Сердце стучит так бешено

Сердце стучит так бешено, вот-вот выпрыгнет из груди. Это все от той космической скорости, с которой они бежали от дядьКоли, охранника местного магазинчика за углом. И ещё немного от адреналина, взрывавшегося в крови подобно тысячам залпов новогоднего фейерверка. А ещё немного от того, что рядом бежит запыхавшийся Витя, смеётся и кряхтит. К мокрым вискам прилипли длинные пряди — от этого они кудрявятся сильнее обычного. Сегодня они украли несколько конфет в яркой шуршащей обертке. И плевать, что у Коса дома целая гора таких, не менее красивых, вкусных, и даже хрустящих с орешками. Но разве они сравнятся по вкусу с крадеными? Вот и Пчёлкин считал, что нет. А Космос поддержал. Он всегда поддерживал лучшего друга. Подумаешь, что в кармане лежит целый рубль — весьма неплохие на тот момент деньги, с лихвой покрывавшие улов. Витя хотел веселья — и он его получил. Лишь спустя пару кварталов Виктор хватает его за капюшон и тянет в подворотню — вот теперь они оторвались. Вот теперь наверняка. Все равно почему-то в спешке разворачивает фантик, шуршит и прячет за щекой сначала одну, а потом и вторую конфету. Смеётся и чавкает, выглядит глупо — весь красный и с шоколадным ртом. Протягивает конфету и Косу, но тот лишь отмахивается. Он не сладкоежка, да и не хотел он этих конфет вовсе. Он хотел приключений с другом. Витя пожимает плечами, пихает Космоса локтем под рёбра, отчего последний неуклюже скукоживается, и отправляет в рот еще одну сладкую награду своей хитрости и очередной гениальной идеи. Холмогоров лишь с усмешкой наблюдает за довольным товарищем, и радуется, что не сдрейфил, не свернул с намеченного плана — ведь Пчёлкин наверняка бы разочаровался. А ему этого точно не надо. Но и себе он не изменит — и вечером виновато заглянет к дядьКоле, рубль свой занесёт. Но Вите об этом знать необязательно. Должны же у него быть свои секреты.

*

Сердце стучит так бешено. Это все от того, что сейчас он мчит на своём новеньком Линкольне, купленном на первые серьезные заработанные, вдоль летнего шоссе, а под колёсами плавится асфальт. Справа сидит все тот же Пчёла, тоже с обновками — нагло и по-свойски закинул на панель ноги в новеньких кедах, ещё пахнущих китайской резиной, а в руках беспокойно теребит модную звонкую цепь. Жуют жвачку на весь салон, смеются и вспоминают, как буквально полчаса назад отмудохали Валида — теперь хрен кто к ним сунется в этой части рынка. Оба чувствуют себя безнаказанными и абсолютно всемогущими. Космос ощущает это особенно, ведь правый карман плаща приятно оттягивает новый холодный друг, который составит их с Пчелой команде прекрасную партию. Третий будет не лишним. Особенно когда все так вдруг завертелось. Витя смотрит с прищуром — в лучах вечернего солнца его глаза яркие и пронзительные, и кудри волос как-то по-особенному светятся. Холмогоров отворачивается — нужно смотреть на дорогу. Витя кивает на соседнюю машину. Там сидят какие-то придурки на своей пятёрке, пальцем тычущие на косовскую тачку. Не удивительно, штука видная — такая только у него и у Майкла, мать его, Джексона. Холмогоров и рад такому вниманию, чужая зависть для него сродни энергетикой подпитке — и плевать, в какой форме это выражается. Пчёлкин смотрит игриво — мол, давай наперегонки? Кос ухмыляется — мол, а давай. Космос сильнее давит на газ, они вырываются вперёд на светофоре, оставляя пятерку далеко позади — в своей голове он сейчас выиграл эту жизнь. Пчёлкин рядом хохочет, высовывается в окно и показывает неудачникам выразительный фак. Ибо не стоило даже претендовать. Холмогоров выдыхает. Эйфория заполняет собой все его внутренности, даже немного подташнивает — вот настолько всё круто и голова идёт кругом. А скоро ещё Саня вернётся из армии, его подтянут, там глядишь и Фил наконец что надумает. У него будет своя бригада, и они, черт возьми, завоюют здесь всё. Он это сердцем чувствует.

*

Сердце стучит так бешено. Кажется, так быстро он не трезвел ещё никогда. Кажется, они попали. С каким же облегчением он выдыхает, когда из милицейской тачки, по-охуевшему перегородившей им с Филом дорогу, вываливается никто иной, как Витя Пчёлкин, почему-то наставивший на них ствол. Погодите, откуда у него ствол? И какого черта он вообще там делает — почему-то проносится в голове и тут же ускользает за горизонт событий. Витя кричит, какого блин, Космос, хрена, и почему так долго — он на нерве — а ещё, что Сашка ранен. Облава и подстава. Бегут к машине. Космос все решил, объяснил научно-популярно, мент, кажется, его понял. Витя швыряет ствол на крышу его тачки, всем своим видом демонстрируя — если что пойдёт не так, он ему покажет, где раки зимуют. Он уже показал — тащил Сашку, стремительно теряющего кровь, через весь, сука, лес, имея спецназ на хвосте и подступающую панику на сердце. Он остановил этого молодого подставившего их мента, обманным путём отобрав ствол и взяв его в заложники. Это он погрузил Белова в машину, и это он поехал им навстречу, в надежде, что друзья ещё не миновали нужный поворот. Не миновали. Когда эта страшная ночь уступила место беспокойному красному, как кровь, рассвету, когда они разрулили (Кос разрулил) ситуацию с Сашкой и определили его в нужные руки, Космос повёз Витю домой. Пчёлкин был чернее тучи. Он даже в окно не смотрел, уставился куда-то в никуда. В ему одному видимые дали, и тяжелые думы атаковали его усталое сознание. Не менее усталое и грузное «ты как?» от Холмогорова заставляют его вздрогнуть и тяжело помотать головой. Нормально. Нормально он, блять. Лучше всех просто. Просто сегодня он сам от себя немного охуел. А Космос немного охуел от Вити. Но ему об этом он, конечно же, не скажет. А просто пожмёт плечами — нормально, так нормально, в душу лезть не будет, хоть и очень хочется, и повернёт в знакомый двор, паркуясь у знакомого подъезда.

*

Сердце стучит так бешено. Все потому, что кокс ударил по мозгам, а Витины слова и поступки прошлись старым ржавым ножом по и без того израненной душе. Это была точка кипения, и он только что ее прошёл. Он налетает на Пчёлкина, валя с ног и тяжелыми кулаками пытаясь выбить из некогда самого близкого человека всю эту бесконечную жадность, всю эту холодную ублюдскую расчётливость и удушающую бездушность. Всё то, во что тот закутался подобно своим новым дорогущим шарфам и золотым цепям на шее, не желая более демонстрировать свою истинную сущность. Или теперь это ею и являлось? Море оскорблений, тонны больных ударов по рёбрам и по лицу. Воздух со свистом вылетает из легких. А некогда мягкие и пушистые, а ныне зализанные гелем волосы проходятся по лицу, пачкаются в крови. Холодные руки Валеры, безуспешно пытающиеся их разнять. Сплёвывает кровь и смотрит как побитый щенок. В глазах ненависть вперемешку с болью из самой его сути — какого черта, какого черта, брат. Какого, блять, черта. Разворачивается и уходит, оставляя в пыли и полном опустошении.

*

Сердце стучит так бешено. А Витя лежит на каталке такой бледный и, словно, мёртвый. Жизнь в нем выдают лишь дрожащие белые губы, и неестественно бегающие глаза — он словно пытался сфокусироваться на всех окружающих его движениях, но не мог. Он, кажется, уже себя похоронил. Космос падает перед ним на колени. Пытается всунуть в беспомощные руки ствол, но ледяные пальцы не держат его. Ствол тут же забирают. Он кричит, кричит всей своей больной душой, всем своим виноватым существом, пытается бить себя Витиной рукой, но тот лишь беспомощно смотрит на него стеклянными голубыми глазами — ладони его словно вата. Смотрит словно сквозь Космоса. Интересно, он видит сейчас, как Кос сгорает изнутри? Холмогоров читал когда-то, что люди на грани жизни и смерти могут видеть больше и глубже. Витя сейчас именно на этой стадии. Близок к смерти как ещё никогда до этого. Близок из-за него. По щекам катятся слезы, своей мокрой ладонью сжимает Пчёлину руку, пытаясь то ли согреть ее, то ли унять собственную дрожь. Ни черта не выходит. Плевать, что Саша все видит. Витя роняет голову и теряет сознание.

*

Сердце стучит так бешено. Позвонить он так и не решился, принял решение действовать по обстоятельствам. Дзынь. До чего противный звонок у Пчёлкина. Тишина в ответ. Теперь он чувствует себя идиотом. Либо дома никого нет, либо видеть никого, а в особенности его, не желают. Ничего, блять, удивительного. Дзынь. Ещё раз. Не надеясь уже ни на что. Но за дверью наконец послышалась возня, приглушённый звон ключей. Хозяин квартиры был, очевидно, очень пьян. А мутный взгляд его вопрошал — какого, Космос, черта. А Космос и сам не знал, в общем-то, какого. Прошёл внутрь. Квартира наполнена до боли знакомым запахом. Витя живет здесь уже второй год, а Холмогоров, кажется, был тут всего один раз — на новоселье. И тогда умудрился испортить все своим поведением, сдобренным донельзя белым порошком. Стыдно. Стыдно за всё. И смотрит он на Пчёлкина взглядом, этой стыдобой пропитанным. И Витю это страшно злит. Он понимает, зачем пришёл Кос. Он, блять, все понимает, но сил кричать у него нет. Лишь подходит ближе, тихо и злобно шепчет: «Блять, Кос, мы же все порешали». Они же правда все порешали ещё в тот день. Нажрались, посмеялись, подзатыльники друг другу отвесили. Это черта, которую они пересекли. Всё, назад оборачиваться нельзя. Но какого черта Холмогоров все время норовил повернуть свою башку, он не понимал. Космос вновь падает перед ним на колени, своими огромными ручищами обхватив худые Витины ноги, да так, что тот едва удерживает равновесие. Виктор смотрит на него так, как в тот день, в ужасе непонимания и полуобморочно, отчего у Космоса внутри рушится вся его выстраиваемая годами стена ненависти. Витя пытается поднять его, тянет наверх, не в силах более выносить эту сцену. Холмогоров медленно поддаётся, ползёт по другу, перебирая ладонями по его телу. Дышит ему в лицо — дыхание это тяжелое, прокуренное и горькое во всех смыслах этого слова. Пчёлкин дышит сбивчиво, неровно, от него пахнет высокоградусным виски и остатками терпкого парфюма. Мажет сухими губами по приоткрывшемуся в удивлении Витиному рту. Ладонями зажимает его гладко выбритое лицо, роняет на чужую щеку единичную слезу, в которой он, кажется, собрал всю свою неописуемую разрывающую его боль. Тяжело выдыхает. Отпускает его и удаляется прочь, оставив замершего Пчёлкина в полной тишине собственной одинокой квартиры.

*

Сердце стучит так бешено, а в глазах темнеет от нарастающей боли в бедре — кажется, прострелили. Он не сразу всё понял — видимо, от шока осознание приходит позднее, когда потеряно слишком много крови. А само сознание плывет от едкого запаха гари — не видно уже ни черта. Не так должен был закончиться этот вечер, совсем не так. Уговор был — без пушек. Вот только были они всё равно и у всех, а Космос достал свою первым, когда почуял неладное — пристрелил двоих уродов, но и сам пулю словил. Хорошо, что не в лоб. Витя появляется из неоткуда, рассекая собой раскаленное пространство. Хватает его под плечи и пытается тащить к выходу — уличный свет едва пробивается сквозь густую пелену дыма. Этот клуб горит. Эти мрази их подожгли. Да, просил Саня быть потише. Потише не получилось. Получилось с фаер-шоу и черт пойми чем еще — кажется, спецэффектами в виде пары гранат. Совсем не тихо, одним словом. Витя кряхтит и падает. Снова поднимается и волочит его по грязному полу. Кажется, он тоже ранен. Не своим голосом кричит Шмидту, что они здесь. Спустя мгновение Коса подхватывают более сильные руки. Еще секунда — и он может дышать. Витя падает рядом и кашляет так, как будто вот-вот все свои легкие вывернет наружу. Приходит в себя и ползет к белому как снег Косу, с трудом срывает ремень с брюк, пытается наложить жгут. Не перестает кашлять. Космос смотрит безучастно, едва различая очертания друга. Роняет тихое: "Мне пиздец?". В ответ получает рычание: "Ага, конечно, хрена с два". По рукам Пчёлкина течет кровь — мелкие осколки впились в кожу. А ему кажется, что он наелся этого стекла, потому что легкие просто разрывает. Холмогорова грузят в скорую — Шмидт командует отчаливать как можно скорее. Тянет Пчёлкина в карету — он дышит из последних сил — протягивает руку к кислородной маске — лицо абсолютно серое. Космосу тоже дают такую. Перед тем, как отключиться, последнее, что видит Кос — воспаленные, но от этого еще более пронзительно голубые глаза. Которые смотрят на него.

*

Сердце стучит так бешено, потому что косовскую ладонь сейчас сжимает нежная женская ручка, ведущая его прямо по коридору в самую дальнюю комнату. Но дело вовсе не в этом. Ведь девушку туда ведёт Витя. Он сам толком не смог бы объяснить причинно-следственных связей происходящего. За плечами было по меньшей мере две снежные дорожки, по крайней мере три стопки водки. И может быть совсем немного шампанского — для вкуса. Пчёлкин же был, можно сказать, чист. Всего лишь два раза по пятьдесят — детский сад, да и только. С самого начала вечера окружён женским вниманием — ну конечно, он же у нас красавчик. И девчонки такие ласковые, согласные на всё — Саня обещал, что будет круто, Саня своё слово сдержал. Космос млел от их рук, таял под влажными поцелуями. Лишь изредка бросая взгляд на друга, то появляющегося в зале, то вновь исчезающего за дверьми темных комнат. Это он так пытается всю свою любовь к Ольге выбить, каждый раз вбиваясь в новое тело, абсолютно никакого реального интереса не представляющего. Космос усмехнулся про себя. Тоже мне, любовь. Красиво, конечно, придумать себе недосягаемую звезду и романтизировать, идеализировать, драматизировать — мучить себя, одним словом. А на самом деле, прикрывать этим свою непредназначенность для отношений такого характера. А ещё алкоголизм. Да-да, ведь легко все скинуть на муки душевные, все и поймут, и посочувствуют заодно. Но он ему этого не скажет. Он вообще не помнил, когда они в последний раз разговаривали. И просьба передать, черт возьми, хлеб во время деловой встречи, не считается. Пчёлкину и этого просить не хотелось, да выбора не было. Вот настолько все, видимо, плохо. Кос наконец пришёл в себя — дурь слегка приподняла завесу полной апатии — пора определяться. И выбор падает на вполне себе миловидную девушку — волосы русые, тело стройное, нос характерный — все, как он любит. Но, кажется, есть одно «но». К ней только что подрулил Витя. Они флиртуют прямо там, смеются — Кос не может не отметить их сходства, но гонит эти мысли прочь. Какая теперь-то разница, он все равно в пролёте. Победители забирают всё. Но смотреть-то никто не запрещал. Видимо, его взгляд слишком ощутимый и навязчивый, возможно, даже осязаемый, так как мгновение спустя девушка оборачивается к нему и подмигивает. Витя смотрит по-животному хищно — его взгляд и кристально прозрачный и словно под пеленой дикости самого вечера одновременно. Кос сглатывает. Странная игра намечается. Ему же не кажется? Блондин что-то шепчет ей на ухо, она вскидывает брови и загадочно улыбается. Уже мгновение спустя она идёт в сторону Космоса, протягивая ему руку ещё на полпути. Он ошалел настолько, что руку принимает сразу, без лишних слов. Ведёт его в сторону Вити, в лице не изменившемуся ни на грамм. Космос такого лица ранее не видел никогда — в этом он готов был поклясться. Кажется, их замечают Саша и Фил, смеются в след, и даже свистят. То ли одобрительно, то ли выражая своё фи — трудно было сказать. Ответ был очевиден, но полное сомнений сознание Космоса склонялось к ошибочному второму варианту. Впрочем, он быстро отпустил эту мысль. Витя толкает ее на кровать, целует так, будто Космоса здесь нет. Будто бы забыл о его присутствии. Зубами рвёт упаковку презерватива — как в самом дешевом порно, второй кидает Холмогорову. Раздевается. Космосу происходящее все ещё кажется сюрреалистичным. Девушка берет у Космоса в рот, и мысли ускользают на второй план. Она в этом чертовски хороша. Пчёлкин входит в неё сзади, настойчиво сжимая мягкие бёдра. Набирает темп. Кос тоже его набирает, но нежнее, мягче. Смотрит почему-то на Витю. А Витя, что является полным откровением, смотрит на него. Смотрит все тем же животным взглядом. Рот его слегка приоткрыт, дышит тяжело, срывается на беззвучный стон. Холмогоров отводит взгляд, но возвращает его на место. О Боже мой, что же он делает. Что же он делает, что... Не сдерживаясь, кончает ей прямо в рот. Слишком быстро. Слишком стыдно. Она послушно глотает все до последней капли. Пчёлкин кончает следом, буквально пару мгновений спустя. Падает на кровать, закрывает глаза, ресницы дрожат от напряжения. Космос чувствует себя голым, каким он и является, но не только снаружи, а ещё и в душе. Ему кажется, что Витя все узнал. Узнал даже то, чего Космос сам о себе не знал до самого конца. Виктор закуривает, а Космос натягивает свои штаны. Наспех заправляет рубашку. Девушка переворачивается на спину. Тянется к Пчёле и чмокает его в губы. Прекрасно, минуту назад Космос кончил ей в рот, а сейчас она целует им Витю. Поворачивается на Холмогорова. «Поцелуешь?» — нежно. Он целует. Взгляд на Пчёлкина — взгляд в ответ. «Поцелуешь?» — смотрит все также дико, но при этом безразлично. Нет, он точно под чём-то. Видимо, Космос упустил, что-то точно упустил. Ладно, эта игра и так зашла слишком далеко. Целует, но куда-то в уголок губ, едва касаясь. Малышка смеётся — ну вы, мальчики, даёте. «Пойду что-нибудь выпью» Сейчас он и правда что-нибудь выпьет.

*

Сердце стучит так бешено. Лопата соскальзывает прямо по ноге, но он сдерживает болезненный стон. Кажется, эта боль не имеет теперь никакого значения в масштабах его жалкой никчёмной жизни, чей конец уже маячит на горизонте ярче самых мощных прожекторов. Рядом Витя и Шмидт. Первый, как ему и положено, паникует, второй — привычно спокоен, лишь тяжелое дыхание выдает нарастающую бурю внутри. Все на своих местах. Когда они сдают лопаты, Виктор все ещё пытается о чём-то допиздеться. Это выглядит жалко, блондин словно вот-вот закричит что он, Боже мой, не хочет умирать. В отчаянии подаётся вперед, а Шмидт в ужасе хватает его, ведь, черт возьми, они же серьезно, Витя! Выполняет свой долг до самого конца, спасает их жалкие задницы. Шмидт хороший человек, надежный, как швейцарские часы. Космос переводит на Витю пустой взгляд. Пчёлкин в ответ смотрит истерически умоляюще. Умоляюще его спасти. Знал бы он, что Космос сейчас сделал бы для этого всё возможное, если мог. Но ситуация, к сожалению, совсем дрянь, откровенно безвыходная. И лучшим решением будет стоять и не рыпаться. Ведь тогда, вероятно, по ним пустят равномерную пулеметную очередь и тогда, Кос надеется, он не увидит, как кровь ручьём хлынет из тела Вити, не услышит его смертельный сдавленных хрипящий крик. Тогда они, быть может, умрут одновременно, с разницей лишь в долю секунды. Это не так уж и плохо, не самая худшая смерть. Они хотя бы будут рядом. Он будет с Витей до конца. Словно в подтверждение своих мыслей он медленно тянет к нему руку, нежно, но с силой сжимая рукав его синей рубашки. В этот жест он вкладывает всего себя. Все свои чувства, на которые был когда-либо способен. В этом вся его искренность и все его существо. Наконец он может быть собой. Когда как не на смертном одре. Команда огонь и Витя с криком падает к нему на плечо. Хватается за Космоса, как за последний шанс. Холмогоров готов поклясться, что его горячие слёзы словно вот-вот готовы были прожечь рукав чёрного пальто. Странно видеть Витю таким — не напыщенным, не выпендрежным и без напускной мужественности, от которой порой аж тошнит. Кажется, сейчас Пчёлкин тоже настоящий. Пули оголили не только деревья за их спинами, сбросив все сухие сучья, но и истинную сущность каждого пленника ямы, сбросив их маски. Однако, когда все стихает, Космос пулей вылетает из импровизированной могилы, пока Витя в всхлипах опадает на дно. Шмидт участливо поднимает его, подталкивая к выходу, но Витя, словно тряпичная кукла, не в состоянии стоять на ногах. Холмогоров помогает его вытащить. По пути к дороге Виктор снова чувствует пронзающую боль в сердце, в глазах на мгновение темнеет, и он без сил катится по сугробу. Они вновь поднимают его, Космос словно котёнка тянет Пчёлу за шкирку за собой. Ему кажется, что если сейчас он проявит слабость, то они потеряют Пчёлкина прямо там. Поэтому он идёт твёрдо и уверено. Несмотря на острую боль в правом боку — кажется, у него сломано ребро. Ребро-то можно залечить. Сейчас главное, чтобы не сломался целый человек — Витя. Целого человека собрать воедино гораздо сложнее. В офисе Виктор совсем плох. Алкоголь также делает своё дело. Космос склоняется к его уху и шепотом предлагает увезти отсюда. Тот беззвучно соглашается. Так просто. Дома у Космоса он вырубается спустя пять минут. Видимо, достаточно было лишь одного ощущения присутствия рядом человека, которому можно было доверять. Космосу тоже не нужно было большего. Он тихо лёг рядом и, прижимаясь к Витиному плечу лбом, провалился в беспокойный сон.

*

Сердце стучит так бешено. Потому что пять минут назад он чувствовал себя таким счастливым, а сейчас он, кажется, умирает. И на сей раз по-настоящему. Шутки закончились. Очень странные ощущения — успеть подумать обо всем буквально за доли секунды, пока он тяжело оседает на землю. Саша должен был уйти, полноценно занять новую нишу, а они с Витей остаться в бизнесе вдвоём, как они и хотели. Возглавить это движение, вернуться к истокам, наконец делать то, что хотят они, а не кто-то ещё. Фил шёл на поправку, Тома словно ожила. Сам он только что сделал предложение Люде. А почему бы и нет, ему же хочется семью, детей. Может, он и пожалел бы об этом на утро, но слово же дал. Вите похвастался — громко, нарочито. Специально. А сейчас это все не имеет никакого значения. Только что значило для него всё, а теперь — пустота. Боковым зрением видит, как Витю держат за волосы — пшеничные и густые — один взмах ножа — и алая кровь орошает собой пушистый снег. Булькает и опадает на землю — на лице навек застывает гримаса ужаса. Мгновение — и жизнь навсегда покидает эти глаза. И Космос, черт возьми, успевает всё это увидеть. Эта картина навсегда запечатлена в его сознании. Самая злая шутка судьбы. Ему кажется, что он несётся к Пчёле на всех порах, тянет свою большую шершавую руку к его ране, в ничтожной попытке исправить хоть что-то — но на самом деле он не в состоянии даже открыть рот, чтобы проронить хотя бы слово. Холмогоров с глухим гулом падает на землю. Сознание медленно покидает его грузное тело. Последнее, о чем он успевает подумать — что все же, он был с ним до конца. Как и хотел. Могло быть иначе. Могло быть лучше. Но смерть не выбирают. На окровавленное лицо Вити приземляется хрупкая снежинка. И почему-то не тает, словно он уже остыл. Космос видит ее словно в макросъемке. Отмечает, что это красиво. И закрывает глаза.

*

Сердце стучит так бешено. Публичное выступление, черт возьми! Они почти ничего не репетировали, Витя просто пообещал, что все будет зашибись. Ну конечно, он же у нас солист! Он солист, а Космос пьян. Безнадежно пьян. Сашка улыбается. Подпевает. Оля слушает внимательно, без эмоций. Пчёлкин поёт для неё. Холмогоров все понял, он же не дурак, так ещё и внимательный. Так ещё и Витьку знает, как облупленного. Пчёлкин пьет, бутылка в его руках практически опустела. Нежно звякает об стойку микрофона. А он даже не фальшивит, тянет, как никогда. Костюм на нем красивый, модный. Витя выглядит атмосферно и словно летит. Космос тоже слишком пьян, чтобы перестать на него смотреть. А Виктор смотрит только на неё. В курилке Кос приваливается к Вите, пьяно утыкаясь лбом ему куда-то между плечом и шеей. Пахнет вкусно. У Пчёлы даже в этом хороший вкус — его одеколон прекрасно переплетается с тонким и таким родным ароматом тела. Космос делает глубокий вдох. Пчёлкин выдыхает горький дым. «Всё будет хорошо» — хочет прикусить себе язык, но слишком поздно. Думается, что Витя сейчас психанет и вмажет по его пьяной роже. Потому что какого хрена ты, Космос Юрьевич, суёшь свой нос не в своё дело. Но вместо этого Виктор тяжело вздыхает и кладёт руку Косу аккурат на макушку и нежно треплет волосы, пропуская их между пальцев. Сухо и пьяно целует его в висок и немедленно удаляется, уронив бычок. Холмогоров на пару мгновений зависает, провожая взглядом последнюю гаснущую искру. Качает головой. «Свинья» — констатирует про себя, наклоняется, и подбирает окурок — фильтр все ещё влажный от слюны. Вздыхает и щелчком направляет его прямиком в урну. «Шоу маст гоу он» — глубокомысленно кидает он куда-то в сторону окна и возвращается. Праздник-то и правда продолжается.