Невинная мечта и неловкое желание

      Будто стеклянная, тонкая бабочка прошелестела крыльями мимо принца. Этого мгновения было достаточно, чтобы давно забытое чувство волнения вновь появилось в груди — чувственный, мягкий взгляд, длинные пушистые волосы — Его Высочество остался таким же, каким был восемьсот лет назад, когда маленький на тот момент мальчик впервые познал, как же выглядит Его Высочество. Теперь уже будучи могущественным демоном, Хуа Чэн видит его, определённо его — можно узнать по одной ноте голоса или взмаху ресниц, который навсегда укоренился в памяти.       Когда-то давно, находясь внутри горы, состоящей из боли, смерти и жестокости, он высек из камня лик божества — грубый, совсем не такой, как в воспоминаниях. Но даже проведя годы за созданием статуй и фресок, чего-то не хватало.       Впервые за всю жизнь это существо посмело мечтать о чём-то — вновь увидеть любимого человека.       И вот, это произошло. Вместе с невыносимым чувством отвращения к самому себе появилось желание: «Как же я мечтаю, чтобы он увидел меня. Как же я хочу, чтобы он посмотрел на меня, позвал меня по имени». Но истинное зло недостойно святости Его Высочества.       И даже просто иметь имя — абсолютная наглость. — Ах, Сань Лан! — произносит принц побеждённым тоном. Его только что обманули, напрашиваясь на комплимент. Он впервые произносит имя, принадлежащее человеку, неожиданно оказавшемуся в повозке вместе с ним. На самом деле это имя было придумано за считанные секунды, но Хуа Чэн в ненастоящем облике отозвался на него, словно привычное.       Юноша, одетый в красное, искренне смеётся. Этот смех — счастье, давящее на грудную клетку, где сердце уже давно не стучит, но будто бы всё ещё трепыхается иногда ради чего-то — ради давящей боли в отместку за чувства, которые он испытывает. — Подожди, если ты не возражаешь, не хотел бы ты остановиться в моём храме? — поспешно произнёс принц.       До сих пор ни одно удачное событие не имело для Хуа Чэна такого большого значения, как эти легко сказанные принцем слова. — Можно? — слегка игриво спросил он, на самом деле не веря своему счастью.       Проснувшись уже утром, юноша бесшумно выходит из старого полупустого здания, чтобы не нарушить сон божества. Не посмеет украдкой взглянуть на его прекрасное лицо, наверняка выражающее полное спокойствие, возможное только во сне. Однако выйдет на улицу, посмотрит на ненавистные небеса и подумает: «Имею ли я право мечтать однажды увидеть пробуждение Его Высочества, находясь рядом с ним в этот момент?»

***

      Они всегда просыпаются рано утром, когда солнце только показывается над горой, но сейчас, поздней осенью, утро наступает позднее, поэтому у них есть чуть больше времени (если редкие выкрики птиц не вырвут из сладкого состояния сна).       На самом деле сон — вовсе не обязательная часть жизни для них, но удовольствие пробуждения стоит того.       Хуа Чэн чувствует тепло, исходящее от чего-то, что он держит в руках. Это тепло согревает и его самого, будто бы действие алкоголя разливается по телу вместе с кровью.       Дышать вовсе не нужно, но запах манит вдохнуть полной грудью. Аромат свежего постельного белья и благовоний смешался с запахом листвы и прохлады воздуха, приходящего из приоткрытого окна и колышащего красные постельные завеси.       Но было и что-то ещё. Какой-то лёгкий цветочный след и что-то невыразимое, одновременно нежное и сильное, королевское и бедное, что-то… святое и вместе с этим абсолютно грешное. Эта зловещая нотка будто внезапно пришла и окутала истину с головой, не желая уходить, но её и не собираются прогонять, а наоборот — оставят навсегда при себе, впитают в себя.       Их телесные запахи смешались.       Святость принца была запятнана аурой зла, но тот был абсолютно не против и даже счастлив. Хуа Чэн часто чувствовал себя паршиво от ощущения того, что он оскверняет собственное божество, но тот лишь прижимался ближе, желал целоваться больше и мягко, нежно улыбался. Прямо как сейчас.       Демон наконец полностью осознаёт своё пробуждение и открывает глаза. На стене играют солнечные лучи. Но то, что находится у демона в руках, светится намного ярче и при этом затуманивает рассудок.       В его руках находится сокровище, дороже всех трёх миров и всех живых и неживых существ, всех магических артефактов и тем более драгоценностей и золота.       Принц мягко улыбается во сне, почти не двигается, лишь размеренно дышит. Его выражение лица умиротворённое и счастливое, мягкие губы слегка приоткрыты. Его руки прижаты к груди будто бы в смущении, но при этом находятся очень близко к телу демона. Одеяло сползло с широких, но так трогательно изогнутых плеч, обнажая белую кожу с лёгким румянцем. Хуа Чэн чувствует её мягкость под своими слегка огрубевшими пальцами — укрывает одеялом, но руку не убирает, гладит кожу и даже через лёгкие прикосновения чувствует крепкие мышцы.       Вторая рука тянется к ладони принца, тот сквозь сон прижимается ближе и слегка морщит нос, надувает губы.       «Боже мой, как же ты красив», — подумал Хуа Чэн, а после слегка ухмыльнулся своей неосознанной шутке.       Его любовь, его бог, его родной человек. Распахивает веки и первое, что видит перед собой — демона, ставшего для него успокоением и спасением.       Первое, что Се Лянь видит перед собой после пробуждения — Хуа Чэн. Большая мечта демона, недостойная существовать, стала обыденностью, но он не перестанет благодарить судьбу и даже иногда небеса за это. За растрёпанные волосы, обнажённые плечи и тихое: «Доброе утро, Сань Лан».       Теперь это имя стало для Хуа Чэна совсем родным, по правде говоря, оно было таким с самого начала, когда с шуточным недовольством вырвалось из уст принца. Имея огромное количество имён, званий и прозвищ, ни на одно душа не отзовётся так, как на это, сказанное любимым голосом. Радостным, плачущим, нежным или потерявшимся в страсти — неважно, его Сань Лан будет рядом. — Доброе утро, Ваше Высочество.