To Calm a Nightmare

Ному держал голову Айзавы крупной лапой, лицо его учителя скривилось от боли от сильной хватки, его глаза напряглись, когда он заставил их оставаться открытыми, стирая причуду Шигараки, прежде чем тот смог буквально убить Цую. Но затем Ному ударил его головой в землю, расколов череп. Когда Мидория увернулся от Шигараки и направился туда, где лежал его учитель, он увидел лужу крови вокруг головы Айзавы-сенсея. Когда он, наконец, рухнул на землю рядом с профессиональным героем и перевернул его, пожилой мужчина прерывистым голосом сказал: «Ты мог бы спасти меня», прежде чем жизнь исчезла из его глаз. Мидория противостоял Мускулу, пытаясь защитить Коту от злодея и пытаясь найти способ им обоим вернуться в группу, где были учителя и другие профи. Мускул атаковал его, Мидория приготовился снова сражаться и использовать свою причуду, даже если в процессе это разрушит его тело. Однако, прежде чем он это осознал, Мускул помчался вниз с горы к тренировочной площадке. Мидория позволил Коте запрыгнуть к нему на спину, прежде чем отправиться за Мускулом. Они столкнулись с злодеем, сражающимся против Сотриголовы. Подпольный герой пытался использовать свое оружие захвата, чтобы сдержать Мускула, но, несмотря на то, что он был хорошим бойцом, он не мог сравниться с усиленным злодеем. Прежде чем Мидория смог добраться до него, Мускул добрался до его учителя. Внезапно зеленоволосый мальчик снова оказался на коленях рядом со своим учителем, и снова он увидел, как свет исчезает в глазах учителя после того, как мужчина сорванным голосом прошептал: «Ты был недостаточно хорош, Мидория.» Промелькнула сцена битвы в Камино, и там был Сотриголова, снова в гуще битвы с ному. Это было тогда, когда Мидория начал подозревать, что что-то не так, так как он не видел Айзаву-сенсея в этом месте ... Мидория был там, с другими участниками их безумного плана спасения, катаясь по льду, чтобы взлететь над Каччаном, который едва успел схватил Киришиму за руку, чтобы он мог слинять. Однако их маленький трюк привлек внимание нескольких профи, включая Сотриголову, который на несколько секунд отвел взгляд от своего противника; это было на несколько секунд дольше возможного. Ному использовал отвлечение, чтобы схватить г-на Айзаву и пустить его в одно из зданий поблизости. Когда Мидория и его одноклассники приземлились не слишком далеко, Мидория увидел сломанное и избитое тело своего учителя, прислонившееся к потрескавшейся кирпичной стене здания. Его голос звучал в голове Мидории. «Это твоя вина». «Ты мог бы меня спасти». «Ты был слишком медленным». "Почему ты мне не помог?" И он видел его лицо, безжизненное, столько раз, проносящееся перед его глазами, в стольких разных ситуациях. Мидория плакал, слезы текли по его лицу, когда он увидел своего учителя, человека, которого он видел как ... он видел, как мистер Айзава убит столько раз, все из-за Мидории. И по мере того, как слова и картинки набирали скорость, вспыхивая перед его глазами и через уши быстрее, чем он мог понять, он услышал последнее предложение громче, чем остальные: «Это все твоя ОШИБКА!» прежде, чем он, казалось, провалился сквозь землю, падая все дальше и дальше, слова учителя звенели в его голове. Мидория подскочил, все его тело дрожало в постели, когда он метался, пытаясь убежать. Его простыни были обернуты вокруг его ног, его сердце колотилось со скоростью мили в минуту в груди, отдаваясь во всем теле, и горячие слезы текли по его щекам. Его разум был полон картинок его учителя, мертвого или умирающего, и его слова эхом отзывались в его голове. Изуку свернулся клубочком, не обращая внимания на то, как ткань его простыней растягивалась вокруг его ног, когда он сгибал их, просто пытаясь успокоиться и напоминать себе, что это был всего лишь сон. Но как бы он ни старался, он не мог успокоиться и не мог выбросить образы из головы. Чем дольше он лежал, пытаясь успокоиться, тем более нервным становился и тем более размытыми становились границы между реальностью и воображением. Его тело начало трястись, дрожать одновременно от страха и подавленных рыданий, и он все еще не мог заставить слезы перестать падать. Даже не зная, что он делает, он внезапно обнаружил, что срывает простыни со своих ног (и ему даже показалось, что он услышал настоящий рвущий звук) и, спотыкаясь, направляется к своей двери. В следующие несколько минут, когда его разум все еще воспроизводил образы и звуки в его голове, а его тело работало на автоматическом вождении изо всех сил, он, спотыкаясь, выскочил из своей комнаты, пошел по коридору, вниз по лестнице. Холл, который вёл из общей зоны общежития и заканчивался за дверью в комнату их учителя. Мидория чувствовал удар, когда его кулак стукнулся о деревянную дверь, слышал звук, хотя и приглушенный. И он мог чувствовать и слышать это дважды, когда он быстро стучал в дверь, а затем снова в течение нескольких секунд. Однако его разум не осознавал, что на самом деле произошло, пока дверь не открылась, его рука висела в воздухе, и пока его учитель не стоял там, помятый и усталый, как всегда, с явной паникой в ​​своей позе, и беспокойство в его взгляде, когда он увидел, кто стучал в его дверь. «Проблемное дитя, что ...» он начал было говорить, но остановился, вздохнув от удивления, когда маленькое тело налетело на его собственное, заставив его отступить на шаг назад, чтобы поправить равновесие. Сильные, но дрожащие руки обвились за его спину, а лицо прижалось к его груди, и вскоре он почувствовал, как его рубашка намокла. «С-сенсей, с тобой все в порядке, слава богу! Не то, чтобы ты не был в порядке, потому что, конечно, ты Сотриголова, но я видел, как ты умер, и это была моя ошибка, пожалуйста, прости! " Айзава все еще пытался осмыслить то, что произошло, потому что он просто сидел на своем диване, оценивая экзамены, когда в дверь яростно постучали, как будто кто-то умер. И когда он бросился к нему и открыл её, он обнаружил никого, кроме своего проблемного ребенка (конечно, так оно и было), все еще в ночной рубашке, выглядящего еще более помятым, чем обычно был Айзава, и со слезами, текущими по его лицу. Затем, следующее, что он понял, - один из его учеников обнимал его, держался, как будто он был спасательным кругом, и залил переднюю часть его рубашки слезами. Затем этот студент начал лепетать голосом, граничащим с паникой, что-то о том, что Айзава в порядке и не умирает, а затем, прежде чем все это было обработано, про герой понял, что мальчика сильно трясет, и по какой-то причине Айзава был почти уверен, что это не от холода. И да, Айзава - подпольный герой, так что да, он может обрабатывать вещи довольно быстро, даже если он только что ставил оценки в час ночи, но все это произошло буквально за несколько секунд, а его ученик даже не давал ему время обдумать что-то одно, прежде чем ему навяжут что-то еще. Но в конце концов Айзава подумал, что ему удалось собрать часть этого воедино. По какой-то причине Мидории, должно быть, приснился сон о его смерти, и поэтому он поспешил вниз, чтобы либо просто убедиться, что с ним все в порядке, что казалось наиболее вероятным, либо искать утешения, что казалось наименее вероятным, поскольку Айзава не считал себя утешающим человеком и действительно не думал, что кто-то из его учеников подошел к нему достаточно близко, чтобы он вообще мог утешать их. Но опять же, он точно не думал, что кому-то из его учеников было бы достаточно комфортно с ним, чтобы обнять его вот так. И, говоря об объятиях, Айзава просто стоял там несколько мгновений, в то время как один из его детей, нет, его учеников, обнимал его и неудержимо плакал. Айзава убрал руки с боков и поднял их, чтобы положить их на плечи своего ученика, нежно снова обняв его. К счастью, Мидория через некоторое время перестал бормотать, и его дрожь немного уменьшилась, но слезы продолжали течь. Айзава убрал одну руку с плеч мальчика, вместо этого переместив ее, чтобы аккуратно положить на голову, его рука осторожно погрузилась в зеленые кудри мальчика. «Мидория», - сказал он тихо, как можно успокаивающе, - «Я здесь, и я в порядке. Ты в порядке, и я в порядке. Все в порядке. Ты понимаешь?» Он почувствовал, как мальчик несколько раз покачал головой, прежде чем она изменила направление, и медленно, неуверенно кивнул. «Хорошо, проблемное дитя», - тихо сказал он, держа руку на голове и стараясь вложить в имя любовь, которую обычно скрывал. Однако Мидория вздрогнул от этого прозвища, которое Айзава мысленно решил использовать позже. «Эй, давай перейдем на диван, а?» - спросил он и получил в ответ еще один нерешительный кивок. Пытаясь отодвинуться от мальчика, чтобы пройти к месту для сидения, он был остановлен тем, что сжал руки вокруг его талии. Сдерживая вздох, он сказал: «Эй, Мидория, тебе нужно быть здесь со мной. Хорошо?» Еще один неуверенный кивок в ответ. «Хорошо, давай перейдем к дивану». Он сделал шаг назад и почувствовал, как мальчик в его руках взял его за одну из них. В этот момент Айзава протянул руку, которая была на голове Мидории, и осторожно захлопнул дверь. Сделав еще семь шагов, он почувствовал диван прямо за собой. «Хорошо, теперь вниз», - сказал он, прежде чем согнуть колени и медленно опуститься вместе с Мидорией на сиденье кушетки. Он обнаружил, что как обычно сидит у левого подлокотника, в то время как Мидория медленно залез к нему на колени, расставив ноги по обе стороны от колен Айзавы, и все еще обнимая своего учителя. Поскольку он сидел немного выше, чем когда стоял, его руки обвились вокруг груди Айзавы, а лицо уткнулось в его плечо. «Шшш, все в порядке, Мидория», - прошептал он, проводя рукой по волосам мальчика, чтобы успокоить его. Мидория судорожно вздохнул и несколько раз кивнул, хотя Айзава мог сказать, что не совсем ему поверил. "Тебе приснился кошмар?" - спросил он, не уклоняясь от этой проблемы. Мидория застыл в его руках, прежде чем медленно кивнул. Айзава не был уверен, что лучше: тряска его тела, которая была раньше, или новая жесткость при ответе на этот вопрос. «Хорошо, - медленно сказал он, - ты хочешь поговорить об этом?» Подросток на мгновение заколебался, а затем немного расслабился и немного повернул голову, чтобы говорить проще. «Ты ...» - его голос дрогнул, - «т-ты умер, и это была м-моя-это была моя гребаная вина!» Его голос был хриплым из-за плача, и Айзаве было больно слышать его. Да, это была единственная причина, по которой его сердце болело, это был голос Мидории, и ничего больше. "И в-вы, вы продолжали умирать и говорили мне, что это была м-моя вина, и это происходило так много раз, везде, в U-USJ, и в тренировочном лагере, и в - в Камино, и вы все время спрашивали меня, почему я не спас вас, а потом вы снова умирали, а я все видел - видел, как ты умираешь! И это - моя вина, потому что я просто такая проблема! " Мидория на ходу набрал скорость, впадая в свой знакомый лепет. Слова мальчика превратились в новые рыдания, но Айзава все еще не мог оторваться от своих последних слов, особенно когда он объединил их с прежней дрожью. «Мидория, - нерешительно начал он, глядя на дальнюю стену над головой своего ученика, не желая верить тому, что он слышал, - ты думаешь, что ты проблема ... потому что я называю тебя« Проблемным ребенком »?» У Мидории перехватило дыхание, его рыдания на мгновение приостановились. "Н-нет, нет, я-это н-не только это ... Я знаю, что я проблема, мне все говорили, что всю мою жизнь ... я просто ... я проблема для всех! " Айзава чувствовал, как он упёрся в грудь, пытаясь сесть, но подземный герой помешал. Он крепче обнял мальчика за спину, а другой рукой снова прижал его голову к себе. Айзава больше не мог отрицать, что его сердце болело из-за этого мальчика; этого бедного мальчика, которому по какой-то причине всегда говорили, что он является проблемой, достаточно, чтобы он мог в это поверить. И сам Айзава способствовал этому, пусть даже непреднамеренно. «О, Пробл ...» - начал он, но потом поймал себя на мысли, - «Мидор ... Изуку», - названный мальчик всхлипнул, уткнувшись лицом в шею Айзавы. «Я не это имел в виду. Я не это имел в виду. Я называю тебя« Проблемным ребенком »не потому, что ты проблема, а потому, что проблемы преследуют тебя повсюду. Ты не проблема, Изуку, и никто никогда не должен был говорить тебе, что ты такой. И ... ты мой проблемный ребенок! " Он не знал, откуда взялось это последнее утверждение, но знал, что имел в виду именно это. Он всегда заботился о своих учениках. Но в этом году классы были другими, или, может быть, это просто его слабость. А потом был Мидория: его было трудно не любить. Он был дружелюбен, энергичен и полон энтузиазма. У него был большой мозг и еще большее сердце. Он определенно был героем, но все же казался таким застенчивым. Он был полной противоположностью того, чего ожидал Айзава. Он вздрагивал от громких звуков и резких движений, хотя в последнее время ему стало лучше; он не решался взаимодействовать со взрослыми, за исключением тех случаев, когда он был рядом со Всемогущим или когда он анализировал героев. И каким-то образом где-то за время, пока Айзава их обучал, он привязался к нему. Вот почему он назвал его «Проблемным ребенком». Это было домашнее имя, которое он всегда давал своим любимым ученикам (не то чтобы у него были фавориты), и, похоже, в этом году оно еще больше относилось к Мидории. Он заботился о мальчике, и прямо сейчас мальчику было больно, значит, Айзаве было больно. Но ему пришлось отложить эту боль, чтобы он смог помочь ему. «Изуку, ты не проблема, и я не виню тебя в том, что я получил травму в USJ, или в том, что произошло в летнем лагере или даже в Камино. Я никогда не смогу винить тебя в том, что я получил травму, или даже убит. Это не твоя вина. И я могу позаботиться о себе, я постараюсь, чтобы со мной ничего не случилось. Хорошо? Я здесь, и я никуда не уйду ». «Я ...» - начал Мидория, его голос был слегка приглушен, а его дыхание было теплым на шее Айзавы, - «Я знаю, ты можешь ... позаботиться о себе. Я з-знаю, что ты в порядке. Я знаю это! Но ... Я не могу потерять тебя! Я не могу потерять еще одного! " Айзава нахмурился, не понимая, о чем говорит Мидория. Насколько он знал, Мидория никого не потерял, так что ... "Потерять еще что, Изуку?" - тихо спросил он, все еще прижимая руку к волосам мальчика, а другой рукой крепко обнимая его за спину. «Я не могу потерять другого о-отца», - пробормотал Мидория, похоже, он не слишком много думал о том, что говорил, иначе Айзава был уверен, что не сказал бы этого. На самом деле, Айзава не был уверен, что даже он сам правильно расслышал. Мидория же не считал его отцом, не так ли? Он вспомнил, как читал в досье мальчика, что дома были только он и его мать, поскольку его отец уехал, когда он был маленьким. Но он всегда думал, что Мидория считал Всемогущего отцом, если вообще кого-нибудь считал. «Я не могу потерять тебя», - снова сказал Мидория сонным голосом, когда он начал засыпать. Он так долго трясся и плакал, что был полностью истощен, не говоря уже о том, что была еще середина ночи. «Я никуда не уйду, Мидория», - тихо сказал Айзава, на секунду крепче обняв мальчика, прежде чем ослабить его хватку. Сразу же Мидория проснулся, одна рука быстро двигалась из-за спины Айзавы, чтобы вместо этого схватить его за рубашку, сжать его руку, его широкие глаза с красными краями над веснушчатыми, заплаканными щеками смотрели на Айзаву с недовольным видом. Страх и паника были в них. «Не уходи, не оставляй меня, не уходи», - пробормотал он снова и снова, утыкаясь головой обратно в шею Айзавы. Прижав голову к левой стороне шеи, а левой рукой сжимая рубашку учителя, он находился в идеальном положении для того, что Айзава собирался сделать. «Я не уйду, я останусь здесь», - начал он, двигая руками, чтобы схватить Мидорию за ноги и поднять их, раскачивая ими и своим телом, так что он сидел боком на коленях у Айзавы, отдыхая спиной. упираясь в подлокотник, и все еще сжимая левой рукой рубашку Айзавы, и его лицо между шеей и плечом мужчины. «Ну вот, Мидория, мы останемся здесь, хорошо, проблемное дитя?» Он продолжил, стараясь вложить в имя как можно больше любви и привязанности. Судя по медленному кивку Мидории, это сработало, прежде чем его голова скользнула немного дальше по шее Айзавы, его крепкая хватка на рубашке ослабла, а дыхание выровнялось, когда он заснул. Айзава поднял обе руки вверх, положив одну на плечи Мидории, а другую - на колени, и довольно скоро он последовал примеру своего сына- ученика и крепко заснул. Свет все еще горел, на столе все еще были разбросаны бумаги, но все это не имело значения. Все, что имело значение, это его сын, мирно спавший в его руках.