Аккорды любви

      Необходимость сказать Андреа, чтобы она позвонила Найджелу с целью договориться о встрече на вечере, посвящённому 72-х летию «Подиума», привела меня к двери её номера. Сейчас мы все пребываем в Париже, городе, который по ошибке считается городом любви, когда как построен на костях. Скоро, какое неприемлемое разочарование, и на моих «костях» будут плясать. Игра зашла далеко, и не для кого не секрет, что мой пост скоро отойдёт этой наглой и бестактной Жаклин Фолле.       Хочется просто закрыть глаза, сделать вдох, и пустить всё на самотёк. Кажется, сил уже нет, но в какую-то секунду эта паутина псевдо-смирения спадает. И всё же хотелось бросить это едкое «подавись» в сторону Жаклин.       Нет, действительно! Ей вечно всегда всего мало. Ей мало парижского «Подиума». Она главный редактор уже, но нет, дрянная мышь всё равно метит в Нью-Йорк. Сколько бы не было предела моему негодованию, однако речь сейчас не об этом.       Я зашла в номер своей помощницы, закрывая за собой входную дверь.       И услышала музыку…       Андреа, что, решила, что сейчас самое время смотреть выступление… камерное? Сольное? Ох, конечно, самое время! Почему никто не может просто заняться своей работой! Неужели, я так много прошу? Пройдя глубже в номер, с намерением выплеснуть на девчонку свой гнев, который едва улёгся после мелкого, мерзкого трюка Жаклин. Однако то, что я увидела дальше было… нечто.       Это была скрипка…       В детстве, самом собой разумеющееся, меня учили хорошим манерам, несмотря на не очень высокое положение моей семьи в обществе, но сейчас какой-то чуждый для меня интерес к происходящему пересилил, и я открыла ещё одну дверь, межкомнатную, откуда и шли эти будто райские звуки. Будь мне дело до всех этих религиозных мотивов, я бы подумала, что вот он, тут, рай. Очень грустный, к слову сказать, рай для ушей. Отчего-то Андреа играла грустную мелодию, но такую красивую. И движение ей руки было таким плавным и мягким, что оно никак не вязалось с её образом неуклюжей девушки, которой чуждо любое искусство. И сейчас, слушая этот грустный мотив, во мне словно пробуждается что-то, чему я не могу дать ясного объяснения.

***

Музыка только звучит, и звучит! Пальцы по аккордам идут И смычок по струнам скользит. Мои глаза кульминации ждут. Её игра меня так манит. Такого искусства не видела я. В миг разум мне туманит. Повернись, посмотри на меня! О Боги, Боги! Помогите! Я скоро разум потеряю! Нахожусь у тебя на репите. Красиво играешь — тебя уверяю.

***

      У меня не было даже малейших подозрений, что Андреа привезла с собой сей инструмент. Впрочем, что говорить об инструменте! Почему она, вообще, играет?! Она умеет?! Чего она не умеет? Так много вертится вопросов, складывая свой неукротимый и неуловимый хоровод, но словно не существует ни одного ответа.       Она стояла спиной ко мне, а её лицо было направлено прямо к открытому окну. Слегка развевающийся на слабом ветру тюль рисовал девушке образ, как на полотнах девятнадцатого века, когда романтизм достиг своего пика. Со стороны Андреа текли прекрасные звуки, виртуозно уложенные в одну мелодию. Я стояла в дверном проеме, наслаждаясь тем видом, что мне открылся. Мановением момента я забыла про Найджела, про Жаклин, про вечер, про свой пост. Про всё! Не было ничего, был только миг. В этот самый миг меня волновала лишь эта девушка, которая, кажется, никогда не перестанет меня удивлять.       Следуя свойству всего прекрасного, мелодия стала подходить к своему концу, и какой-то частью своего разума я понимаю, что Андреа скоро меня заметит, следовательно, мне стоило бы уйти, сделать вид, что я ничего не знаю, но я не могу оторвать взгляд от происходящего. Мои глаза были будто прикованы к этому месту, в ожидании сладостно-тягучей пытки.       И это было чудо, что она меня до сих пор не заметила. Впервые шок накрыл меня с таким охватом, и кто бы мог подумать, что причиной тому это изумительное зрелище. Париж воистину волшебный город, раз ассистентка, от которой я без ума, играла несколькими секундами назад на скрипке. Я думала, что не влюблюсь в неё больше, чем есть сейчас, но с каждым движением её тонких и длинных пальцев, которые нежно обхватывали смычок, мои домыслы опровергались. С каждой новой нотой я влюблялась ещё сильнее. И когда музыка затихает, я, не сдерживая этот по-детски глупый порыв, хлопаю, не скрывая улыбки. Андреа вмиг напряглась, боясь обернуться, но когда она, всё же пересилив свои сомнения и страхи это сделала, то в первый раз увидела искреннюю улыбку на моём лице. Но это не порадовало её, наоборот, она вся съёжилась, прижав к себе инструмент, и опустила вниз виноватые глаза.       — Миранда, я… — пробормотала Андреа, после чего послышался всхлип. Мне стало ясно, что что-то определённо не так. Она плакала передо мной. Почему? Неужели, она испугалась? Меня? Конечно, как могло быть иначе…       Я подошла к ней, мягко обхватив своими пальцами её влажный от слёз подбородок, заставляя посмотреть на меня, и положила руку ей на талию, от чего девушка нервно дёрнулась.       — Не стоит лить слёз, Андреа. Это было прекрасно, — шепчу я, едва скрывая свою обеспокоенность улыбкой.       — Н-но мне ведь не стоило. Я на работе и…              — О, дорогая, поверь мне, это определённо стоило всего, — с этими словами я забрала у неё скрипку вместе со смычком, положив их на журнальный столик, и вернулась к ней. Без понятия, когда я улыбалась кому-то, кроме своих дочерей, так искренне, — иначе как бы я узнала о твоём очередном таланте? — лёгкий смех вырвался из моей груди. Мои руки плавно легли на её бедра, и она едва заметно дернулась. Взяв инициативу полностью на себя, я сократила между нами то огромное расстояние, которое казалось мне пропастью между нами, а потом мои губы были в нескольких миллиметров от её. Ожиданием я спрашивала негласное разрешение. Андреа выдохнула, обдав мои губы горячим дыханием, и те несчастные миллиметры, разделявшие нас, полностью испарились.       Мне часто снились эротические сны с моей секретаршей, но в них её поцелуи не были такими воздушными и одновременно страстными, как тот, который мы разделили сейчас. Осознание того, что это всё происходило наяву лишь подогревало моё желание. Казалось, что поток счастья, рухнувший на меня, мог вознести меня к небесам. А после тех сказочных сновидений я просыпалась в холодном поту и со стоном её имени на губах. От подобного пробуждения я ещё долго не могла привести дыхание в норму, и восстановить правильный ритм сердцебиения. Сердце в тот момент то замирало на несколько секунд, то вновь колотилось как бешенное. Всю оставшуюся ночь после эмоционального бума я рыдала в подушку, понимая, что это, к сожалению, невозможно на самом деле. И эти чёртовы сны возвращались ко мне каждую проклятую ночь. Мои круги под глазами из-за недосыпа скрывались под консилером, а моя работоспособность падала всё ниже и ниже. А потом дно оказалось пробитым, и я продолжила катиться вниз с огромной скоростью. Это слишком сильно изматывало. Меня даже посещали мысли о том, чтобы уволить эту невинную девушку, порочную только в моём сонливом разуме. Но осознавать тот факт, что я не увижу больше этой лучезарной улыбки и выразительных карих глаз, снова поднимал слёзы из глубины моей больной души.       И сейчас она моя, в моих руках, и остальные могут идти к чёрту! На самом деле, теперь я это понимаю, Андреа всегда была только моей, с маленькой поправкой: она просто об этом не знала. До сего момента.       Я крепче схватила её, прижимая к себе, на что получила вздох, заглушённый поцелуем. Наши груди соприкасались, и от этого у меня прошёл холод возбуждения по спине. Она обвила мою шею своими руками, углубляя поцелуй. Когда её разгорячённый язык проник в мой рот, из моей груди вырвался несдерживаемый стон желания, считаемого неприличным в высшем обществе. Услышав это, Андреа несколько мгновений улыбалась, и я могла почувствовать это своими губами. Сам момент прикосновения был солёным из-за недавних слёз моей… кого? Ассистентки? Личного оркестра? Или, в конце концов, любовницей? Именно любовницей, не девушкой. Мой бракоразводный процесс только начался, и по факту сейчас я изменяю своему мужу (скоро бывшему мужу), но отчего же меня этот вовсе не волнует… Сейчас для меня существует лишь она, лишь одна она и больше никого нет, кроме неё. Я ни разу не пожалела, что на днях открылась Андреа. Показала ей своё настоящее я в том сером халате. Я открылась перед ней без макияжа, а мои глаза были полны грусти. Она видела меня разбитую разводом, со всё ещё мужем-кретином в браке, с двумя девочками-подростками, которые злятся на меня из-за новой волны набегов от прессы. Но я чувствую, нет, я знаю, что ей можно доверять.       — Андреа, — невнятно простонала я, всё ещё держась своими губами за её, — я люблю тебя, — и она стала целовать настойчивее. Мои эмоции были на пределе своих возможностей, и, наверное, поэтому я всё же призналась ей, выпалив эти три слова. Но только после произнесённого, мне словно стало легче дышать, жить, любить.       — Я тоже тебя люблю, — это всё, что прошептала Андреа, но этого было достаточно, чтобы я свалилась на пол, едва находясь в способность устоять на своих четырехдюймовых каблуках. Когда я обхватила её грудь, мы захныкали в унисон, поглощённые общим делом. Уделив внимание нежной девичьей шеи Андреа, я наслаждалась её сладкими звуками, и речь сейчас не о музыке. Это было в тысячу раз лучше любой музыки. Андреа положила свою руку на мой затылок, пропуская сквозь свои длинные пальцы мои короткие пряди.       Стоило ли говорить, что наши губные помады были теперь размазаны по лицам, а наши парфюмы смешались в один изысканный аромат, добавляя ещё один компонент — страсть. И этот восхитительный аромат витал в воздухе вокруг нас, опьяняя наши разумы. Наши глаза были окутаны пеленой возбуждения и казались стеклянными, — настолько сильно было желание. Не удержавшись в своём порыве, я прикусила на её шее чувствительную пульсирующую венку, ещё раз очертила скулы нежными поцелуями, оставив влажную дорожку на подбородке. Комната вновь наполнилась сбивчивыми вздохами и стонами.       На банкет мы так и не пошли.