Что такое любовь?

      Казалось, под моими ногами образовалась Марианская впадина. Я чувствовала все: ветер, колыхание небрежно распущенных коротких волос, шум машин где-то поодаль внизу, людей, их до чёртиков громкий голос. Я парила над землёй. Вот только не по собственной воле — меня будто кто-то придерживал за шкирку пальто, вцепившись в мою жизнь пальцами и не распуская их ни на секунду. Когда открыла глаза, то поняла, что мне не чудилось — перед смертью нет никакого света-в-конце-тоннеля. Лишь мрак закрытых век. Сумерки живущего своей жизнью города, а позади меня рваное мужское дыхание. Я физически ощущала всё происходящее в данный момент, в эту секунду. — Я держу тебя! — крикнул Чифую; его голос дрожал, а сильные мужские руки пытались достать меня из пучины — с крыши многоэтажного здания, с волоска от смерти. Будучи в нетрезвом состоянии, я промахнулась. Просто не попала, глупым образом не нажала на курок под правильным углом, и мои мозги не разлетелись по кусочкам, оставшись на окаменелом фасаде, на глиняной породе. Я почти что падала. Падала с самой верхушки вниз, на только что заасфальтированную дорогу, по которой неспешно шагали люди. Чифую поймал меня, оттянув на себя. Наверное, физически это оказалось труднее, чем показывали в фильмах, во всяких свежих боевиках. Но, в любом случае, у него это получилось, и я спиной с треском свалилась на него животом вверх, с закрытыми глазами. Осадок эйфории бурлил в моей крови, а к горлу подступил липкий ком. Меня вывернуло, как только я перекатилась с мужчины позади себя. Рвота приобрела кораллово-красный оттенок с желудочным соком и вином. Глаза безудержно слезились, спину каждый новый позыв охватывали болезненные спазмы, горло сжималось под натиском неприятных ощущений. Он не отчитывал меня, мы обошлись без слов поддержки и понимания, этого просто не требовалось. Ладонь Чифую мягко коснулась моей спины и поглаживала, пока я ослабевшими руками вытирала краешком кофты рот, и плакала, плакала, плакала… Слёзы лились из меня безостановочно, словно безустанно, очень долго. Он всё понимал. С самого начала. Ещё тогда, когда мы попрощались у надгробной плиты Хинаты на том самом кладбище, когда обнимались якобы в последний раз. Возможно, он чувствовал, поэтому пошёл за мной, чтобы остановить. — Я больше никогда не допущу этого… Не потеряю последнего мне дорогого человека… Я молча кивнула, прижимая за одежды Матсуно только сильнее, вдыхая родной парфюм. Его губа нежно скользнула по моему виску и поднялась ко лбу выше. Остановившись на пару секунд, он отпрянул, посмотрев в глаза. На его лице играли краски растерянности, беспокойства, он не знал, что ему делать, будто ожидал одобрения, согласия. Брови Чифую свелись к переносице после продолжительной тишины. — Пойми, я всегда готов был выслушать тебя, Рей… То, что ты намеревалась сделать — храбрый поступок трусливого и слабого человека. Кейске не был бы доволен. — Но его больше нет, — поведя плечом, сухо выплюнула я, чувствуя, как нож от его слов пронзает моё сердце, соль сыпется на рану, а та бурлит и гноится, никак не заживает. Всё по-прежнему. Всё так же больно. Время не лечит, оно даёт лишь смириться с фактом, с которым тебе придётся жить и уметь принимать. — И его мнение теперь неважно, что бы он не подумал. — Он делал тебя счастливой, заставлял улыбаться. Я хочу, чтобы ты делала то же самое, но уже без чьей-либо помощи, — ладонью вытер тропинку слёз с моей щеки, — ведь ты сильная. — Нет, Чифую, ты ошибаешься. Нихрена я не сильная. Я просто слабачка. Трусливая, гнусная, самой от себя тошно. Пуля в висок действительно не выход, но единственное моё спасение, — я вздохнула, встала с места и выпрямилась, переведя глаза на звёздное небо. — Моё… так я думала. — Услышала облегченный вздох и воронье-черную макушку под собой. Краем губ улыбнулась. — Ты смог пережить всё это, так поделись своим секретом. — Никакого секрета нет, — с задорной усмешкой ответил мне парень. Он лучезарно улыбнулся, обнажая белоснежный ряд зубов. — Пока живы мы, живы воспоминания о тех, кого мы любили, любим до сих пор. Когда же не станет нас — они перестанут жить в наших сердцах, в воспоминаниях, вот тут, — и ткнул мне указательным пальцем сначала в лоб, затем — в грудину, в самое сердце. Я грустно усмехнулась тому, насколько Чифую прав. Да, абсолютно.

***

      Я по-прежнему вспоминала его. Он приходил ко мне во снах, говорил напутствия — не слишком тяжелые для восприятия неокрепшей психики, лишь пару слов. Страшно было забыть его голос, поэтому я каждый раз с упоением вдыхала терпкий аромат длинных угольных волос, когда подходила ближе, вжималась в родную грудь и слушала, слушала, слушала. Столько, сколько мне было отведено в царстве Морфея. Он скалился, показывал клыки, кивал на прощание и исчезал в ночной дымке. А я плакала. Слёзы не прекращали сочиться из уголков моих глаз, а я не хотела просыпаться, потому что там, по ту сторону мира, нет его. Порой поддержки Чифую было недостаточно. Даже в самые хорошие проведённые с ним дни я не могла обойтись без истерик из-за упоминания Баджи. Кажется, я никогда никого также сильно не полюблю. — Чем называют чувство, дарящее тепло и заботу человеку противоположного пола? — Закинув ногу на ногу, я разгадывала кроссворд, нацепив на нос очки для чтения. — А: доброта, Б: любовь, В: влюблённость. — Разве варианты «В» и «Б» не одно и то же? — парень пустил колкую насмешку в мой адрес, когда усомнился в моих эрудических способностях. Что ж, я это так не оставлю. — Нет, Матсуно, не одно и то же, — закатила глаза и недовольно кинула журнал на пожелтевший со временем журнальный столик. Играть надоело. — Тогда, может быть, поведаешь? — А? Что такое любовь?.. — К тому времени я отвлеклась на возню пташек за окном, и мои мысли улетучились в совершенно ином направлении. Сфокусировав свой взгляд на Чифую, я улыбнулась. — Тебе ли не знать. Влюблённость — это абсолютно другое. Такое бывает лишь с внешними характеристиками, а вот любить человека, даже после его смерти, можно всю оставшуюся жизнь. Любовь — чувство забвения, когда ты растворяешься в ком-то; в понимании совершенного принадлежания лишь одной личности — твоему предмету воздыхания. Ты и он — половинки целого, но по отдельности части чего-то невероятно большого. Необъятного. — Готова к завтрашней поездке? — подняв голову с бумаг, поинтересовался парень. Я шумно выдохнула, но в знак согласия кивнула. Наверное, думал он, я слишком философски подошла к шуточному вопросу на тему любви. Кому, как не нам, в этом разбираться. — Готова.