I didn't mean to

Он не хотел. Он, честный перед Богом, не хотел этого. Это был момент, когда его мозг был полностью на автопилоте. Его затуманенный мозг отбросил себя на заднее сиденье и залил своей собственной кровью. Он был в таком шоке, поскольку постоянно наблюдал, как красная жидкость стекает с его рук и капает на ковер. Часть его хотела рвать. Другая хотела попытаться исправить нанесенный ущерб или позвать кого-нибудь. Другая часть была слишком занята потрясением, чтобы заботиться о том, что думают другие части. Его мысли неслись со скоростью милю в минуту. Я умираю? Здесь слишком много крови. Я перерезал главную артерию? О, Боже, мне кажется или в глазах темнеет? Я должен найти кого-нибудь. Подождите... меня отправят в психиатрическую больницу? Может, мне стоит это как-нибудь скрыть? О боже, боже, боже... Он попытался вырваться из транса, но обнаружил, что это почти невозможно. Он с трудом мог определить точную причину, по которой он отключился от мира. Было ли это просто школьным стрессом? Он с трудом мог поверить, что его парень был причиной этого. Нет, его парень был с ним очень мил. Постойте... Что собирался сказать его парень? Эта мысль, казалось, вывела его из транса. Его руки путались в волосах. Что собирался сказать его парень? Он бы не был злым, не так ли? Нет, у него не было бы причин для этого. Он знал, что у его парня были подобные проблемы в прошлом, так почему же, черт возьми, его парень стал бы сердиться? Что ж, может он был бы напуган и зол, подбегая к нему и нервничая из-за его рук, слезы застилали его глаза, когда он кричал на него о том, насколько он был глуп, что делал это все время, пытаясь найти что-то, что могло бы свернуть кровотечение. Нет, этого не случится; его парень обычно не такой кричащий и паникующий. О боже, что он собирался делать. Слезы навернулись на его глаза, он сжимал свои волосы все сильнее. Его мир, казалось, ускользал из-под него с большей скоростью, чем он мог бы его вернуть. Казалось, что все разваливается. Не поэтому ли он сделал то, что сделал? Он не был уверен, но было одно. Он был напуган. Из всего, что он когда-либо делал, это было поистине ужасающим для него. Это о многом говорит, учитывая, что он был свидетелем и помог обнаружить убийц и даже помог разрушить болонскую индустрию, где каждый кусок болоньи, который проглотили Чаг и Трэвис, был сделан из когда-то живых людей. Это было как-то даже страшнее, чем оба вместе взятые. Его чуть не убили и, возможно, чуть не превратили в болонью, и все же этот инцидент вызывает у него еще большую тошноту. Его колени подогнулись, и он упал на пол, где участки ковра были испачканы жизненно необходимой жидкостью, которая капала с его рук. Если бы эта сцена не была так запутана, возможно, он бы посмеялся над тем, что его кровь была красной, а его ковер был зеленым. Рождественские краски. Рождество было временем радости и щедрости. Прямо сейчас он мучился, в то время как мир продолжал ускользать. В последнее время он никого не терял, он не хотел этого. Его чувства просто... уходили. Счастье, радость, восторг - все они уходили. Одиночество, неуверенность в себе и страх остались. Он хотел бы сказать, что он оцепенел, как часто говорят пациенты, страдающие депрессией, но он всегда чувствовал себя пойманным в тюрьму страха. Что, если что-то случится с его парнем? Что, если он не сможет закончить школу и не сможет найти хорошую работу? Он полностью намерен поддерживать своего парня и, возможно, однажды семью, но как он должен справиться с этим, когда он был всего лишь неудачником? Он свернулся калачиком, опустив голову на пол и плотно прижав колени к земле. Его руки тянули и теребили его волосы, но постоянно усиливающаяся боль в его черепе никогда не могла остановить мучительные голоса, которые прямо сейчас кричали на него. — Заткнитесь! заткнитесь, заткнитесь! — он всхлипнул и ударился головой о пол. Даже щелчка открывающейся двери было недостаточно, чтобы привлечь его внимание. Он знал, что кто-то только что вошел в его комнату, но не знал, кто именно. Если только он не понял все неправильно, и, возможно, ветер открыл ее, или она не была полностью закрыта с самого начала. —Ларри! Нет, кто-то определенно открыл дверь. — Ларри, что случилось? Что случилось? — он упал на колени рядом с ним, закинув руки над его головой, не желая прикасаться к нему в случае, если контакт был нежелательным, но также хотел сделать все, что было возможно для этого человека. Ларри хотел что-то сказать, хотел упасть в объятия того, кто его нашел, но его дыхание - или его отсутствие - не позволяло совершить такое действие. — У тебя кровотечение! Я пойду за чем-нибудь! — Прежде чем Ларри успел возразить против его ухода, голубоволосый отправился на поиски того, что могло остановить кровотечение. В это время Ларри нашел в себе силы сесть на колени, обхватив руками живот, пытаясь удержать его содержимое. Ларри никогда не смог бы передать то облегчение, которое испытал, когда он вернулся в комнату. Или как он почувствовал облегчение, когда заметил знакомые голубые косички своего парня. Похоже, что больше не заботясь о нежелательном контакте, Сал протянул руки Ларри перед собой, обматывая их чем-то вроде свитка белых бинтов. —Ларри... что ты сделал? Как будто ему действительно нужно было спросить об этом. Сал точно знал, что сделал его парень, но хотел, чтобы ему сказали, что он был неправ. Ларри от стыда покачал головой, по его лицу катились слезы. —Мне очень жаль, — он сумел выдохнуть — я не хотел. Сал на самом деле не слушал того, что говорил ему парень; он предпочел игнорировать постоянные извинения, которые он продолжал повторять. Раз за разом. Ему не нужны ни извинения, ни объяснения. Он просто продолжал обматывать руки Ларри белыми повязками, в то время как его парень все время рыдал. Сал кратко осмотрел раны, прежде чем начал их заматывать. Они не казались достаточно глубокими, чтобы наложить швы, но выглядели достаточно опасными, чтобы быть восприимчивыми к инфекции. Вспоминая это сейчас, Сал хотел бы обработать перекисью водорода или медицинским спиртом, черт возьми, даже каплю неоспорина, чтобы очистить раны своего парня. Ларри никогда особо не плакал. Если быть честным, Сал тоже. Сал, возможно, видел, как Ларри плакал, почти три раза за моменты знакомства друг с другом. Однажды, когда Ларри понял, что его отец не вернется, в другой раз, когда он сломал лодыжку, и, наконец, когда Сал получил серьезную инфекцию в ухудшающейся глазнице, и перспективы казались довольно мрачными. Сал определенно плакал из-за Ларри, по крайней мере, дважды с тех пор, как он себя помнит. Когда Ларри впервые увидел Сала без маски, и когда Сал рассказывал Ларри о том, как небрежно относится к нему отец, особенно когда он забыл о его дне рождения в тот день. Это было действительно затруднительное положение для Сала. Сал, очевидно, прошел через подобные вещи, и его ужасные кошмары мучили его каждый раз, когда он пытался уснуть. Его «я» от тринадцати до шестнадцати не имел другого представления о том, как справиться с упомянутыми кошмарами. Для Ларри это было... шокирующим, мягко говоря. Сал сделал что-то не так? Они с Ларри никогда не занимались сексом, но он поклялся бы вам, что все, что они делали до этого момента, было полностью согласованным. — Почему... — прошептал Сал, хотя он не был уверен, достаточно ли громко, чтобы Ларри мог его услышать — зачем ты это сделал? Ларри, должно быть, услышал, потому что он напрягся еще больше, приложив руку к лицу, чтобы Сал не смог видеть его лица. Сал хотел убрать руку Ларри, но пока решил не делать этого. Он ждал и ждал ответа, которой должен был длиться по крайней мере минут пять, но все, что Ларри смог из себя выдавить, было жалкое «я не знаю». Сал не стал ждать другого ответа. Он заполз к Ларри на колени, действие, которое почти всегда, казалось, помогало Ларри успокоиться. Оказавшись на коленях, Сал убрал руку Ларри с лица и посмотрел в его заплаканные глаза. — Детка... — он начал медленно, не зная точно, что он хочет сказать. Часть его собиралась снова спросить «почему», но другая часть просто хотела дать понять, что Сал был здесь ради него. — Я рядом. Если у Ларри ещё были какие-то намерения стать сильным, то здесь намерения рухнули. Он обхватил больными руками спину Сала и уткнулся лицом в волосы младшего. Голубоволосый чувствовал, как слезы Ларри буквально заливают его голову, но он не возражал. Он собирался помочь Ларри в этом. Он должен был. Он не собирался сидеть и смотреть, как страдает тот, кого он любит. Сал потер спину Ларри. — Мы справимся с этим, я обещаю. У него должно быть объяснение. Он должен быть в состоянии сказать Салу, почему он это сделал, но он, честно говоря, сам не знал, почему он сделал это. — Сал...Я..я не знаю, что на меня нашло и почему я это сделал, но я- — Ш-ш, — прошипел Сал, глядя в глаза Ларри, его ноги обвились вокруг туловища Ларри, — все в порядке. Мы это исправим, — Он хотел добавить «только не делай этого снова», но вовремя понял, что это не то, что можно было бы сказать. —Ты же никому не скажешь, не так ли? Вопрос застал Сала врасплох. Честно говоря, он не собирался рассказывать Лизе о том, что сделал ее сын, если только... Сал правда не хотел думать о том дне, когда Ларри попытаться сделать больше, чем просто навредить себе. Он предпочел бы сам уйти из жизни, чем дожить до того дня, когда Ларри сделает это первым. — Я никому не скажу, если я буду твердо уверен, что ты больше не навредишь себе... но я не думаю, что это плохая идея, может быть, обратиться к психотерапевту? — Сал знал, что это предложение, скорее всего, не достигнет ушей Ларри, но попытка стоила того. Сал сам ходил к терапевту, и он солгал бы сказав, что не получает должной помощи. В любом случае это не было его любимым местом, но в любой день он мог занять кабинет своего терапевта. — Разве для этого не потребуется... рассказать моей маме? Сал обдумал это. Возможно, так и будет, поскольку это будет дорогостоящий опыт и потребуется страховка. В конце концов, оно того стоит. —Да, но- — Я не хочу ей говорить. Это последнее, что ей нужно в жизни, — поспешил вмешаться Ларри. — мы потеряли папу, ее беспокоят убийства и исчезновения, у нее уже есть 2 дела. Мы только что узнали, что один из наших учителей был практически каннибалом. И она не должна отказываться от этого всего лишь из-за того, что ее ни на что не годный сын не может понять, как справляться с эмоциями. Последние слова Ларри рассердили Сала. Сал знал, что Лиза безмерно любила своего сына. Ларри был всем для Лизы, а Сал делал себя вторым источником счастья. Лиза поддерживала Ларри во всем, что он делал, и часто не обращала внимания на его ошибки, в отличие от "нормальных родителей", которые тычат лица своих детей их ошибками до тех пор, пока ситуация не навсегда запечатлялась в их головах. Лиза же может немного рассердится, а затем оставить это в покое на долгое время, упрекая Ларри только в том случае, если он сделает это ещё раз. Лиза обожала своего ребенка. Если бы она только могла слышать, как Ларри говорит о себе, она бы ударила его. — А теперь послушай, Ларри, твоя мама и я никогда бы не позволили тебе так говорить о себе, — начал Сал, в его глазах был заметен гнев. — эта женщина любит тебя до смерти. Она бы с радостью умерла за тебя, если бы это означало, что ты должен прожить прекрасную, долгую жизнь. Она отдала бы все, что у нее было, только за тебя. Черт, я бы тоже! — Сал немного повысил голос. Он никогда этого не делал. Сал был в целом тихим человеком, который почти никогда не повышал голос. — Зря ты так думаешь, Ларри! Ты не понимаешь, как мы тебя любим! Лиза любит тебя! Я люблю тебя! — Сал знал, что по его лицу текут слезы. Ларри видел, как они капают из-под протеза. В таких случаях он обычно почти мгновенно отстегивал защелки протеза, чтобы стереть слезы Сала, но Ларри сейчас думал против своих обычных порывов. Дыхание голубоволосого стало затрудненным, его руки начали сжиматься в кулаки. Он был так зол. Теперь, когда он слышал, как Ларри плохо отзывался о себе, сопровождая руки порезами, которые рассказывали больше об этой чертовой истории, через которую он проходил, чем он сам мог бы рассказать. В такие моменты Ларри просто не мог оставаться сильным. — Ты мне нужен, — тихо сказал он, хватаясь руками за кончики своих косичек. — Если бы я потерял тебя, я не знаю, что бы сделал.. Ни один из них не пережил тот день с сухими глазами. Сал не позволил себе не прикрыть ни одного острого края. Ни один нож не был не спрятан. Ни одного бритвенного лезвия не осталось на виду. Но через несколько лет усилия Сала оказались бессмысленными.