Что такое любовь?

      В голове пустота. Лишь дым от сигарет заглушал все мои мысли, что так и наровились вылезти наружу. Было больно, очень больно, но я терпела, думая, что всё нормально; наивно полагая, что так у всех. Боже, как же сильно я ошибалась… Моя голова была поднята вверх, а дым от любимых сигарет, словно облако, разрастался по всей крыше. Было одновременно и легко, и тяжело воспринимать всю реальность. Жизнь казалась такой картонной, бессмысленной. Я не видела своего будущего, не видела нормальной жизни, не видела счастья. Как всегда, была никем в таком гигантском и совершенно чужом городе. Он был занавесом мрака и загадок, что только предстояло разгадать. Да что уж там скрывать, не видела завтрашнего дня, доживая свои никчёмные часы здесь, в этот момент, докуривая противный табак, что так пагубно сказывался на здоровье. «А ведь Эма столько уговаривала меня бросить курить…». Я улыбаюсь, давая возможность одинокой, горячей слезе скатится по щеке, выдыхая жгучий дым из лёгких. — Что ты тут делаешь одна ночью? — я услышала позади себя голос, отдалённо знакомый, отпечатавшийся тенью в памяти. Повернуться так и не решилась, слишком уж было страшно, но вот измученно улыбнуться, выкинув сигарету — смогла, растоптав её ногой, безжалостно вдавливая ту к грязной земле. — Курю, а не видно? — хмыкнула я, устало вздохнув. — Уже поздно и… что ты делаешь? — повторил свой вопрос незнакомец, по звуку шагов приближаясь ко мне. — Совсем оглох? Повторить более чётко? — мои нервы сдавали, а неприятное чувство обиды затаилось где-то в груди, разрастаясь синем пламенем. Почувствовав, что этот человек буквально дышит мне в затылок, я повернулась, встретившись взглядом с изумрудными глазами, которые, наконец, удалось разглядеть вблизи. Парень стоял, даже, как показалось, не шевелился, убрав руки в карманы. — Я весь во внимании, — улыбнулся блондин, слегка склонив голову на бок, что взбесило меня только сильнее. Я толкнула парня, отчего тот упал, сама же попыталась убежать, но попытки оказались счетными: этот гадёныш схватил меня за ногу, потянув на себя. В итоге упали мы вместе. Я была не на шутку зла, просто в ярости. — Так вот, я слушаю… И зачем же ты куришь? — Даже тупому легко понять, что он просто лежит и так в наглую издевается надо мной, саркастически посмеиваясь. — Тебя уж точно ебать волновать не должно… — закатила глаза. Я была готова пихнуть надоедливого мальчишку, лишь бы отстал, и симпатичные глазки, боюсь, его точно не спасут. — Ладно, но мне очень интересно, есть ли на то причина? — улыбнулся тот, наконец, решив отпустить. — Зачем ты помог мне тогда, у платформы на остановке?.. — шептала я, склонив голову к полу. Не знаю почему, но мне было ужасно стыдно задавать такой, казалось бы, глупый вопрос, а ему тем более на него отвечать. Громко сглотнув, я отодвинулась, запрокинув голову к небу, рукой поправив залезшие на лицо тёмные волосы с блондинистыми прядями по бокам. — А зачем ещё помогают людям? — Его тон меня озадачил: что-то между действительным удивлением и насмешкой, что уже успела меня слегка задеть. — Ну, не знаю. Другие почему-то не решились… — улыбнулась я, продолжая рассматривать небо. Не хотелось смотреть ему в глаза, слишком стыдно. — Значит, другие не очень хорошие люди, совершенно не заслуживающие твоего внимания, — спокойно ответил блондин, присев на корточки, подав мне руку и помогая встать. — И снова ты делаешь это… — Что «это»? — Помогаешь мне… Встав и отряхнувшись, я села на ближайшую, потрепанную временем коробку, достав очередную порцию табака и розовую зажигалку, с загадочной белой кошкой посередине. — А ты так и не ответила на мой вопрос. — Убрав руки в карманы, блондин вновь улыбнулся, чуть склонив голову в бок, из-за чего челка упала тому на глаза; пришлось даже отвернуться, дабы спокойно выдохнуть обжигающий больные лёгкие дым и не смущаться в сотый раз. — Жизнь потрепала, вот и курю, — пожала плечами я, вздыхая. А ведь со звёздами на небе намного легче общаться, чем с людьми… — Чифую Матсуно, — подал руку парень, другую все так же пряча в кармане. Я подняла свой взгляд, снова встретившись с ним глазами — с изумрудными, яркими, светящимися искренностью и добротой. — Рей Джин, — пожав тёплую ладонь в ответ и выдохнув дым, я встала с места, направившись на выход с крыши.

***

      Этот парень даже не предложил проводить меня до дома, что уж там говорить о завязавшемся далее диалоге. Ничего. Я просто ушла, не бросив через плечо на прощание банальное «пока». Было от этого почему-то безумно обидно. Хотелось расплакаться прямо там, на месте, показав как же мне больно, грустно, одиноко. — Рей, ты дома! — на встречу выбежала Азэми, в своем потрёпанном старом платье, что едва касалось пола. Я скривила лицо, когда сестра подбежала ко мне вплотную, прижавшись худощавым телом к моему. — Мама дома? — опустила взгляд я, кинув сумку рядом с вешалкой. — Нет. Она сказала, что сегодня задержится на работе и придет только ночью, поэтому, скорее всего, ночуем сегодня снова вдвоем. — Азэми улыбнулась, поправив сальные косички, что я ей заплетала несколько дней назад. — Ходила сегодня в школу? — разувшись, я продолжала задавать глупые вопросы; поскорее хотелось плюхнуться пластом на кровать и уснуть до самого утра. — Уроков не было, Госпожа Мари приболела, — пожала плечами сестра, увязавшись за мной, словно надоедливый хвостик. — Оставь меня в покое хотя бы на пять минут, Азэми, пожалуйста, я устала. — Захлопнув перед лицом сестры дверь, я заперлась в комнате, съехав по стене вниз, прижав колени к телу, обняв их двумя руками и уткнувшись лицом в пропахшую табаком серую кофту. От меня несло алкоголем и сигаретами, словно от уличной шавки, хоть и первое употребляю я достаточно редко. По плохим дням или праздникам, когда уж совсем хреново на душе. В горле пересохло от нехватки воды, а в глазах начало постепенно мутнеть либо от пелены слез, застилавшей весь взор, либо от приступа, что в который раз завладел моим телом. Я начала задыхаться. Паника моментально захватила мой разум, заставляя встать с места и рыскать изнеможёнными ослабленными руками по полу в поисках того самого флакона с исцеляющим паром. Силы медленно покидали меня с каждой секундой, делая любое движение более медленным и тяжелым. Я не знала что делать, не знала как быть. Понимая, что воздуха стало категорически не хватать, упала на пол, держась руками за горло. Вдох, выдох. Каждое соприкосновение лёгких друг с другом приносило мне неимоверную боль, а слёзы громко капали со щёк, падая на деревянное покрытие. Я уже не молила о помощи, не пыталась кричать: не было ни сил, ни голоса. Хотелось умереть. Просто ничего не чувствовать. Лежать в холодной земле, быть никем, быть ничем. — «Она в своей комнате?» — «Да, но она закрылась, поэтому я не могу к ней попасть… Пожалуйста, Эма-сан, попадите к ней…» — «Не волнуйся, я сделаю всё, что в моих силах». Всё, что я слышала, так это невнятный диалог из коридора. Голоса еле различимы, слёзы засохли на щеках, губы посинели, собственных рук я почти не чувствовала.

***

«Это… капельница, белый свет, трубки…» Открыв глаза, я почти ничего не увидела. Лишь пару ярких вспышек света, что ослепляли непривыкшую к освещению меня. Зажмурив веки, попыталась чуть подняться, но поздно поняла, что буквально прикована к больничной койке. Всё тело сломила адская боль, что продолжалась ещё как минимум несколько минут, пока не затихла под мои жалкие всхлипы. — Рей, пожалуйста, не вставай. Ты ещё не до конца окрепла, тебе не желательно двигаться. — Силуэт Эмы был не чёткий, размытый, но такой родной, любимый. Она взяла меня за руку, склонившись, тяжело вздохнув и отложив, видимо, книгу или журнал, что читала до этого. — Ты что, плачешь? — улыбнулась я, пытаясь разомкнуть глаза, но попытки, в который раз, оказались счетными. Ничего не ответив, девушка разревелась только сильнее, сжимая мою всегда холодную ладонь в своей. Она плакала. Долго и безутешно. Я всё ещё не понимала почему, что произошло и что я тут делаю. Вдруг дверь, по звуку, отворилась. — Рей… — шепчет она, подходя ближе. Всё моё тело моментально напряглось, а рука, сжимающая мою, резко ослабла. По всей видимости, девушка встала, освободив место более значительному гостю. — Пожалуйста, прости меня… пожалуйста… пожалуйста… — повторяет женщина, словно молитву. На простынь падают горячие слезы, а уже немолодая ладонь сдавливает белоснежную ткань и… мою руку, всё такую же ледяную. — Мама?.. — губа предательски задрожала, а руки начали судорожно трястись. Даже не открывая глаза, я видела её, чувствовала её присутствие всем телом. Она здесь, она рядом, значит всё хорошо. Поставив на подоконник, по аромату, букет белой камелии, она села на койку, поглаживая меня по голове. Её нежные руки трепетно проводили по тёмным прядям вверх и вниз, расчесывая те, не давая им снова спутаться. Я знала, она выглядит точно так же, как и много лет назад. Светло-русые волосы с небольшой сединой и кривым пробором, нежная улыбка, яркая красная помада, тонкие шершавые губы и ногти, что всегда были настолько длинные, вечно царапая детскую кожу. Я любила её, хоть она и сильно изменилась, когда из нашей семьи ушёл отец и появился алкоголь. Вечная ругань и хаос — вот, что творилось дома целыми днями. Я ненавидела находиться там, чувствовать каждой клеточкой тела, как маме плохо, как она страдает, как срывается на нас, хоть и сама этого не хочет. Потом в нашу жизнь пришёл, нет, ворвался словно вихрь Виктор. Симпатичный иностранец, что заменил маме жизнь. Нас. Иногда мы ночевали одни, так как она просто не появлялась дома, а Азэми полностью легла на меня, что давалось мне, как маленькому ребёнку тогда, достаточно тяжело. Спустя полчаса после прихода мамы, я, наконец, смогла разглядеть её вживую. И правда, она действительно ни капли не изменилась, но простить её я, к сожалению, никогда уже не смогу. Многое произошло, что меня поменяло. Я люблю её и буду продолжать любить, но не смогу общаться так, как когда-то она общалась с нами.

***

— Альвеолярный протеиноз прогрессирует. Вам осталось жить несколько лет, если Вы, конечно, будете беречь себя и перестанете употреблять табак в таком сумасбродном для Вашего возраста количестве. — Закончил доктор, поправив очки на носу и разложив бумаги на столе. — Астма так же пагубно влияет на организм, но она уже, к сожалению, лечению не подлежит. Думайте, что Вам делать, Джин Рей. Я тяжело вздохнула, встав со стула и закинув голову к потолку. Мне осталось жить 2 года, что ж, неплохой срок на обречение судьбы. — Неужели Вы не будете принимать никакие меры? — вопросительно вскинул бровь врач, все так же разгребая бездну каких-то бумаг, документов. — Не знаю, — кратко бросила я, подходя к двери, — я и так, и так умру, какая разница когда? Все мы обречены на один и тот же финал, что неизбежен, просто моя история закончится раньше, чем у других, и я этому, откровенно говоря, даже немного рада… — Я улыбнулась, дотрагиваясь до ручки двери, но почему-то резко одернув, будто вспомнив что-то важное. — И да, можете, пожалуйста, оставить данную информацию между нами? Так сказать, врачебная тайна. Я вышла за порог, облегчённо вздыхая и облокачиваясь на ближайшую стену. Эмоции были смешанные, и тут я совершенно не понимала, что мне делать. Нужно прожить эти два года с максимальной пользой для других, для людей, для общества. Помочь тем, для кого я всегда казалось ненужной, пустой, бесполезной. Умереть ради кого-то, посвятить остаток жизни кому-то, отдать всю себя тому самому, что наполнит меня с ног до головы смыслом, любовью, счастьем.