The Confrontation

      Знакомый стук по дорогому дереву, и вот двери уже раскрываются прямо перед госпожой для того, чтобы она, облачённая в самые богатые одеяния, источающая самые приятные ароматы и сияющая самой ослепительной, но сдержанной улыбкой, переступила порог покоев Властелина мира.       Она, его законная жена. Та, что пришла хоронить дочь. Заживо.       Она прошествовала вперёд и замерла в смирённом поклоне. Повелитель, как и обычно, стоял спиной к ней, сложив сзади руки. — Повелитель, — присела Хюррем.       Она запретила себе вспоминать все те обиды, что он ей нанёс, особенно в последнее время, и собиралась как ни в чём не бывало ослепить его лучезарной улыбкой, за которой прятались огромное волнение и остатки сомнения правильности своих действий. — Мой день стал ярче, когда я встретилась с Вами, Повелитель, — пропела она, вдруг осознав, что похожее в свою сторону слышала прежде от Ибрагима-Паши.       Осознание это ненадолго сбило её с толку, но она постаралась склеиться обратно. Помогло то, что Сулейман, наконец, на неё повернулся. Настроение его к её превеликому счастью было хорошим. Он даже, к её небольшому удивлению, притянул к ней руки, и она покорно заключилась в его объятья. — Моя любимая, — произнёс он, вдыхая аромат её волос и запутав в локонах свои пальцы, так нежно, что она от изумления широко распахнула глаза и чуть было не дёрнулась. Благо, он того не заметил.       На секунду в её голове промелькнуло осознание: она удивилась, даже напугалась, но совсем не растаяла от его слов и интонации бархатного голоса, что шептал ей когда-то лучшие речи на свете. С каких это пор владелец её сердца перестал пробуждать в ней прежние чувства? Разумеется, он много раз причинял ей боль, но она и не раздумывала, была уверена: всё встанет на свои места, когда он в очередной раз исправится и дарует ей своё расположение. Вернёт то, что её по праву.       У неё есть было только это. У него же — вся она. — Прошу, сядем, — пригласил он, указав рукой на низкий диван.       Она улыбнулась дрогнувшими уголками губ и последовала за ним. После расспросов о её личных делах и состоянии гарема он сказал: — Я рад, что ты зашла. У меня есть к тебе разговор.       Взгляд, коим Сулейман одарял законную супругу на протяжении всей их встречи, мог бы заставить любую женщину расплываться в улыбке и жмуриться от удовольствия. В нём было столько любви и заботы… Она знала его с тех пор, как сообщила повелителю, что беременна Мехметом.       Из этого следовало, что ничего опасного ей не грозило. И всё же некая напряжённость никак не могла отпустить её тело и мысли. Слегка взволнованная, она приоткрыла губы, чтобы выразить полную заинтересованность и ожидание ответов на возникшие вопросы, однако Сулейман её перебил. — Дело, о котором я буду говорить, очень важное. Но сначала я хочу выслушать тебя. Ты упоминала, что тоже хотела со мной поговорить. — Да… Но всё на этом свете сможет ждать, если это необходимо. Я слушаю тебя, Сулейман. — Ты первая, — улыбнулся он, — прошу, говори.       Она сложила руки на коленях и, прикрыв глаза, глубоко вздохнула. Потом вернула отведённый прежде взгляд на повелителя и начала: — Я хочу поговорить о нашей дочери, Михримах. Она, наша умница и красавица, цветёт с самого рождения и по сей день. Однако время идёт… И, если ничего не менять, она зачахнет, увянет, почувствует себя одной во дворце и во всём мире. Я имею в виду… — ….Что ей пора вырваться из дворца и обрести счастье. То есть, выйти замуж.       Это было последнее, чего Хюррем ожидала. Тут она уже не успела себя проконтролировать и перевела глаза на Сулеймана так быстро, как только могла. Он весь светился в своей доброй и ласковой улыбке. Она же не могла вымолвить и слова. — Ты теперь и мысли мои читаешь, Хюррем, — усмехнулся он. — Я хотел говорить с тобой о том же.       Она не знала, что сказать, как подобраться к разгадке. И разволновалась уже по-настоящему. — Ты это давно… хотел? — нетвёрдо произнесла она, чуть повернув голову и прищурившись. — Как ты вообще… — Не так давно. Если честно, у меня просто не было времени, чтобы думать о таких вещах. Недавний поход, сама знаешь… Поэтому мысль о замужестве нашей дочери появилась не из моей головы.       Откуда?.. Откуда же? Кто?.. Неужели Михри… — Шах-Хубан заходила недавно. Мы славно с ней побеседовали.       Змея…       Она не могла.       Зачем ей это?.. — Как интересно и славно, что её так заботит судьба нашей дочери. — Конечно, Хюррем. Она же её племянница.       А возомнила себя матерью… — И что же… Она и кандидата предложила?..       Хасеки старательно вглядывалась в его лицо, дабы предугадать ответ и понять эмоции, но тело её так нагрелось, одежда стала давить, а внутри всё так звенело, что она не могла нормально уже соображать. — Да, — помедлив, ответил повелитель.       Нет. Кого угодно, но Шах не настолько глупа, чтобы предлагать мальчишку-оруженосца шехзаде в зятья Властелину мира. — Правда? — импульсивно улыбнулась хасеки, издав нервный смешок. — Я уверена, она предложила кого-то, кто достоин дочери султана и по уму, и по качествам, и по заслугам, и… — Ты знала, что в сердце Михримах таится любовь?       Она сперва остекленевшими глазами пробила дыру в его лице, а затем медленно закрыла их. Это конец. — Да?.. Кто же… Кто… — Ташлыджалы Яхъя-бей. Мустафа считает его самым близким своим соратником.       Конец.       Но кто она, чтобы взять и сдаться? — Откуда же Шах-Хубан… располагает такими сведениями?.. — Сказала, что заметила в Манисе. А потом оказалось, что её предположения есть правда.       Подлая, гадкая, ничтожная… — Что ты думаешь, Хюррем?       Хасеки выпрямилась, помедлив, не совсем естественно приподняла уголки губ. — Я… немного поражена. — Отчего? Ты тоже хотела говорить об этом. Хочешь сказать, у тебя были иные мысли на этот счёт? — Я… Не обладала такой же, как Шах-Хубан… информацией. Я искренне верила в то, что Михримах заслуживает кого-то себе равного и подобающего. Мне казалось, я знаю подходящего человека… — Видимо, ты ошиблась, Хюррем. Или ты думаешь, — вновь по-доброму усмехнулся он, глядя на жену, — что она любит не одного?       Хюррем растеряно пробежалась глазами по полу, устланному расшитыми коврами. — Любовь… Михримах ещё так мала… — А ты? Я встретил тебя в её возрасте и уже тогда ты говорила мне, что любишь. Неужели ты лгала?       Она испуганно дёрнулась, точно загнанная лошадь. Но, встретившись взглядом с повелителем, поняла, что он говорит не всерьёз. — Разумеется, нет, — она медленно обвила его руку своими, скорее по инерции, чем по своему яркому желанию, и прильнула к плечу своей щекой. — Но ты же понимаешь, Сулейман… — Как я понимаю твои сомнения, так и ты пойми нашу дочь. Я также не был… подготовлен к подобным новостям. И, чтобы разобраться во всём, я позвал Михримах. Она сперва растерялась, испугалась, но всё же, убедившись, что никому из названных опасности не грозит, подтвердила слова Шах. Она влюблена, Хюррем. Это ли не счастье?       И когда это он стал столь сентиментальным? Когда это его стала так радовать любовь?.. — Если бы он был каким-то проходимцем, я бы нисколько не размышлял о том, чтобы отдать ему нашу дочь. Но он близок Мустафе, и это всё меняет. — То есть, ты уже всё решил?.. — выпрямилась Хюррем. — Нет, Хюррем. Как я могу сделать это без тебя? Однако я написал Мустафе и расспросил его всём. Его ответ может повлиять на судьбу нашей дочери.       Но ведь и на нашу тоже.       Что ты делаешь, Сулейман? Что наплела тебе Шах?.. — Стоит ли руководствоваться влюблённостью? Она проходит так же быстро, как и появляется. Думаю, нам всем нужно время, чтобы во всём разобраться. — Конечно, — шумно выдохнул повелитель, — но куда нам спешить? Время расставит всё на свои места, а Аллах рассудит все дела. По его воле влюблённость станет любовью. Если же нет, мы обязательно найдём того, кто станет лучшим для нашей дочери.