Я все ищу тебя где-то.

Ночью опять дождь, холодно ветром из окна и тревожно так, что руки трясутся и мёрзнут. Ты рядом молчишь, спишь уже, наверно, укутавшись в одеяло. А мне тебя будить не хочется, потому что ты, ну, милый. Руку под щеку подложил и лежишь себе, сопишь, сопишь… Я мечусь по кровати. Вернее по своей половине, но сейчас мне кажется, будто я здесь один, вот, вешу над пропастью и матрас — моё спасение, остров самосознания… впрочем, пустое это все, пустое. Тяну назад руку, боясь не обнаружить твою спину, но она тут: лежишь, повернувшись на левый бок, ежишься от моих холодных прикосновнний. Снова закрываю глаза и пропадаю. Падаю со своего островка. Лечу, лечу что-то, дрожащими пальцами пытаюсь ухватиться хоть за что, но ничего. Пустота вокруг. Тьма кромешная. Пола не чувствую да и стен, и потолок тоже, чувствую только липкую, сырую пустоту, а потом — тунель! С воспоминаниями, моментами, самыми счастливыми. А следующий — со страхами, с моими проблемами. Мелькают ружья, солдаты, кровь на снегу горячая, а за окном дым от жженых зданий. Пахнет смертью. Слышу выстрелы на задворках сознания, крики: боль, разочарование, страх, обида. А потом твои глаза. Чувствую, что могу управлять собой: чувствую ноги, руки, промаргиваюсь и вижу снова — комната, ты, окно. Сквозняк громко захлопывает дверь, и ты просыпаешься. Сонно крутишь головой, находишь меня глазами и расслабляешься. А в следующую секунду твой взгляд меняется на обеспокоенный. Тревожный мной, подсаживаешься и берёшь лицо моё в ладони, гладишь щеки. Оцепенение отходит, становится холоднее, и ты подрываешься закрыть окно, после снова возвращаясь в нашу постель. Укутываешь меня: одеялом, своими объятьями, успокоениями, лёгкими касаниями. — Я… все ищу тебя где-то. А ты рядом, здесь, лежишь уютный и тёплый. А я — одинокий. Серёж, правда, я убью нас когда-нибудь, я стану твоей погибелью, — заканчиваю, ты молчишь, — Каждый раз бегу от чего-то, будто от своего прошлого, а оно не отпускает. Лапищами своими загребает страшными обратно и держит. Цепко, будто боится само… отпустить меня. Будто я, как маленький человек, подчиняюсь своим страхам, как тем толстым чиновникам, а они меня обдирают до нитки. Я думал, что избавился — уже месяц их не было и сегодня опять! Я чувствую, что погублю себя, Сереж. И себя, и тебя за одно… Долго молчишь. Гладишь меня по волосам, укрываешь нас одеялом и тепло улыбаешься. — Ну полно, полно, милый. Это бывает, это нормально. И я с тобой до конца, ты же знаешь. Не вини себя, в конце концов, ты не смог бы ничего изменить: рано или поздно это случилось бы и мы уехали бы сюда, — ты гладишь меня по щекам, стирая дорожки редких слез, а после целуешь мои руки, каждую костяшку. — Мы были близки с ними… С Ольгой очень, она мне кольцо дарила даже… Боже, Серёж, что же теперь с нами будет.? — Теперь уже ничего. Они не найдут нас во Франции, любовь моя, мы с тобой до старости, — ты замолкаешь, а я думаю. Думаю и благодарю Бога за то, что ты у меня такой. Люблю, и ты любишь, я уверен. Да ты и доказываешь это каждый раз своими действиями, своими поступками. Переплетаю наши пальцы и прижимаюсь ближе, откидывая голову назад на твоё плечо. — Сереж. — М-м? — Я люблю тебя. Это чтобы ты там не думал, что я холодный и черствый, — улыбаюсь, трусь носом о твою шею, нащупывая тонкое кольцо на безымянном пальце твоей руки. Смеёшься и падаешь на подушки прямо со мной, целуя за ухом. Эта ночь кончится. Но это не последняя, далеко не последняя наша совместная ночь. Не последняя наша жизнь.