тепло и узы

Фэш никогда не любил ослепительно яркое солнце, отдавая предпочтение обволакивающему прохладой мраку ночи. Вечерами, сидя в тишине наедине со своими мыслями, он наблюдал за россыпью мерцающих звезд на фоне планет. Скучающе перебирая пальцами по холодной оконной раме, задумчиво вглядывался в темные дали. Улавливая все мигания столь прекрасных, но столь стеклянных и бездушных звезд. Направляясь после занятий в свою комнату, он, нервно теребя ворот рубашки, запирал дверь изнутри. После последнего поворота ключа скатывался по стене на пол, утыкался взглядом ледяных глаз в окно, с силой сжимая рубашку на груди. Колющее, готовое разорвать легкие изнутри, чувство одиночества не покидало его ни на секунду в этом холодном замке. Оно залегло в груди вязким комом и с каждым днем пробираясь все выше и выше, встало в горле, блокируя кислород, заставляя задыхаться, барахтаясь в пучине отчаянья от собственного бессилия. Оно извивалось внутри него, не давая Фэшу спать. С каждым разом вгрызаясь в подсознание и выедая в нем новые дыры. Постепенно проявляющие себя чувства местами трескали маску вызывающей дерзости и нахальства, без остатка сжирая образ леденящего душу хладнокровия. Знающий о своей незавидной судьбе, он годами вынашивал план побега из этого гнилого, пропитанного ненавистью места. Принятие решений – отвратительная процедура. Она тревогой щекочет сердце, заставляя несчастные нервы сжиматься, а дыхание сбиваться с ритма. Воодушевленный появившейся возможностью, он пробирался в темноте лестничных проемов и коридоров. Не оглядываясь на увенчанный зубчатой короной мрачный замок, бежал прямиком к высокой и толстой каменной стене. Подгоняемый необузданным желанием, в свете залитого лунным сиянием неба, он стремился обрести свободу, таящуюся за металлическими воротами. Теперь он не чувствовал себя скованным цепями тревоги и ужаса, созданными паучьими руками и колючими обсидиановыми глазами. *** В ледяной замок, воздвигнутый как неприступный барьер, не попадало тепло света. Лучи солнца не проникали в глубины строения и не тревожили израненную душу, нашедшую успокоение во мраке и одиночестве. Это его выбор и его наказание. Тот, кто в открытую высказывает свое недоверие, кто умеет судить о замыслах людей почти на сто процентов верно, не сможет понять искренней доброты и прозрачно-чистых намерений. Они не приблизятся к нему. Он не позволит. Губы Фэша слегка подрагивали, а взор был обращен на яркие, выразительные, темно-синие глаза. Глаза, подобные вселенным, усыпанные мириадами звезд, переливались россыпью сапфиров и аметистов. Холодные и горячие одновременно, до жути красивые, чистые и справедливые. Их можно было сравнить с полем, таким свежим, ярким, по-летнему прекрасным, усеянным васильками и незабудками. Глаза же Фэша были цвета печали, покрытые коркой инея. Пристально следящие за всем вокруг, по-хищному выжидающие, прячущие недоверие за напускной насмешливостью. Его глаза пронизывали собеседника до дрожи, как бы предупреждая, ограждая, намекая: "Я вижу тебя насквозь". Похожие на кристально прозрачную гладь воды, на чистый безоблачный небосклон, они были лживы и совершенно точно обманывали любого наблюдателя. Почти любого. Своим жаром Василиса согревала, даря спокойствие, словно домашний огонек, мягко потрескивающий и кошкой ластящийся к протянутым рукам, обволакивающий уютом и комфортом, такой же яркий и приятно слепящий глаза. Глаза Василисы отражали ночное небо, искрились и переливались, но, в отличие от стекляшек на небе, были живыми, выдавали в ней человека надежного и доброго. Озорная искорка плескалась в этих глазах, хитро поглядывая из-под прикрытых в легком прищуре век. Он молчал, поджимал губы, с силой стискивая зубы. Пытался дерзнуть, задеть грязными словами, как делал постоянно, вывести из себя девочку с копной рыжих блестящих волос, отливающих медью, но лишь наблюдал за девчонкой, так внезапно появившейся на Эфларе. Он щурил глаза, натягивая свою фирменную ехидную улыбку, наконец, понимая, что образ, искусно пошитый нитями из воспоминаний, по кусочкам собранный из остатков его души, сотканный из одолевающего его вихря чувств, дал трещину. Треск. Обидно и больно. Страшно. В какой бы обстановке Фэш не видел ее, Василиса всегда улыбалась так, что все вокруг казалось тусклым на фоне ее улыбки. Освещающая все на своем пути, она плавила лед, ломая хрустальный замок. Душа же, ослепшая от недостатка света, забивалась в темный угол, закрываясь от всего мира, напуганная правдой, которая должна вскоре всплыть на поверхность. Фэш не может обещать, что после нескольких лет, проведенных в близких отношениях с людьми, его не лишат жизни. Если Астрагор решит вернуть его? Если все же заберет его тело? Если умрет, оставив людей с грузом потери? Он не был готов к этому. Он все еще слишком другой для них. Слишком неподходящий, слишком непостоянный. Много лет он жил в коконе, который ему помогали плести нагоняющий ужас, взгляд и скрипучий отвратительный голос. Он отталкивал всех, кто находился поблизости. Теперь он не мог строить близкие, доверительные отношения. Неспособный испытывать подобные чувства и ответить взаимностью людям в полной мере, он боялся нанести им кровоточащие раны, в случае своего вынужденного ухода. Он это прекрасно понимает. *** За шпионами всегда нужно внимательно следить, вынюхивая абсолютно все, и Фэш исправно следует этому правилу. Однако рано или поздно на место старых переживаний и убеждений приходят новые, накрывают, подобно высоким волнам, окатывают поводами для размышлений, обволакивая отрезвляющей прохладой, подводят к принятию решений. Тайно наблюдая за ней, грациозно и уверенно выступающей на сцене, он с замиранием сердца следил за эстетичными, легкими и плавными движениями. Юркая лента, подчиняясь умелой натренированной руке девчонки, охотно извивалась в воздухе, хвостатой кометой очерчивая серебристые зигзаги. Посвящающая всю себя любимому занятию, Василиса была неотразима. Она выполняла пируэт за пируэтом, метаясь по сцене, словно и не танцуя вовсе, а рассказывая что-то совсем сокровенное и личное, такое нежное и душевное, делясь всеми чувствами с тайным наблюдателем. В груди что-то шевелится, навязчиво шепчет, закладывая сомнения в правильности выбранного им пути. Отгоняя подобные мысли, Фэш закусывает губу, с силой стискивая зубы и отводя взор от Василисы. Тайный наблюдатель не смел марать своими грязными руками мирок, окружающий Василису. Несмотря на сильное желание, что преследовало его во снах, не смел касаться теплого трепещущего сердца своими холодными руками. Не смел, но страстно этого желал. А она и не была против. Не замечая того, тайный наблюдатель становится творцом и дарителем невесомого и восхитительного, совсем лёгкого и такого воздушного. Малый букетик цветов, в спешке закинутый в окно, был чем-то естественным, в какой-то степени обязательным. Собранные у берега Хрустального Озера, они были крохотным знаком доверия и извинением за обидные слова. Ландыши чисты и прекрасны. Как и она. А после, лишь немного колеблясь, Фэш позволяет себе укутаться в уютные и теплые объятия. Одурманенный запахом васильков и шелестом нежно льющегося голоса, он нашел свое пристанище подле нее, на залитой солнцем ветке векового дуба, на котором возвышается величественный замок белых фей. Раскачивающиеся на деревянных качелях, смотрящие друг на друга, улыбающиеся и радостные, они чувствовали себя счастливыми. Окутываемые легкими порывами ветра, сейчас они были свободны от переживаний часодейного мира. Уставшие от постоянной суматохи и спешки, они прилегли отдышаться, вслушиваясь в шелест листьев и мелодичное пение птиц. Дуновения ветра холодили кожу, посылая по ней мурашки. Слегка подрагивающие кончики пальцев Фэша задевали пальчики Василисы. Сжав руку в кулак с намереньем отстраниться, Фэш почувствовал легкое невесомое касание, оно было неловким и будто спрашивало разрешения. Переплетенные пальцы и задержанное дыхание, трепещущие сердце, готовое вырваться из груди - все это заставляло щеки Фэша покрываться румянцем. Воровато поглядывая на Василису, он пытался запомнить каждую веснушку на ее щеках. Пересекшиеся взгляды, смущение и неловкость, дополнившие атмосферу небольшого вечернего происшествия. Суету белого дворца заглушали звуки природы, окружающие юную пару. Где-то далеко сейчас сновали в спешке придворные феи, готовясь к очередному приему ключников у Ее Величества. Они расставляли столы и украшали зал розами и лавандой, а душистый аромат цветов наполнял помещение, превознося в него яркий пряный, терпко-сладковатый запах. Зал украшался бантами и лентами, создающими некую легкость и воздушность, присущую феям. Фарфоровые блюда, расставленные на столах, можно было сравнить с аккуратными тоненькими и такими хрупкими крыльями фей. А на дубовой ветви тем временем стояла прозрачная тишина, которую никто не смел нарушить. Уже привыкший к жару чужой руки, Фэш смог расслабиться, вновь напрягшись, когда тяжесть на его руке пропала, оставляя лишь эфемерное ощущение теплоты. Встрепенувшись, негодуя, он повернулся в сторону девушки, прожигая ее недоверчивым взглядом. Приподнимаясь на локтях, а после, сев, поджав под себя ноги, он ждал, пытаясь понять намеренья Василисы. "Закрой глаза" Смоляные кудри, трепещущие на ветру, пахли ландышами и мятой - слишком подходящее сочетание для Фэша. Почувствовав небольшую тяжесть на голове, глаза распахиваются сами по себе. Внимательно смотрит на Василису, находясь в легком замешательстве. На темных волосах, всегда находящихся в легком беспорядке покоился аккуратный венок из васильков. Сине-фиолетовые цветы сочетались с пронзительными глазами, а их аромат нежно окутывал, сливаясь с запахом ландышей. Он красив и изящен. Как и васильки на его голове.