Прогулка в Сан-Франциско

Кто сражается с чудовищами, тому следует остерегаться, чтобы самому не стать чудовищем.

***

2:12

      В клубе было душно. Очень.       Полуголые танцовщицы извивались в клетках у потолка, посетители толпились на блестящем танцполе. Попса била по ушам.       Хотелось курить.       Иван откинулся на спинку кожаного дивана, закинул ноги в тяжёлых ботинках на столик и достал пачку Marlboro.       Взгляд блуждал по помещению; в полумраке были видны, наверняка дорогущие, но оттого не менее стрёмные обои тёмно-сиреневого цвета, другие столики с белыми диванами на этом же VIP-этаже, ярко освещённая барная стойка с кучей пойла настолько дорогого, насколько и отвратного.       Иван усмехнулся, думая о том, что, похоже, темнота здесь только для того, чтобы скрыть всю безвкусицу этой богадельни. И чтобы одни обдолбыши не встречались взглядами с другими.       Ещё и название такое идиотское... Кто вообще назначает встречи в клубах?       Ответ нашёлся сам собой.       Американцы.       Курить перехотелось.       Мысли об американцах всегда неизбежно перетекали в мысли о русских и том кошмаре, что сейчас творится дома, пока он здесь.       Ох, blyat'.       Каждый раз, когда наступало время тяжёлых мыслей о Родине, перед глазами вставали сёстры.

На улице мороз, земля не поддаётся лопатам. Они здесь уже три часа. Темно. Оля плачет. Наташа молчит. Гроб припорошен снегом.

      Становится до боли необходимо перехватить левую ладонь, нащупать сквозь толстые кожаные перчатки старенькое железное колечко с истёртой гравировкой.

— Что здесь написано? — "Разлука только усиливает власть тех, кого мы любим", Вань.

      Становится горько.       Чувства на мгновение отражаются на его лице. Поправляя бордовый шарф, Иван очень хочет верить, что всё же нет.       Очень скоро он вновь овладевает собой. Очень вовремя, чтобы заметить, как по винтовой лестнице поднимается женщина в роскошной белой шубке, блестящих украшениях в волосах, и тонким шёлковым платьем.       Вот и тот, кто назначает встречи в клубах. — Лаура.       А также - Эмма, Анри и Манон. — Миленькое платьице. Подходит к твоим глазам.       Она кривит губы, но подходит и садится напротив. Теперь их разделяет маленький стеклянный столик. Ей не хочется тратить времени больше, чем необходимо, и здесь они солидарны. — Merci, monsieur. А теперь, когда мы обменялись любезностями... Лучше бы слюной обменялись, мелькает в голове. Иван кривит губы в усмешке. —...поговорим о делах.       Ловкие бледные наманикюренные ручки извлекают из полупрозрачного лифчика полароидную карточку и подталкивает к нему.       С фотографии смотрит немолодой лысоватый мужчина в белом костюме и круглых очках. У него на коленях сидит Лаура. Оба улыбаются.       Теперь он улыбается зло, во все зубы. — Повторим ещё раз: я убираю этого burzhuya, ты приносишь мне приглашение. Так?       Он не боится говорить с ней по-русски. Здесь приватная обстановка. И, кроме всего, слишком дорого ей обойдётся предательство. — Oui.       Он подрывается с места так резко, что заставляет её вздрогнуть и потянуться куда-то в шубку.

Смешно

— Тогда в путь, tovarisch Лаура. Au revoir.       Она провожает его недоверчивым взглядом.

***

      Достать Саймона Диксона оказывается легко: он очень любит красивых женщин, азиаток, и дешёвое вино.       Яо был очень любезен и одолжил всё.       Джия была очень способной, острой на язык, и раскрашенной как чёртова сервизная тарелка.       Мера конспирации была понятной, хоть Иван и сомневался, что её кто-то опознает.       <i>Все азиаты на одно лицо, как-то сказал он.       Все европейцы на одно лицо, ответил Яо.       Было не смешно. Но они посмеялись.       Хоть какое-то светлое пятно в этой стране проклятого капитализма.       Пока Иван сидел в угнанном Pontiac Firebird, предаваясь сигаретам и воспоминаниям, Джия вывела клиента из отеля. Прижимаясь, проводила к переулку, где его встретил отработанный иванов хук справа и багажник.

***

      Азиаточка попросилась посмотреть на казнь. Сказала, хочет сделать фотографию, для воспитания духа. Иван не понял, но не отказал, потому что она клятвенно заверила, сфотографирует только тело и на плёнке его рожа не окажется.       И потому, что обещала дать ему копию для Лауры.       Брагинский бросил взгляд на наручные отцовские часы.

Его нашла Оля. Испугалась страшно. Возле тела её, в обмороке, тогда и нашли.

      4:45       Задерживаются.       Нужно будет утопить тачку, вернуть Джию её клану и самому заскочить куда-нибудь пожрать.       А ещё - мужик страшно раздражал. Пытался запугивать, подкупать, умолять о пощаде.       Иван вздохнул.       Он слышал всё это тысячу раз.

Его руки <b>никогда не дрожат</b>

***

      Тело бросили неподалёку от Альтаир-авеню, а ради машины пришлось прокатиться до самого Редвуд-Шорса, к речке Белмонт.       Но, как говаривала матушка, делу — время

Говорила, что любит. Божилась, что не бросит, как отец. Наебала, как отец.

и уже через пару часов, Иван сидел в ресторанчике Яо, в чайнатауне. Он был очень любезен, предоставив...ранний завтрак, судя по всему.       Теперь Иван дремал на диванчике в комнате отдыха, когда его мягко тронули за плечо.       Глаза распахнулись сами собой, рука выхватила нож из голенища, тело напряглось, словно пружина, готовая... — Тише, Иван. Всего лишь я.       Брагинский застыл на секунду, но потом расслабился и отпустил пиджак...друга. Да, в этой проклятой стране, у него есть друг. — T'fu, Яо, ty napugal menya kak yob tvoyu mat'!       Раздался мягкий смешок. — Будь добр, Иван, оставь мою бедную мать в покое.       Атмосфера разрядилась. — Так, что случилось? Или ты так, заскочил реакцию испытать?       Яо сел в кресло напротив. — Кику.       Иван подался вперёд, вынул из внутреннего кармана флягу и передал, готовый внимать. — Твой младший, - понимающе хмыкнул он, - выкладывай.       Яо отхлебнул, почти не морщась, и выдал, как на духу: — Я беспокоюсь. Ты знаешь, у них начальник - Байльшмидт... — Байльшмидт? - перебил Иван, - Подался в menty? Думаю, с ним проблем не будет. — Младший, Иван. — Который... Э-э, Луи? Локк? Лео? — Людвиг.       Под хриплое А-а-а, Яо продолжил: — Ты знаешь, он настоящая немецкая овчарка. Как бы не прознал обо мне. Не хочу проблем для Кику.       Вот что водочка животворящая с людьми делает.       Тот снова отхлебнул и вернул флягу назад. — Не переживай, druzhe, если он хоть вполовину такой же, как ты - не пропадёт.       Яо улыбнулся уголками губ. Ивану было приятно знать, что стал этому причиной. — Кстати, как он? Не созваниваетесь?       Яо сник. — Я пытаюсь наладить контакт. Просто...он очень обижен. — Просто дай ему время. Vsyo naladitsa. — Спасибо, Иван. Мне полегчало, ару.       Он поднялся, поправил лацканы пиджака и спросил: — А как твоя семья? Девочки.       Пришла очередь Ивана поникать. — Да всё по-старому: Оля истерит, катается со всякими pidorasami по Европе. Мы не общаемся, но я слышал. Наташа ещё учится. Мы иногда созваниваемся. — Передавай ей моё глубочайшее почтение, - он обернулся в дверях, - и разве тебе самому не нужно ничего передать, ару? Спасибо за Джию, кстати.       Брагинский фыркнул. — Не за что. Chudnaya она у тебя. Поеду...через пять минут.       В полудрёме Ивану показалось, что он услышал ехидный китайский смешок.

***

      О, да.       Благодаря пяти минуточкам он почти опоздал.       Пришлось прыгать в мерс и мчать на другой конец города с фото практически в девятом часу. Что-то металлёвое по радио на всю катушку немного помогло.       По дороге попалась полицейская машина, ползущая со скоростью в полторы черепахи в час.       Брагинский усмехнулся, подрезая её.       В спину прилетело что-то про дерьмо, Иван не прислушивался.       В девять он уже был в "Конфетти".