Прогулка в Сан-Франциско

Прямолинейные! Будьте осторожны на поворотах!

***

— О. Мой. Бог.       Альфред выпускает изо рта пластмассовую трубочку. Она ударилась по стеклянной стенке стакана с оставшимся коктейлем.       Они сидят в кафе и занимаются наблюдением за баристой - этот парень был зацепкой в деле с "Драконом".       Прошло несколько недель с той поездки Ивана, но рассказать о случившемся в той квартире он решил только сейчас. Он бы и рад молчать или лучше вообще забыть о случившемся, но ни его собственная сучья память, ни обиженная настойчивость Альфреда не дала ему стереть эту историю из памяти.       Ведь, если так посудить, Зэнзэн, случайная жертва, была ещё одной ниточкой в деле о наркотиках.       Джонс вышел на работу и пока не занимается "серьёзными делами", к его вящему неудовольствию. То ли Байльшмидт не допускает его к расследованиям выше, чем поиски очков на головах старушек, то ли напарник в этом как-то замешан.       Думая о Хонде, мысль плавно перетекла к его брату. — Так вот куда ты ездил тогда... На похороны.       Иван кивнул, глядя в окно на догорающие и зажигающиеся по новой огни Сан-Франциско. На первый взгляд. На самом деле он, через отражения, следит за действиями баристы. Этот парень подходит под описание страдающих от зависимости "Драконом": в первые несколько недель кожа наркомана бледнеет, он теряет вес, агрессия в поведении нарастает с каждой новой принятой дозой, доводя до нервного напряжения, из-за чего нервная система практически "выжигается" постоянным напряжением, перепадами настроения, агрессией, что в итоге приводит к мучительным судорогам и смерти, на поздних сроках - апатия сменяется агрессией безвозвратно, человек худеет настолько, что можно перепутать с анорексией, кожа желтеет, а зрение ухудшается до того, что наркоман практически полностью теряет зрение, из-за вытягивания зрачка на манер змеиного.       Ну, или "Драконьего".       Словом, ядрёная вещь. Вот почему так важно найти производителей и прочих мразей, связанных с ним, и сдать властям.       Брагинский проводит пальцем в перчатке (он всё ещё не решился отказаться от них, если выбирается куда-то) по кромке стаканчика кофе и неохотно полушёпотом говорит: — Да. Я был там. И у меня есть причины для беспокойства.       Он углубляется в воспоминания прошлых дней.       На улице начинались холода и провожать девушку в последний путь решили в здании, а не на воздухе.       Вообще-то он и не собирался приходить на церемонию, но получил приглашение от Джии на белой бумаге. Отказать девушке оказалось выше его сил. Наверное, он слишком привык к спокойной жизни, потому и размяк.       Похороны проходили в одном из подвальных помещений "Встречи". Брагинский давно не удивлялся большой площади этой резиденции. Тело, одетое в традиционную белую одежду, лежало на возвышении, с горящей свечой в ногах и нитью с жемчугом в изголовье. Яо всегда был приверженцем традиций...       Джия, как и все присутствующие, кроме Ивана, разумеется, одетая в традиционные траурные одеяния, лично вложила в рот мертвой монету, и повязала белую ленту на её правую руку.       Вся резиденция на время погрузилась в траур - ирисы, надписи, белый цвет.       Оно и не удивительно - Джия была правой рукой Яо, заведовала многими делами, и на похороны её близкого человека не скупилась, а начальство не противилось.       Пока в освещённом свечами подвале выходили вперёд люди и говорили речь, Иван оглядел толпу. Похоже, единственным, кто не был знаком с усопшей, был только он один, потому что в помещении было очень много людей. В основном, мужчины.       Брагинский пришёл, стараясь соответствовать общему траурному настроению, одетый в белое, насколько смог: рубаха да джинсы.       Оглядываясь, Иван наткнулся на молчаливую и безучастную Джию впереди. За всё время церемонии, она не сказала ни слова.       Рядом с ней стоял Яо.       Бледный, усталый, с впавшими глазами - непросто ему пришлось в последние дни.       Брагинский решил поговорить с ним сразу, как представится возможность.

***

      Через несколько часов, на поминках, состоящих из нечётного количества блюд, Иван выцепил Яо.       Они вышли в коридор, такой же тихий, как и зал с людьми. — Яо.       Мужчина обернулся на него, опираясь плечом на стену, скрещивая руки на груди. — В чём дело?       Брагинский опешивает. Человек перед ним больше не напоминал его старого друга и бывшего однокурсника. Глаза его были будто затянуты пеленой, плечи сгорблены, а в голосе смертельная усталость. Н-да, управление полулегальным кланом действительно выматывает, но ещё пару месяцев назад всё было в порядке. — Э-э-э, ты...Выглядишь хреново, если честно.       Яо чуть приподнял уголок губ, глядя расфокусированным взглядом. — Ну спасибо, ару.       Иван вмахнул руками. — Яо, скажи мне. Что с тобой происходит? Ты таешь на глазах.       Яо поворачивает к нему голову и усмехается. — О, так теперь у тебя появилось время для меня? - он фыркнул, - я очень рад, что ты наконец заметил кого-то кроме своего нового приятеля-копа, но...       Он оттолкнулся от стены, хлопнул его бледной худой рукой по плечу, и сказал устало: —...лучше тебе уйти. Я серьёзно, ару. Хватит меня мучить. Пожалуйста, Вань...       Он снова хлопнул его по плечу и, развернувшись, медленно пошёл прочь и от Ивана и от поминального зала.

***

      Брагинский выныривает из своих воспоминаний от того, что Альфред дёрнул его за рукав пальто. — Нам пора уходить. Администратор на нас косится.       Иван кивнул, бросая на стол несколько купюр, и пошёл на выход, прихватив нетронутый остывший кофе.       Они вышли под звон колокольчика над дверью, и Брагиснкий удивился - на улице было гораздо темнее, чем когда они вошли, хотя провели внутри не так уж много времени. Эта привычка у него с тех пор, когда он ещё жил в суровой Сибири.       Пришлось отойти за угол и встать подальше от зажёгшихся фонарей. Брагинский опёрся о каменную стену, а Альфред встал напротив. Они выглядели обычной парой людей в обычном городе, занятые обычной непримечательной беседой. Никто не стал бы к ним присматриваться - ничего подозрительного не было.       Иван достал из кармана недобитую пачку сигарет.       Желания к ней он не испытывал никогда, но тянуться за сигаретой во время размышлений вошло в привычку.       Альфред стрельнул глазами на стаканчик и на пачку. Брагинский закатил глаза. За всё время, что они провели в кафе, Джонс выпил не меньше девяти молочных коктейлей, и, похоже, у него осталось место для остывшей бурды. Bozhe.       Иван протянул стаканчик и Альфред легко его подхватил.       Они замерли.       Чиркнула спичка, вверх потянулся ядовитый дым. — Альфред.       Названный поднял на Ивана глаза со своими блестящими очками (пришлось нормально потратиться на конкретно эти, но Иван не жалеет) и уставился в немом ожидании. — Как дела у Хонды?       Джонс изогнул бровь. — Чего это ты?       Брагинский гневно сверкнул глазами. — Ладно-ладно, - Альфред примирительно поднял ладонь и стаканчик, - как скажешь, спокойно. Да и не общаюсь я с ним почти. Он всё ещё работает над делом "Призрака", а я...Пф, в "чёрном списке", по-моему. Мой потолок сейчас - котят с деревьев снимать. А что?       Иван кивнул, затягиваясь. — Яо. — А-а-а, ясно. А что с ним? Мы не особо...Коннектимся, ты понимаешь.       Брагинский пожал плечами, оглядываясь на проезжающие машины, поправляя ворот серого свитера, выглядывающего из пальто. — Да так... Что-то с ним не то. Это ещё вылезет мне боком, чую.       Альфред хотел что-то сказать, но он замер, глядя за в сторону от иванового плеча. Он указал пальцем в сторону входа в кафе, а затем бросил смятый стаканчик в мусорный бак неподалёку.       Иван быстро развернулся, глядя на удаляющуюся сгорбленную спину в чёрной толстовке.       Брагинский бросил сигарету на асфальт, носком туфли размазал тлеющую сигарету, вызвав недовольное альфредовое "Эй!", и молча двинул вслед за уходящим быстрым шагом баристой.

***

      Не прошло и квартала, как бариста почуял слежку и сорвался на бег.       Брагинский и Альфред не отставая бросились вслед.       Мужчина петлял по тёмным переулкам, выскочил на проезжую часть перед с визгами тормозящем автомобиле с яркими фарами. Брагинский прыгнул через капот и побежал следом.       Подотставший Альфред бочком пропрыгал перед капотом машины, касаясь его руками, и громко крикнул: — Простите! Простите! Расследование полиции!       Он перебежал на ту сторону улицы на красный, чуть не попав под ещё парочку машин и едва не опрокинув старушку на пути, извиняясь на ходу.       Джонс двинул в ближайший переулок, где в последний раз мелькнуло чёрное пальто.       Тесное пространство несколько раз менялось: право-лево, засохшая грязь, целующаяся опрокинутая парочка, лабиринт в темноте каменных джунглей.       Когда он наконец добрался до тёмного двора, Брагинский бил их цель по лицу.       Альфред подошёл, тяжело дыша и хватаясь за грудь. — Ой-й, ну...Ты вообще...       Он согнулся, впиваясь пальцами в колени, выдыхая облачка пара. Вдохнув холодный воздух слишком резко, он закашлялся и согнулся ещё ниже под звуки глухих ударов и стонов. — Отставить... Сопротивление. Это полиция. Вы...Ар-рестованы.       Он наконец отдышался и разогнулся.       Бледный нервный человечек вскрикнул: — За что?!       Брагинский ответил ударом в скулу.       Джонс поднял руку, прося его остановиться. — Мы знаем, что ты распространяешь наркотики. В частности - "Золотой Дракон". Знаешь, что тебе за это светит? Подсказка: это совсем не солнце.       Мужчина дёрнулся, и Брагинский встряхнул его и тот замер. — Я...я ничего не делал! У вас нет доказательств! Я ничего не скажу без адвоката!       Джонс только хотел что-то сказать, как вдруг Иван поднял баристу за грудки, тряхнул его и вжал в стену, наклоняясь и рыча: — Слушай сюда, уёбок. Ты барыжишь "Драконом" и из-за этого нарк грохнул мою сестру. Если не будешь сотрудничать, я тебе мозги прямо здесь вышибу!       Он тряхнул его снова и ударил в нос. Брызнула кровь и мужчина зажал нос бледной худой ладонью. — Я тут не при чём, прошу! Я всё расскажу!       Альфред включился в допрос, невольно оценив эффективность агрессивного подхода своего напарника. И его лицо в этот момент. Очень... Будоражит. До мурашек. — Где ты берёшь наркотик?       Мужчина заскулил. — В клубе. "Конфетти". Боже, я просто посредник...Мне очень нужны деньги...У меня дети, прошу!       Джонс замолк, по спине пробежал холодок. Не может быть.       Брагинский отпустил мужчину и тот осел по стене, тихо скуля и зажимая лицо. — Раньше надо было о детях думать, - он пнул его носком туфли по бедру, - да ты и сам ставишься. Тьфу.       Он сплюнул в сторону и повернул голову к Джонсу.       Альфред посмотрел ему в глаза потерянно и неуверенно. Если Франциск связан с наркотиками, Артуру это не понравится. Возможно даже разобьёт сердце.       Иван уловил его настрой и положил ладонь на плечо, говоря со всей мягкостью, на какую только был способен в этот момент: — Я съезжу в клуб.       Альфред кивнул ему. — Эй, вы! Отвалите о него! Я сейчас полицию вызову!       Джонс и Брагинский задрали головы - в одном из светлых окон появилась женщина в бигуди и розовом махровом халате.       Это будто помогло Альфреду отвлечься, и тот улыбнулся женщине сверху. — Полиция уже здесь, мэм! - он продемонстрировал блестящий значок, - Не беспокойтесь!       Мужчина у стены попытался отползти и Брагинский, заметив это, пнул его по плечу, роняя того на землю.       Брагинский хлопнул Альфреда по плечу и двинул прочь со двора, оставляя Джонса, набирающего в телефоне кого-то из участка и размышляющего, что ответить Людвигу, когда он вновь начнёт полоскать его за то, что "опять лезет, куда не просят".       Пошёл снег.

***

      Иван мчал в клуб на всех парусах, пытаясь отогнать мрачные предположения. Он не мог поверить, что Франциск снова связался с наркотой, тем более такой опасной дрянью, как этот "Дракон"...       Он плутал по переулкам, срезая дорогу, и холодный ветер бил в его лицо. На ресницах оседал снег.       Их разлад тоже был связан с наркотой.       Брагинский, добравшись до вычурной роскоши клуба, легко перемахивал через две ступени.       Тяжёлая дверь, окованая виноградными лозами, захлопнулась за спиной, и Иван оказался в тепле. По ушам ударила какая-то невнятная попса, и Иван понял - Франциска здесь нет. Он никогда не допустил бы ни светомузыки, ни мрака.       Брагинский, проталкиваясь сквозь бьющегося в конвульсиях молодняка, добрался до бара (установленного недавно, очевидно), и хлопнул по столешнице.       Очкастый бармен, протиравший стакан, вздрогнул, оборачиваясь к нему. — Э-э-э, здрасьте, сэр, э... Что-нибудь хотите?       Иван наклонился ближе, чтобы перебить громкую музыку. — Бонфуа. Где он?       Бармен тут же отклонился, нервно потянув мокрую тряпочку, и что-то пролепетал.       Иван рыкнул совершенно непроизвольно и хлопнул по столешнице двумя руками. — Слушай сюда. У меня дело к твоему хозяину и лучше бы тебе не стоять у меня на пути.       Мальчишка втянул голову в плечи, неловко дёрнул руками, роняя и тряпицу и стакан. Разбил. Вычтут из зарплаты.       Брагинский применил грозный взгляд и бармен, поднявший на него глаза, хотел поднять трясущуюся руку, как на иванову спину откуда-то сбоку упала рука. — О-о-о, будь благосклонен к моему племя-яннику, mon cher. Он здесь...Ик...Три часа!       Иван медленно разогнулся, собирая все силы, чтобы не дать кулакам начистить чьё-то пьяное рыло. Он и сам пил, когда был повод и настроение, но глядеть на пьяных просто ненавидел, со времён тётки.       Повернувшись вбок, он увидел самого Франциска, сидящего на барном стуле в окружении пустых стаканов и бутылок.       Он почти не изменился, разве что постарел, отрастил гриву и...Отпустил бороду?       Да нет, судя по мятой розовой рубашке, - просто бухает. — Opyat' alkashish, Franz?       Бонфуа поднял на него затуманенные глаза и растянул губы в улыбке. — О-о-о, где-то... Где-то я это слышал! М-м-м,- он задумался, приложив палец к губам, - А! Мой друг так говорил...Когда-то...Ик...       Иван проглотил желание ударить человеческую лужу перед собой, и вместо этого схватил Бонфуа за воротник. — Ну, сейчас познакомимся.       Брагинский стащил Франциска под пьяный вопль со стула, упавшего сразу после исчезновения тяжести, и потащил в туалет под крикливое "Эй!" со стороны бара.

***

      Бонфуа вынырнул из-под струи холодной воды с резким вздохом.       Брагинский отпустил его, и тот развернулся, опираясь спиной на раковину, и схватившись за край второй. Франциск провёл рукой по лицу, стирая холодные капли. — Ой-й, ну зачем так резко...       Иван снова схватил Бонфуа за грудки и встряхнул, морщась от прилетевших в лицо капель, и отвесил Франциску затрещину. — Ай!       Мужчина схватился за лицо и Иван отступил на шаг, скрещивая руки на груди. — Bonjour ma chérie, je t'ai manqué?       Франциск медленно отнял руку от лица, смотря вперёд трезвым взглядом. — Ivan? Ça ne peut pas être...       И, глядя на ухмылку Брагинского, резко упал на колени, что-то быстро бормоча по-французски и цепляясь за ивановы брюки.       Если честно, Иван даже немного опешил, и хотел сделать шаг назад, но Франциск вцепился ему в ногу, уткнувшись в неё лбом. — Dieu... C'est ma punition... Pardonne-moi, pardonne-moi, je jure que je ne voulais pas... Je ne voulais pas...       Иван закатил глаза. Всё ясно: буйство прошло, настало время пьяных слёз.       Брагинский неудовлетворённо вздохнул. У него дела, и няньчиться с пьяным человеком в них не входит.       Иван подхватил Франциска и дёрнул наверх, пихнув его в раковину. Да так сильно, что большое зеркало позади вздрогнуло. — Франциск, - сказал он, крепко держа мужчину за мокрый воротник, - "Золотой Дракон". Скажи мне всё, что знаешь.       К его сожалению, Бонфуа всё ещё был под властью пятнадцати стаканов водки и невнятно бормотал, вцепившись в ивановы запястья мёртвой хваткой. — Trois balles... Dieu, tu es venu vers moi... Tu m'emmèneras en enfer, ma place est là-bas... Arthur, pardonne-moi...       Брагинский вздохнул и вырвался из хватки Франциска. — Ясно.       Бонфуа сполз на чистый мраморный пол и обхватил колени руками, всё ещё бормоча что-то нечленораздельное себе под нос.       Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что у человека на полу туалета что-то произошло. А судя по количеству выпитого и всё проскакивающего в речи "Артур", пазл легко складывался - кое-кого бросила подружка.       Ну или друг, кхм...       Сердце Ивана кольнула жалость. Когда-то человек перед ним был для него всем - другом, примером для подражания, кумиром... А потом предателем, человеком, чью голову над камином он хотел видеть сильнее всего в жизни, человеком, подарившем ему три шрама от пуль на спине и три месяца больничного. И вот теперь Бонфуа лежит на полу, пьяный, заросший и не вызывающий ничего, кроме брезгливой жалости.       Жизнь, бессердечная ты сука.       Брагинский присел на корточки, хлопнул Франциска по плечу, и проговорил полушёпотом ободряюще: — Allez, mon ami, ressaisis-toi. Tout va bien se passer.       Иван поднялся, отряхнулся, глядя в зеркало и потянулся в карман за телефоном.       Чтобы обнаружить, что, похоже, оставил его дома.       Брагинский прижал руку в чёрной перчатке к лицу и издал долгий усталый вздох.       После чего развернулся и пошёл на выход, сталкиваясь плечами с тощим мальчишкой-барменом, в ярком свете показавшемся смутно знакомым, не оглядываясь.

***

      Он не стал дальше крутиться в "Конфетти", потому что а) устал и б) это бесполезно.       Добрался до загородного коттеджа он под утро.       Неторопливо открыл дверь, вошёл в просторную прихожую, аккуратно вешая пальто на крючок рядом с куртёжкой Джонса. Пока переобувался в тёплые розовые тапки, краем ума поймал мысль, что надо бы купить Альфреду новую куртку, он недавно видел одну интересную на рынке, авиаторскую...       Он вошёл в пустую неосвещённую гостиную, сделал два шага в сторону камина и мягких кресел, буквально притягивающих ноги и задницу, когда почувствовал, что...       Он не один.       Чувство вспыхнуло, задняя сторона шеи ожглась огнём и Иван отскочил влево, вставая в боевую стойку.       Но ничего не произошло.       Брагинский медленно огляделся, осторожно оступая к камину на носках. Он, дурак, оставил Анаконду в кармане пальто, наивно считая себя в безопасности в этом доме.       Ой, дура-а-ак. Совсем размяк с этой жизнью у копа под боком, Гилберт был прав, blyat'.       Он сделал ровно три шага назад, прежде чем его ударили под колени, и он упал. Сверху навалились, и Иван дёрнулся, вырываясь, и, схватив нападавшего за одежду, с силой рванул вперёд. Тело сделало кувырок и упало перед ним.       Брагинский наклонился, чтобы зафиксировать нападавшего и пару раз ударить в лицо для профилактики, как вдруг человек взмахнул рукой и ударил по левой ивановой руке, на которую он опирался, и, обвив его торс ногами, легко перевернулся, садясь на Ивана сверху, хватая его за руки и фиксируя на полу. — Неплохо, дружище, но слишком медленно. О чём думаешь?       Иван замер, осмысливая голос. — Какого хера, Яо?       Сверху раздался смешок. — Бинго, друг!       Брагинский поморщился. Какое ещё к чёрту "бинго"? — О, да так. Ару, я никогда не чувствовал себя таким живым!       Иван прищурился, стараясь разглядеть лицо во тьме. — Яо, ты бухой, что ли? Слезь с меня!       Яо наклонился, что-то быстро проговаривая и крепко сжал ивановы запястья. Ухх, может он и выглядит хрупким, силы ему не занимать, конечно... — Ты мой друг, ты знаешь это? Ты - мой единственный друг, ару, лучший друг, которого у меня никогда не было и уже никогда не будет...       Иван вздохнул и расслабился. Точно бухой. — Я доверяю тебе, Ваня, я так доверяю тебе...Я бы доверил тебе даже свою жизнь, ты знаешь...И я хочу знать, ты... ТЫ доверяешь МНЕ?       Брагинский взмахнул кистями рук. — Конечно, Яо, что за вопрос?       Сверху раздался вздох облегчения. Руки освободили ивановы запястья и переместились на грудь.       Приподнявшийся было Иван размял запястья и сказал: — Ты, кстати, можешь с меня слезть. А где Альфред?       Руки на груди сжались в кулаки, собирая складки свитера. Брагинский проглядел, но плечи Яо вздрогнули. — Яо? Ты в порядке?       Яо встряхнул Ивана, от неожиданности грохнувшегося головой об пол с глухим стуком и шипением. — Опять ты о нём... Когда у тебя появится время на других, Вань? Ты постоянно говоришь только о НЁМ! Ару, ты слышишь себя? Альфред, Альфред,Альфред!       Каждое повторение имени Джонса сопровождалось встряхиванием Ивана, который, очнувшись, резко перевернулся, меняя позиции и схватил Яо за руки. — Хэй, хэй, Яо, остынь.       Он заставил человека под собой замереть.       Удостоверившись, что Яо спокоен (относительно), Иван отпустил его, ставя локоть левой руки у его головы. — Всё, спокойно? Давай, - он хлопнул свободной рукой по бедру, до сих пор обхватывающими его торс, - подъём.       Яо кивнул и опустил ноги, приподнимаясь на локтях.       Иван поднялся сам, отряхнулся и подал другу руку, но Яо поднялся сам. — Ну так что? Зачем ты здесь? Что случилось?       Яо тряхнул головой, взметая копну тёмных волос.       Брагинский в два шага достиг переключателя у камина и гостиная озарилась светом. — Чай, кофе?       Яо усмехнулся, собирая волосы в хвост и мотнул головой, отказываясь. — Нет, Иван, знаешь... Мне пора. Прощай.       Брагинский подскочил и схватил мужчину за плечи, поворачивая к себе. — Эй, Яо, в чём дело? Что-то ты бледноват... Если я могу помочь?       Яо рванулся в сторону. — Нет, ты уже достаточно помог. Прости... Мне пора.       Он развернулся, чтобы уйти, когда сзади донеслось: — Эй, если у тебя нет планов на это Рождество...Приезжай сюда, - Яо замер, и плечи его опустились, когда Иван продолжил, - соберёмся компанией: я, Альфред, Гилберт, может ещё кого позовём... Сестёр там... Зови Кику, посидим.       Яо выпрямил спину и ровно произнёс: — До встречи, Иван.       Брагинский спокойно отзеркалил: — До встречи, Яо.       Закрывая двери, Иван понял, что не спросил, как Яо добрался - машины он не видел. Пешком, что ли? На такси?       Брагинский погасил свет, надел слетевшие в пылу борьбы тапки, поднялся в свою комнату на втором этаже и скинул свитер, брюки и носки, развесив всё на спинке стула у письменного стола.       Подумав, Иван накинул на себя тёплый белый махровый халат и осторожно вошёл в комнату Альфреда.       Усмехнувшись (Джонса ничуть не напрягла возня внизу), Брагинский упал на широкую кровать и перетянул немного одеяла себе.       Спящий коп повернулся к нему лицом и обвил всеми руками-ногами, как дипломированный осьминог.       Иван подавил усмешку и очень быстро уснул.