одна пустота на двоих.

Много крови, слишком много багровой крови в этот раз. Он совершенно не чувствует пальцев, помимо отдалённого покалывания, обессиленно немеющего в конце концов. С самого начала казалось, что это будет отнюдь не приятно — нет — предстанет вечность, через которую они будут проходить множество раз. К безопасности и счастью всех остальных карт, к несчастью для него самого, в кое-то веки поистине создателя. Больше всего убивало прекрасное понимание того, что теперь, даже если чудом удастся отразить ещё пару атак этого тирана, то он не остановится, чёрт зайдёт со спины и пока творец оправляется, зарядит так, что шатена отбросит в другой край пустоты, вынуждая сдаться и принять своё поражение. По понятию Джокера — умереть А ведь всё налаживалось. Чувство спокойствия стало посещать Федора, он не видел в кошмарах Родефа, да и сам пустотный предпочёл ему общество клонов, прекратил терзать мысли. Месяца столь тяжкой и кропотливой работы, дающие первые плоды, стали попросту руинами на фоне не прекращающихся, не имеющих как такового смысла битв. Они были сравнимы только с вечными перепалками на старой квартире, в самые тёмные, тем и мерзкие ночи. Шаг за шагом, некоторые важные моменты изменились. Изменения сами по себе процесс не из благих, только не в этот раз, на что только предстоит обратить внимание. Воображение вновь рисует картины поверх свыкшихся со своей стезёй карт. Большинство клонов смогли совладать друг с другом, что стало особенно удивительным. И всё-таки чего-то не хватало, будто забыли важный компонент в заклинании, которое теперь не будет исполнено как надо. Пустота, которую наполняла фантазия и самые разные невероятные чувства — не была до краёв заполнена. Куромаку обязательно привёл бы в процентном соотношении все риски, только уж больно не его компетенция. Разрешению было только одно единственное имя из всех возможных — Красный Джокер. В какой момент Федор начал замечать это, к сожалению, осталось под вопросом, быть может, вступив в разговор раньше, он бы не оказался с ним в одном пространстве, но и лишняя беседа между ними только приводила второго в противное расположение духа. Джокер сам начинал неприятные беседы, а теперь не делал даже этого. И художник был счастлив, о каком спокойствии ещё можно было мечтать? Ровно до того момента, как к нему не обратился Вару, что уже должно было вызвать уйму вопросов. Зелёные кудри были спутаны сильнее обычного, по очкам с собственной занимательной историей пошла толстая трещина, через них виднелось беспокойство, умело сокрытое в чувстве собственного достоинства. Если память не изменяла, он интересовался, где Джокер, на что Федор внятного ответа так и не смог дать. Сопоставив факты, можно предположить о том, что внешний вид пикового был в чём-то связан с магом. Как гадко эта деталь ускользнула тогда, значению попросту не находилось места, скорее всего, салатовый и зелёный опять что-то натворили вне дома. Мысль об ошибочном предположении тронула в цель только тогда, когда лохматое бедствие стало серьёзно посягать на несколько личностей. Под его гнусный контроль попали Вару и Рудольф, подобно марионеткам, сражающиеся на ножах, раскидывая всё, что могло прийти на ум. Кукловод угрожал не только жизням валета и туза, но и остальным, как он после выразился, «ужасным зрителям». Ни то чтобы раньше подобное не могло случиться, у Джокера, проще говоря, не было этого в намерениях. Его интерес падал на новый мир, на создателя, клоны всё же успели стать слишком привычными целями. В тот момент сердце творца замерло на месте, пара мгновений покрыла его ледяной коркой, которая так же моментально сползла, заставляя лёгкие дышать быстрее, а когда бессмысленные поединки кончились, вместе с приступами по-настоящему жуткого смеха Красного, Федор не стал ждать пока этот спектакль повторится, на что получил совершенно необходительную шутейку в стиле «это не я». Устрашающий вид, победоносная улыбка, с которой он хватает художника за ворот. Всё свидетельствовал Родеф, хоть стоит отметить, ранее Джо по-настоящему избегал баловства рядом с ним, видно, тому были свои причины из прошлого, поскольку жуткие пустые глаза с улыбкой по уши не вызвали даже лёгкого смятения, в отличие от самого серьёзного — защиты карт. Сейчас Чёрный Джокер уже не помнил в деталях тот день, когда ему ценой собственной свободы пришлось запереть Красного вместе с собой в карты. Иначе, как оказалось, более было невозможно. Сражения невероятной силы проходили меж джокеров постоянно. Федор стал постепенно мириться с той самой вечностью, на которую их обрёк более сильный клон. Этому шуту хватало наглости делать перерывы на восстановления, о которых будет сказано позже, ибо когда они не были выгодны ему самому, становились попросту бессмысленными обозначениями, что не пользовались популярностью в лексиконе мага, что состоял из прерывистых после маниакального припадка отдышек и недовольств, как творец отрекается своей защитой и полным отсутствием желания вредить. Слова Родефа продолжали кружиться в голове обладателя колоды: «Если ты посмеешь им вредить… Вредить. Вредить Джокер умел. Раз за разом по одеждам противника, постигая его плоть и выказывая всю ненависть, испытывая невероятный прилив сил от любого отступления и непонимания на лице его. Прямо перед израненным Федором (что видно грезил о безвредных попытках вывести себя), великолепный маг, без пылинки на высоких сапогах, с задорным звоном бубенцов, таким же душераздирающим смехом. Чего же он хотел в такие моменты в реальности? Как пришёл к этому однообразному видению ситуации? А та попытка стереть город с лица земли? Всё ещё помнит её? Каялся когда-нибудь? Создатель знает свои слабости, знает, что одной ногой он всегда в могиле и даже не может рассчитывать на ответы к своим бесследно исчезающим в дымке вопросам. Знает, в каком бешенстве будет Джокер, при виде очередного появившегося щита на его пути. После пяти тяжких секунд, по совместительству попыток пробить его, он будет вынужден отбыть на свою сторону, чтобы успокоиться и собраться в новое нападение. Своеобразная победа — это дотянуть до ближайшего перерыва и простые тактики, которых придерживаться не составило труда, разумеется. Нечитайло хорошенько лечит свои горящие раны, копит силы из раза в раз, желая изменить предначертанное, но каждый раз то Красный использует новую тактику, что как минимум в десяток раз лучше обычной защитной реакции, то всеми силами не позволяет даже на одну сотню сбить себя с ног. Что касается последнего щита, который Фёдор создаёт на последнем издыхании, то это целый скоп, накопившихся желаний, решений и всего, что раньше он не использовал. Судя по всему, даже к лучшему. Между продолжительными битвами и перерывами есть и ночь. Главная забава становится в том, что какими силами не обладал бы тринадцатый, через какие дебри не прошёл бы, опыт показал — страх темноты остаётся неотъемлемой его частью. Творец на самом деле ненавидел поворачивать подобные слабости против их владельцев, но здесь была объективно понятная причина. Только благодаря созданной ночи он смог рассмотреть, были ли при карте какие-либо внешние изменения. Издалека… Не особо. Подойти ближе он попросту не решался, то могло повлечь за собой гнев, не сдерживаемый никаким страхом. Быть может, реальный бренный мир слишком рассеял без того хлипкое сознание Красного, создав из него далеко не мультяшного злодея? Смириться с мыслью, что такова его арка, стало быть проще. Сон не нёс в себе каких-либо мечт и странствий по необыкновенным мирам, сопровождался постоянными пробуждениями и беспокойством. Когда же шатен в полных готовностях отправился в сторону постоянных сражений, его голова вновь погрузилась в мысли о невозможности изменений. Как же умело пересилить себя и повернуть ситуацию в правильное русло? Это не представало возможным, в который раз напоминал себе он и отбывал в мысли о не имеющих смысла ликованиях Хранителя Карточного мира. После всего… Он мог быть этим самым хранителем? Ещё больше вопросов, обычно те думы образуются на полпути, вместе с парой прядей волос шатена, но мысль, следующая, никто так и не приходил. Ранее подобное могло быть только в желанной сказке, нужно срочно что-то делать. Вероятно, пока Федор прохлаждается посредине пустых мест, бестия нашёл лазейку на их окраине, выбрался в реальный мир и даже не думал о глупом-наивном создателе. Грубость — не в новинку, но если всё действительно так, то в первую очередь стоит тут же проверить половину Красного. Чёрный Джокер, вполне возможно, почувствовал бы нарушения в своём сооружении, находясь в близи. Попытки соображать быстрее только навели на мысль: Родеф не подал никаких признаков. Это могло значить, что его устранили первым, тут же и складывалось полноценное изображение. Разум полностью закрытый пеленой, видящий своё обессиленное положение. Руки сами пытались выпустить заветный стилус в свободное падение. Не успели, правда, в свободное падение парой взмахов был отправлен Федор. Так по-детски поверить в то, что он ошибся в расчётах. Пока Чёрный пытался прийти в себя, могло стать слишком поздно. На деле салатовый придурок инсценировал своё бегство, забавы ради. В этом проглядывал дух старого доброго Джокера, но безобидный толчок возрос в своей ударной волне в несколько раз, в момент оглушая творца. Каким бы талантливым художником не был созидатель, всегда найдётся ужасный критик, что изничтожит его раз и навсегда. По этой причине они вынуждены сохранять равновесие в карточном мире? Необязательно сохраняя, а следуя предначертаниям? Сквозь кудри Федора по-прежнему сочились близкие душе его идеи, всё ещё способные выстоять, ценой своих же потерь, а ноги ни в какую не слушались. Ему будет достаточно пары минут, чтобы исправить это, но даже такой короткий срок стал быть не к месту, в отличие от него, ноги Джокера стоят на земле вполне твёрдо и уверенно, готовясь сделать решительный выпад к туше не имеющих смысла идей. Он обесценивал их. То что ранее было завистью к чужим силам, сокрытым далеко от его и остальных глаз, теперь было безделушкой, неспособной себя проявить толком. Чёрный Джокер не способен подняться и собрать волю в кулак. Конец близок. Попросту, между моментами показалось, что лучше прекратить вечное падение сейчас, нежели окончить его и разбиться вместе с Красным, на что наводили самые первые мысли. До них был только разговор. Короткий, может незначительный разговор, когда солнце было у самого горизонта пред тем, как погрузить город в сон. В одной из рук, в потных ладонях сжималась колода, в другой стилус. По противоположную сторону находился образец величия и стремления, ощущающий, как за его спиной прячется червонный валет, со слезами на глазах наблюдая картину, в которой предстаёт создатель и его вышедшее из-под контроля создание. Все чувствовали, что добром сегодняшнее безумие тринадцатого не окончится, как бывало раньше, но кто бы знал, какую цену придётся заплатить за возможное благополучие. Жаль, тогда это понимал только он и Родеф. — Придётся довериться мне. Я не в праве просить об этом, знаю, но. ради их благополучия. В последний раз, — сбито бормотал и без того шокированный происходящим творец. Ответа на свои мольбы он не получал. Пустотный был твёрд до самого последнего: пока не появилась угроза стать пылью, вместе с городом. Это уже не оправдывало его цель защитить карты, поворачивалось против него. В» последний раз» он шёл на уступки. Вернее сказать, на последний уступок. Противное чувство стать обманутым и очутиться в пустоте, вместе с бесноватым Джокером. Он уничтожит их, а после — себя. — Ты поклялся не вредить клонам. Я отдаю наши карты с учётом этой клятвы, — канули слова в небытие. Судьбоносное решение привело джокеров сюда. И пока создатель боролся с данной клону и самому себе в первую очередь клятвой, тринадцатая его личность вытаптывала место под собой, в предвкушении набирая в несколько раз большую силу, дабы в этот раз перед ним осталось лишь пустое место. Горстка пыли, не способная съязвить что-нибудь или возразить, сделать хоть одну долю из того ужасно оскорбительного до глубины отсутствия души, что только могло предстать пред Джокером. — Говорили же тебе, Красный Джокер сильнее! — не выдержав, сбиваясь на неумолимый смех произносил салатовый. По обычному, следовало бы поставить козырного перед щитом, который даже его безграничная сила не способна пересечь, однако с ликом Чёрного Джокера пришла малая уверенность — он мыслит верно, если Красный нарушает суть «не вреди клонам», значит он как творец попросту обязан представить его этому факту. Образом не совсем корректным, но после всего, верным с точки зрения морали. Поэтому, шатен не стал растрачиваться на щит. Он решил возвести силы в поражающий манёвр. Не под статус творца и созидателя? Может и так, может вдохновение более не придёт и покинет за этот шаг его муза навсегда, но он сделает единственное правильное движение, несущее изменения. — Твои слова абсолютно ничего не значат, мерзавец. Нести изменения, и веять корректировки — тоже не мало важная часть творческого пути. Пусть столь метафорично, нарушение последнего их договора Родеф может не понять. Судя по всему, именно в этом заключалось его непризнание творчества. Даже хорошо, что он не узрит слабеющее тело Красного Джокера. Федор не убил бы его. Не имеет право. Воспитание не должно быть во вред, но слабый контроль над своей силой вполне мог принести его. Только вот слабость в умеренной пропорции может открыть потаённые двери, а Джокер замуровал их так, что даже после смерти бродячей душой стать не сможет. Смерть ему не грозит в ближайшее время. Никому не грозит. Творец нарушил своё обещание не в первый раз. Получается, его слова тоже не значили ничего? День сурка остановлен, только вот вряд-ли они впредь выберутся отсюда без чужой помощи. Салатовые волосы всё ещё отражали своим негативом, но было это неприятным послевкусием. Также, огромным прогрессом и оторванностью от преследующей вечности. Немалую роль играла решительность, которой раньше не появлялось. Федор не видел особого смысла в том, чтобы возвращаться к тому, что прошло. Но оно дало почву для безумия Джокеру, а значит играло немаловажную роль. Нарушенные клятвы, пролетевшие мимо ушей слова, глупость. Будет ли что-то дальше решалось прямо здесь и сейчас, от чего он слегка отвык за время, проведённое в пустоте. Впервые с отрезка появления клонов, в голове возникла мысль «Правильное решение, что приведёт к правильным последствиям». Он узнает это. Узнает, исключительно с побуждением тринадцатого.