Фотопластинка

Рабочий день подходил к концу. Очередной сумасшедший день в этой проклятой лавке. Роза ушла куда то по делам (честно, Платон ещё не понял живёт она тут, или у нее есть дом. Скорее, наверное, живёт.) Бывший риэлтор, а теперь раб Виктора Морро Третьего сновался по этой самой лавке считая минуты. С прошлой работы он всегда убегал пораньше, но тут… Тут все иначе! И, сбежать, может, по прежнему хочется, но только в целом, а не в конкретный вечер и пораньше. Кросовки противно, резиново стучали по половицам; Платон остановился у стены. Она привлекла его внимание давно, ещё когда он был риэлтором. Казалось, прошла целая вечность! Но, явно не больше чем с того момента, когда были сделаны фотографии на стене. Они казались ужасно старыми, даже для снятых на плёнку. На одной Морро был скован причудливыми кандалами. Сделана явно лет сто назад. Или может двести… Седина у Виктора не такая сильная. Хотя сейчас он даже красивее. Какой-то тест в далёком восьмом классе выдал Платону результат, что он бисексуал, хотя никаких вопросов про любовь к мальчикам или девочкам там не было. Он тогда долго метался в попытке принять свою «ориентацию», но больше таких тестов не проходил. Отношений с парнями у него, однако, не было, да и с девушками выходило не очень. Последний половой контакт у него был, дай бог, года два назад, ещё в универе, а сейчас он пялится на фотографию полуголого мужчины в цепях и мысленно пускает слюни. — А чем это вы, Платон, занимаетесь— Морро протянул имя с заметным наслаждением, смущая его хозяина. — Я? — Платон в испуге посмотрел на Виктора. Глупо было не заметить стук каблуков о лестницу. — Так, ничего, коротаю время до конца смены. — Жадно всматриваясь в тело собственного начальника, хм… — Это не то о чем вы подумали! Если, конечно, подумали… Я ведь не ограничен в своих познаниях. — Даже если вы так считаете, хотел он было добавить, но струсил. — И…призадумался вот о способе получения данной фотографии. Это ведь сухая фотопластинка? — Верно. Коллодионный способ. — Хозяин лавки опирался на свою трость с набалдашником в виде птичьей головы и смотрел прямо в душу. — Правда заинтересован в этой теме? — Да, в детстве мне очень нравилась аналоговая фотография. Какая грубая ложь. То, что пластинки сухие он слышал в каком-то научпоп ролике, и ей боже, спасибо богу за научпоп. Если, конечно, бог существует, а факт про фотографии ему сейчас поможет. — Не хочешь взглянуть на другие? — Было бы ужасно интересно! — И хоть интуиция кричала громко «нет», Платон её не слушал. — Тогда за мной. Виктор стал подниматься по лестнице и бедному подчинённому пришлось за ним последовать. В прошлый раз они явно были в другой комнате. В этой же была кровать под балдахином. Красивая, между прочим, и по виду мягкая. Платон, сам как-то даже не заметив, вглядывался уже в другую фотографию, что стояла на тумбе. Странно что у Морро, во-первых, тумба перед кроватью, во-вторых, такая длинная тумба перед кроватью. Да и фотография изыском не отличалась, обычный московский вид из окна. Довольно знакомый. — Не узнаешь? — Меня посещает смутное дежавю.- Последнее слово он проговорил с французским прононсом. Вышло не очень. — Не строй из себя аристократа, тебе не идёт. На середине фразы Платон понял, что почему-то не видит комнату. Аристократичные руки закрыли ему глаза с невиданной целью, но закрыли хорошо, что толики света не проходило. — Эй! Что ещё за… — Давай, двигай вперёд. Кажется, у окна они остановились. Точно. Тянуло холодом, а перед глазами открылась картина чуть-чуть более модернисткая чем на фотографии. И как до него сразу не дошло! — Первая фотография тоже была сделана… — Платон сделал паузу, поняв что неправильно начал предложение. Выглядит он наверное как идиот. — То есть…первое фото это же вид из окна, как до меня сразу… — Прав как никогда. Сделана правда по методу Ньепса. Платон отошёл от окна, бесцеремонно присел на довольно высокую тумбочку и таращился под балдахин кровати. — И зачем же вы переводили ценный материал на вид из окна? — Не только на вид из окна… У меня где то была коллекция фотографий московских куртизанок. Но, боюсь, они тебя не заинтересуют. — Виктор, извините, вы наверное…не так поняли. Я заинтересован был только и только в технике фотографии, я… — Неужели? Широкими шагами Морро сокращал дистанцию, в несильно большой комнате, аж колыхались занавески. Он встал, горделиво подняв подбородок выше чем обычно. — Неужели вы, молодой человек, будете доказывать мне, что возжелали за свою жизнь только женщин? Что вы, неприменно натурал и даже в мыслях не возлежали с мужчиной? — Верно. Я уверен что гетеросексуал. — Ты? — Брови птицами взмыли вверх по лбу. Левая рука в шикарных перстнях легла Платону на нижнюю часть чресел. Джинсы своей эластичной тканью грубо обнимали задницу миллениала, и он уже раз сто пожалел о выборе модели «слим». А теперь её по-хозяйски сжимали чужие руки. — Что вы делаете? — Голос стал дёрганным, прямо как у хронического невротика. — Ничего. Это была наглость, открытая настолько, что не хотелось возражать. Самое страшное, что нутро у Платона не возражало вовсе. Что-то даже ликовало, глупо и рискованно кричало «продолжай». — А, чёрт, совсем забыл про этот глупый аксессуар. Он тебе не мешает, Платоша? Очки сами поддались под ловкие движения, съехав на переносицу. Виктор отшвырнул их куда то назад, Платон уже не увидел. Минус четыре не приговор, но в полутемке ничего не видно, чёрт. — Зачем? — Ты не думал перестать их носить? Ужасно умаляют твои глаза. — Руку с бёдер Морро не отпускал. — Видишь что-нибудь? — Немного различаю ваше лицо… Зачем? — Просто эксперимент. — Платон щурился, как слепой котёнок. Но глядел прямо, и, если всмотреться, то даже, наверное, с угрозой. — Ну, не серчай. Знаешь что, Платон, твое высказывание очень забавно. Ге…теросексуал, так? Так и вижу. Ты смотришь на девушку и думаешь: «я должен её хотеть» И хочешь. Может быть, даже искренне! Смотришь на парня и молишься чтобы тебе не набили морду, да? Смешно, правда. В твоём уме давно сложилась аксиома вести себя как все. Как все нормальные люди. Ты ведь и на риэлтора пошел так же. Увидь перед собой не половую принадлежность, а человека, Платон! Твое представление о людях это пол и несколько смешных историй, которые тебе рассказали на первом свидании. Возможно, выдуманных. Разве тебе никогда не хотелось пойти против системы? Разве брак с девушкой из Баду и выстраданная в ипотеку трёшка — это все чего ты хочешь? Чего ты хочешь? — Поцеловать вас в губы. Виктор ловко проскользил шуйцей по бедру, но все же отошёл. Если бы Платон видел, то заметил бы холодность, будто перед Морро сидит не бывший риэлтор, а падший ангел. — Извините, я не слушал. Услышал свое имя в первый раз и… Сплошное бу-бу-бу! Ну а потом я… Чёрт, вы очень красивы и мне кажется я, как дурак, медленно втюриваюсь в вас на полном ходу. Я, наверное, абсолютно ужасный вариант для отношений, когда вы прожили двести лет, да? Но вы всё-таки должны мне одно желание. Я думал их должно быть два, но вы отдали его Ярополку, так что… — Давай свои паршивые губ сюда. Целоваться Морро умел; и умел искусно, но проклятый риэлторшка своей детской улыбкой и дрожью по щекам все испортил. — Щекотно! — Платон улыбался как дурак и ерошил свои залаченные волосы. — Надо думать головой прежде чем целоваться с носителем таких шикарных усов! — А я тщательно подумал, и ни о чём не пожалел. — Сядь-ка лучше на кровать. — У двери была вешалка, на которую перебрался зелёный пиджак с плеч его хозяина. Платон встал, легко прошёл до кровати, и минуты две пытался вычислить местоположением очков. Хоть убей — не видно, да и всё равно уже присел. — И что мы так…сразу? — Очки твои в целости и… — Виктор обернулся и просиял снисходительной улыбкой. — Нет, что ты…как цивильные люди… — Обнимашки? От аристократизма Виктора Морро Третьего осталась только правильная осанка и первые три буквы имени. Вик сидел и обнимал бывшего светловолосого риэлтора. Платон снова походил на котенка, который ластится под холодные руки. — В следующий раз давайте все-таки смотреть нетфликс… — Блондин закусил губу. — Или переустанавливать винду. — Кого? — Тра… *** — Вот сколько лет в этой лавке вишу…весю…повешен, а то что он мужеложник — не знал! — Ой, да заткнись ты, окаянный! Роза пристроилась у двери, приставив камеру к замочной скважине. «Какие же вы зайки! — подумала она рассматривая снимок. — А всё-таки, сяоми топ за свои деньги.»