Миазмы Котара

***

Нат шёл в школу после утренней тренировки в Эдгаре Аллане, внутренне надеясь, что на одежде действительно не осталось ни одного пятна крови. Он не умел пользоваться стиральной машинкой, отчего больше рассчитывал на то, что на чёрной ткани не заметны багровые вкрапления. В другой раз ему бы не пришлось беспокоиться о более степенном подборе чистой толстовки или джинсов, но прошлой ночью первоочерёдной задачей было смыть кровь хотя бы с собственного тела. Он завидовал Рико и Кевину, потому что тем не нужно было на домашнем обучении корчить улыбки учителям и директору школы. И хотя без этого Нат видел бы лишь сень собственного дома, это не отменяло призрачных бунтов возможного расщепления. И проблемы с химией из-за таблицы Менделеева веско теряли свою значимость после того, как отец давал данные новой цели. Всё теряло значимость, если этой ночью планировалось убийство Балтимоским Мясником или его помощниками. Точно также было на алгебре, когда городская олимпиада, казалось, была его смыслом, до того, как он переступил порог и спустился по ступеням вниз. Нат должен был привыкнуть к тому, что всегда есть люди, которые напомнят ему о важном. И всё же, попадая в школьный пузырь, сотканный из эфирных обиняков и дрязг, невозможно думать лишь о кряжистых клешнях дома. Нату нравилось наблюдать за одноклассниками или другими подростками в столовой: замечать каждый их жест, ловить смену интонаций, слушать истории, словно они действительно имели вселенский смысл и такие же проблемы. Он знал, что Марк сейчас думал лишь о Лизе и всё не может решиться что-то сказать. Или то, что Лиза давно встречалась с Билли. Тайно, на самом деле, но Нату «посчастливилось» однажды услышать их в библиотеке. Ему не нужно было с ними разговаривать, чтобы узнать последние новости. Лицо нового учителя истории также не скрывало эмоций, но обычно Веснински убегал только завидев знакомый костюм коричневого цвета. Отвратительный цвет. Он действительно был похож на болото или зыбучие пески в тропиках, отчего Нат утопал в этом ужасном цвете, не позволяя себе смотреть в чужое лицо. До боли знакомое лицо. Словно Нат уже его раньше видел. Однако потом он смотрел на незнакомые морщины и мысленно пожимал плечами. Если смежить веки и оставить небольшую прореху, то все лица казались одинаковыми, так что и беглый взгляд порой давал похожие результаты. Так однажды он чуть было не перепутал своего одноклассника — Криса — с выпускником, что состоял в футбольной команде. Хватило всего лишь второго взгляда, чтобы уцепиться за знакомую родинку под глазом и отбросить наваждение. Возможно ему просто требовались очки и всему виновата близорукость. Нат подошёл к своему шкафчику в коридоре и, только выудив оттуда тетради, едва не дёрнулся от того как резко навалились плечом на соседний. — Ты так и не пришёл вчера, — обиженно протянул Крис, ссылаясь на приглашение на небольшую вечеринку в своём доме. Он позвал нескольких одноклассников и друзей из параллели отметить победу в городской олимпиаде по естественным наукам. Это было впечатляюще с учётом того, что их школа редко занимала призовые места. Да и сам Веснински ни за что бы не стал углубляться в биологию и прочее, рачительно игнорируя даже большую часть домашней работы. В основном по иной причине, что являлась более веской, но и желания разобраться во всех фотосинтезах и хлоропластах не было. — Я и не говорил, что приду, — устало и с долей раздражительности ответил Нат, закрывая свой шкафчик. Крис излишне часто и некстати интересовался его внешкольной жизнью. Конечно, все знали про Юниорскую лигу, но для одноклассника было важнее узнать чем дышит подросток помимо обязательных мероприятий. Нат опасался, что подобное любопытство вскоре отразится на парне парой шрамов на сердце, поэтому всеми силами избегал дополнительного внимания. С Крисом порой было приятно завести разговор, после того как он несколько часов назад должен был убирать подвал и закапывать останки, отчего не хотелось по собственной глупости всё перечеркнуть. — Называешь меня ботаником, — возмутился тот и эмоционально вскинул руки вверх, — но именно ты не умеешь веселиться. — Я играю в экси, — пожал он плечами и двинулся дальше по коридору. — Это весело. — Не об этом разговор, — жалостливо протянул Крис, идя следом, но, в конце концов, отмахнулся от этой мысли и вспомнил другое: — Кстати, представляешь, сегодня Лиза пришла под ручку с Билли! Макс на глазах побелел! — Они не особо скрывались, — сморщив нос, сказал Нат. — Я слышал их в библиотеке недавно. — Ты!.. — ошарашенно встрепенулся он. — Ты подслушивал! — Не было такого, — нахмурился Веснински, слегка порозовев от подобного предположения, отчего Крис залился смехом. — Видимо, мне нужно чаще смотреть кто заходит в библиотеку. — Это было случайностью! — Да-да, говорит тот, кто не делает домашку. И зачем тебе было сидеть в библиотеке? Наверняка и сегодня не готовился. — Я помню как читал что-то о тектонических плитах, — Нат нахмурился пуще прежнего, пытаясь вспомнить хоть что-то из естественных наук. Это не было сильной стороной. И если бы ему было позволено когда-нибудь поступить в университет (что само по себе являлось излишне яркой мечтой), обязательно бы исключил всё, что не касалось математики. — Хей, мы это проходили два месяца назад! — воскликнул Крис в ужасе. — Я не могу понять как ты сдаёшь все тесты. — Ты их решаешь за меня, — напомнил Нат, выгнув одну бровь в вопросе. — А ты взамен не согласился ни на одну прогулку, — тотчас продолжил он с укором. — Мог бы разок и пропустить свою тренировку. Это какая-то извращённая любовь к спорту. — Я не буду играть в экси только в собственном гробу, — усмехнулся Веснински уголком губ, не представляя что действительно сможет заставить его бросить клюшку. Кроме прочего это также была первая вещь, которая позволила покидать яремные стены дома, что пророс тенётами, способными лишь одним прикосновением оставить пожизненные шрамы. Эфирные тени, что блуждали по коридорам, наступая на скрипучие половицы, степенно напоминали о побеге; и ступая на корт, где подле не существовало кряжистых рук отца, Нат чувствовал, что действительно смог сбежать — оставить Балтимор и ночные кошмары позади. — Я слышал что-то подобное в интервью Кевина Дэя, — закатил глаза Крис. — Вы потерянные близнецы. — Фу, нет! — тотчас скривился он и нарочито высунул язык в отвращении. — Кевин просто зазнайка, когда видит человека с камерой. — Я услышал бы такое же интервью, если бы это был ты, — с усмешкой противопоставил Крис. — Тогда тебе повезло, что я не говорю с объективами, — Нат пожал плечами и открыл нужный класс, в котором всё ещё не было половины учеников. — Продолжай бояться популярности, но она всё равно придёт за тобой, — напоследок сказал он и плюхнулся за парту. Веснински надеялся, что это не пророческие слова, потому что в тот же момент — он уверен — никто ему больше не позволит приблизиться к корту. Кому нужна популярность в спорте, когда по ночам ему говорят не отрабатывать броски, а точить ножи. Кому нужно лишнее внимание, если на заднем дворе твоего дома не одни закопанные останки, что изуродованы до неузнаваемости. И кому в этом случае нужен мальчишка, что привлечёт журналистов и ненужных зевак. Именно по этой причине Нат больше не посещал корт каждый день. Ему несказанно везло, если позволение получено хотя бы два раза в неделю, но в основном каждый в доме лишь смеялся над рвением взять в руки клюшку. И сегодня не было исключением. Оказавшись за порогом, Нат чуть было не врезался в нежданного гостя, что на самом деле в последние несколько недель появлялся в подвале чаще Джексона. Именно Джексон или Ромеро обычно контролировали его работу, чтобы после доложить отцу, но теперь это был юноша в строгом костюме, пронизывающий взгляд которого вызывал неприятные мурашки и заставлял мысленно вспомнить все методы обороны. «Господин Морияма», — обращался каждый к нему, хотя Нату хотелось его назвать лишь очередным психом, когда чёрные глаза блестели, пока он резал чью-то плоть. Отвратительно. — До сих пор ты использовал при мне лишь ножи, — без приветствий начал Ичиро, разворачиваясь в сторону ступенек вниз. — Используй сегодня нечто другое. — Да какая разница, — раздражённо пробурчал он, так и бросив рюкзак у входной двери. — Мне больше нравилось, когда ты молчал во время процесса. — Прикуси язык, — Морияма незамедлительно повернулся боком, поймав чужой взгляд, и остановился. Нат слегка приподнял плечи, почувствовав как по спине прошёлся холодок, что на миг ошпарил воспалённые нервы и заставил испуганно сглотнуть слюну. Несмотря на свои вялые попытки буйства, Веснински чувствовал, что существовал порог дерзости в разговоре с этим властным юношей, что наблюдал за пытками так, словно смотрел любимый сериал. Порой этот холодный взгляд за спиной пугал также как и отцовский, но это всегда будет лучше болотных глаз Ромеро, поэтому достойно того, чтобы перетерпеть. Хотя Нат вовсе не ожидал в первую же секунду встретить в доме Ичиро Морияму, пока его сознание ещё было полно глупыми разговорами одноклассников и особенно Криса. Он ожидал колкости Лолы, безразличие Джексона, может даже разговор с отцом в кабинете, но никак не призыв к началу работы. Нат не понимал отчего его собственные пытки никогда не предвещали угасающий пульс и неизбежную тлетворную смерть. Отец испытал на нём половину инструментов, что оставило хоралы шрамов с замшелой изуродованной кожей, но каждый раз замирал и давал передышку, зная, что следующий шаг станет последним. Всего одна желанная порция боли удерживала от последующего савана, и будь Нат в состоянии в тот момент дотянуться до передвижного столика, то непременно подвёл черту в этой несуразной истории. Где он являлся лишь жалким подобием Натана, которого бросали из одной плоскости в другую, ожидая получить конгломерат навязанных ярлыков без пороши инакомыслия и обсценных действий. И всё же Нат знал, что по итогу в скором времени окажется в могиле. Это было естественным исходом, потому что на деле давно мечтал исчезнуть, когда глаза и уши ещё помнили последние минуты пыток матери. Возможно, он тоже умер в тот день. Возможно, Нат просто этого не заметил. Возможно, это его Ад. — Прекрасно, — сквозь зубы сказал Веснински, сдерживая потоки ярости, и слегка кивнул. — Газовый резак? Или нужно больше вариантов для такого привереды? Он едва успел договорить последнюю фразу, как его одним движением припечатали к стене и предплечьем стали давить на горло с большей силой, которая вообще могла быть у юноши подобной комплекции. Нат тотчас попытался убрать чужую конечность, когда вторая рука с силой схватила его за волосы и потянула вверх, заставляя установить зрительный контакт. — Настоящий Веснински, — отчеканил Ичиро, бесстрастно смотря в глаза напротив, хотя рука продолжала рачительно давить на горло. — Отвратительный нрав. Неуправляемая речь. Нат злобно усмехнулся в ответ, на периферии мечтательно представив как сейчас мог, наконец, нарваться на собственную смерть. Отчего, подавляя кашель, попытался сказать: — Почему же… ты всё ещё… здесь? — Веснински лучшие в пытках и добыче информации, — просто ответил тот и неожиданно прищурился, чем вызвал новые мурашки. — Но контроль вам неведом. — Значит… ты не умеешь… контролировать, — хрипло засмеялся Нат и резко закашлялся, когда чужая рука всё же исчезла и дала шанс глотнуть побольше воздуха. Он тотчас упёрся руками в колени, пытаясь восстановить дыхание, но продолжал наблюдать за действиями Ичиро. — Опыт требует практики, — ровно сказал тот и кивнул, словно согласился со сказанным. Однако повернув голову в сторону, Веснински вновь чуть было не закашлялся, увидев как на первой ступеньке в подвал стоял Ромеро. Нет, нет, нет, только не сегодня. — Тогда я продолжу получать отчёты о твоей работе. Оставим этот разговор на будущее, — заключил Ичиро и повернул в сторону выхода из дома. Нат открыл было рот, чтобы сказать хоть что-нибудь, хоть что-нибудь, что задержало бы присутствие Мориямы в доме, но на плечо легла тяжёлая рука, которая мгновенно парализовала голосовые связки в призыве о помощи. Это никогда не работало с Ромеро. Словно весь мир и сущности в нём вовсе и не желали вмешаться в ту реальность, где подвал заполнялся криками Младшего и мечтами о топоре отца, нежели руках Ромеро. Инстинкты подсказывали вытащить нож из ботинка и в следующее мгновение бежать, но опыт напоминал о сломанных костях и пытках прошлого учителя истории. Ромеро подобно удовлетворённому хищнику точно знал куда и как бить, чтобы добиться результата и лишний раз не беспокоить глупостями Балтиморского Мясника. И Нат, конечно, мог выдавить надсадную ухмылку, попытку манежа в антонимическом порядке или другое дерьмо, которое могло добавить немного времени, да только в конечном итоге всё окажется на своих местах. Нат чувствовал как день ото дня внутренности гнили, как сердце замедляло свой бег, но именно Ромеро раз за разом напоминал, что его тело всё ещё возможно использовать хоть для чего-то. И после того как он бесчисленное множество раз собирал себя в подвале по кусочкам, словно собирал частицы своей действительности, которые прижигали огнём и усилено разрушали на атомы, Нат думал лишь о том, когда всё сгниёт окончательно. Когда заплатки гангренозных воспоминаний и действий потеряют свою силу и предсмертная агония закончится, уступая место последующей бездне? Веснински никогда не думал, что его загробная жизнь наполнится морем и реками неги, но прождал мечтать о тихом месте и покое, вдали от Балтиморского дома. Вдали от Ромеро, что заставлял его чувствовать и использовал это знание во всех возможных понятиях, оставляя отпечатки не только на теле, но и где-то глубоко внутри, где умерщвлённые органы ещё не покрылись порошей выученной беспомощности. Спасала лишь вспышка о последующем появлении на корте, том островке реальности, где он мог мечтательно забыть о своей омерзительной сути и нестись за мячом, как за путеводной звездой, что могла мигом избавить от всех кошмаров и страхов. Без разницы будет это в Эдгаре Аллане или на школьном стадионе, но именно табло со счётом и вой сирены напоминали о том, что у Веснински были причины существовать здесь и сейчас. — Тебе понравится сегодняшний гость, — усмехнулся Ромеро, подталкивая его в сторону лестницы в подвал. Нат запоздало выдохнул, осознавая, что у него всё же было некоторое время перед собственным эшафотом, отчего в том же темпе спустился вниз за мужчиной. Однако тотчас почувствовал как всё внутри похолодело, когда разум на несколько мгновений заставил увидеть в одном пространстве трёх Малкольмов с хищными улыбками. Нет, конечно нет, кроме Ромеро возле стены ожидали Дженсон и Димаччио, но отчего-то более усердный взгляд на них не помог стереть ухмылки и опасный блеск в глазах. И только завидев долгожданного гостя, Джексон не стал церемониться и сдёрнул мешок с головы бессознательного мужчины, открывая вид на незнакомца в строгом костюме. — Роберт Хейз, — прокомментировал Диммачио, отчего Нат почувствовал, как ноги ослабели и могли заставить в тот же момент упасть. Нет, это было ошибкой системы, неправильным набором данных, глюком вируса, но никак не настоящим. Просто однофамилец. Просто совпадение. Просто излишняя нервозность. — Натан заметил, — продолжил Ромеро, встав за спиной, хотя Веснински всё равно кожей ощущал улыбку в каждом слове, — как какой-то мальчишка несколько раз ошивался возле дома. Так что вот его сообщение: сделай всё как можно красивее. — Это моя ошибка! — незамедлительно выпалил Нат, повернувшись к Малкольму. — Крис здесь ни при чём! — Именно, — кивнул Димаччио и пнул передвижной столик с инструментами ближе к связанному мужчине. — Поэтому ты сделаешь это и потом забудешь об экси. Нат испуганно глотнул воздух, опустив взгляд в пол, и попытался сказать: — Я играю только в свободное время… Ромеро незамедлительно поднял его лицо за подбородок, болезненно впившись пальцами в кожу, и предупреждающе грозно напомнил: — Это не переговоры. Нат понимал это. Он знал, что в противном случае отец прикажет — если не решит сам повеселиться — перерезать сухожилия, которым на восстановление понадобилось бы больше года. Конечно, конечно, Нат всё это знал, но какая к чёрту разница, если его всё равно наказано уничтожить отсутствием экси. Какая к чёрту разница, если его агония действительно превратится в адское пепелище, которое сожжёт все эфирные моменты желанного ничего и оставит лишь бензиновый след, ведущий к Балтимору. Он вновь посмотрел на бессознательного мужчину, который оказался отчимом Криса, и краем уха услышал как подвал закрыли с внешней стороны. Единственная радость состояла в том, что никто не пожелал наблюдать за действием — единственная константа, которая позволяла и далее поступать воздуху в лёгкие. И последняя догма, что удерживала от сиюминутного вскрытия. Ранее Нат больше наблюдал за чьей-то работой, вступая тогда, когда другие теряли интерес. И всё же первым, что он ненавидел в этом — просьбы и молитвы ещё полной надежды жертвы. Половина из них не ведала отчего оказалась в незнакомом месте и почему должна была терпеть нескончаемое количество пыток; не имело значения сказали бы они что-то стоящее внимание или же вовсе ошиблись в выборе не тех партнёров — испытание болевого порога ждало каждого. Нат не желал услышать те же просьбы от человека, которого Балтиморский Мясник просто приказал помучить перед смертью, чтобы добиться очередного кошмара. Он всё ещё слышал истошные крики матери и запах горелого мяса каждую ночь, раз за разом прокручивая во снах последние минуты жизни женщины. Нат до сих пор искал причины того почему Мэри была убита в ту ночь, и почему он не последовал за ней, хоть и пытался. Однако вот перед ним новая ступень, которая разнообразит пучину самоуничижения, которая будет вынуждать разодрать кожу до костей. Он не заметил как всё это время его руки крупно дрожали, не в силах взять даже нож с передвижного столика. Бесполезный и омерзительный Нат даже не мог поднять их, представляя последующие безумные и животные крики Криса. Это ведь был Роберт, который заменил давно умершего отца: заботился о его матери, платил за дополнительные занятия биологии и планировал заграничные поездки во время школьных каникул. Нат — хоть и косвенно — знал о нём излишне много, что не позволяло с той же обыденностью обхватить рукоятку и наметить следующий разрез. А перед глазами подобно назойливой мухе стоял образ разбитого Криса, который до сих пор считал Веснински просто замкнутым в себе спортсменом. Нет. Нет. Нет. Нат порывисто схватил нож и вцепился в него со всей силы. Если он этого не сделает сейчас, то его заставят смотреть за работой Малкольмов, а после посадят на стул самого Криса. Нет. Нет. Нет. Он не мог оборвать нити спасения сразу двух жизней из-за своей слабости и опрометчивости. Выбор был очевиден. Нат испуганно поднял голову, когда услышал первые хрипы мужчины при пробуждении, и тотчас рефлекторно замахнулся над чужим лицом, проливая первые капли крови. Они чёрной смолой стали стекать вниз, пока Веснински слушал болезненный крик за своим шумным дыханием. Повреждённые веки и глазные яблоки вдохнули в него подобие уверенности, когда он больше мог не волноваться о просящем взгляде, однако, возрастающая паника напропалую заставила в следующую секунду также отрезать язык и вернуть мешок на голову. Да, теперь это безопасно. Теперь это просто безликая жертва, которой не повезло оказаться под прицелом Балтиморского Мясника. Теперь это просто пространство для последующих пыток и возможность доказать свою принадлежность. Он вынуждал себя не думать. Не думать, не думать, не думать. И сосредоточился на заученных движениях, за которыми следовали либо одобрительное хмыканье, либо дополнительное наказание. Не думать, не думать, не думать. Потому что по итогу Нат умел лучше всего следовать чужой указке, чтобы избежать новых уроков. Потому что вся его жизнь заставляла подчиняться приказам отца и сливаться с обстановкой в случае промаха. Потому что, даже не имея времени, помощники всегда напоминали Младшему об истинном предназначении и отдавали собственные приказы. Как заведённой игрушке, которой управляли парой кнопок на пульте и швыряли во все стороны при неверном исполнении желаний. Не думать, не думать, не думать. Нат смотрел на стекающие рубиновые ручьи и как отклик слышал самого Дьявола, что нашёптывал углубить надрез, содрать кожу, вонзиться ногтями в открытую рану и разодрать её до безобразного месива. Шёпот постепенно перерастал в порочную литанию, отдавал звуком тяжёлых шагов и безумного придыхания, громоздился и грубел, точно напоминая жёсткий тон Натана Веснински — Дьявола во плоти. Однако картинка сбоила и трескалась как перезаписанная множество раз кассета, потому что на деле его руки были в крови, его руки сжимали нож и его глаза намечали следующую возможность причинения вреда, отображая истинное нутро Сатаны. Нат испуганно вздрогнул, когда сознание наконец смогло уловить истошные хрипы мужчины, словно запоздало включилась перемотка в поисках лучших моментов. И он незамедлительно вонзил нож в чужую плоть, оставляя последнюю смертельную рану, полностью сосредоточившись на таком же последнем хрипе, который Нат обязательно запомнит. Сдавленный, сиплый, прерывистый, мучительный и беспомощный. Такой же жуткий и одновременно жалкий, каким себя чувствовал Веснински. Безвольный, ничтожный, ядовитый, заносчивый, противоестественный. Такой, что не вписывался в общую картину, всё время выбиваясь из привычного потока цветов и оставаясь где-то на периферии вспышкой мимолётных воспоминаний. Омерзительный. Нат остервенело посмотрел на собственные руки, осознавая, что все озёра крови под ногами принадлежали другому человеку, отчиму Криса, и бессознательно закрыл лицо ладонями, словно канал мог тотчас смениться и перейти от третьесортного триллера к выпуску новостей. Но нервные окончания безошибочно чувствовали знакомую влагу и липкость, которая с неприятным звуком заставила отлепить пальцы от лица и заново взглянуть на итог собственной работы. Убил, убил, убил. Не безликого предателя семьи Морияма, не жертву, вставшую на пути Балтиморского Мясника, не игрушку Лолы, с которой та решила просто позабавиться после бурной ночи. Убил, убил, убил. Вонзал нож раз за разом, заученно ожидал, прежде чем приступить к следующему участку кожи, послушно вспоминал каждое отцовское слово в страхе увидеть в этой же комнате одноклассника. Только что для нормального подростка будет значить смерть близкого человека и знание предшествующей боли? Нат собственными руками всё равно оборвал судьбы нескольких людей и наивно полагал, что выбирает меньшее зло. Нет, нет, нет, ему просто стоило вонзить нож в сердце, а после сделать тоже самое для Криса. Это было бы лучшим исходом, но Веснински думал лишь об отданных приказах, забывая о возможных лазейках. На самом деле лазейки никогда не срабатывали, но когда он перестал пытаться? Рука порывисто вытащила нож из тела, пока Нат отчаянно изгонял из фантазий остекленевшие глаза Криса и раздажённую кожу век после многочасовых рыданий. Убийца. Грешник. Мясник. Он удобнее схватился за рукоять и победно вонзил лезвие в собственную кожу, впервые ощущая правильность в своём решении. Открытая рана вдоль предплечья словно служила знамением истинных красок в картине, в которой ему давно было уготовано место: среди багровых и чёрных цветов на пути в бездну, а не зажатым в блеклом подобии их светлых оттенков, что служили лишь прологом. Нет, сейчас этот тёмный оксид, что стремительно стекал по коже вниз, вызывая тёмные точки перед глазами, впервые вызывал улыбку за пределами корта и наполнял тело долгожданной эйфорией. Всё было правильно.

***

Сознание бродило в темноте, подчас ступая в чёрную смолу, которая каждый раз грозилась забрать тело в свои тиски, но её тенёты были недостаточно прочными, чтобы замедлить шаг. Нат остановился лишь в тот момент, когда тьма начала рассеиваться под жёсткими цепями света, который освещал пространство вокруг как знамение скорого конца. Он мечтательно зажмурился, принимая то, что наконец смог добиться света в конце тоннеля, однако, вновь открывая глаза, Нат не готов был увидеть уже знакомый потолок. Веснински незамедлительно огляделся, заново впитывая образ комнаты, в который уже когда-то бывал, и через силу попытался сесть. Тело едва слушалось его, налившись свинцом, словно забыло как вообще двигаться, что заставило взглянуть на перебинтованное предплечье. По-видимому, он потерял слишком много крови, но всё же недостаточно, чтобы его всё-таки успели отвезти в психлечебницу как какого-то шизофреника. Нет, он был здесь после первой попытки суицида, но тогда всё закончилось уже через пару часов, когда отец достаточно наигрался в заботливого родственника. — Нат? Нат дёрнулся от звука знакомого голоса и повернул голову в сторону кровати, что стояла у противоположной стены. Взгляд на знакомую родинку помог безошибочно определить её обладателя, отчего он опрометью встал с кровати. От спешки ноги запутались в простыне, и Нат обессиленно рухнул на колени, всё-таки подобравшись к удивительно расслабленному лицу. — Крис? — неверящим шёпотом уточнил он, осознавая, что его реальность окончательно разрушилась на мелкие кусочки, и их словно пытались воссоединить, склеивая не в тех местах. — Что ты здесь делаешь? Неужели Крис уже прознал о смерти отчима или кто-то из Малкольмов для пущего веселья подбросил тело к порогу дома? И вот итог, который на самом деле ждал парня? Или тот вовсе искал Веснински, чтобы отомстить? — Здесь так светло и мягко, — Крис разлился в улыбке, слегка хихикнув, словно видел в происходящем лишь обещание скорого счастья. И Нат ошарашенно уставился в расширенные зрачки и расфокусированный взгляд, который ни за что не мог зацепиться. — Вот как ощущается Рай? Да, это точно был Крис. С его гиперболизированными выводами, сказанными удивительно мягким тоном, отчего ямочки на щеках заставляют и самого усомниться в реалиях. С его тёмными волосами и отросшей чёлкой, которую он вечно сдувал, пока та продолжала лезть в карие глаза и сбивать с мыслей. Это точно был он, о чём также говорили другие родинки на открытых участках тела. Которых было много больше, нежели Нат видел у других людей, отчего их можно соединить в придуманные созвездия и давать свои названия по праву первооткрывателя. — Я бы точно туда не попал, — отстранённо пробормотал Веснински и коснулся чужой щеки, заставляя посмотреть на себя, но в ответ никакой реакции. — Чем же тебя накачали… Он растерянно уставился на кожанные наручники, которые смог заметить лишь сейчас, и незамедлительно стал расстёгивать их, попутно спрашивая: — Ты видел Роберта? — Что? Папу? — Крис осоловело наблюдал за чужим копошением и поморщился, пытаясь собрать слова в цельное предложение. — Нет, я как раз шёл домой. Нат поморщился в ответ, заслышав мягкое «папа», которое на миг ошпарило его своей лёгкостью и благоговением. Он бы никогда не смог привыкнуть к этому слову, которое как апокриф пролезло в настоящее из детской сказки. Излишне неправильное, излишне неестественное. Однако сознание последовательно заставило зацепиться за другое: отчего тогда Крис вообще здесь находился, если ни о чём не знал. Нет, не столь важно. Его нужно было отсюда вывести, потому что то, что Крис едва понимал происходящее, поверяя мироощущение ближайшему собеседнику, явно не было хорошим знаком. Нат уже расправился с одним наручником и резко дёрнулся, когда дверь неожиданно скрипнула и открылась, предоставляя вид на вошедшего доктора и трое санитаров. — Как хорошо, что ты уже проснулся, Натаниэль, — с улыбкой проворковал мужчина в белом халате и сделал шаг вперёд. — Сейчас как раз время ваших дневных сеансов. — Он кивнул одному из санитаров, после чего сказал тише: — Помогите Кристоферу дойти до кабинета Вильяма Пруста. — Крис никуда не пойдёт, — раздражённо ответил Нат, продолжая держать руку на втором наручнике. — Он не должен здесь быть. — Натаниэль, — устало и разочарованно продолжил доктор, — я уже говорил, что мы обязаны способствовать выздоровлению, пока получено разрешение родителей или других официальных опекунов. — Родители Криса не могли ничего подписать, — не менее подозрительно возразил Нат и вернулся к тому, чтобы расстегнуть наручник. — Это просто фарс. — Натаниэль, сейчас время дневного сеанса. И если тебе это не нравится, то не мешай процессу лечения других пациентов, — твёрже отозвался мужчина и кивнул двум санитарам, которые тотчас стали приближаться. Нат застыл на несколько мгновений, заново представив как сейчас должен был дать отпор нескольким мужчинам пока его тело было до того ослабленным, что казалось испытанием даже самостоятельно встать на ноги, а рядом нет ни одного потенциального оружия. Однако он всё равно вцепился изо всей силы в кровать, когда почувствовал чужую хватку на плечах, словно это могло как-то повлиять. Словно нескладный подросток мог сопротивляться натренированным сотрудникам психлечебницы, пока Крису помогал подняться третий санитар. Остекленевшие карие глаза заставили мысленно завыть от беспомощности, потому что на деле парень ничего не понимал и, кажется, вовсе не слышал ничего вокруг. Это заново сподвигло Ната бессмысленно трепыхаться в попытке освободиться, но он сам понимал до чего жалко выглядел, неспособный даже стоять без дрожи в коленях. Отвратительно. — Итак, Натаниэль, — вновь обратился доктор, когда Криса вывели из палаты, — ты готов сотрудничать и пойти на свой сеанс? — Заставь меня, — гневно бросил он, чувствуя как чужие руки лишили его всех возможностей сопротивления, не считая вербального. — Это твоё решение, — кивнул мужчина и лишь в тот момент Веснински заметил в руке одного из санитаров шприц. Животный страх перед неизвестным позволил всё же ударить мужчину в коленную чашечку, но это не возымело нужного эффекта, и с острой болью игла всё равно вошла в кожу плеча, когда отработанные навыки позволили быстро нажать на поршень. Нат испуганно застыл и остервенело посмотрел под ноги, не зная какой эффект стоило ожидать от препарата. Ромеро несколько раз использовал наркотик ранее, но это всегда были таблетки, отчего сейчас мысли беспорядочно носились из одного угла в другой, силясь отыскать возможную поломку. Липкие комки вороновых ниток в груди, подобно нарочным, задвигались быстрее, отчего новые узлы парализовали голосовые связки и лёгкую дрожь. Веснински осоловело наблюдал за спокойной фигурой доктора, кожей ощущая сардоническую улыбку, которая всё же вызвала мурашки, хотя отяжелевшие веки едва позволяли различить что-то кроме светлых стен. Он продолжал вопреки двигать пальцами, пытаясь нащупать тот осколок разума, который бы помог удержаться от падения в пропасть, но запревшие части лишь повернули время вспять, отчего движение вороновых ниток постепенно сводилось на нет. Нат обессиленно стиснул зубы, заставляя себя держать глаза открытыми, но как только его бросили на кровать, веки последовательно закрылись, отдавая права излюбленной тьме. Она жадно поглотила его, забирая в свои тиски, не успел Веснински и подумать о возможном госте и болотных глазах. Все логические догмы и решения также бесследно исчезли во тьме, отдавая место желанному ничто. Время замерло и её заиндевевшие стрелки рассеянно дрожали в попытке продолжить свой бег. Нат не чувствовал даже собственного дыхания или движения грудной клетки, пока слух не зацепился за вибрации сломанного радио. Оно механическим шуршанием вызывало реминисценции одну за другой, а тьма играючи меняла станции, вызывая кряжистые помехи. Те сломанными лезвиями вонзались в ушные раковины, возвращая телу потерянную чувствительность, которая напомнила о себе головной болью. Нат мучительно простонал, когда боль прошлась по каждой клеточке тела, что заставило зажмуриться до ярких фейерверков. Однако веки мгновенно распахнулись, когда сознание наконец смогло идентифицировать в неизвестном радио тихие знакомые рыдания. Размытая картинка не сразу дала возможность рассмотреть на противоположной кровати содрогающееся тело, и Нату пришлось долгую минуту соединять беспорядочные пятна в образы и фигуры, прежде чем слух вновь уловил знакомые ноты чужого голоса. И тогда Веснински рывком привстал с кровати и тотчас упал на пол, на деле не ощущая в теле хоть какой-то силы для движений. Руки крупно дрожали уже из-за того, что держали на себе часть веса во избежание удара головой. Поэтому Нат лишь устало позвал: — Крис... Когда Нат всё же увидел чужое лицо, которое было изуродовано нестерпимой болью и залито бензином непролитых слёз, он через силу заставил себя подползти ближе. И тогда он заметил и физическое свидетельство боли, которое отражалось в синяках на руках и засосах на шее. Веснински испуганно глотнул воздух и положил дрожащую ладонь на плечо Криса, надеясь на деле ошибиться в своих догадках и опыте, надеясь ошибиться в собственном зрении и адекватности, надеясь на что угодно, лишь бы действительность оказалась ложью и хорошо сыгранным спектаклем. Крис, почувствовав прикосновение, сжал в своих кулаках простынь и еле слышно прошептал: — Лучше бы я умер. Нат не заметил как по собственным щекам потекли слёзы; всё существо сосредоточилось на оглушительном разломе, который изнечтожил грудную клетку и пошёл трещинами по ещё живым органам. Это буквально отняло какую-либо возможность сделать новый вдох, когда внутренности пульсировали и горели, а рот приоткрылся в беззвучном крике. Тело намертво прижали к разгорячённому металлу, который поражал каждую клетку организма и медленно сжигал их в синем пламени, что безукоризненно прокладывал путь по уже предоставленному бензиновому следу. И болезненные душераздирающие всхлипы лишь способствовали разрастанию трещин, которые заставляли мучительно сжать руки в кулаки и чувствовать каждую секунду полёта при падении в бездну. Нат на несколько мгновений смежил веки, представляя как больной разум на деле всё ещё пребывал во сне после порции наркотика, но картинка не исчезала. Перед глазами всё тот же напуганный Крис, который был не в состоянии остановить слёзы и крупную дрожь. И это с новой силой придавило Веснински к полу и почти заставило упасть плашмя, но он не мог себе этого позволить. Не сейчас. Его собственное уничижение ничего не значило, когда рядом был человек, который всегда подходил с улыбкой и предложением развлечься. Ничего не имело смысла, когда на чужом плече, где ещё вчера они соединяли родинки в созвездия, теперь всё было перекрыто синяками. И лишь тогда Нат понял как нужно действовать, поздно, как всегда. На этот раз он не стал что-либо говорить пришедшему врачу, который, кажется, появился спустя вечность, заставив смотреть на мучения и тихие стенания другого пациента. Нужно было лишь дойти до кабинета какого-то психотерапевта и потребовать право на телефонный звонок, прежде чем его продолжат пичкать стандартными фразами и омерзительным лицемерием. И пусть после игла будет входить в тело хоть каждый день, но Нат обязан добиться пустой кровати напротив. Мужчина с академическим образованием, однако, не сразу подпустил его к телефону, пока не убедился в том, что Веснински будет полноценно саботировать сеанс. — Натаниэль, это уже твоя вторая попытка суицида. Может поговорим о причинах? — продолжал пытаться психотерапевт. — Интерес. Доволен? — гневно ответил он. — Теперь ты дашь мне грёбанный телефон?! Нат знал кому стоило позвонить. Лишь один человек сейчас ответил бы ему и, сквозь насмешку, но всё же обрисовал ситуацию и ответил бы на просьбу. Поэтому он остервенело набрал нужные цифры и после двух гудков раздражённо спросил: — Лола! Какого чёрта происходит? — О, Младший, — заливисто засмеялась девушка и также задорно спросила: — Как дела? — Я уже убил Роберта Хейза, — Нат надсадно сглотнул, ощущая горечь в горле. — Почему Крис здесь? — Один хороший человек сказал мне, что ты продолжаешь дерзить Господину Морияма. — Она сделала паузу, заслышав испуганный вздох, отчего хихикнула и продолжила: — Чего ты ожидал, продолжая показывать свой отвратительный характер? На месте Натана я бы поступила точно также. — Лола, — обессиленно прошептал он и до дрожи сжал трубку в руке, прежде чем также тихо попросить: — пожалуйста. Крис здесь ни при чём. Я сделаю что угодно. — Естественно, — твёрже отозвалась Малкольм, словно услышала невиданную глупость, — ты сделаешь это в любом случае. — Она резко прервалась и глотнула воздуха, пытаясь изобразить внезапный испуг, но не смогла избежать в конце едва слышного довольного смешка. — О, подожди, или твой друг уже побеседовал с лечащим врачом? Это лишь первый шаг на пути к выздоровлению. Нат поражённо замер на несколько мгновений, ощутив как лёгкие начали гореть от недостатка воздуха, отчего задушено простонал и громче попросил: — Лола, пожалуйста! — Он понимал, что девушка продолжала давить, чтобы получить в итоге как можно больше послушности и готовности выполнить сказанное. — Что угодно. — Ты знаешь, что это совсем не весело? — разочарованно отозвалась Малкольм и с напускной обидчивостью пробурчала что-то нечленораздельное. — Ладно, сделаю скидку. В конце концов, ты всё же постарался над Робертом Хейзом. Работа на все пять баллов, — она перешла на мечтательный тон, словно вот-вот собиралась заново описать все моменты, которые понравились ей, когда глаза увидели мёртвое тело в подвале. Однако через несколько секунд Лола всё же прочистила горло и с былой твёрдостью продолжила: — Но правила не меняются. Ты выкинешь всё это спортивное дерьмо и взамен сядешь за изучение японского. Думаю, мне не стоит разжёвывать то, что очередная дерзость в сторону Господина Морияма повлечёт за собой. Так что внимательней прислушивайся к приказам, а остальное тебе скажет папочка. — Хорошо. Нат не думал о собственной выгоде, когда на кону стояло нечто большее. Некто. Собственная глупость и опрометчивость завели его в тупик, который оказался набит ловушками и подсечками. Он чувствовал себя до того виноватым перед Крисом, что любое условие было бы смиренно принято. Даже если это повлечёт за собой новые разломы и трещины. — Умница, — усмехнулась Лола. — Заеду во вторник. — Что?! — ошарашено уточнил Веснински и отчаянно прокричал: — Лола, нет, это же через два дня! Гудки. Один. Два. Десять. И трубка падает на пол. Нату казалось, что он будет помнить страдания Криса всю свою жизнь. Вспоминать перед сном. Видеть в кошмарах. Слышать в каждом крике очередного гостя в подвале. Он знал, что так и будет. Потому что взамен Веснински не выводили больше из палаты и лишь заставляли смотреть на разбитого парня, который подчас всё также был напичкан наркотиками. А карие глаза не просыхали. Глаза Ната тоже. Он лишь с завидной надеждой ждал конца пытки, не представляя на деле дальнейшую жизнь Криса. Не пришлось. По возвращению домой, его тотчас провели в подвал, где лежало изуродованное тело бывшего одноклассника.