Огонь твоих слов топит мой лед 

Валтор не мог уснуть. Слова звенели в его голове, как навязчивое эхо, отгоняющее сон и угрожающее сделать то же самое с его рассудком. Они преследовали его с тех пор, как Гриффин предала его и убежала, чтобы присоединиться к их врагам, оставив ему лишь пустую тишину, которая была идеальна для того, чтобы эти мысли процветали и выходили из-под контроля. Он научился блокировать их в Омеге, потому что в противном случае они довели бы его до отчаяния. Но с тех пор, как он прибыл в Облачную Башню, с тех пор, как он снова услышал ее голос, услышал, как его имя слетело с ее губ, слова снова нахлынули, и он почувствовал себя беспомощным перед ними. С него этого достаточно. Семнадцати лет, проведенных в глыбе льда, где он ничего не мог делать, кроме как свидетельствовать, что его собственный разум разъедает его, было более чем достаточно. Гриффин была причиной того, что он оказался в ловушке и лишился всей своей власти и свободы воли, и будь он проклят, если он позволит ей сделать это с ним снова. Нет, теперь, когда она была его пленницей, он мог избавиться от ее слов раз и навсегда. Он пробился в подземелья, магия внутри него вспыхивала с каждым шагом, который он делал, как будто он шел на битву. Он хотел, чтобы это прекратилось. Гриффин не представляла угрозы. В ее распоряжении не было даже собственной магии, а теперь, когда она оказалась в ловушке, у нее остались только слова. Он стряхнул нервный прилив энергии и быстро подошел к ее камере, желая покончить с этим и, наконец, освободиться от нее. К его удивлению, она вскочила и двинулась в сторону решетки по камере, как львица в клетке, хотя была середина ночи. Он не ожидал, что она проснется. Он думал, что у него будет немного покоя и тишины, чтобы подумать, прежде чем вытащить ее из сна, но, конечно, она не спала, сорвав его план. Это было все, для чего она годилась. Она обернулась и замерла на секунду, когда увидела его перед тем, как ее взор наполнился красным, и она скрестила руки, с выражением презрения на лице. — Пришел, чтобы причинить мне еще немного боли? —  она зарычала на него, — Все, что ты сделал до сих пор, было недостаточно? — она подошла ближе, преследуя его, ища уязвимое место, куда можно было бы нацелить свои слова. Она снова играла жертву, когда ее затруднительное положение было даже вполовину не таким тяжелым, как то, в которое попал он. По крайней мере, у нее все еще было достаточно места, чтобы ходить, и она могла открыть рот, чтобы выплюнуть яд. Его мыжцы горели в течение нескольких дней даже при малейшем движении, так как он не использовал их в течение семнадцати лет. Он только сейчас начинал вспоминать, каково это — чувствовать себя человеком, а не куклой, которую тянут за веревочки. — Как ты меня теперь любишь? — он усмехнулся над ней, в конечном итоге шокированный собственными словами так же, как и она. У него не было намерения быть таким резким, но она толкнула его, разрушая его самообладание. — Прошу прощения? — сказала Гриффин, едва оправившись от удивления, ее тон был мягким и потерянным. Замешательство, написанное на ее лице, побудило его продолжить. Не имело значения, что он тоже мог пострадать, если это означало, что она убьет ее.  — Я никогда не ожидал, что ты полюбишь меня, — сказал он, объясняя дрожь в голосе трепетом, который он испытал, когда ее взгляд смягчился, наполнившись уязвимостью, — Так что тебе не нужно было лгать об этом, — он пожалел, что она никогда этого не говорила, пожалел, что когда-то не поддался на это. Ее позиция изменилась, когда она развернула руки и сделала шаг вперед, выглядя как женщина, которая утверждала, что любит его. Но это сделало ее обманщицей, потому что этой женщины никогда не существовало. Она была просто красивой иллюзией, и он попался на нее. — Я не лгала, — сказала Гриффин, слова, словно тысяча иголок, пронзили его сердце. — Ты присоединилась к моим врагам, чтобы сражаться против меня, — Валтор повысил голос, внезапно осознав, насколько открытым он сейчас выглядел. Глыба льда, окружающая его, сейчас казалась не такой уж плохой. Но пристальный взгляд Гриффин должен иметь значение. Теперь холод снова был в ее взгляде, и он был почти благодарен за это, потому что это было то, что не могло дотянуться до него. — Ты собирался разорвать всю вселенную на части. Я не могла просто стоять и смотреть, как ты это делаешь. Он все это слышал раньше, знал, что это правда, и не позволял себе беспокоиться. Это была ее слабость, а не его. Он как раз был тем, кто за это заплатил. — Однако это не изменило мои чувства. Теперь эти слова беспокоили его. Потому что они были ложью. Они должны были быть. Другого выхода не было. Почему она сказала ему правду, когда была предательницей? И все же он все равно влюблялся в них. — Ты видела, как я превратился в сосульку, — сказал он, — И ты говоришь мне, что твое сердце билось из-за меня? — насколько это было бы иронично, учитывая, что его собственное сердцебиение замедлилось до нескольких ударов в минуту, когда он был окружен льдом? — Нет, — покачала головой Гриффин, — Не может. Оно замерзло. Ему пришлось удержаться от громкого смеха ей в лицо. Что она знала о ледяных объятиях? И если у нее было то отчаянное выражение на лице, которое слишком напоминало ему то, что было у него, когда вспоминал годы, проведенные в неумолимом морозе, то это потому, что она снова играла с ним. Неважно, что этот взгляд нельзя было подделать. Он подошел ближе и потянулся через решетку, не имея проблем с преодолением заклинания, которое держало ее взаперти. Когда он протянул ей руку, пламя начало танцевать в его ладони, доказывая, что теперь он вернулся к власти. Он предлагал ей свой собственный Драконий огонь — что угодно, чтобы избавиться от этого выражения лица — чтобы растопить воображаемый лед, который держал ее сердце в заложниках. Может быть, это тоже освободит его от нее. Гриффин некоторое время изучала его — и ей пришлось перестать думать о том, что она видела, когда смотрела на него, — прежде чем сократить расстояние между ними. Она взяла его за руку, его собственная магия погасила пламя, прежде чем они смогли обозжечь ее. Ему следовало оставаться со своей стороны от прутьев, где она не могла до него дотянуться. Вместо этого он держал ее за руку, вес ее руки в своей был намного приятнее, чем бремя слов, которые были сказаны между ними. - Это не удивительно, — сказал он, разрушая магию момента, которая вернула их в прошлое, где текущая реальность не стояла между ними, — Вы не хотите, чтобы пламя коснулось вас. — Ты позволишь им сжечь тебя заживо? — спросила она тем грустным тоном, от которого он чувствовал себя дураком. Это так резонировало с ней, что должно было быть притворством. Она не могла знать, что он чувствовал. — Это определенно было бы лучше, чем оказаться в ловушке в ледяной глыбе, — он вытащил свою руку из ее, полностью истощенный, и настолько измученный, что даже крик матери в его ушах не смог бы заставить его проснуться. Он отвернулся, готовый уйти и забыть, что Гриффин когда-либо существовала, не говоря уже о том, что она когда-то оказывала какое-либо влияние на его жизнь. — Конечно, ты скажешь это, когда обладаешь Огнем Дракона, — сказала она за его спиной. Она просто не могла позволить ему изгнать ее из своих мыслей. Последнее слово и место в его голове должно было быть за ней, поскольку его сердце было заморожено и недоступно, — Пламя не может сжечь тебя. Оно не могли. Но ее слова все еще горели в его голове. И казалось, что так будет, независимо от того, насколько толстой и холодной была ледяная стена вокруг его сердца. Одно ее присутствие жгло его душу, как всегда, и он не знал, ненавидеть ее или любить за это. Так что он остановился на единственном, что знал, как делать. Движением его руки по подземельям пронесся леденящий душу сквозняк. Это продолжалось до утра, не давая уснуть одному человеку, оказавшемуся там в ловушке.  Почему он должен быть единственным, кто не спит?