Не надо, папа! Летопись свежих побегов

      — От Скрытого Листа — Учиха Сарада… И Узумаки Бо-оруто!       С трибун долетел зудящий гул оваций. Боруто ухмылялся и сжимал кулаки. Сарада взглянула на Ли-сана. Здоровый и крепкий, совсем невредимый, в обтягивающем зеленом костюме он вещал на весь стадион:       — От Скрытого Песка — Шинки!       Прокатилась новая волна ободряющего гула.       Сын Казекаге. О нем говорил Нанадайме.       Шинки, облаченный в шубу железного песка, взирал на них с прохладной надменностью. По силам он был на голову выше каждого на этом экзамене. Одолел даже Мицуки — идеальное дитя Орочимару.        Ничего. Стоит пересечься со мной взглядом…        В затылке отдалось чужое фырканье. Сарада скрипнула зубами от раздражения. Сейчас бы сосредоточиться… Не до разговоров!       «Это экзамен на чунина, Сарада, — прошипел змеиный голос. — Гендзюцу — действенная вещь, но совершенно не эффектная. По крайней мере для тех, кто наблюдает снаружи».       Она цыкнула вслух. Орочимару был прав. Тихие победы хороши на миссиях, но Нанадайме позвал ее на этот экзамен для демонстрации силы. Яркой демонстрации.       Сарада напрягла бицепсы, повела плечом. За пару недель тренировок она привыкла к своему детскому организму. Энергию мелкого тела подпитала накопленная энергия духа, чакры стало больше, чем было до путешествия. И все же она привыкла работать с другими объемами. Развернуться в полную силу все еще не могла.        — …бой на выживание. Последний оставшийся из троих станет победителем! — Ли-сан поднял руку. — Начали!       Плащ Шинки взорвался. Сарада перекатилась вбок, отразила кунаем пару снарядов. Рваными прыжками переместилась подальше. Сгустки песка свистели в воздухе, выбивали из пола арены бетонную крошку. Вдали мелькала светлая голова Боруто.       Шинки бил по площади, не особо целясь. Пытался держать в поле зрения их обоих, и это снижало точность атак.       Справлюсь без шарингана.       — Я покажу всем пяти деревням разницу между нами, — со спокойной прохладцей сказал Шинки. Он держал их на расстоянии и, очевидно, чувствовал себя в безопасности. — Мой великий отец уважает Коноху и не догадывается, как она размякла. Сын Хокаге, дочь клана Учиха… Все увидят, насколько мои способности превосходят ваши.       Что-то сжалось внутри.        Гнев.       «Получил в наследство силу Третьего Казекаге, но сам все еще дитя», — отметил Орочимару.        Сараде почудилось, что у него с особенным предвкушением сверкнули золотые глаза.       Этот Шинки… Его хотелось поставить на место. И не только ей.       — …не смей нас недооценивать, ты-ы! — заорал Боруто. — Я тебе не проиграю, ттэбаса!       Он сотворил клонов. Шинки отвлекся на них, и Сарада, пользуясь этим, забралась повыше на стену.        — Пошли!       Клоны Боруто швырнули кунаи с печатями свитков. Громыхнули взрывы. Центр арены затянуло черным дымом, и в растекающихся черных клубах проявились очертания гигантских ладоней из железного песка.       Боруто с клонами неуверенно пятился. Урон от взрывных свитков — самый сильный, какой он мог нанести. Его главным оружием были ловкость и мягкий кулак; действительно мощных техник в арсенале он не имел — только стихийная мелочевка. А Шинки защищала песчаная шуба.        Рука черного песка зависла в воздухе, искрясь электричеством. И вдруг хлопнулась на дно арены — туда, где замер один из клонов Боруто.       Сарада обхватила запястье, концентрируя чакру. В руке разгорелся ослепительно-белый пучок электричества.       Пора заканчивать.       Чакра хлынула вверх по системе циркуляции. Глазные яблоки налились жжением, и вся арена провалилась в красный спектр. Вдалеке, вокруг шубы Шинки, медленно перетекали песчинки.       На миг Сараду окатило дежавю.       Песчаная броня противника. Разбег по стене для Чидори. Эта тактика не явилась сама собой. Мозг подкинул ее из опыта.       Так уже делал папа.       Железный песок фонил голубыми отсветами райтона и чакры.       Шинки протянул руку, и огромный кулак стиснул в черных пальцах последнего оставшегося Боруто. Настоящего.        Сарада оттолкнулась. Корпус тянуло к земле, плиты стены гладко ложились под ноги, волосы сдувало встречными потоками воздуха… Барабанные перепонки терзало треском Чидори.       Шинки заметил. Одной песчаной ладонью он все еще сжимал Боруто, вторая же рассыпалась кольями — шаринган впитал их траектории и вмиг проложил безопасный маршрут. Сарада прижала руку к телу, крутанулась, пропуская песок у самого бока. Шею и колено лизнул ветерок. Колья с треском врезались в бетон за спиной.       Додзюцу жадно считало, как в панике дернулись мышцы лица Шинки. Боруто выскользнул из ловушки, и в Сараду рванул второй железный кулак.       Не увернуться. Большой.       Не сбавляя скорости, она отвела руку в замах.       — Ша-аннаро-о!       …от удара песчаный кулак рассекло надвое. Взорвался срезонировавший райтон, но Сарада уже вырвалась вперед и налетела на остолбеневшего Шинки. Электричество, выскользнув из точки концентрации, разбило песчаную шубу в пыль. Разметавшиеся песчинки обдали кожу саднящей болью, звякнули в дужках и стеклах очков.       На миг они оказались лицом к лицу. Зрачки Шинки сузились, принимая гендзюцу. Пресечь сопротивление. Оставить секунду на замах…       — Вот она — разница.       …Сарада от души вмазала кулаком ему в грудь. Шинки отбросило. Он ударился о дно арены, прокатился и распластался. Захрипел, дернул ногой, пальцами и судорожно выгнулся. Дышать после такого полминуты точно не сможет. Да и удар сломал ему пару-тройку ребер.       Трибуны ахнули и умолкли. С шелестом осыпался песок.        Сарада медленно обернулась. На арене, усыпанной пылью черного песка, стоял потрепанный Боруто. Он обалдело глянул на Шинки и вновь на нее.        Светлый, лохматый, с этими полосатыми щеками. Почти как Нанадайме.        И все же… Не до конца.        Еще были мягкие гладкие волосы, округлые черты. Исцарапанная нежная кожа. Гены Хинаты.        Дитя, рожденное в любви, кровожадно шепнул внутренний голос.       Чакра обдала каналы пожаром. Боруто вздрогнул. Ощутил угрозу, растекшуюся в воздухе, и потянулся сомкнуть пальцы в печать. Шаринган считал в открывшемся рукаве корпус уже знакомого механизма. В нем хранились картриджи с сильнейшими техниками.        Идиот. Даже на финал приволок эту штуковину.        Сарада не испугалась. Справится. В руках неумелого жулика любые техники бесполезны. Но ее душил соблазн: показать всей арене и самому Боруто, чего стоят их современные игрушки, размякшие генины. Одолеть, заломить руку и сдернуть рукав черной куртки. Унизить, уничтожить самоуверенный продукт плотского триумфа Хинаты.       Сарада мельком глянула на ложу Каге. Нанадайме, напряженно насупившись, следил за ходом их боя. Нежность как ножом полоснула оголенное сердце.       Нанадайме.       Сарада представила свистящий стадион, обреченное лицо Наруто, давящегося стыдом и душевной болью. Позор Боруто на арене станет позором Наруто. Перед всеми нациями.       Нет. На этот раз я не дам тебе совершить ошибку, Боруто. Потому что ты его сын.       — Каге-б… — начал Боруто, смыкая пальцы в печать.       Сарада уцепилась за его взгляд. Сквозь точки сократившихся зрачков, парящих в голубой радужке, протянулась незримая связь. В мозге Боруто всколыхнулась чакра. Сарада мигом захватила над ней контроль и впрыснула иллюзию, и он так и замер с сомкнутыми пальцами. Без клонов за спиной.       Его разум представился мягким пульсирующим комком, перепутанным незримыми нитями, и нити послушно спутывались в ее руках. Она ткала иллюзию тщательно, поочередно задевая все зоны мозга. Несуществующая толпа в сознании Боруто оживала гулом, на коже вокруг коте выступил липкий горячий пот.        Задушить его страхом. С головой окунуть в позор. Преподать урок разнеженному глупцу и выплеснуть наконец яростную накипевшую ревность. Все, что она хотела провернуть с Боруто в реальности, теперь воплощалось в гендзюцу.       Страх разоблачения. Сарада надавила на него, и страх раздулся, затопил сознание жертвы; подцепил за собой и другие: страх разочаровать отца, подвести его, потерять…        Глаза изнутри прижигало разогнавшейся чакрой, распаленной от злости. Сарада отравляла бывшего друга, точно и аккуратно направляя в извилинах чакру, проталкивала иллюзию в глубокие слои сознания и ускоряла течение времени. Живые сцены, неотличимые от действительности, расползались и сменялись кошмарами, подпитанными уже собственным подсознанием Боруто.        Через тонкий ментальный канал прорывались отголоски его эмоций. И кромешный страх вдруг прорвало светлейшим горьким чувством, в котором сплелось все: забота, сострадание, ощущение беспомощности, накрепко сросшееся со слепой нуждой защитить дорогого человека.       Боруто…        Сарада рвано глотнула воздух. Слишком глубоко вгрызлась в подсознание жертвы. Настолько, что протекшие эмоции Боруто задевали уже и ее, расшатывали душевное равновесие. Образы в захваченном подсознании бурлили, дыбились клубами, перемешивались, как растревоженные рыбешки на дне. Иллюзорный избитый Наруто тянулся к своему настоящему сыну. Против воли Сарады, защитной реакцией.       Он бы потянулся и так. В реальности. Из нас двоих… он все равно бы выбрал Боруто.       Она сильней его придавила, чтобы знал свое место. Комочек разума горячо и мятежно пульсировал. Ощущался удобно, как между пальцев. Чуть сжать, немного сильнее, хрустнуть надтреснутой корочкой…        «Давай, Сарада, — шипел Орочимару, текуче вплетая в ее иллюзию свою хищную сущность. — Ты знаешь, он просто ошибка…»       Шаринган жег сетчатку, как будто выпаривал.       «Давай его уничтожим».       Лопнуть комок до теплой крови, и все закончится. Разум Боруто ведь уже набухал, под завязку набитый подосланными образами, был на пределе, а она оказалась на пределе вместе с ним и готова была его вышвырнуть дальше, туда, где все пределы кончались…         «Как лишний мусор», — заискивающе шепнул Орочимару.        Он не виноват!        Сарада очнулась. Тяжело дыша, покосилась на ложу Каге. Нанадайме вскочил и навалился руками на стол, словно уже собрался спрыгивать к ним на арену. Ощутил ее жажду убийства? Испугался за сына?       Правильно испугался. Она и впрямь была в шаге от того, чтобы ужесточить иллюзию до предела. Подломить хрупкое сознание ребенка, свести с ума. И все же…        Сараду передернуло.        И все же сдержалась.       Это пойдет ему на пользу, Нанадайме.        Ток чакры в мозге товарища сбился: она потеряла над ним контроль. Боруто пошатнулся и носом плюхнулся на арену.       Пусть жестоко, но она дала ему шанс. Такой же шанс, какой некогда выпал ей. Пройти сквозь ночной кошмар и вернуться к исходной точке другим человеком. А последствия оставить в кошмаре.       «Мне нравятся твои методы, Сарада, — облизнулся Орочимару. — Воспитывать дитя с таким чувством, словно пытаешься его уничтожить».       «Я этого не хотела!»       В глаза вдарил горячий болезненный импульс, орущие трибуны дернулись и расплылись. Она растерла веки основанием ладони, вслушиваясь в ненужный торжествующий гул. Нужно было удержать лицо, не уйти в себя. Не вытащить ненароком их внутренние распри на всеобщее обозрение.        Не по себе было не только ей. Боруто резко вскочил и поспешил убраться с арены, шатаясь, срываясь на бег. Видимо, погнал прятать свой нинджет. Не успел сориентироваться и четко разграничить реальность и гендзюцу.         Сарада бросила в воздух кулак и выдавила ухмылку: подобного ожидали зрители. Трибуны вновь взорвались — пусть. Чем больше восторга вызовет ее выступление, тем выше шансы получить повышение. В отличие от сокомандника, она покидала арену нарочито шагом, с прямой, как жердь, спиной.        В пустой раздевалке ее ждал Нанадайме — или, вернее, клон. Сарада почувствовала яркий дух его присутствия на подходе, так что, распахнув дверь, не удивилась высокой фигуре в плаще, облокотившейся на один из шкафов.        — Что это было, Сарада? — с проникновенной серьезностью спросил Наруто.       Она коротко выдохнула. Все-таки странно было видеть его таким. Повзрослевшим и недовольным… ее поведением. За годы, которые ей пришлось перешагнуть, сама энергетика Наруто, казалось, налилась благородной тяжестью. Как же он вырос.       — Я уже говорила, — отозвалась Сарада. — Приглядывайте за ним лучше.       Нанадайме мрачно ожидал объяснений. Он точно ощутил тогда ее жажду убийства, направленную на Боруто.       — Вы правда не понимаете? Он ваш ребенок. Ваш и…        Сарада отвернулась. Затем аккуратно взглянула на него исподлобья. Сверх этого объяснить она не могла. Нанадайме странно взволновался. В его, нет, не постаревших, но изменившихся глазах откуда-то затаилась печаль. Неужто и правда… понял?       — Я не трону, — пообещала Сарада. — Можете не бояться.       «Зачем себе ставить границы? — зашептал с интересом Орочимару. — Все в наших руках. Твой вожделенный человек перед нами, его семья — жалкие…»       «Молчать».       — Сарада, — тяжело позвал Нанадайме.       — …и все же, — перебила она. Хватит затрагивать старую связь, теребить рану. Было кое-что не менее насущное. — Боруто в состоянии и сам себе навредить. Как и вам. Он пронес на финал это устройство.        — Ч-т… что? — Наруто изменился в лице. — Ты о нинджетах?       — Механизм на запястье. Ваш сын использовал бы его, если бы я не погрузила его в гендзюцу.       Он что-то соображал. Наверняка вспоминал и анализировал бои Боруто. Хмурился все сильнее и наконец выпалил в сердцах:       — Вот говнюк! А я думаю… столько клонов…        Его кулак с треском сжался.       — …спасибо тебе. Я разберусь.       — Стойте! — Сарада схватила его за рукав, пока не исчез. Сама же удивилась этому полудетскому жесту, но нельзя было остановиться на полпути. — Не наделайте глупостей. И не вздумайте разглашать.        — Ты… — Наруто осекся. — Ты жалеешь его, Сарада?       Горло изнутри пережало. Какой идиотский вопрос.       — Я вас жалею, — Сарада опустила голову, чтоб только не смотреть на него. — Объявите об этом нинджете прилюдно — замараете себя и Коноху. Перед всем миром. А еще… вы ведь не хотите потерять своего ребенка.       — А?       — Вы сами сказали… что не хотите как папа, — одними губами пробормотала она и подняла глаза в упор. И строго и громко закончила: — Я убежала тогда, потому что папуля передавил. Выучьтесь на его ошибках.       Контуры шкафчиков, подсохшая краска, ткань на груди Нанадайме резко заострились и созрели до яркого спектра. Это потому что он, Наруто, быстро сжал ее в теплых объятиях, а потом вдруг пропал. Сарада растерла плечи, то ли согнать пытаясь, то ли сберечь тающий след его близости.        Волна жаркой боли вломилась в сетчатку.