Пристань Лотоса всегда будет приветствовать тебя дома

В конце концов, Цзян Чэн был прав. А-Сянь всегда умел появляться там, где он был нужнее всего. Солнце едва выглядывает из-за горизонта, когда Цзян Яньли замечает вдали тёмные пятна — пять точек, увеличивающихся с каждым мгновением: одна фиолетовая, одна золотая и три белых. И… Цзян Яньли видит, что чёрное и красное плотно прилегают к белому. Цзян Яньли облегчённо вздыхает и чувствует, как напряжение уходит из тела Цзысюаня. С их сыном всё в порядке. Он в безопасности, он жив, и все остальные тоже. Группа приземляется перед Цзян Яньли и Цзинь Цзысюанем, Цзян Чэн сходит первым, пошатываясь, и Цзян Яньли видит, что его одежда порвана и испачкана кровью. — А-Чэн… Цзян Чэн поднимает руку. — Всё в порядке, А-цзе, я в порядке, кровь уже перестала идти, ничего такого, с чем бы я не справился. — Ты долж… — Я осмотрю позже, — говорит Цзян Чэн. — А сейчас мы должны… — Шицзе… Слово звучит мягко, почти с сожалением, и Цзян Яньли видит, что Вэй Усянь стоит позади Лань Ванцзи и смотрит на неё широко раскрытыми глазами. А-Сянь прижимается к Лань Ванцзи, рука Лань Ванцзи надёжно обхватывает его талию, и даже со своего места она видит метку у основания горла Вэй Усяня и такую же метку на шее Лань Ванцзи. О, она счастлива за А-Сяня, правда счастлива. Рядом с парой стоят два младших ученика Лань, только Цзян Яньли знает, что это не обычные ученики. Это Лань Вансянь и Лань Сычжуй, А-Ли и А-Юань, и Цзян Яньли давно любит этих двух детей как родных. — Матушка! Отец! — А это Цзинь Лин, его глаза мокры от слёз, даже когда он бежит к ним. Цзян Яньли обхватывает его руками, крепко обнимает, гладит по волосам, позволяя сыну плакать у неё на плече. — Что случилось? — говорит она Цзян Чэну и вздрагивает, когда её брат отвечает: — Цзинь Гуанъяо мертв. Каким бы злым он ни оказался, она всегда знала, что А-Лин любил этого человека как родного дядю. — Тебе нужно отдохнуть, — говорит Цзян Яньли, встретившись взглядом с Лань Ванцзи. — Вам всем надо отдохнуть. А-Чэн, ты должен пойти в лазарет, чтобы обработать рану. А-Сюань, не мог бы ты отвести А-Лина в его комнату? — Конечно, — кивает Цзысюань, берёт Цзинь Лина и притягивает его к себе. — Это был долгий день, Лин-эр, отдохни немного. Цзинь Лин грубо отводит глаза и, не говоря ни слова, следует за отцом. — Кто-нибудь ещё пострадал? — спрашивает Цзян Яньли и смотрит, как остальные качают головами. — А-Сянь, ты и второй господин Лань можете занять твою старую комнату, а я приготовлю несколько комнат для мальчиков… — Ах, не стоит беспокоиться, тётя Яньли, — спешно говорит Вансянь. — Мы с Сычжуем можем спа… — Тётя? — хрипит Цзян Чэн, и Цзян Яньли видит, как все замирают. — Я… — начинает Лань Вансянь, выглядя застигнутым врасплох. — Я… Отец помечен с м… старшим Вэем, я думал… — Хватит нести чушь, — огрызается Цзян Чэн, и Цзян Яньли видит, как напрягается поза Лань Ванцзи. Она видит, как А-Сянь тоже напрягся, глаза становятся настороженными, и понимает, что он должен услышать. Какое право имеет сын Вэй Усяня называть Цзян Яньли тётей? В конце концов, они не семья. Вэй Усянь — всего лишь сын слуги. Но Цзян Яньли давно признала Лань Вансяня и Лань Сычжуя своими племянниками. Они не были ей кровными родственниками, но оба были детьми её брата, и одному из них она даже помогла родиться и дать имя. Она наблюдала за их ростом издалека, молча радуясь каждому их достижению и разговаривая с ними только во время соревнований между орденами и собраний, но связь между ними всё же была. Она наблюдала за их ростом и чувствовала радость, которая бурлила внутри неё, когда стало ясно, что Цзинь Лин относится к ним как к друзьям, и грусть, когда она поняла, что может заботиться о них только как о друзьях своего сына. Оба мальчика знают о своих отношениях с ней, видят в ней тётю, хотя и редко бывающую рядом, а она видит в них обоих своих племянников. Точно так же, как она считает Вэй Усяня своим братом. И она любит Цзян Чэна, любит его всем сердцем, но она не позволит невежественным словам нанести удар по её семье. Сразу же она делает шаг вперёд, чтобы взять ситуацию под контроль. — А-Чэн, хватит, — говорит Цзян Яньли, и Цзян Чэн смотрит на неё, на её тон. — Но, А-цзе, это же… — А-Чэн, нет, всё хорошо… — Какое право имеет сын Лань Ванцзи обращаться к тебе так фамильярно? Какое отношение он имеет к тебе... он не твоей крови, не твоей семьи… Это грубо, да, она знает, что думает Цзян Чэн. В конце концов, если младший называет её так фамильярно, младший, который не имеет с ней никаких общих отношений, тем более тот, кто, насколько Цзян Чэн знает, даже никогда не встречался с Цзян Яньли, это верх наглости, неуважения, указывающий на то, что Цзян Яньли не стоит титула, что она не заслуживает даже обычного уважения, которое младшие должны проявлять к старшим. Но всё это неправда, потому что она гораздо ближе к Лань Вансяню, чем думает Цзян Чэн. И он, и Лань Сычжуй уже много лет, почти десять лет, имеют её разрешение называть её тётей, и Цзян Яньли не собирается когда-либо отзывать это разрешение. — А-Чэн, ни при каких обстоятельствах дети А-Сяня не будут не иметь права называть меня своей тетей, — говорит Цзян Яньли и наблюдает за братом. — Ну… — начинает Цзян Чэн, переводя взгляд с Лань Вансяня на неё и обратно. — Да, конечно, но… Вэй Усянь знаком с Лань Вансянем всего неделю, и неважно, что он связан с отцом Лань Вансяня, а Лань Вансянь никогда не разговаривал с тобой до… Затем Вэй Усянь начинает смеяться. — Цзян Чэн, ах, Цзян Чэн, ты действительно ничуть не изменился! Этот твой дашисюн очень скучал по тебе, понимаешь? — Вэй Усянь, ты действительно… — в тоне Цзян Чэна разочарование, но его щёки краснеют, и Цзян Яньли знает, что не от гнева. — Я полагаю, ты должен знать правду! — говорит Вэй Усянь, широко улыбаясь, и Цзян Яньли прячет улыбку за рукавом. — В конце концов, ты здесь единственный человек, который не знает! — Пошёл ты, Вэй Усянь… — привычно огрызается Цзян Чэн, а затем моргает. — Что за грёбаная правда, а, и почему А-цзе должна знать? — Ахх, — начинает Вэй Усянь, и Цзян Яньли наблюдает, как его ухмылка становится почти самодовольной. — Ах, А-Ли, моя милая маленькая булочка, не мог бы ты встать перед своим дядей? — Каким дядей? — огрызается Цзян Чэн. — С каких это пор я разрешил ему называть меня дя… — Цзян Чэн, А-Чэн, почему ты всегда не позволяешь своему дашисюну всё объяснить, а? Всегда так быстро сердишься на меня, Цзян Чэн! — Тогда поторопись и объясни, тупица! Вэй Усянь обнимает Лань Вансяня за плечи и широко улыбается, прижавшись щеками друг к другу. — Цзян Чэн, Цзян Чэн, теперь ты понял? Ты видишь сходство, драгоценный мой шиди? — Вэй Ин, — и это первое предложение Лань Ванцзи, которое он произнёс за всё это время. — Вэй Ин, ты не… — Ох… — В глазах Вэй Усяня появляется понимание, и он начинает смеяться. — Точно, Лань Чжань, ах, ты прав, Ханьгуан-цзюнь, этот омега такой глупый, хаха! Я всегда забываю, что это тело не моё! — Не глупый. — Хмм? — Вэй Ин не глупый. Вэй Усянь смеётся, а взгляд останавливаться на лице Лань Ванцзи. — Хорошо, хорошо, если Лань Чжань говорит не глупый, значит, я не глупый, счастлив, мой прекрасный Лань Чжань? — Мгм. Цзян Чэн, похоже, готов вырвать свои волосы. — Прекратите, чёрт возьми, флиртовать перед людьми, это так отвратительно… — Я думаю, это мило, — тихо говорит Цзян Яньли, смеясь, и смотрит, как Цзян Чэн поворачивается к ней с преданным выражением лица, даже когда щеки А-Сяня краснеют. — Н-но ладно! Цзян Чэн, ты упускаешь суть, может, тебе стоит достать мой старый портрет, тогда ты сможешь сравнить сходство! — С какого хрена сын Лань Ванцзи должен быть похож на тебя, тупица, это не то, что ты… подожди. Вэй Усянь широко ухмыляется. — Ах, до Цзян Чэна наконец-то дошло! Шиди, ах, шиди, когда же ты стал таким медлительным! Может быть, без этого твоего дашисюна тебе не хватает людей, которые могли бы бросить вызов твоим мозгам? — Заткнись, Вэй Усянь, почему ты всегда несёшь чушь? И какого хрена, какого хрена, Вэй Усянь, ты… если ты просто пытаешься меня обмануть… — Нет! — говорит Вэй Усянь. — Вансянь действительно мой сын! И Сычжуй тоже, конечно, два моих милых маленьких малыша! — Ты… — шипит Цзян Чэн, переводя взгляд с Лань Сычжуя на Лань Вансяня и Вэй Усяня. — Ты… когда ты вообще… и Лань Сычжуй даже не… — Этот ученик усыновлён, — спокойно говорит Лань Сычжуй со своего места и отвешивает идеальный поклон. — Ты… это всё ещё не… как ты вообще… и, А-цзе, ты знала? Цзян Яньли извиняюще улыбается. — Прости, А-Чэн, но А-Сянь просил меня ничего не говорить. — Прошло шестнадцать лет! — И моё обещание всё ещё в силе, конечно же. Затем она поворачивается к Лань Вансяню и Лань Сычжую, с улыбкой обнимает их обоих. — Посмотрите на себя, прошло столько времени с тех пор, как я видела вас в последний раз, вы так выросли. Сколько лет прошло? — Три, тётя Яньли, — послушно отвечает Лань Сычжуй, мягко улыбаясь. — В последний раз ты говорила с нами на церемонии присвоения имени Вансяня. — И, А-Сянь, — говорит Цзян Яньли и обнимает Вэй Усяня. — Я так рада, что ты вернулся, хотя… я полагаю, что ты не останешься в Пристани Лотоса? Вэй Усянь обнимает её в ответ, прижимается к ней, а затем слегка отстраняется и качает головой. — Боюсь, что нет, шицзе, деверь уже предложил мне место в Гусу. — Конечно, — говорит Цзян Яньли и улыбается, приподнявшись на цыпочках, чтобы поцеловать Вэй Усяня в лоб. — Я желаю тебе всего счастья в мире, А-Сянь. Ты этого заслуживаешь. — Ты заслуживаешь его больше, шицзе, — мягко улыбаясь, отвечает Вэй Усянь. — Надеюсь, что последние тринадцать лет прошли для тебя хорошо. И я, конечно же, буду навещать вас как можно чаще. Если только… если только мне не будут рады? — Не мели чушь, Вэй Усянь, — говорит Цзян Чэн, вставший рядом с ней и с укором смотрящий на их своенравного брата. — С чего бы тебе быть здесь нежеланным гостем, а? — Я… я ушёл… — Мы так и не исключили тебя с учёта в ордене, тупица, не было времени сделать это, пока ты был жив, а после твоей смерти это стало излишним. Цзян Яньли тихонько посмеивается. — Мы никогда не исключали тебя, потому что Пристань Лотоса всегда будет твоим домом, А-Сянь. Она всегда будет открыта для тебя, так же как и мы всегда будем твоей семьей. Хотя я, наверное, буду чаще бывать в Ланьлине, теперь, когда Цзинь Гуанъяо умер… А-Лин — следующий на очереди, в конце концов. Но Ланьлин будет рад и тебе, я уверена, что А-Сюань и А-Лин не откажутся. — Ах, шицзе, Цзян Чэн… — А-Сянь усиленно моргает, и Цзян Яньли достаточно опытна, чтобы увидеть блеск слёз в его глазах, даже в этом странном новом теле, которое ей незнакомо. — Вы действительно слишком хороши для этого ничтожного ученика… — Не ничтожного, — врывается Лань Ванцзи, притягивая Вэй Усяня в свои объятия, в то время как сам Вэй Усянь утыкается лицом в ханьфу своего альфы. — Не ничтожный, ты моя пара, Вэй Ин, и мир будет относиться к тебе как к таковому. Цзян Яньли слышит то, что осталось недосказанным, и чувствует, как неприятные мысли о Лань Ванцзи, которые она носила все эти годы, наконец-то начинают уходить. Хорошо, что А-Сянь наконец-то получит любовь и заботу, которых он заслуживает. Она видит, как её племянники прижимаются к родителям, почти защищая их, и улыбается. Они действительно так хорошо выросли. И, похоже, у А-Сяня теперь есть своя семья, и хотя эта мысль должна была бы вызвать у неё грусть по поводу ухода младшего брата, она не может сдержать улыбку, которая расползается по её лицу. В конце концов, А-Сянь счастлив, а это действительно главное.