается бутылка алкоголя и несдержанные языки стремятся по новой перелопатить прошедший матч. Он слышит: «Позор… Неудача… Было близко… Нас размазали… Команда отбросов…» Он пропускает мимо: «Хороший результат… Командная работа… Потрясающий гол… Дальше лучше…» Натаниэль отказывается от предложенной рюмки и просто остаётся сторонним наблюдателем. Он не вынесет момента, когда все посмотрят на него во время пьяного бреда, ожидая разумной речи. На деле это будет лишь цунами жалости к самому себе и ураганы самоуничижения. Громкие разговоры Лисов продолжаются вплоть до пяти или шести утра. Натаниэль уходит вскоре после того, как Кевин выпивает залпом третью бутылку водки под весёлое «до дна». Он выходит на крыльцо и даёт себе несколько минут подышать свежим воздухом, прежде чем попытаться уснуть. Впрочем, в эту ночь ему не помогает заснуть даже двойная доза снотворного. По этой же причине днём Натаниэль чувствует себя всё так же отвратительно. Он выходит на кухню после того, как не в первый раз слышит звук струящейся воды в душе и, к удивлению, видит Элисон уже с теми же потрясающе уложенными волосами и лёгким макияжем. Её плачевное состояние после бессонной ночи и моря алкоголя выдаёт только заторможенная реакция — он и не сомневался в её способностях ухода за собой, когда девушка занималась этим даже на следующий день после смерти Сета. Самому Натаниэлю иногда нужно напоминать себе элементарно принять душ, пока те же тюлени усталости наваливаются на него целым стадом. — Твой вид кричит о том, что ты пил вместе с Кевином водку, — начинает Элисон, когда Натаниэль подходит ближе к кофеварке. — Чуткий сон? — Можно и так сказать, — он пожимает плечами и засыпает в контейнер несколько ложек кофе для двух чашек. — По твоему виду можно сказать, что ты тоже не спала. Сколько времени ты тратишь на это? — Я просто скрыла синяки, — усмехается она. — А вот тебе не помешает хотя бы подстричься. — Я надеваю бандану под шлем, помнишь? — Это не о практичности, а об эстетичности. С отросшими волосами, синяками под глазами и подобной худобой ты выглядишь болезненно плохо. — Ну, спасибо, — ворчит он в ответ. — Скажешь это, когда увидишь, на что я способна, — уверенно заявляет она и левой рукой изображает в воздухе ножницы. — Это лучше сделать перед Хэллоуином. — Есть причина? — Вечеринка, конечно же. Спортивный зал университета уже начинают украшать к заветным выходным через неделю. — Вечеринки это не моё. Он слегка морщится, представляя толпу студентов, громкую музыку и выпивку, замаскированную под сок. Отчасти это похоже на то, как Натаниэль посетил бар с Эндрю, но у него больше нет желания напиться до беспамятства, если это означает потерять очередные кусочки действительности. В ином случае он также бесполезен на танцполе или чем ещё занимаются на тематических вечеринках. — Студенческая жизнь — это не только экси, — она раздражённо щёлкает пальцами, после чего забирает одну из двух кружек с горячим кофе. — Попробуй что-то ещё, пока Кевин не утащил тебя в профессиональную команду. Натаниэль пропускает суть сказанных слов и сосредотачивается на другом: — Ты не думаешь, что я продолжу бизнес отца. — Я никогда так не думала, — соглашается Элисон. — Это не только твой выбор специальности. У вас нет ни одного совместного интервью, и он никогда не упоминал тебя, говоря о наследнике, — она делает пробный глоток, стараясь не обжечься. — К тому же тренер давал тебе корпоративную карточку, хотя с такими родителями кто будет нуждаться в деньгах. — Это не тот случай, — пытается объяснить Натаниэль, вспоминая слова Элисон об отношениях со своими родителями. — На меня никогда не рассчитывали. — И ты решил попробовать, потому что на тебя стал рассчитывать Кевин? — улыбнулась она. — Нет, я не знал, — он пожимает плечами. — Как и говорил, я здесь ради экси. — Тогда у тебя нет шансов отказаться от вечеринки, — заключает Элисон. — Даже если ты спортсмен, ты всё ещё студент и обязан посещать студенческие мероприятия. — Я не помню такого пункта в правилах. — Не говори мне, что ты их читал, — она возводит глаза к небу, но больше ничего не говорит и уходит на второй этаж.

***

Натаниэлю не удаётся отмазаться от вечеринки, но он успешно избегает похода за покупками, ссылаясь на количество домашней работы. Элисон явно этому не довольна, но, в конце концов, после похода в торговый центр с девочками она кидает ему в руки костюм священника, уже залитого кровью. «Вампир-священник», — радостно восклицает Дэн, а Элисон вырисовывает в воздухе восьмёрку призрачной кисточкой, намекая на свои способности визажиста. Натаниэль готов повеситься от предстоящей перспективы, но он не успевает что-либо сказать, когда в общежитии появляются Мэтт с Ники. — Господи, блять! — не удерживается Ники. — Теперь я обязан пойти на эту вечеринку. Ты будешь самым горячим священником, которого я когда-либо видел. — Вы не едете в Колумбию? — тотчас интересуется Дэн. — Вообще-то едем. Там тоже будет вечеринка, но мне уже плохо от того, что я не увижу Нила в этом костюме, — он вновь переводит взгляд на Натаниэля и дополняет: — Откуда ты предпочёл бы высосать кровь? — О, боже, — почти стонет он. — Костюм обязателен? Ники отвлекается, чтобы попросить Рене сделать для него несколько фотографий в хорошем качестве, но Элисон этого словно не замечает и отвечает: — Иначе в чём смысл? Это не помогает Натаниэлю смириться с мыслями о будущей субботе или смотреть на костюм священника без желания выбросить его в окно. Элисон, кажется, это также видит, когда забирает его в общежитие девочек после некоторой беседы. Это ещё меньше помогает принять действительность того, что колготня, в которую он никогда не вникал, вновь врывается в его жизнь и заставляет следовать новым правилам. Ему приходится циклично пройтись по этим размышлениям раз десять, прежде чем просто принять это как новое взаимодействие со старшекурсниками. Подобное легче воспринимается, потому как неизменно дополнено тревожно-разрушающим напоминанием с таймером. Зимние каникулы не за горами. В следующий раз Натаниэль видит костюм через неделю, вечером субботы, когда чудовища расплываются по кампусу для своих собственных развлечений, а он задаётся вопросом отчего те не уехали в Колумбию. Элисон тратит около двух часов, используя свою косметичку для получения правдоподобного (по её мнению) вампира, и вдобавок предлагает приклеить пару клыков. Натаниэль кладёт их обратно в косметичку, но всё равно награждается дополнительным гримом с кровью на лице. Он мысленно считает от одного до десяти сначала на английском, потом на японском, чувствуя себя приемлемо, пока кровь не течёт сквозь его ладони и пахнет каким-то парфюмом. Одежда священника на восемьдесят процентов чёрная, но белый воротник или полосы по бокам уже испачканы красным цветом, и Дэн использовала для этого несколько способов, не забыв про пульверизатор на подоконнике. Мэтт больше выступает в роли поддержки, когда подчас заходит в комнату, но Натаниэль точно не уверен в том, кого он поддерживает: воодушевлённых девочек или их жертву. Впрочем, это не имеет значения. Он рад, что, по крайней мере, ещё не столкнулся с внимательным взором Ники и его пошлыми шуточкам с бладплеем. Он даёт себе небольшую передышку, пока Элисон включает утюжок, а Рене добавляет в свой образ немного глиттера и выходит на улицу к чёрному выходу общежития. Это всё также даёт ему небольшую фору перед встречей с Ники, потому как из-за отмены Колумбии он теперь явно заявится в спортзале универа. Можно ли мечтать о том, что другие чудовища там не появятся? Ответ сам находит его. Натаниэль немного озадачен тем, что сегодня Эндрю не находится на крыше, а на корточках курит позади здания, но вместо новых вопросов, он выпаливает то, что давно крутилось на языке: — Мы проиграли. — Я рад, что ты заметил это спустя неделю, — саркастично выдают в ответ. — А кто-то хвастался своей скоростью. — Никто этого больше не замечает. — Скажи это Кевину, — безучастно отзывается Эндрю и зажигает новую сигарету. — Я не об этом. Все словно не хотят видеть реальную проблему. — И в чём же она заключается? — на той же ноте продолжает он, но когда переводит взгляд на Натаниэля, резко обрывает: — Прекрати. — Я ничего не делаю. — Убирайся, — зло и нарочито медленно говорит Эндрю, не желая повторять сказанное. Натаниэль знает, что вряд ли сейчас переспорит Эндрю, поэтому ведёт плечом и возвращается к главному входу, где возле машин Элисон и Мэтта уже собрались все старшекурсники. Дэн без промедления начинает долгий разговор о полезности телефона БЕЗ беззвучного режима, когда все садятся на свои места, но под конец диалога и сама понимает, что Натаниэль быстрее обожжётся на этом, чем послушает кого-то. Ему просто до сих пор непривычно получать уведомления и не видеть там имена Малкольмов или координаты места, в котором он должен быть в ближайшее время. Каждый писк о новом сообщении заставлял его в ту же секунду открыть раскладушку и в панике перебирать варианты того, что ему прикажет сделать Димаччио. Это настолько его нервировало, что один очередной смайлик от Ники почти довёл его до панической атаки, из-за чего он всё-таки бросил телефон на пол. Благо, тот всего лишь поцарапался и продолжает исправно работать. Смена обстановки заставляет лишь заново почувствовать себя не в своей тарелке, потому что, сколько бы его не пытались приобщать к вечеринкам и банкетам, Натаниэль способен в ответ проводить сравнительный анализ и проработку стратегии с учётом всех переменных звёзд. Он не тот человек, что с озорной искрой вместе с другими будет выполнять конкурсные задания, танцевать и искать новые знакомства. В школе это считается частью весёлого времяпровождения с одноклассниками, но для Натаниэля это было необязательным собранием, которое вычёркивалось из его расписания, а свободное время заполнялось новыми воспоминаниями о хрупкости людской мясной оболочки. Поэтому он не думает подходить к платформе, где юноша уже предлагает поучаствовать в различных тематических играх, хотя Элисон и уговаривает его попробовать. Вместо этого он берёт со стола один из стаканчиков с бог знает какой жидкостью и уверяет других пойти на танцпол. Натаниэль чувствует, как его кожа стягивается в том месте, где Элисон использовала грим, и он уже искренне хочет вернуться в общежитие и упасть лицом в подушку. Кажется, у него лежит на полке блистер с ещё тремя таблетками снотворного, но он не помнит, есть ли второй блистер в тумбочке, или он использовал его ещё на прошлой неделе. Но в тумбочке лежит действительно удобная одежда, а не подобный костюм, что хоть и скрывает все его шрамы, ощущается как колючий шерстяной свитер, что своими иглами впивается во все возможные участки кожи. Натаниэль бросает взгляд вниз и облегчённо выдыхает. Крови на руках нет. Это всего лишь Хэллоуин и глупый образ. Через двадцать минут или около того к нему подходят Дэн и Мэтт, что поглядывают друг на друга каждую минуту со странным выражением лица. Они задают простые вопросы о вечеринке, но Натаниэль не может избавиться от зыбкого ощущения тревоги, смотря на то, как от переполняющих эмоций Дэн выбивает какой-то ритм пальцем по бедру, а Мэтт сжимает и разжимает кулаки. Это до странности нелепо, но пробуждает ту часть, которая теперь заставляет присмотреться к остальным, выискивая причину подобных изменений. Натаниэль почти успевает задать вопрос, но ведущий прерывает его своим скабрёзным тоном и простым сообщением: — Только что на территории университета был обнаружен труп. Он резко вздрагивает и тотчас переводит свой взгляд в сторону выхода, ожидая, что после такого громкого заявления в помещение ворвётся Лола и сначала припугнёт всех парой выстрелов из пистолета, а после поудобнее перехватит чемодан со всем холодным оружием, которое может утащить с собой. Это точно она. У Натаниэля нет сомнений. Неважно, одна или с братом, но Лола, наконец, пришла навестить Младшего и напомнить о его настоящей жизни. О его настоящих обязанностях. И Натаниэль может мечтать уйти подальше хотя бы от Мэтта и Дэн, чтобы Малкольм не причинила им вреда. Его нога поворачивается в сторону выхода, когда Мэтт кладёт свою ладонь ему на плечо и подсказывает внимательнее слушать ведущего. — Он находился у северной стороны спортзала, и это место уже отмечено белым мелом. Все желающие узнать, что же за человек был убит, могут подойти ближе и прослушать правила участия в «Месте преступления». Победитель… — Игра, — раздражённо говорит Натаниэль, и все предыдущие картинки взволнованных Дэн и Мэтта складываются воедино. — Значит, Элисон или Рене. — Мы проиграли, да? — слегка расстроенно вздыхает Дэн. — Мы думали, что ты сыграешь хотя бы здесь. — Значит, Элисон, — заключает он и ещё раз бегло осматривает толпу. — Её давно не было видно. — Чёрт, тебе нужно поменяться факультетом с Эндрю! — восторженно замечает Мэтт. — Ты бы стал отличным следователем. — Если бы все преступники так явно нервничали, то это облегчило бы задачу полицейским и ФБР, — пожимает плечами Натаниэль и невольно вспоминает, как в его дом заходили следователи минимум раз в полгода. Это, к сожалению, не означало, что они знали о причастности отца ко многим убийствам и пропажам людей. И сейчас тот сидел в тюрьме из-за крупных взяток, что обнаружил один из сотрудников его бизнеса. Если бы он знал, что за подобную чушь человека садят за решётку, то давно проболтался о подобном и смотался под шумок, пока Димаччио и другие разбирались бы с последствиями. Оставшийся вечер проходит относительно спокойно, хотя Натаниэль иногда меняет дислокацию, когда замечает в толпе Ники и прячется за ближайшими людьми или спортинвентарём. Это на самом деле помогает ненадолго, и ему всё же приходится выслушать восторженную речь по поводу его образа и раз десять отказаться от предложения потанцевать. С присутствием Хэммика Натаниэль уверен, что теперь заметит на танцполе и близнецов, но после пяти минут встречается взглядом лишь с Эндрю, что стоит у противоположной стены и, очевидно, вовсе не собирается также легко ступить в гущу событий, как он это провернул в Райских Сумерках. Натаниэль старается забыть о его существовании на следующие несколько часов.

***

Новая неделя начинается с теста по геологии и сочинения по английскому, что забирает все возможные силы Натаниэля, отчего он два раза забывает про ночные тренировки. Кевин, конечно, просто приходит в его общежитие и за руку выводит к стадиону, но после ему приходится просидеть за рабочим столом почти до утра и корректировать некоторые свои задания. Он рад, что Кевин во время этих часов хотя бы не говорит чего-то, что не связано с экси. Потому что после их обмена принятия действительности — наконец-то! — по поводу отсутствия каких-либо воспоминаний о совместном прошлом было странно вообще говорить с Кевином. Тот же сейчас, вероятно, видит на месте Натаниэля совершенно другого человека, а не того шестнадцатилетнего парня, с которым он жил на корте. Натаниэль не против. Не то чтобы он стремился наладить связь с Кевином. Он всего лишь хотел выяснить, откуда тот его знает и уже давно не заинтересован в «двойке» как собеседнике. Лампочка лопнула. Её осколки день изо дня напоминают о том, что пора покинуть Пальметто и приходится уговаривать себя подождать ещё немного. Может, к концу семестра ему также надоест общение со старшекурсниками, и Натаниэлю будет легче уйти отсюда. Он может думать лишь о таймере, когда раз за разом наблюдает за другими и замечает подчас натянутые улыбки и неловкие жесты. Натаниэль виноват в смерти Сета, проигрыше и общем подавленном состоянии всех членов команды. Если бы это имело значение, он бы попросил прощения, но столь эгоистичный поступок вряд ли оценит и Рене. Тем не менее, он старается проводить со старшекурсниками всё возможное время и несколько раз соглашается на компанию Ники при условии, что тот не будет пытаться пошло шутить. Возможно, именно по этой причине в субботу Ники уже может зайти в его общежитие, как к себе домой, когда почти сносит дверь из-за резкого рывка и оглушает безостановочным бормотанием. Натаниэль ничего не понимает, пока Мэтт всё же не заставляет Хэммика остановиться и начать нормально объяснять. — Только что звонила мама. Он помнит немногочисленные рассказы Ники о своей семье и их взаимоотношения с близнецами, но всё ещё не понимает суть происходящего, поэтому просто спрашивает «И?». — Чтобы пригласить на обед по случаю Дня Благодарения. — Ты собираешься разделить с ними обед после всего? — недоумённо уточняет Натаниэль, а Мэтт спрашивает: — Что ты ответил? — Я не ответил, — он нервно сцепляет руки в замок. — Приглашён не только я, но и Аарон с Эндрю. Мама выразилась предельно ясно. Но Эндрю ни за что не согласится! — Не сомневаюсь, — Веснински возводит глаза к небу. — Но для чего мне эта информация? — Поговори с ним, — предлагает Ники и тут же дополняет, завидев явное недовольство. — Если с этой новостью к Эндрю приду я, он притворится глухим. А тебя он послушает. — С какой стати? — он вопросительно выгибает одну бровь. — Разве не ты предложил ему сходить на университетскую тусовку вместо привычной Колумбии? Натаниэлю удаётся сохранить спокойное лицо от явного непонимания после выдвинутого обвинения, но в голове моментально возникает тысяча и один вопрос к Миньярду и радужным теориям Ники. В недавнем разговоре Эндрю говорил о том, как мечтает придушить его, а после и вовсе смотрел с нескрываемым отвращением. Его резкая смена поведения может быть связана лишь с выполнением сделки, а не взаимоотношениями с кем-либо. Натаниэль не думает, что Эндрю вообще попадал бы в его поле зрения, если бы не сделки и обещания. — Не думаю, что мне следует вмешиваться в дела твоей семьи, — наконец отвечает он. — И Эндрю определённо не послушает меня. — Нил, это, возможно, мой единственный шанс наладить отношения! — жалобно произносит Ники. — Знаю, родители считают меня безбожником, обречённым гореть в адском пламени, и мне давно пора отстать от них, но я не могу. Я должен выяснить, хотят ли они действительно вернуться в мою жизнь. Ну пожалуйста, Нил. Мне плохо без мамы. Мне страшно её не хватает. Натаниэль едва останавливает себя от того, чтобы сказать резкое «прекрати» во время рассказа Ники. Он убил собственную мать и не должен реагировать на жалостливый тон. Он самолично избавился от своей единственной опоры, так что едва ли может понять возможное построение родственных связей в семье Хэммиков. К тому же он никогда не заботился о благополучии Ники. То, что они общались свободнее последние пару дней, не означает безоговорочное участие в жизни другого. Натаниэль безмолвно стонет и прячет лицо в ладонях. Ники от него не отстанет. В лучшем случае тот будет грустно вздыхать и ходить, как в воду опущенный, но много ли раз ему везло? Можно на пальцах пересчитать случаи, когда юноша радовался сыру, что всё равно оказывался в ёбанной мышеловке. Он вновь смотрит в лицо Ники и вынуждено кивает. В конце концов, его просят лишь поговорить, а не убедить. А в случае с Эндрю проблема — это не категоричный отказ, а её причина. Возможно, именно по этой причине Натаниэля также проигнорируют и не дадут внятного ответа. Однако он вновь прокручивает в голове все рассказы Ники, и неожиданная догадка быстро отрезвляет его для первого вопроса. — Что сделал Лютер? — На клюшку и хоккеист прибежит, — монотонно комментирует Эндрю. — У тебя прошла очередная душещипательная терапия с Ники. — Звонила его мать. И она приглашала его отметить День Благодарения, но только с тобой и Аароном. — Как жаль, что мы уже пообещали быть в этот день у Эбби, — просто отвечает он и садится на свой стол у окна. — Ты не ответил, — напоминает Натаниэль и подходит ближе. — Тебе плевать на других, но Лютера ты не выносишь, словно он твой заклятый враг. Это он был тем, кто забрал тебя из семьи Спир. Тогда в чём проблема? — Он не «забирал» меня, — морщится Эндрю. — У меня был выбор, но Лютер прокололся в том, что поверил своим убеждениям и святости, а не словам и возможным доказательствам. Я не даю второго шанса. — Тебе не нужно этого делать, — соглашается Натаниэль. — Это только для Ники. Близнецы — предлог для создания картины полной счастливой семьи. — Нет. — Используй свой великий сарказм и ножи, если что-то пойдёт не так, — произносит он, наконец, потому что этот разговор с самого начала не имел смысла. — Мне плевать на вашу семейную драму, но Ники, чуть ли не плача, прибежал с просьбой поговорить с тобой. И я в недоумении от того, что он считает нас закадычными друзьями, — Натаниэль коротко вдыхает воздух и дополняет: — К тому же у тебя сейчас дела поважнее, верно? Кевин? Ты решил и его защитить от Рико? — Мы заключили сделку, — подтверждает Эндрю и подтягивает одну ногу к себе, чтобы положить на колено локоть. — Если это твой единственный стиль общения, то я не сомневаюсь, отчего у тебя плохие отношения с Лютером, — Натаниэль уже не старается скрыть степень своего раздражения. Возможно, это из-за странной просьбы, поведения Миньярда или очередного обезболивающего, но в выходные он едва справляется с домашкой, не то что с разматыванием клубка чужих проблем. Он уже смотрит в сторону выхода, когда к нему обращаются: — Хей, суицидник, — Эндрю делает паузу, внимательно всматриваясь в чужое лицо, и предлагает: — я вытерплю этот обед при условии, что ты поедешь с нами. — С какой стати? — Тебе же плевать на чужие семейные драмы? — пожимает тот плечами. — И ты был священником. Уверен, что за вашей беседой с Лютером будет чертовски уморительно наблюдать. Натаниэль не удосуживается напомнить, что это был не просто священник, но и вампир, что в любом случае являлось его костюмом на Хэллоуин, который ему выбрали. И так ясно, что Миньярд забавляется и вместо тихого обеда с семьёй желает посмотреть на представление, потому что Натаниэль точно не является набожным человеком или простым слушателем, что съест любую чушь, связанную с Библией. — Прекрасно, — раздражённо отвечает он, — но взамен ты пропускаешь свой ход в игре. — Это будет весёлый день, особенно когда папаша Ники отправится на небеса, — он коротко выдыхает, что почти похоже на усмешку. Натаниэль тотчас вспоминает перешёптывания Ники со старшекурсниками и спрашивает: — Ты убил мать Аарона? — Я предупреждал, чтобы она не смела поднимать на него руку, — легко говорит Эндрю, нисколько не удивившись вопросу с явным утверждением, — но она меня не слушала. Вот и получила. Просчитываешь возможную угрозу? — Если бы кто-то из Лисов представлял для меня угрозу, то я бы не согласился остаться. — Точно. Тебе больше нравятся тёрки с мафией, — он щёлкает пальцем и в следующую секунду спрыгивает со стола и направляется в сторону кухни. — Я говорил ей, что ты безнадёжный случай. — Рене? — Би. — Как мило, что ты тратишь время своего сеанса на перемывание моих костей. — Хоть кто-то тратит время сеанса по назначению, — остро замечает Эндрю и еле слышно добавляет: — Возможно, я не такой умник, каким считал себя, — он поворачивается в сторону Веснински и указывает на дверь, когда напоследок говорит: — Скажи моему трусливому двоюродному брату, пусть идёт назад. Натаниэль возвращается назад в своё общежитие и кратко пересказывает суть разговора Ники. Его радостный визг вовремя предупреждает о сильных объятьях, которые успешно удаётся избежать. И хотя сам Натаниэль не видит в этом ничего хорошего, он уже подписался на присутствие и, словно противореча себе, влезает туда, куда вовсе не следует, да и не хочется. К тому же, насколько странно в этой картине будет выглядеть его фигура?

***

Ехать до родительского дома Ники недолго. Хэммики живут в южном пригороде Колумбии, поэтому достаточно скоро Эндрю паркуется на обочине, а Натаниэль отмечает отсутствие гаража. Он также пытается определить возможную прочность стёкол и дверей, потому что цикличные мысли того, что это не Балтиморский особняк, не помогают справиться с волнением. Возможно, это так сильно влияет на него из-за того, что он чувствует себя чужим человеком на какой-то тайной вечере, отчего сильнее обычного страшится погубить своим присутствием хрупкое равновесие. Ники неуверенно выходит из машины и бормочет: — Зря мы приехали. Эндрю тут же подхватывает эту мысль, но Натаниэль всё равно видит во взгляде Ники слабую решимость, которая помогает ему ступить на крыльцо и позвонить в дверь. За ним бок о бок встают близнецы, и он с новой силой хочет развернуться и уйти прочь, потому что какого чёрта он забыл на чужом семейном обеде? Натаниэль и со своим отцом никогда не ел за одним столом, а теперь должен наблюдать подобную неловкую картину со стороны. Более того, Эндрю нарочито будет цепляться к нему от скуки или в качестве мнимого посредника. Вряд ли он будет разговаривать с Лютером напрямую, а на эмоциях и Натаниэль поощрил его сарказм и насилие. Это было аргументом от противного, но он забыл, что подобное в случае с Эндрю работает наоборот, плохо и некстати. — Мог бы и не звонить, — волнительно произносит женщина, что открывает дверь и посылает слабую улыбку. — Это больше не мой дом, — напоминает Ники. И… вау. Натаниэль хотел бы также уверенно заявить это своему отцу и забыть затёртую до дыр табличку с названием улицы или номером дома. Однако даже эта маленькая фантазия полна смеха Лолы и пронизывающего взгляда мужчины. — Ты, должно быть, Натаниэль, — приветствует его, очевидно, мать Ники, когда открывает дверь шире, чтобы дать пройти гостям внутрь. — Меня зовут Мария. Юноша не уверен в том, какую степень вежливости должен проявить, так как вряд ли он ещё когда-нибудь услышит это имя или увидит это яркое платье. В конце концов, он сдержанно кивает, и внимание женщины переходит на близнецов. Она скользит взглядом по их фигурам, и — Натаниэль в этом убеждён — удача помогает ей обратиться к правильному парню. — Аарон, давно не виделись. — Не тот близнец, — Эндрю не даёт ответить и вместо этого привычно хочет запутать другого человека. Мария, кажется, уже ранее сталкивалась с подобным отношением, поэтому в ответ лишь зажмуривает глаза на секунду и произносит: — Верхнюю одежду можете оставить здесь, — она указывает на шкаф с дюжиной свободных плечиков, после чего ловит взгляд Ники и пальцем указывает в сторону одной из дверей, после чего скрывается за ней. Тот не успевает и слова сказать ей вслед, и Натаниэль начинает в полной мере осознавать, что этот обед будет тяжёлым, а воссоединение семьи планируется едва ли. Ники в рекордные сроки снимает с себя куртку и первый открывает дверь в кухню, замирая на её пороге. Натаниэль вновь стоит последний, но даже радуется такому раскладу, когда высокий рост Лютера Хэммика давит одним своим существованием, а настороженность не переходит в панику по причине худобы мужчины, что явно не мог поднять что-то тяжелее семи килограмм покупок из супермаркета. За этими физиологическими фактами он не видит напряжения в чужих мышцах или явного волнения, что отражается в каждом движении, хотя на периферии Натаниэль отмечает незначительный порез на указательном пальце, наклон корпуса, что свидетельствует о болях в спине, или плотно сжатые губы. Он отмечает любую деталь, что поможет ему избежать нежелательного контакта или одержать преимущество перед бегством, пока сам Лютер не обращает на него никакого внимания, лишь раз взглянув на него между делом. Натаниэль даёт себе время также запомнить окружающую обстановку, но больше сосредотачивается на расположении кухонных принадлежностей, что, несомненно, в худшем случае будут лучшим вариантом для использования. Он всё ещё держит собственное лезвие в правом носке, но оно почти бесполезно в спонтанной ситуации без точного удара. К тому же с ним быстрее расцарапаешь собственные пальцы в попытке добраться до некоторых артерий, что спрятаны на пять сантиметров и более. — Ники, — приветствует Лютер, — Аарон, Эндрю. Ники не может быстро ответить и Аарон проявляет вежливость: — Привет, дядя Лютер. Тогда Лютер поворачивается в сторону окна, не думая вновь смотреть на Натаниэля, хотя обращается к нему: — Я отец Ники. Можешь звать меня Лютером. Добро пожаловать в мой дом, — он бросает беглый взгляд на Марию и вновь возвращает внимание на гостей. — Проходите, располагайтесь. Обед будет с минуты на минуту. Ники поворачивается в сторону другой двери и выводит всех на заднее крыльцо, что окружает сетка. Она не даёт проникнуть внутрь холодному ноябрьскому ветру, а вместе с тепловыми лампами создаёт идеальную температуру. Стол в центре уже украшен кружевными салфетками напротив двух стульев в торцах, отчего Ники садится сбоку посередине, и Аарон занимает место рядом, ближе к Марии. Натаниэль пропускает момент, когда Эндрю садится с другой стороны, ближе к месту Лютера, но безмолвно соглашается этим, потому что у него нет желания сидеть рядом с мужчиной, да ещё и без потенциального оружия под рукой. Готовые горячие угощения занимают весь стол, и юноша резко вспоминает, что обед с самого начала подразумевал очередное притворство и поедание пищи. Последние две недели Натаниэль вновь откатился к простому игнорированию приёмов пищи, — единственный матч в это время позволял удачно скрывать это — так что совершенно не был готов вновь вызвать рвоту. У него валяется последняя жвачка в заднем кармане, которую ему когда-то предложила Рене, но её резкий мятный запах точно привлечёт Эндрю. А после того, как они пару раз косвенно затрагивали личность психотерапевта, он не желает напереться на новый разговор об обязательном походе к ней. Это приводит его к достаточно глубоким размышлениям, которые не сразу дают уловить обстановку вокруг. И он не может скрыть удивлённого взгляда, что с насмешкой замечает Миньярд, но пока не комментирует. Лютер завершает молитву и начинает накладывать себе еду из ближайшего блюда. Эндрю берёт соседнее и с вызовом наполняет также тарелку Натаниэля. Он не может принять это негативно, потому что новое подозрение со стороны Миньярда ни к чему, поэтому стискивает зубы и мысленно считает на японском. Лютер замечает его бездействие и спрашивает: — Ты верующий? — Он был священником, — быстро говорит Эндрю, прежде чем кто-то ещё добавит хоть слово. — Это был костюм на Хэллоуин, — в привычной манере подхватывает Веснински, ещё пытаясь сдержать свою раздражительность. Она может быстро его ослепить, и тогда бдительность лопнет, как воздушный шарик. — Точно, — соглашается Эндрю, растягивая гласные. — Поэтому ты не знаешь что такое молитва. — Ты никогда не ходил в церковь? — продолжает Лютер. — Это бессмысленно, — мотает головой Натаниэль и с разочарованием понимает, что уже попал в ловушку Миньярда. — Не думаю, что придуманный персонаж мне чем-то поможет. — Придуманный!.. — Пап, ты вправду хочешь начать именно с этого? — вмешивается Ники. — Может, спросишь, как у нас дела, как успехи в учёбе или как продвигается сезон? — Конечно, — механически соглашается Лютер. — Конечно, — эхом повторяет Ники. Возникшую тишину он прерывает новой попыткой разговора теперь с Марией, что выходит намного удачнее. Он указывает на новую обстановку дома, а та взамен интересуется студенческой жизнью сына и дальнейшими планами. Натаниэль подчас смотрит в их сторону, отвлекаясь от такого же созерцания содержимого на тарелке. Эндрю один раз настойчиво подталкивает ближе вилку и после её игнорирования сомнительно щурится. Натаниэль действительно сегодня не планировал блевать едой, а в голове раз за разом проносятся воспоминания о крови, что он вновь отхаркивал, словно это был салатный соус. Ближе к концу обеда Эндрю встаёт и уходит в дом. Натаниэль нервно дёргает пальцем, когда за ним проходит Лютер, но одёргивает себя от возможных действий и пока старается прислушаться к их разговору. Эндрю ясно сказал ранее, что разочарован в Лютере и точно не будет идти с ним на контакт, но юноша не знает в полной мере, что между ними произошло, чтобы остерегаться действий мужчины больше положенного. И сейчас напрягает слух лишь для уверенности в том, что Лютер не представляет опасности. Натаниэль не в лучшей форме и всё же способен дать отпор. Обрывки фраз Лютера не помогают выяснить предмет разговора. Эндрю привычно молчалив, но в его голосе прослеживается уже знакомая жёсткость, которая вызывает мурашки. Отчего у Натаниэля плохое предчувствие, когда на террасу мужчина возвращается в одиночку. Мария в это время вспоминает про пирог и быстро выходит на кухню его проверить. Это действие заставляет юношу присмотреться и к фигуре женщины, хотя после Лолы он не видел такой же острой опасности от других девушек. Однако с каждой новой минутой в этом доме он чувствует себя загнанным кроликом, с которым желают сначала вдоволь наиграться, прежде чем приступить к разделке. И Натаниэль ненавидит то, насколько знакомо это чувство. Он сглатывает накопившуюся слюну и отвлекается на странный звук сверху. Вроде бы это стук какого-то предмета о поверхность пола, и даже эта деталь заставляет пуще прежнего нервно сжимать кулаки и осторожно осматриваться. Новый грохот почти заставляет его моментально подняться со стула, но, кажется, никто, кроме Натаниэля не слышит ничего подозрительного, а противный писк в голове подсказывает, что это вновь происходит лишь в его голове и показывает явную неустойчивость. Проблемность. Он заставляет себя пропустить ещё три странных звука, но когда начинает из них составлять картинку и предполагать, чем это может являться, до него доносится слабый отголосок мужского голоса, и его тело вновь покрывается мурашками. Натаниэль ссылается на туалет, наверное (он не уверен, что действительно что-то сказал), и устремляется на поиски причины подозрительного шума. Ему удаётся скрыться на втором этаже, но уверенные шаги на лестнице подсказывают, что Аарон не согласен с его решением. Натаниэль не дожидается его появления или дальнейших слов и проходит к двери, за которой слышится рваный выдох и предостерегающая тишина после. Во время нового глухого удара о стену он дёргает ручку — та ожидаемо не поддаётся, и Натаниэлю приходится локтём выбить дверь у замка, заставляя её открыться. Он надеется, что все звуки не были игрой его сознания. Скрип помогает определить, что дверь уже легко может распахнуться, и он поспешно вваливается внутрь, всего на несколько секунд опережая недовольный возглас Аарона. Взгляд цепляется за кровавые паутины на коже, и Натаниэль рефлекторно скользит взглядом по обстановке, осматривая комнату на наличие оружия. Скорая дрожь и дезориентированность не дают запомнить чужих оголённых бёдер или белёсых шрамов открытых предплечий. Сознание заставляет его сосредоточиться на ноже недалеко от двери (очевидно, из повязки Эндрю), что поблёскивает своими возможностями и результатами, и расположении артерий и вен, пронзив которые возможно совершить убийство за несколько секунд. Натаниэль знает это. Он знает, что разрыв плечевой артерии спровоцирует потерю сознания через пятнадцать секунд, что повреждение лучевой артерии приведёт к смерти через две минуты или что колотая рана с правой стороны грудной клетки под углом сорок пять градусов повлечёт повреждение печени и смерть в течение пяти минут. Нож в руке также напоминает о том, что перед ним стоит не мучитель, а жертва. Натаниэль игнорировал эту разницу, но именно она сейчас даёт точно оценить возможную стратегию. Именно это разумно подсказывает, что с такими сильными руками мужчины он не сможет бороться и вряд ли вонзит нож параллельно рёбрам под левой подмышкой. Это одна из быстрых смертей, но для хотя бы простой потери сознания Натаниэлю нужно целиться выше, избегая удушливых захватов. Он перехватывает нож поудобнее и делает первый шаг вглубь комнаты, когда мужчина ещё пытается выбраться из вороха простыней. Гордый смешок отца подсказывает сначала ошеломить другого отвлечённым звуком или действием и без заминки вонзить лезвие в подключичную артерию. Это быстро. Это убийство. Это смерть за пять секунд. Это преднамеренное пролитие крови. Это вынужденная мера. Это наследие. Это смех Лолы и безотказный приказ отца, точный шаг влево и резкое движение руки вправо. Ничего неожиданного. Выработанная техника и достижение её цели. Натаниэль не видит ничего, кроме этих движений, и внимательно всматривается как паутины крови теперь образовывают моря возле мужчины. Он не слышит испуганного вздоха Аарона, но тотчас возвращается к кровати и, как в горячечном бреду, бормочет: — Нет, он успел… Он сделал это… Я должен был подняться раньше… Я должен был, должен был… Он замечает руку, что тянется к его лицу, и резко отходит назад, возвращаясь ближе к телу на полу. Натаниэль почти спотыкается и падает, но всё же сохраняет равновесие и как-то испуганно оглядывается, словно впервые видит этого мужчину, словно впервые видит кровь вокруг, словно только вошёл сюда и застал всё в подобном виде. Он тотчас одёргивает себя и заставляет всмотреться в аккуратный порез, который всё равно виден за тем количеством крови, что продолжает стекать. Он убил человека. Он захотел убить человека. Он за секунду представил, как мог бы мучить мужчину продолжительными болями и действовал быстро лишь из-за отсутствия привычной поддержки в виде Димаччио или Джексона. Натаниэль поднимает нож на уровень своих глаз, и его руки слегка дрожат, когда он замечает количество крови на них. Убил. Убил. Убил. — Аарон, — подаёт голос Эндрю. Хриплый, хотя Натаниэль не помнит, чтобы слышал чьи-то крики или беседу на повышенных тонах. — Аарон, забери у него нож, — приказывает он и хмурится на испуганный взгляд и бездействие. — Сейчас, — подчёркивает он громче. Аарон отлипает от места возле двери и с опаской подходит к Натаниэлю. Он медлит ещё несколько секунд, пытаясь уловить какую-то смену эмоций на лице, но всё же берёт рукоять правой рукой, а левой настойчиво и поспешно убирает руки Натаниэля в попытке поскорее отойти от него вновь на безопасное расстояние. Это выходит рвано и ломано, но с последним отклеенным пальцем Натаниэль возвращает своё внимание на Эндрю и садится у кровати. Теперь он может заметить, что нижнее бельё всё ещё на юноше, и это резко возвращает воздух в лёгкие. Он вынуждено расслабляет мышцы и поднимает взгляд к омутам с золотой фольгой. На периферии Натаниэль может услышать его краткий разговор с Лютером, возгласы Ники или такие же настороженные вопросы со стороны Аарона, но слух цепляется за «скорая помощь» и «полиция» отчего он почти встаёт со своего места. Его настойчиво удерживает здесь только рука Эндрю, обладатель которой одним взглядом может приказать оставаться на месте, но Натаниэль отчаянно мотает головой и шепчет: — Эндрю… — Ты не боишься. Это не впервые, — замечает он. — Думаешь, что и сейчас лучше сбежать? — Я не могу, Эндрю… Если полиция узнает… Если она нароет информацию… Если ФБР что-то заподозрит… — Не болтай, — прерывает он. И его спокойный голос столь сильно контрастирует со смехом Лолы, что Натаниэль больше верит ей, чем юноше перед собой. — Нет, я не могу. — Почему? — Это никогда не было так. Я никогда не хотел. — Ты не задохнёшься от одной правды. — Безучастность Эндрю также непоколебима, как и его уверенная рука на затылке. Натаниэль не помнит, когда она там появилась, но она всё же достаточно заземляет для того, чтобы уловить больше предметов вокруг. — Это просто разговор с копами. Если что-то и пойдёт не по плану, то Ваймак не даст им забрать своего игрока. — Очень смешно, — замечает он, но Эндрю не отвечает. Взгляд Натаниэля падает на тёмную ткань на полу, а слова Аарона о скорой помощи всё ещё тлеют за ненадобностью. Он старается это обработать, пока снимает собственные повязки, и лишь тогда замечает несколько сломанных пальцев на руке напротив. Господи, он не мог рассчитывать на несколько синяков. Это с самого начала была битва насмерть. Быстрый взгляд по остальным частям тела не помогает определить другие возможные переломы, но его отвлекают новыми словами. — Просто разговор. Ничего более, — напоминает Эндрю. — Лучше придумай ответный вопрос, потому что тебе придётся ответить. Натаниэль не говорит что-либо ещё и предлагает взамен закрыть предплечья юноши своими повязками.

***

Первая машина полиции подъезжает для коротких разговоров с Хэммиками и Эндрю. И когда один из сотрудников видит сначала Натаниэля с пятнами крови на одежде, а после Аарона с потенциальным оружием в руках, вскоре появляется вторая машина, что должна будет их отвезти участок для более длинных разговоров. Натаниэль высматривает её ещё из окна, но затея оказаться настолько близко к возможному разоблачению ФБР всё ещё слишком безумна. Тут нет никакой самоотверженности. Можно гарантировать, что в этом же участке он останется на неделю с непредвиденными допросами сотрудников ФБР и списком всех совершённых грехов. После картины, что они увидят в этой комнате они также могут предположить, что половина жертв Балтиморского Мясника полегла от рук младшего Веснински. Будет ли его после ждать мгновенная казнь? У него уже нет другого выбора, когда его с Аароном садят в машину на задние сидения и давят на педаль газа. Его решения и желания более не играют роли, а потому могут легко игнорироваться. Аарон продолжает на него взирать с обвинением «так ты всё-таки опасен» и теснится ближе к противоположной двери. Натаниэль был бы рад также уйти подальше от себя, но закрытые замки и разговоры двух полицейских спереди мало способствуют этому. — Подожди, Веснински? — уточняет, кажется, Джек и слегка поворачивается назад. — Младший, верно? Мы не может отвезти его в участок. Мужчина помоложе, что сидит за рулём, явно этому возмущается и обвинительно уточняет: — Что? Почему? — У него белый билет. Мы не имеем права, — поясняет тот и указывает пальцем на перекрёсток. — Поворачивай налево. Мы должны сначала дождаться вердикта врачей, чтобы иметь возможность непосредственного допроса в участке. Едем в психлечебницу. Натаниэль тотчас вскидывает голову и вновь дёргает ручку двери в попытке выйти из машины. Нет. Нет. Нет. Он не вернётся туда, где его будут ждать Тецуо и Пруст. Он не вернётся в одиночку, с кожаными наручниками и наркотиками. Он согласен поехать в участок и рассказать любую правду и неправду. Он согласен там пробыть хоть неделю, хоть две, выдержать испытывающие взгляды и обжигающую вину, что будет своими когтями царапать горло. Это не должно было окраситься ядовитым белым цветом и обещанием абсолютной скованности тела. Это не может быть реальностью. Эндрю пообещал. Он дал обещание. Натаниэль продолжает цепляться за ручку двери и начинает дёргать её каждые десять секунд. Его не убеждают остановиться ни простые угрозы, ни возможные методы успокоения полицейских. Это нормально. Он может с этим справиться. Он мог бы использовать лезвие, чтобы избавиться от одного и вспомнить уроки Джексона, чтобы обойти второго и убежать. Это сработает. Должно. Надо только спровоцировать остановку. Натаниэль продолжает подчас дёргать ручку и пару раз толкает сиденье перед собой. Это раздражает мужчин и вызывает словесные вспышки гнева, но этого недостаточно. Где их хвалёные методы успокоения? Он с большей силой вновь толкает спинку сиденья перед собой, и машина, наконец, останавливается. Натаниэль наблюдает за тем, как полицейские выходят из машины и подходят к его двери, но отчего-то сначала пропускают вперёд других мужчин в светлой одежде. Он тотчас присматривается внимательнее к зданию позади и с волнением тянется к носку, в котором спрятано лезвие. Дверь открывают до того, как Натаниэль успевает его взять, и один из санитаров быстро перехватывает его руку с твёрдым намерением её сломать. Юноша морщится от того, как её выворачивают, и пытается второй рукой воздействовать в ответ, безрезультатно тянется к шее и бьёт в грудь. Он даже успевает пнуть ногой второго санитара, но пропускает укол в плечо по собственной глупости или из-за страха. Натаниэль легко теряет контроль на эмоциях и это никогда хорошо не заканчивается. Он поворачивается в сторону Аарона, пока санитар дожидается, когда его тело достаточно ослабнет, но не видит его также ясно. Тёмные омуты едва схожи с золотой фольгой, но это может быть ближе к топлёному золоту, что Натаниэль наблюдал у Эндрю в моменты, когда юноша был особенно спокоен или уверен в своих возможностях и действиях. Он старается остановиться и сохранить в памяти этот образ, когда представляет другого близнеца, которому может уверенно заявить: — Я не буду больше просить.