Теплая Франция

Конец не очень изматывающей недели и Тэхен смог наконец-то ворваться в студию, чтобы показать неповторимый мастер-класс и убить на поражение каждого и каждую. — Тэхен Делоне, какая приятная встреча, — вверх по массивным ступеням сопровождала его госпожа Фреэль, которая, собственно, здесь всем и заправляет, но встретить ее можно крайне редко, ведь она женщина занятая, светская львица, роскошная и труднодоступная. — Я весьма польщен вашим появлением, госпожа Фреэль, — Тэхен тепло улыбнулся, цокая туфлями. — Как вы? — Я как всегда на высоте, Делоне, ты же знаешь, — уверенная она вскидывает голову, темные локоны едва дернулись из-за обилия лака, которым она, точнее личный визажист, укладывал волосы, чтобы и вправду быть всегда на высоте. — Пройдем со мной в кабинет, — зовет она, и Тэхен не может отказать. Изнутри кабинет выглядел роскошно: дорогие стулья, скамьи, подставки с вазами, гобелены и широкие окна. Это не какой-то маленький скромный кабинетик, чтобы в бумагах рыться, а целый зал, где женщина могла оценить некоторых из ее любимчиков, в это небольшое число входил наш француз, не всегда охотно здесь показывая балетные связки и не только. Тэхен присаживается в мягкое кресло, сохраняя осанку, непроницаемость лица, возле столика госпожи. — Поговаривают, что ты невежливо общаешься с ученицами балета, — присаживается женщина, улыбаясь. — Вы позвали меня из-за этого? — и он не отрицает, потому что правда. А слухи, по всей видимости, ползут. — Конечно нет, да и кто я такая, чтобы отчитывать самого Тэхена Делоне? Вздор! Француз же на это смеется. — Так хорошо, Делоне, перейдем к делу, — она укладывает ладони на стол, вглядываясь в глаза напротив. — Есть одно предложение — не хочешь стать балетмейстером в Академии Цюрих? Я знаю, знаю, — прерывает чужой вздор, — что они тебя не взяли по глупейшей причине, но Тэхен, это шанс для тебя. Тэхен ушам своим не верит, да и глазам тоже... Это какое-то безумие, в самом деле, может сейчас и Сатана появится? — Мне двадцать три, какой из меня балетмейстер? У меня даже образования нет должного. — Брось, Тэхен. Ты бриллиант, забыл? Такие, как ты, за кулисами, а не на главной сцене пляшут. Ты особенный, — пронзительно смотрит женщина, почти в душу. — Сам подумай, в тебе есть все для лучшего балетмейстера: требовательность, энергичность, психологическая устойчивость, рассудительность, инициативность, — Фреэль и не думает заканчивать, — авторитарность, в конце концов, ты можешь без сожаления исключить из постановки танцора, который не справляется, ты умеешь планировать и контролировать, — сколько же похвалы сегодня. — В тебе есть и профессиональные знания: хореографическое искусство, понятие ритма в танце, история искусств, композиция и постановка танца. А что насчет образования, то я со всем договорюсь, тебя возьмут за твои голубые глаза, за которые они тогда тебя прогнали, бестолочи, — ворчит она, — если тебе настолько важно образование, то можешь получать его параллельно преподавая, это не проблема, мальчик мой, — улыбается она в окончании своей длинной речи. — Госпожа Фреэль... мне нужно подумать, это сложно, понимаете, — виновато отвечает француз, все слишком внезапно. — Конечно, мой дорогой. У тебя в запасе еще два месяца, но не затягивай! — Спасибо, госпожа, — Тэхен встает, направляясь к дверям, — я пойду. — Хорошо подумай, Тэхен, нельзя упускать такой шанс. Он дается раз в жизни, — говорит она на прощание, и дверь захлопывается. Тэхен спешно спускается, идет в пустую гардеробную, чтобы переодеться в удобную для него, не сковывающую движения одежду, а в шкафчике лежат его пуанты, на которые он смотрит с некой печалью в глазах, решая притронуться к... родному. Первые аккорды, а кульминация мелодии раскрывается так же быстро, как и бутон. Юноша неземной красоты, волосы его, словно отборный шелк, блестят, губы на вид слаще сахарных ягод, черты лица околдовывают своими темными чарами. Одеяния француза черны, как ночь, его прекрасное тело облачает трико, подчеркивающее все изгибы, к которым прикоснуться хочется, только короны из белого золота не хватает, обозначить, что он принц лебедей — Александр. На ногах черные пуанты с широким бантом, такие подходящие к стройным лодыжкам. Длинные ноги резкими взмахами рассекают воздух, с определенной периодичностью сгибаясь в колене. Он кружится, как заведенный, вкладывая все свои чувства в эту картину печали, отдавая всего себя, словно в последний раз с такой отдачей, и он является прекрасным оружием, его мишень должна скоро настигнуть, показать путь, пожертвовав собой, определенно. Не знает, в голове такой бардак, госпожа Фреэль озадачила, заставив думать много, не понимает, как дальше жизнь собственную строить. Балетмейстер? Он достоин, он может, и Тэхен это понимает, но в голове зудящая обида сидит, несбывшиеся мечты маленького сердца, которое разбила когда-то комиссия с усмешкой, и мужчина, что изложил свои мысли о карьере через постель еще в такой непристойной форме. Он сможет, будучи балетмейстером, и дальше танцевать, более углубленно, показывая ученикам и оттачивая каждую деталь, что должна быть доведена до совершенства. Он все это сможет, пусть и не сразу все получится, ведь он совсем не преподаватель, но все остальное придет с опытом. Только беда — мечта парить на сцене только мечтой и останется. Танцевать до самой пенсии в кордебалете его не привлекает совершенно, никакого прогресса. Это сложная иерархия, где конкуренция звериная, пробиться крайне сложно, чтобы тебя хотя бы в лицо запомнили и захотели забрать. За спортом, искусством, легкостью всегда стоит грязь, боль и слезы. Тэхен видел множество молоденьких девиц, что плакали, падали в обмороки, кричали натужно от проблем, взращенных балетом. «Лица женского пола весом свыше пятидесяти килограмм на занятия дуэтом не допускаются, но обязаны присутствовать в качестве наблюдателей.» Тэхен отчетливо помнит эту вывеску, что преследовала его всюду, сердце уже не билось от сожаления, таких здесь не любят: слабых, ноющих, вечно недовольных и не готовых жертвовать. Даже если это собственное здоровье. Всем все равно. Важны репетиции, предстоящие выступления, общая картина. Остальное все неважное, отведенное на задний план, а боль необходимо прятать, нужно думать головой, принимать верные решения, и каждое решение всегда должно быть в пользу балета. Тэхен никогда много не весил, его максимум шестьдесят три килограмма при его росте, который совсем немаленький. Соблазн — он есть всегда, вокруг его полно, сдаться можно в любую минуту. У француза с психикой все в порядке, она у него устойчивая, крепкая и не расшатанная, даже проблем с едой нет и мыслей об этом. Нужно работать на пределе возможности, причем на протяжении всего пути, всей жизни. Заключительные движения и он падает на пол, голову поднимая, встречаясь со своим отражением через стекла во все стены напротив, видя растерянные глаза, но в них есть еще упорство, огонь, желание стать человеком. Если бы этого не было, то Фреэль и не пыталась ему помочь, он был бы обреченным. Но тело извивается, он лебедь, кошка и безумец, в глазах невинность, сталь и страсть. — Господи, Делоне! Какая филигранность, какая точность, словно твое тело было высечено при помощи резца, — завороженно говорит Фреэль, закрывая за собой дверь, наблюдая за Тэхеном, что с полов теплых поднялся. — Я думал вы уже ушли, — Тэхен выбившиеся пряди поправляет. — Уже бегу, у меня сегодня встреча в ресторане с одним балетмейстером, представляешь? — завороженно говорит она, словно хвастается. — Кстати, — вспоминает и ахает женщина, — тебя спрашивал один мужчина, — Делоне напрягается. — Господин Чон, кажется. Сказал, что будет ждать тебя на улице. Тэхен смотрит, словно не верит, что за чушь. — Кстати, кто этот красавчик? Твой мужчина? — интересуется она, улыбаясь с зубами. Госпожа Фреэль определила ориентацию Тэхена в момент, когда только увидела его. И это далеко не из-за балета. Тэхен в принципе не выглядит женственно в привычном людям понимании, но и как мужлан в юбке тоже. Это что-то более высокое, не подвластное разуму для ясного объяснения. Он столь же воздушен и неосязаем, незыблемо прекрасен, вызывающий трепет одним своим существованием, заставляющий влюбляться. Истинное совершенство. Да, Тэхен знает, как он может влиять на людей и может делать это намеренно в отношении одного конкретного человека, используя все свои умения, таланты, красоту. Но он, к счастью или к сожалению, смертный человек, который смущается, грустит, злится и испытывает множество сомнений, пугается собственных чувств. Бриллиант с чувствами. — Что? Нет! — слишком яро и пылко. — Мы с ним немного пообщались, слава моему покойному отцу, что учил меня корейскому, и он показался мне безумно грамотным, вежливым мужчиной, а главное джентльменом, и еще понятно, что он не равнодушен к тебе, — Фреэль делает серьезное заявление. — Госпожа, — вымученно. — А ну, молчать мальчик-балерун! Ты конечно сильный юноша, телом и духом, но слишком много на себя возлагаешь порой, тебе необходим человек, с которым ты будешь отдыхать, от которого ты будешь получать ласку и нежность, а не стертые в кровь пальцы. Тэхен растяжку делать начинает, как заведенный, будто ему заняться нечем. — Он старше меня. Словно его только это смущает. — Опытный, зрелый, знает чего хочет. — На четырнадцать лет. — Пустяки. Любви все возрасты покорны, а ты для двадцатитрехлетнего слишком взрослый. — Вдруг у него есть жена? — Кольца нет, да и он не мальчишка, чтобы играться с тобой на стороне. — Он кореец. — И что? Ты сам наполовину кореец. — Я даже не знаю, чем он занимается! — Спросишь. Уверена, он безумно богат, Делоне. И Тэхен прячет лицо в ладонях, это невыносимый спор! — Приведи себя в порядок, улыбнись голубыми глазками, — касается она его лица, натягивая кожу, — боже мой, какие же красивые глаза. Он уже тобой очарован, тебе остается только пойти навстречу, уверенными шагами. Я верю в тебя, Тэхен! — и уходит, не давая и шанса на ответ. Что за странная женщина, в самом деле. Он вымученно стонет, двигаясь к двери следом, прямиком в раздевалку, а ведь он даже не успел позаниматься, подумать и так далее. Настойчивый Чон очень вовремя, пусть он может дальше свои мышцы разогревать в приятной агонии, но после такого, не сможет собраться с мыслями. Тэхен переодевается спешно, в зеркало смотрясь, поправляя свои волосы, а он, как назло расческу забыл, поэтому пытается пальцами уложить пушистые пряди, зная, что легкий ветер все равно свою игру устроит. — Quel cauchemard! Лицо блестит, сияет, он явно недоволен своим внешним видом на данный момент, начиная раздражаться. Но, Делоне кожаный ремешок сумки на плечо надевает, приводя рваное дыхание в норму, и, наконец, идет на выход, к Чону, что дал о себе знать спустя несколько недолгих дней. — Monsieur, vous êtes terrible, — спускаясь по антуражным ступеням подает французскую речь, обращенную к мужчине, что смотрит на него, как завороженный. — Необычайно красив, умен и драгоценен, — ладонь тэхенову берет, оставляя невидимый отпечаток своих губ. — Здравствуй, Тэхен, — и протягивает аккуратный букет, на этот раз это «Early Grey» — уникальный цвет, светло-серебристый с оттенком лаванды в самом центре. Антикварные и романтичные розы, которые Тэхен принимает, а вся малейшая злость улетучивается в миг. — Второй букет, господин Чон, — акцентирует внимание, вдыхая пленительный аромат. — Тебе нравится? — Мы с вами не в таких отношениях, чтобы вы мне цветы дарили, — совершенно спокойно разъясняет француз, подушечками пальцев дотрагиваясь до нежных лепестков. — Для этого нужны особые отношения, Тэхен? — Чон прячет ладони в карманах брюк, вновь одет с иголочки. — Разумеется, господин, — хлопает пушистыми ресницами француз, невинно конечно, словно непорочный ангел, а сам похоже — скрыто флиртует, но для Чонгука это зеленый свет. — Только увидел тебя, а я уже голову потерял, — приближается мужчина, а Тэхен и не пятится назад, только букет крепко в руках держит. — Что ты делаешь со мной, французский мальчик?... — он дотрагивается пальцами до шелковистой кожи лица, очерчивая его контур, не переходя границы дозволенного. — Я вам безумно благодарен за цветы, господин Чон, правда, — он совсем сбит с толку. — Можно продолжать? — неизвестно что это значит, но Делоне кивает, понимая, что разрешает, свободу дает. — Хорошо. Глаза в глаза, Тэхен слушает тишину, звон в ушах, что рвется наружу. — Спасибо, что уделил мне внимание, — отрывается от лица, оставляя горящую от прикосновений кожу. — До новых встреч, Тэхен. Он уже собирается уходить, но Тэхен резко дергает его за локоть, вынуждая повернуться и выгнуть бровь вопросительно. — Не хотите выпить со мной вина? — неожиданно для самого себя вываливает, чуть ли язык не прикусывая. — Вы ведь не заняты? — Чон молчит, значит не занят. — Тогда приглашаю вас к себе, — решительно, но с ноткой дрожи в голосе. Чонгук немного удивленно смотрит, затем улыбаясь красиво, но он француза, конечно, совсем не понимает, а отказаться не смеет, он слишком воодушевлен. А Тэхен и сам не знает, что он творит, но вдруг ему внезапно захотелось этого, а еще вспомнились слова госпожи Фреэль, возможно, она права, и Делоне нужно хотя бы попробовать. В гости так внезапно не зовут, это невежливый тон, да еще и мужчину, который ухаживает за тобой... но господин Чон ведь лишнего не подумал? У Тэхена много мыслей в голове, кажется, еще больше, чем у Чонгука, который вновь ему дверь автомобиля открывает, продолжая вести себя уважительно, видимо, господин Чон весь такой. — Я хочу многое спросить о вас, мне очень интересно, — признается он, под легкую мелодию очередной песни. — Что мешает? — Ничего... Но я хочу потянуть с этим. Вы же расскажете мне все позже, когда я попрошу вновь? — Конечно, — с улыбкой, и Тэхен выдыхает. Ему действительно интересно, он должен спросить про все на свете, но не сейчас. Иногда страх узнать что-то плохое захлебывает сознание. — О чем вы говорили с госпожой Фреэль? — утоляет свою любопытную натуру Тэхен. — О тебе. Он не сомневался, но из чужих уст это звучит... слишком. — Конкретнее, господин Чон. — Сразу же говорю — тебе это не понравится. — Ну же, не томите! Чон хрипло смеется. — Я признался в своих намерениях в отношении тебя, а эта прекрасная дама меня поддержала, взяв с меня одно обещание. — Обещание? Какое же? — вновь слова, сказанные ранее пропускает мимо ушей. — Секрет, Тэхен, — глядит на него Чонгук, ухмыляясь. — Но вы его исполните? — Я очень постараюсь, — на полном серьезе. Они доезжают быстро до пункта назначения, Тэхен чувствует себя так странно, когда мужчина поднимается следом за ним, дыша в спину. Здесь никого не было, кроме Чимина, что сам является безумно редким гостем. Что уж говорить о других мужчинах, Тэхен не тащил их в свою кровать, даже на порог. Можно считать, что господин Чон первый. — Проходите, пожалуйста, — он бежит быстрее за хрустальной вазой и в ванную, чтобы воды набрать для цветов. Тэхен без понятия, как с такими дорогими розами обращаться, чтобы они дольше стояли, он в этом не специалист. — Я без понятия, как ухаживать за этими цветами, господин Чон, извините, — сообщает он, ставя вазу с розами на самое видное место. — За что ты извиняешься? — искренне не понимает. — Они ведь, наверняка, дорогие, а завянут, благодаря мне, на следующий день. — Но тебе было приятно получить цветы от меня? — выпытывает Чон. — Да. — Тогда про остальное забудь. Главное для меня это то, что тебе приятно, — Чонгук рассматривает светлую квартиру, а Тэхен только сейчас понимает, что мужчина отлично вписывается в эту обстановку, конечно, это явно не его уровень, но все же. — Прекрасная квартира для не менее прекрасного юноши, — подытоживает он, смеясь. Тэхен старательно игнорирует и розовое вино Clarendelle Rose разливает по пузатым бокалам, чувствуя чужие глаза у себя на затылке, что сейчас просверлят в нем дыру. — Скажете тост, господин Чон? — настаивает Тэхен, ему просто сказать сейчас абсолютно нечего. — Хорошо, — сразу же соглашается. И господин Чон мурлычет: — Твоя сладкая улыбка – это счастье, твой нежный взгляд – это счастье, — Тэхен оставался спокойным, мелодичный голос обладал всеми теми мужскими тонами, которые, как он считал, исчезли из большинства мужских голосов. В нем было понемножку от изумления, приказания, чувственности; этот голос определенно ласкал его слух, как бы он не хотел этого признавать, — твой соблазнительный голос – это тоже счастье, — и французу хотелось слышать его снова и снова. Вино аромат красной смородины и малины источает. Легкое, фруктовое во вкусе с освежающей кислотностью. Француз прикрыл глаза, ощущая, как мужские прохладные ладони движутся по его груди, открытой шифоновой рубашкой. Он вздохнул, прежде чем смог обрести контроль над собой. Глаза его быстро открылись... и он обнаружил, что смотрит прямо в черные глаза бесстыдные, которые смотрят по-особенному. Капля сладкого вина скользнула вниз по груди, укатываясь далеко в закрома ткани и тела изворотливого. Еще, еще, еще и воздух жарок, и еще, везде, наощупь, на вкус, жадными руками, еще, воздух, ты, и пахнет тобой, и на губах ты, и еще, еще, глубже, сильнее, все вокруг, влажно, горячо, темно, невыразимо, и воздух криком, и еще, еще, ближе, ближе, дышать, держать, прижимать, исступленно ласкать все, все вокруг и тебя, и воздух, все едино, все окружает, проваливается внутрь, все мое, хочу, хочу, люблю тебя, бессвязный шепот и темнота, — желание до одурения. — Словно ангел, спустившийся с небес, — Чон вновь погрузил свои пальцы в бокал с розовым и провел ими от плеча Тэхена вверх к шее и вдоль подбородка. Еще одна капля скатилась по его раскаленной коже, что жаждала непонятно чего, но определенно не конца. На Тэхена словно напал столбняк, как если бы он был одной из статуй в саду, а каменный пол — ее постаментом. — Господин Чон... — притворившись, что не услышал, произнес он, а рука, державшая бокал, ослабла, и он закачался. Капли бледно-розового напитка выплеснулись Чонгуку на руку, и он забрал у Тэхена бокал. Его влажные пальцы мягко коснулись губ француза, потом скользнули на подбородок и шею, пока не достигли изящной ложбинки у основания горла. — Пульсация жилки на твоей шее... это ритм моей жизни, строгий метроном моего дыхания, музыкальный такт моей любви, — шепчет Чонгук, а его слова были такими же ласковыми, как и пальцы. Кожа Тэхена, конечно, затрепетала там, где он коснулся его, прохлада медленно поднималась во влажный вечерний воздух, оставляя француза еще более разгоряченным, чем раньше. Он взглянул вновь в его темные глаза, бездонные в естественном освещении, и позволил слабой улыбке появиться на губах. — Не слишком ли это, господин... Ножка флейтообразного бокала хрустнула в руке Чона, и бокал выпал, разбившись вдребезги, раздался резкий звук. И в эту же секунду он оказался позади Тэхена, его руки обхватили тонкую талию и сжали ладони там, где он вынужденно опирался о кухонную стойку. — Что... Рот Чонгука оказался возле уха Тэхена, распаляя его, словно мальчишку: — Ты бы знал, как я хочу тебя поцеловать, птенчик, — его пальцы сплелись так, что скоро тэхеновы ладони целиком оказались в его руках. — Но я не позволю себе такую роскошь сегодня, — а Тэхена кроет, окончательно и бесповоротно, от чувств смешанных внутри. — Только сегодня? — заикаясь произнес Тэхен. — Кто знает, — стальной пресс тела мужчины, сдавивший его, почти совсем ослаб, Чон освободил руки Тэхена, и его длинные пальцы покрыли чужие ладони. — Я хочу, чтобы ты тоже этого хотел, понимаешь? — Тэхен понимает, понимает слова, ласкающие всю душу, но самого себя не понимает, такое впервые. Тэхен даже не замечает, как с его губ срывается тихое: — Чонгук... — Ты опасный, безумно. Его теплые руки теперь ныряют под легкую ткань Тэхена, который даже не знает, как правильно реагировать на чужие прикосновения к его впалому животу, ребрам и груди. — Скажи, чтобы я ушел, — горячо шепчет мужчина куда-то в шею, и Тэхен смотрит расфокусированным взглядом в потолок. — Душа моя... скажи, ради меня. Хочет ли Тэхен? Точно нет. Но ему приходится вынужденно произнести... — Уходите, Чонгук, — полушепотом. ... иначе они оба сойдут с ума. Чон уйдет, на прощание руки примется целовать, кончит тем, что станет покусывать их. Кровь прильнет к лицу Тэхена, внезапный порыв страсти ослепит его. Они больше не говорили: их закружило одно безумное желание, которому поддавались оба, забыв обо всем на свете. Мужчина оставит запах дорогого парфюма, который еще долго будет в воздухе витать, Тэхен глупо улыбаться будет, допивая оставшееся вино прямо из горла бутылки, ожидая следующую встречу, его сердце сжимается... А цветы на следующий день не потухнут. С любовью подаренное живет если не вечность, то очень... очень долго.