Никто ничего не увидит

      На ушедшем из-за разъездов сотрудников в онлайн собрании Vmeste один Разумовский вещает из офиса. И тихо завидует людям, которые могут под предлогом «у меня не вытягивает сеть» или «сломалась камера» выключить передачу изображения, хотя ему кажется, что его выдаёт каждый выдох. Начиналось всё обычно, буднично, согласно штатному расписанию. Созвон, «доброе утро», банка колы за экраном ноутбука и пара папок с распечатанными листами, чтобы не скакать по вкладкам и не отвлекаться, перед собой. Но спустя полчаса кое-кто решил, что начальники отделов заслуживают куда меньше внимания, чем Серёжа им уделяет, а вот этот кое-кто — больше.       Когда по голой щиколотке пробежали мурашки, он даже не вздрогнул — бывает, сквозняк. «Сквозняк», однако, оказался на редкость настойчивым. Гусиная кожа покрыла голень, а на бедре парень ощутил уже явное касание ладони, горячей и жадной. Он сбился на середине фразы и тревожно сглотнул, услышав над ухом:       — Тшшш… Всё хорошо, так ведь? Не отвлекайся…       Мочки касаются сухие губы, язык проходится по изгибам хряща, а Сергей невидяще смотрит в камеру и изо всех сил старается вспомнить начало следующего предложения. Вряд ли ему улучшит репутацию слух о том, что его возбуждают разговоры о целевой аудитории рекламы.       Птица тихо смеётся и невесомо гладит его шею кончиками пальцев, играет с прядками волос, разминает парой движений плечи, а когда Серёжа думает, что ничего страшного не случится, заканчивает говорить (хотя уши предательски горят) и просит одного из участников перейти к докладу, руки, ласкающие его, перетекают на ключицы и царапающе ведут едва выпущенными когтями вниз, под конец на грани боли сдавливая соски.       Воздух будто заканчивается во всей комнате. Несколько секунд голос в динамике слышится как сквозь вату, а смысл вообще ускользает, гораздо более важными собственное Серёжино тело считает влажные поцелуи в шею, обжигающее дыхание и касания рук, для которых одежды совершенно не существует. На глаза Птица не показывается даже своему «оригиналу», невидимо оглаживая грудь и бока, царапая наискосок живот и легко касаясь паха, от чего дыбом встают волоски вдоль позвоночника.       На камеру приходится из последних сил держать лицо, хотя нет никакой уверенности, что это хоть сколько-то получается. Больше всего хочется пробормотать «Всем спасибо, все свободны», опустить крышку ноутбука, уйти в спальню и уже на кровати отдаться ласкам без стеснения, оглашая комнату стонами. Но Разумовский держится, внутренне — и побелевшими от напряжения пальцами за подлокотники. Держится, пока чувствует поцелуй на губах, пока чужие пальцы чертят узоры на нижней поверхности бёдер — хотя там между ним и руками Птицы не только ткань джинсов, но и офисное кресло, — и пока покрываются нежными укусами плечи и лопатки.       А сдаётся, когда чувствует язык между ягодиц. Горячее прикосновение застаёт врасплох, мысли совершенно смешиваются из-за невозможности подобных ощущений, особенно одновременно с ехидным смешком, слышащимся прямо в голове. Но когда острый кончик языка, круживший около входа, толкается внутрь, покрасневший жаркой волной Серёжа не выдерживает.       — Спасибо, дамы и господа. Прошу прощения, я… Неважно себя чувствую. Форс-мажор. Увидимся в пятницу.       Совершенно невежливо не дожидаясь прощаний, он закрывает чат и, поднявшись из кресла, оказывается прямиком в объятиях рук и крыльев и отвечает на глубокий поцелуй. Птица всегда добивается того, чего хочет — и кого.