Теплая Франция

Его белая одежда и голые ноги на кварце. Притягательная красота. Как оторваться? Тэхен решил, как следует растянуться, надев перед этим любимую для тренировок, обтягивающую одежду, которая всю сознательную жизнь была обязательным атрибутом в его нескромном гардеробе. Француз всегда был хорошо сложен: прямой стан, постоянно расправленные плечи, плоский, подтянутый живот, и сочные формы с яркими изгибами завораживали. Тэхену нравится отражение в зеркале, которым он любуется по несколько раз на дню, а в последнее время эта любовь — красоваться перед зеркалом возросла, а всему виной Чонгук, который делится своими рубашками и кофтами, что всегда большие французу, прикрывающие деликатные места, в которые так же деликатно целуют ранним утром. Набрав парочку килограммов, Тэхен стал выглядеть еще превосходнее, и господину Чону хочется его себе еще больше, просто до скрипа. Себе в постель. Обратно. Француз выполняет джазовый шпагат, когда одна нога вытянута, другая согнута сзади в колене, он прижимается грудью к ноге, затем медленно возвращается в исходное положение, плавно разгибая спину. Тэхен, показывающий свою безупречную растяжку Чонгуку, который явно сейчас сверлил жадным взглядом длинные ноги, эти тонкие, оголенные, как провода — щиколотки, и подтянутые формы — это невероятное зрелище. Настолько красиво, что господин Чон может поделиться. Он ревнивый, потому что уже привязан, потому что любит очень сильно, а с самооценкой у него все в порядке. И контролировать Тэхена он не собирался, и не собирается. Если человек захочет, то он изменит, уйдет, и гадостей наделает. А он уверен, что Тэхен не такой, и удара в спину не ждет, зачем ему это? Нужно жить, а не думать о возможном предательстве, и расставании. Нельзя жить страхами. Возвращаясь к ревности, Чону не нравится, когда на Тэхена с желанием смотрят женщины или мужчины, но куда без этого, раз его мальчик столь прелестной красоты? Он мог поделиться взглядами, потому что Тэхен с ним, потому что они каждый день выбирают друг друга. Это дорогого стоит. А Тэхен всегда чувствовал, когда господин Чон начинал ревновать, и это совсем не злило, поскольку они оба все понимают. Тэхен и сам, оказывается, тот еще ревнивец. И чего греха таить? Чонгук тот самый мужчина, о котором большинство мечтают: красивый, богатый, высокий, с манерами, умеющий ухаживать, да и просто он притягательный на каком-то другом уровне. Все это Тэхен понимал, поэтому его губы расползались в ядовитой улыбке, когда он демонстративно лез целоваться, пока девушка, что пилила его мужчину глазами, теперь смотрит как этот же мужчина ласкает языком другого, сжимая талию, притягивая ближе. Это даже смешно. Тэхен и вправду изменился. Когда бы он стал публично целоваться из-за какой-то мадам, которой все равно здесь ничего не светит? И, возможно, он не изменился, а раскрылся, став самим собой. Тэхен оборачивается в пол-оборота, он уже, как пару минут чувствует мужчину. О, этот тяжелый взгляд невозможно не почувствовать. — Нравится? — длинные ресницы порхают, а он сам не улыбается, очень сосредоточен на чертовом шпагате, и на мысли, что скоро они отправляются в аэропорт. Чонгук без зазрения совести обходит француза, становясь перед ним, чтобы удобнее было смотреть, но черта с два. Тэхену необходимо голову задирать, чтобы в глаза чужие взглянуть. Нечестно. — Мне соврать? — Будь добр. — Я лучше промолчу, — извольте, но врать о таком он не может. Тэхен прогибается под взглядом мужчины, красиво ухмыляясь, словно находясь в густом тумане. Чонгук захватил его врасплох, когда опустился перед французом. У Тэхена раньше не было опыта в близком общении с такими мужчинами, как Чонгук, поэтому для него все ощущалось слишком остро. Каждое прикосновение. До сих пор. Можно ли к этому привыкнуть? Господин Чон провел губами по его губам, и обещающая влажная теплота опьянила Тэхена. Когда-то он ожидал обольщающую ложь, а получил правду, но обольщающую сильнее, чем ложь. — Чонгук, — красивый шепот в губы, там же влажное дыхание, которое хочется глотать. — Нам еще лететь бок о бок, около десяти часов, — напоминает он ненасытному до поцелуев. — Сколько можно целоваться? — и самому смешно. Самое интимное, что Чонгук испытывал с Тэхеном — спокойствие, которое ищут на вершинах гор, в отелях Франции и в лютой тишине, он же нашел, обнимая эти хрупкие его плечи. Тэхен, вставая улыбается, да так красиво, что умереть хочется. Умереть, чтобы потом возродиться, существом мистическим стать, что кровь испивает на завтрак, обед, и ужин. Чтобы быть всегда вместе. — Ты не жаловался на боль в губах, драгоценность, — указательным пальцем касается чужой тонкой кожи губ, проверяя, пока Тэхен бдит с замиранием. — А если пожалуюсь? — смело парирует, понимая, что его бы и боль не остановила. — Тогда мы будем вынуждены взять перерыв в наших любострастных поцелуях, — задумывается Чон, пока Тэхен хмурит брови. Он серьезно? — Такой вы скучный, господин Чон, — с наигранным голосом, а глаза закатываются далеко-далеко. Тэхен губы дует, словно обиженный, и срывается фальцетным криком, когда его подхватывают за мягкие места, и целуют куда-то в чувствительные ключицы. — Да, я такой, — горячие ладони под одеждой, прилегают к горячей пояснице, все тянут и тянут. — Когда уже можно будет посмотреть татуировку? — в глаза заглядывает. — Вот если мне понравится ваш дом в Сеуле, тогда и посмотрите, — строгим голосом, разбивая сердце наповал. — Любишь заставлять меня страдать. — Не притворяйтесь мучеником, господин Чон, умоляю. — Умолять будешь на коленях? — и смеется. Тэхен кусает мужчину за щеку, выпуская горячий язык, вызывая утробный смех. Умолять на коленях? Да хоть каждый день. Господин Чон называет Тэхена смелым птенчиком, крепко за руку держа, пока они присаживаются на свои места в бизнес-классе. Тэхен предвкушено прикрывает глаза, ведь он не верит, что совсем скоро окажется там, откуда идут его корни, откуда родом Чонгук. Увидит места, которые видел только на фотографиях в интернете. Сдержанно ластится к мужчине, пытаясь не взорваться от счастья, но его совсем не сдержанно целуют в губы, доводя до жара. Тэхен знал, что расстается с Парижем больше, чем на неделю или месяц. Как и знал, что сам не захочет быть с Чонгуком на расстоянии ведь, когда познаешь всю ласку партнера, то без нее уже жаждешь. И он уверен, что в Сеуле ему понравится, но готов ли он остаться там навсегда? Это уже другой вопрос, пока у них нет обязательств оставаться на одном месте. Чонгук ладонь француза подносит к губам, невидимый отпечаток оставляя, и шепотом произносит: — Я так счастлив, — а Тэхен со всей нежностью и благодарностью улыбку дарит. В глазах голубых море волнуется, там же и маленькие капли слез скапливаются, которые Чонгук тут же забирает подушечками пальцев — до остатка. Тэхен же хватает ладонь мужчины, замечая не в первый раз, что кожа у ладоней другая — очень отличается от его нежных рук. У господина Чона каждая тонкая линия на ладони — это история, что мир увидела, многое пережила. Тэхен любит лезть к мужчине по утрам, особенно сильно любит, когда эти руки, что всегда такие горячие, обнимают его лицо, поэтому он часто сам ползет к ладоням, прижимаясь щеками. Для Тэхена держаться за руки это нечто необыкновенное, словно один маленький мир сливается с другим миром, создавая при этом целую историю, совершенно точную и неповторимую. Любит, когда его холодные руки Чонгук с трепетом греет. Тут же становится невероятно тепло не только рукам, но и в сердце, где в одну минуту происходит сто двадцать пять ударов. Тэхен делится мыслями, чувствами, переживаниями, и все это через — касания. Через касания, которые Чонгук всегда понимает, будто так и было задумано природой: два совершенно разных человека однажды взялись за руки и больше не расставались друг с другом. — Сухие, — оповещает француз, поглаживая руки тепла, чувствуя немного огрубевшую кожу, что все равно так приятна на ощупь, ведь — любимая. Но Тэхен хмурится, потому что он постоянно напоминает Чонгуку пользоваться его увлажняющим кремом, чтобы потом ладони мягкие, пахнущие одинаково соединять. Тэхен больше предпочитает уходовое масло, особенно, когда оно находится в привлекательной бутылочке, от которой глаз не оторвать. Его любимое — это принять ванну с пышной пеной, чтобы расслабиться, а потом покрыть голые телеса жирным маслом на еще влажное тело, чтобы оно быстрее впиталось. И Чон никогда не устоит перед обнаженным французом, проходящим мимо, после душной ванной комнаты, не упустит момент — загрести в «дружеские» объятия мальчика, которого он приласкает на большой постели, жадно выцеловывая ключицы, во впадинах которых остатки масла переливаются в приглушенном свете, что так сексуально выглядит. — У тебя мягкие, — Чонгук в ответ терзает молочного цвета кисти рук. — Мои любимые, — он боготворит. — Любишь мои руки больше, чем меня, — хитро улыбается, а глаза-то, вон какие радостные. — Я люблю тебя всего. Каждый сантиметр, Тэхен, — робкий поцелуй в тыльную сторону ладони, где все горит синим пламенем. Тэхен губы кусает, а сам краснеет. — И каждый миллиметр? — взмах ресницами. Опасный приемчик. — Разумеется. Голубые глаза сверкают, светлые пряди волос падают на чужое плечо, а изо рта вырывается довольный вздох. Любит он, что Чонгук сам по себе не очень разговорчивый человек, но с ним всегда разговаривает, не дает Тэхену в пустоту кричать. Самое ведь главное в отношениях это говорить? Тэхен уверен, что да. Если бы люди чаще разговаривали, доверяли свои мысли, то и жизнь, может быть, счастливее была. Выражение frappè par la foudrè и le coup de foudrè имеют в своей основе одно и то же слово — foundre. Французы хорошо понимали, что любовь подобна удару молнии, она также смертоносна. Смертоносна? Тэхен знает, что да. Что случилось с ним, если бы Чонгук его бросил, прямо сейчас, в эту секунду? Одному только дьяволу известно. Но француз уверен на все двести, что он бы умер — не в прямом смысле, но также мучительно. Думать о таком совсем не хочется, ведь рядом с ним любимый мужчина, который вселяет надежду на светлое будущее, где сладкие поцелуи будут каждое утро брать свое начало с мягких ладоней и заканчивать... Они не закончатся. Слишком ли все это? А кто знает. Тэхен как-то уже не хочет париться из-за таких вещей. Нет никакого «нормально» в их жизни, есть только необъятный комфорт друг с другом. Да, все закрутилось слишком быстро, словно служебный роман, но они не в первую очередь любовники, даже не во вторую. Некоторые осудят, сочтут Тэхена легкодоступным юношей, что повелся на деньги, поэтому ноги раздвинул. Но кто сказал, что нельзя так быстро довериться, полюбить, почувствовать человека всей душой? Тэхен сам когда-то не верил, считал любовь сказкой, а сейчас не представляет свою жизнь без человека, что поодаль сидит, ладонь крепко сжимает, обмениваясь счастьем. Это счастье у них совместно в крови циркулирует. Тэхен недовольно стонет, когда они покидают аэропорт Сеула, потому что он невероятно устал, но Чон держит его за руку, чуть ли не тащит в автомобиль, который приехал за ними. — Устал, маленький, — Чонгук приобнимает Тэхена на задних сидениях. — Поспи, — и Тэхен уже очень довольно улыбается, засыпая на чужом плече. Господин Чон всю дорогу ехал до безумия счастливым и радостным, потому что возле него — его смысл жизни, французская любовь, которая сегодня будет спать на его кровати. Они будут спать на их кровати. По крайней мере он надеется, что Тэхен не прогонит его в другую комнату. А ведь он может, не сомневайтесь. Тэхен неожиданно открывает веки, сладко причмокивая, как ребенок, осознавая, что очень выспался за эти два часа, пока они были в дороге. И за это время, он успел обо всем позабыть, поэтому, когда понимает, что находится на руках Чонгука, начинает кусаться. — Выспался, любовь моя? — даже не возмущается, слишком любит. — Отпусти меня! — громко, но без какой-либо злобы, Тэхен просто понял, что они приехали, и прямо перед его глазами тот самый дом, в который они обязательно приобретут рояль. Тэхен ошарашенно смотрит, когда стоит на своих двоих. Проходит следом за Чоном, держа его под руку, ему открывают дверь, пропуская внутрь. В воздухе витает родной запах. Родной даже Тэхену, ведь запах Чонгука. Тэхен громко сглатывает, когда чувствует на плечах длинные пальцы, что доводят до мурашек и тепла. — Нравится? — зарываясь носом в волосы француза, спрашивает господин Чон. — Слишком... — Тэхен тут же поворачивается к нему, льнет ближе, окольцовывая шею. Цепляется за одобрительную улыбку мужчины. — Я хочу все здесь осмотреть, можно? — Это теперь и твой дом тоже, — для Тэхена это кажется обычной фразой, которая в очередной раз подчеркивает, что они — будут жить здесь вместе. Но кто сказал, что Чонгук не хочет подтвердить свои слова на бумагах, чтобы этот дом действительно принадлежал и Тэхену? Кто сказал, что Чонгук не построит еще с десяток домов своему любимому ангелу? Все обязательно будет. У господина Чона в голове множество планов — для них двоих — все выполнятся. В этом нет сомнений. Тэхен, действительно, бежит осматривать территорию дома, и поражается все больше, и больше. Чон объясняет, что главной особенностью строения дома является наклонная крыша, благодаря чему крыша и фасадная стена образуют одно целое. Другой яркой особенностью здания являются угловые окна, которые установлены глубоко в фасадах, образуя своеобразные коробки. Планировка помещений выполнена таким образом, что комнаты имеют большие угловые окна, откуда открывается панорамный вид на окружающий ландшафт. С западной стороны дома оборудована большая палубная терраса, откуда открывается панорамный вид на местный ландшафт. Лестница с балконом ведет в спальню, обеспеченную визуальной связью со спокойным бассейном и беседкой внизу. Тэхен подмечает, что сделано все с умом и со вкусом, как он и любит. Конечно, Тэхен не эксперт, но у него есть вкус, и, как хорошо, что вкусы с Чонгуком у них одинаковые. — Сколько лет строился этот дом? — интересуется Тэхен ведь правда, интересно. — Около шести лет. — И сколько тебе было, когда он окончательно был готов? — Кажется, тридцать два, — обнимает со спины, сжимая ласково талию в ладонях. В Тэхене что-то щелкает, он удивляется, хлопая густыми ресницами, что трепещут и блестят, понимая, что здесь даже сам Чонгук толком не жил, предпочитая просторные квартиры недалеко от офиса. Сердце почему-то сжимается, ведь господин Чон, будучи успешным человеком, все равно был безумно одиноким. И Чонгук знал, каким образом, избавляться от липкого чувства: завалить себя кипой бумаг, чтобы перед глазами был только океан, состоящий из букв и цифр. Тэхену жаль. Жаль, что они были такими одинокими, потерянными, как слепые котята. И как же хорошо, что больше не придется убегать от реальности. Им больше не придется. Тэхен задержал дыхание на несколько секунд, почувствовав, как бархатистые пальцы сомкнулись вокруг его талии, как мужчина продвигается ближе, становясь вплотную. Носом Чонгук уткнулся в светлую макушку волос, вдыхая резкий запах шампуня, тот самый, от которого сердце совершает кульбит. Как же хорошо дышится: свободно. В голове мужчины только одно: он рядом. Всю сознательную жизнь ему не хватало тепла, любви, банальной поддержки. Теперь же он ощущает родное, такое любимое тепло, от которого уже зависим. Чонгук вцепился так сильно, не желая отпускать, будто от этого зависела вся его чертова жизнь. И ведь правда зависела. — Ты в замешательстве, — успокаивающий голос, ласкающий краснеющие ушные раковины, выдыхая тепло воздуха в манящий загривок, доводя до сладкой дрожи. — Тебе нужно время, чтобы привыкнуть. Тебе нужен отдых, любовь моя. Тэхен дышит: спокойно и рвано. Чонгук точно прав — он в замешательстве, ему необходимо время, чтобы ко всему привыкнуть. И, боже, Тэхен рад, что Чон настолько понимающий человек, готовый ждать. Дело не в том, что он недоволен таким исходом событий. Напротив — француз безумно рад. Однако, необходимо адаптироваться в незнакомой стране, где на каждом шагу не французский и английский, а такой быстрый корейский. Корейский такой странный, упростите его, молю! Пусть, Тэхен знает и понимает корейский язык, даже нормально общаясь с Чонгуком, но все же иногда возникают трудности в построении внятных предложений. Возможно, Чонгуку правда лучше начать учить французский. Необходимо привыкнуть к такому большому дому, ведь раньше он никогда не обитал в таких местах, даже в гостях не был. Это очень ново. Рядом Чонгук, который будет держать за руку, охранять его сон, поэтому Тэхен привыкнет быстро, он уверен. — Самое главное, что мы вместе, — произносит Тэхен на выдохе, касаясь указательным пальцем чужих губ, очерчивая их красивый контур, который он так любит выцеловывать. Люди не умеют любить, ждать, пытаться, отдаваться сполна своему партнеру, но у них отлично получается причинять боль, пытаясь оправдаться, а эти оправдания — нужны только им самим, для собственного спокойствия. Люди не берегут друг друга и не пытаются разобраться в чувствах и мыслях другого. Звучит страшно. В жизни главное совпасть: интересами, мыслями, чувствами, желанием друг к другу. Любовь границ не знает, она заканчиваться не умеет. Тэхен помнит, как Чимин ввязывался в дешевые романы, думая, что по уши влюблен, а потом сам бросал человека, потому что чувства остыли, ну и так далее. Остыть может только еда, разве нет? Все куда-то спешат: признаются быстрее в любви, не чувствуя уверенности в этом, целуют губы, что холодными кажутся, обещают горы свернуть, а через день забывают о десятках обещаний. Соглашайтесь только на истинную любовь, на настоящие чувства. Пока любишь кого-то всем сердцем — хотя бы одного человека, — в твоей жизни еще остается надежда. Тэхен помнит, как его выворачивало от одной мысли, что люди редко замечают, как ты валишься с ног, и насколько ты истощен внутри. Как же редко понимают, что если ты шутишь и улыбаешься — это не значит, что ты потом не лежишь в темной комнате, глядя в потолок, не понимая, куда себя девать. Людям, в принципе, зачастую нет дела, что там у тебя внутри происходит, главное, чтобы ты вовремя отдавал им то, что от тебя требуется. Те времена прошли, Тэхен прожил их наедине с собой: разговаривал перед зеркалом, увлажнял подушку слезами, успокаивал свою душу, складываясь калачиком, тихо скуля в одеяло, ожидая чуда. И он дождался — горькие слезы кончились. Душа затрепетала от встречи с человеком, что перевернул весь его маленький мир. Чонгук чувствует Тэхена, да так, что понимает чужое настроение по ладоням, по бездонным глазам, в которых он давно поселился. Когда Тэхену грустно, он растерянно моргает, пытаясь не выдавать себя. Взгляд глаза в глаза — словно выстрел в грудь, ведь если болит у тебя, — то и я больной. Тэхен любит встать за его спиной, обнять, прикрывая тяжелые веки, чтобы быть спокойным, ощущая тепло и безопасность. И любовь. А потом французские ладони пахли его шеей. — Твоя нежность принадлежит только мне, — ревниво шепчет Чон. — Только тебе, — соглашается Тэхен. Незачем отрицать очевидное. Чон целую вечность был готов вот так, с искрящимся взглядом, смотреть на Тэхена, каждый раз находя новые черты, от которых не оторваться. Казалось, что невозможно быть еще нежнее, но у Тэхена будто два сердца, вместо двух легких. Теперь француз понимает, что значит быть объектом обожания. Он готов уничтожить всю планету, ради того, как почтительно Чонгук подхватывает его на руки, оглаживая бедра под тонкой тканью брюк небесно-голубого цвета, словно то, чем вожделеют и чем дорожат. Тэхен смеется, так любовно, что внутри становится тепло, почти жарко. Чон кусает куда-то в ключицы, чувствуя запах дорогого парфюма, который он подарил французу совсем недавно, и этот парфюм так хорошо соединился с естественным ароматом Тэхена, что голову кружит. Тэхен только спустя пятнадцать минут чувствует ногами пол, ведь господин Чон такой упрямец: отказывался отпускать его, приговаривая, что всю жизнь будет носить на руках. Тэхен почему-то верит. Любимым всегда верят. Чонгук резко взял Тэхена за руку, подводя к почти императорской кровати, и так же внезапно повалил их на постель, вызывая искренний смех из чужих уст. — На чистой постели в грязной одежде. Да вы проказник, господин Чон, — улыбается Тэхен, глядя на мужчину, что тоже красивую улыбку дарит. — Ты — сон, ставший явью, — после небольшой паузы произносит Чонгук. Тэхен улыбнулся, да так растерянно. — Скажи мне, что ты видишь, — прошептал господин Чон. — Скажи мне, что ты видишь в моих глазах. Взгляд любви отразился на лице Тэхена, и он коснулся пальцем его щеки. — Я вижу то, что всегда хотел видеть, в существование чего не верил. Я вижу любовь, — теплые слова наружу, горячие объятия, гладит головой чужие волосы. — Это все, что у нас когда-либо будет, — улыбается Чонгук, задушено дыша. — Наша любовь, — и разве этого недостаточно? — Чонгук... — Тэхен прижался еще ближе, хотя по-прежнему находился в нежных объятиях. — Меня не волнует ни твой статус, ни твои деньги. Только ты, — он почти роняет слезы, потому что так сильно любит, уму непостижимо. — Мой маленький, — мягкий поцелуй в теплый лоб, ловя ласковые пальцы, идущие навстречу, жаждущие чужих — таких же нежных. Наступили сумерки, улицы окутаны приятной темнотой для глаз, а они такие уставшие от перелета. Уставшие, но еще долго не спят: за окном теплый ветер ласкает листья деревьев, а внутри на кровати Тэхен лежал в руках Чонгука. Они не занимались любовью, а лишь обнимались, тихо шепча друг другу слова любви. К Чонгуку у него сводящая судорогой любовь. Чонгука пьянит от мысли, что Тэхен с ним, звенит от счастья тонкою струной.

***

Мир оживает, крадется с рассветом, сонно танцуя, а мужчина нежно целует в бровь, вызывая разнеженную улыбку у французского мальчика. — Доброе утро, сладкий, — щебечет Чонгук, поглаживая, покрытую румянцем щеку Тэхена. Пшеничные пряди рассыпаны на постельном, и его волосы достойны самых преданных баллад. Такой красивый, изящный, пахнущий своим мужчиной, что глаз оторвать от прекрасного чуда не может. Тэхен сладко зевает, открывая глаза, желая раствориться в ощущениях другого человека, в цветах его души, в тепле его рук, в звуке его голоса, во вкусе его губ, что ползут по острым скулам, оставляя освежающую влажность. А Чонгук все смотрит, любуется. Ему кажется, что он мог бы забраться на луну и крикнуть во весь голос так, чтобы связки трещали о том, что красивее Тэхена в вечности галактик никого нет. — Давай проведем сегодняшний день вместе: потанцуем под попсовые песни, я приготовлю вкусный обед, посмотрим романтичный фильм, а на закате поплаваем в бассейне, чтобы ты рассмотрел рисунок на моем теле, — Тэхен млеет, сухими губами улыбается, у него солнце внутри спрятано, что греет. Господин Чон с замиранием сердца глядит в эти голубые глаза. Он и так не собирался сегодня работать, куда-то уезжать. Оставить Тэхена одного он не может, потому что он хочет и берет ответственность за своего любимого, и не желает, чтобы его мальчик оставался один в еще незнакомом месте, не хочет, чтобы тот оставался наедине со своими мыслями, чтобы чувствовал себя одиноким. Поэтому он ласково прикасается губами к губам, легко мазнув языком по нижней. И оба улыбаются, сталкиваясь лбами. Тэхен довольно бодро встает с постели, когда стрелка на часах показывает обеденное время и идет в ванную комнату, чтобы принять душ и привести себя в порядок, потому что, как оказалось, Чонгук встал раньше, и уже сделал все утренние дела. После освежающего душа, Тэхен спешит разобрать чемоданы, но господин Чон запрещает, и зажимает француза между первым и вторым этажами, несдержанно целуя, сгребая податливое тело в своих ладонях. Тэхен чувствует себя таким цельным человеком, потому что ему не нужно лгать и притворяться кем-то иным, тем, кем он не является; потому что тихо-мирно пьет чай на просторной кухне, и говорит обо всем на свете, зная, что он может доверять. Ощущает себя и полноценным, когда стоит хозяйничает на кухне, готовя пасту с морепродуктами, обещая, что когда-нибудь научится готовить что-то корейское. Расплывается в улыбке, чувствуя, как его талию оглаживают теплые руки, как эти же руки ползут под резинку домашних штанов, вызывая задушенный стон, что звучит так сексуально, крышу сносит. — Ты растекаешься по моим венам, Тэхен, — лизнув по запястью. — Даже если море пересохнет, а горы разрушатся, моя любовь к тебе неизменна, — у него мурашки по телу. — Я в тебе готов пропасть, — аккуратные, бережные поглаживания вдоль аппетитных бедер, вызывающие томные вздохи из раскрасневшихся от поцелуев уст. Тэхен не запрещает, не сопротивляется, ведь сам хочет, идет, считай, навстречу, толкаясь самостоятельно назад, чтобы услышать чужой хрип, и несдержанный толчок, выбивающий весь воздух из легких. — Я люблю тебя, — несвязно шепчет Тэхен, теряясь в пространстве, когда он пытается пальцами ухватиться за кухонную столешницу из натурального камня, но руки нещадно вспотели и скользят, и он бы давно встретился с полом, если бы не крепкая хватка Чонгука. — Люблю, Чонгук. Тэхен и позволяет взять себя на руки, отнести к шезлонгам у бассейна, где с приоткрытым от страсти ртом, наблюдает, как Чонгук раздевается сам, а потом и принимается раздевать француза: медленно, тягуче, лакомясь каждым кусочком тела, кусая несдержанно губы. Это сводит с ума. Французские губы сами лезут целоваться, не давая возможность разглядеть татуировку, но господин Чон выигрывает, когда они оказываются в теплой воде, не чувствуя поверхность под ногами, и пылко целуются. Тэхен окольцовывает худыми ногами мужчину, сам не может оторваться, чувствуя себя голодным зверем. А ведь он искренне верил, что они пообедают, посмотрят фильм, и просто искупаются. — Наивный, — хриплый смех Чона совсем близко , а Тэхену уже все равно, он лишь прижимается ближе, припадая к медовой шее, начиная всасывать солоноватую кожу, выпуская юркий язык. — Тебе настолько сильно понравился дом? — Чонгук еще раз усмехается, пытаясь не застонать от чужих губ. — Догадайся сам. Чонгук вынуждает Тэхена оторваться, чтобы взглянуть на его ребра, поглощенные настоящим произведением искусства. Он шире открывает глаза, ведь это настолько красиво, и так подходит Тэхену. Тонкие линии, аккуратные завитки, нежные цветы прячут небольшие пуанты, что так много значат для француза, а фраза, набитая каллиграфическим почерком вынуждает Чонгука припасть к впалой грудной клетке, медленно спускаясь к прекрасному. Для Тэхена вода кажется такой ледяной, ведь ласки Чонгука — пламя. Чонгук хотел бы остаться в этом моменте навсегда, в эту минуту тихого восторга и восхищения.