Бессонница

В гостинице сыро и холодно, с потолка капало. На улице давно осень, ветер треплет стёкла в оконных рамах и занавески в комнате. Двоим бессмертным незачем тратиться на удобства. - Ч-чёрт, - цокает зубами Хидан, кутаясь в одеяло, - ну хоть два матраца можно было взять? Валяешься теперь на полу, неудобно же. Лишь бы денег сэкономить, скряга ебнутый. Какузу решил, что они остановятся в одноместном номере. Отдохнуть можно и на полу, а от холода или болезни они всё равно не умрут. Хидан, как обиженная и несогласная сторона, занял кровать, а Какузу просто лег на полу рядом. Без одеяла, простыни, прямо на подгнившие доски, даже плащ снял, чтоб не запачкать. До утра было еще долгих десять часов. В этой стране длинные ночи, особенно осенью, и похоже, что эти десять часов будут сложными. До этого они пару дней тащили свои уставшие тела под дождем через полстраны в поиске дорогого человека. 40 миллионов рё выглядели очень соблазнительно в прейскуранте, и то, что человек этот находился непонятно где, Какузу не остановило. Человека успешно найдено, труп давно продано, но до убежища было невыносимо долго идти, так что даже бессмертное тело ныло от усталости. И вот теперь у них первый отдых за такое длительное время. - Здесь, блядь, холодно, знаешь ли, - Хидан не раздевался, он лёг в кровать прямо в плаще, и поверх него намотал на себя одеяло. Напарник вечно мёрз и жаловался, Какузу привык. Ему плевать, где ночевать, он вполне мог остановиться даже на улице, даже в дождь. Деньги надо было экономить и зарабатывать, чтоб Акацуки могли выполнить первый этап своего плана в кратчайшие сроки. Но Хидан ужасно мёрз. Бессмертный, непобедимый, он дрожал, и этим дрожанием раздражал. - Кхе, блядь, черт бы его побрал. Хидан кутается сильнее. Какузу видел много чертовщины за свою долгую жизнь, но Хидан был самой непонятной и ненормальной из всех них. Он помнит, как впервые попытался его убить. Помнит кровь и конечности повсюду, и то как кричала от боли голова на сломанной шее. Хидан на кровати прекратил возмущаться, только кашлял время от времени. Бессмертие, видимо, не преуменьшает страданий человека. Его собственная жизнь была такой длинной, что боль начала притупляться, пока совсем не пропала. Чувство холода и жара тоже со временем сходили на нет, хотя время от времени Какузу тоже мёрз. Но его бессмертие было суррогатным, его приходилось постоянно поддерживать чужими жизнями. Это не шло ни в какое сравнение с тем, что он наблюдал у своего истинно бессмертного напарника. Он действительно страдает каждой клеточкой тела, хватается за раненные конечности и кричит, протыкает себя длиннющим штырем и долго осторожничает с собой, пока раны не заживут. Из-за постоянных покашливаний и крутящегося тела на кровати сон никак не шёл. Взгляд Какузу вяло плавал по грязному потолку номера. В скольких подобных местах ему пришлось побывать? На ум ничего не приходит, слишком долгой оказалась его жизнь, чтоб его мозг помнил что-то дальше семидесяти лет назад. Какузу лишь слегка интересно, испытывает ли те же лишения Хидан, обладатель настоящего бессмертия? Как давно он живет? Что он помнит? Звук за окном вдруг изменился, по хлипким стёклам застучали капли. Дождь. В комнате был ужасный сквозняк, и внезапно охладившийся от дождя воздух проникал в их временное пристанище. - Еб его, кхе-кхе, мать, - Хидан поёжился на кровати и свернулся в комок. Пытался сохранить тепло, - ещё сука заболеть тут, и миссия просто заебись будет. Его напарник был обременен абсурдным существованием. Хидан болеет, как обычный человек. Самого Какузу болезни не брали даже когда у него было свое собственное сердце, ещё самое первое, так что он и не знает, как это.       А вот Хидан болеет, как все остальные смертные. Его простуды затягиваются без лечения и перерастают в пневмонии. Он страдает, пока не начинает лечиться, или пока его легкие не повреждаются так, что бактериям уже нечем там питаться, нечего взять из отмершей подгнившей ткани. В такие моменты Хидан становится похожим на Итачи, кашляющего на каждом шагу, с тем лишь небольшим отличием, что Хидан откашливает куски отмерших мерзко воняющих легких. Какузу не жалеет его, он просто не умеет, но существование Хидана кажется ему невесёлым. Может поэтому он и согласился на номер в гостинице и даже уступил постель.       - Ещё и кровать твердая, как хуй, - это Хидан говорит себе уже под нос.       В своей бесконечной жизни Хидан мученик, страдающий во имя своего Господа. Измазанный в крови, наносящий себе смертельные раны, стенающий от холода или голода, болеющий, он выглядит жалко в глазах Какузу. Где-то глубоко в одном из своих сердец он чувствует что-то похожее на сочувствие к этому несчастному созданию, обречённому влачить свое вечное мученическое существование.       Какузу уже не помнит ощущение боли, он слишком много раз менял сердца и перешивал свое тело. Его напарник же вечно страдает. С потолка капает и капает. Какузу неудобно лежать на голом полу, но если бы бессмертная немощь на кровати не дрожала и не ругалась время от времени, он бы давно уже спал.       Плащ Какузу без дела валялся на стуле.       Хидан мерзнёт, кутается в что-то похожее на одеяло, тянет воротник плаща до самого лба, страдает, страдает, страдает…       - Можешь взять мой плащ.       - Хуящ.       И ведет себя как мразь.