гончая

У Геньи зубы такие, что любая собака обзавидуется, и запредельный коэффициент преступности в психо-паспорте. А ещё брат-инспектор, чей доминатор направлен младшему Шинадзугаве между лопаток каждую свободную секунду, когда Санеми не занят поимкой преступников. Это давно уже не раздражает, не заставляет чувствовать себя чудовищем, коим все вокруг его считают. Даже кажется своеобразной заботой. Мол, никого, в том числе и себя, не убьешь (а Генья пытался провернуть оба варианта). Вот только Санеми эта позиция бесит до невозможности, потому что заботы в его действиях ноль, и все, чего он хочет — нажать на курок оружия в режиме «уничтожитель». Хочет — но каждый раз что-то останавливает. Даже когда у Геньи в крови пол лица и руки, а тело его мелко потряхивает от нервного (или нет, кто знает этого психопата) возбуждения; даже когда Сивилла мягким ровным голосом говорит «Мера наказания изменена. Текущий режим — летальный «Уничтожитель». Спокойно прицельтесь и уничтожьте цель»… Даже тогда он не делает этого. Вместо прицеливания — опускает доминатор вниз, вместо спокойствия — чувствует, как в груди болезненно сдавливает и становится тяжело дышать. Санеми не монстр и не псина, но рычит не хуже.  — Съебывай. Генья — почти — плачет, но ни слова не говорит, только смотрит побитой дворнягой, а после, уловив гул сирен, стартует глубже в темный переулок. В голове у старшего Шинадзугавы такая мешанина из чувств, что самому страшно, вот только, что удивительно, совсем не за себя — а ведь за подобную выходку хорошо если самого не прикончат.  — Не ожидала от тебя. Канаэ, с виду мягкая и нежная, в своих руках доминатор держит настолько уверенно, что складывается ощущение, будто она была для этого рождена. В глазах её лёгкая растерянность: девушка знает, что должна делать по уставу, но человеческий фактор вещь опасная, и она пытается всеми силами определиться, кто она в первую очередь — инспектор Бюро Безопасности или же друг и напарник. В конце концов, она принимает единственное верное для себя решение.  — Догони его. Это то, в чем вы нуждаетесь оба. Где найти Кокушибо ты знаешь. Вряд ли он захочет помогать тебе, но ради Геньи сделает что угодно. И… Пожалуйста, постарайтесь стать счастливыми там, где вас не достанет система. Ответить Санеми нечего, да и благодарить — совсем не его, а потому он просто кивает, зная, что Кочо все поймет и так, отшвыривает доминатор и идёт — бежит — прочь от места, в котором оборвалась привычная жизнь. *** Он впервые в жизни благодарит всех богов — и Канаэ, что почти одно и то же — за то, что ему дали возможность исправить прошлые ошибки, и сейчас, в этот момент, он может быть рядом с Геньей, оттирая с его лица кровь и успокаивающе поглаживая чужой затылок. Благодарит — потому что если бы Кочо решилась выстрелить, в этот день закончились бы две жизни, а не одна. Благодарит — потому что успел в последний момент, и Генья — его пиздецки тупой младший брат — не полоснул себе лезвием по горлу от отчаянья и чувства вины.  — Ты такой невозможный идиот, я не могу. Бывший исполнитель честно пытается посмеяться, но вместо смеха из горла только истеричные всхлипы вырываются, и Санеми приходится прижать его к себе и начать беспорядочно гладить по волосам, шее, спине. Ему самому от этого некомфортно, но Генья льнёт ближе, губами куда-то в ключицы тычется, и все ещё дрожит. У Санеми появляется странное желание лизнуть чужую шею с капелькой крови на ней. *** Кокушибо смотрит на них с холодным равнодушием, но внутрь дома (что-то вроде бывшей лечебницы в самом неблагополучном районе города) все же пропускает, и даже предоставляет отдельную комнату в восточном крыле. Его, кажется, абсолютно не волнует, что с ними произошло, либо Доума — глава первого отдела, в котором братья раньше работали — уже слил ему всю информацию. И это было бы даже не удивительно — как никак, эти двое любовники. Генья первым делом хочет залезть под струи воды, чтобы смыть кровь вместе с прошедшим днём, и в желании себе не отказывает. Единственное, не ожидает, что в душевую кабинку брат полезет вместе с ним.  — Аники… Тебе не кажется, что здесь слишком тесно для двоих?  — Предлагаешь мне оставить тебя одного, чтобы ты снова попытался сдохнуть? Санеми сам понимает, что оправдание такое себе, на самом деле. Но в голове до сих пор каша, и разобраться с чувствами-желаниями не получается, и он просто решает оставить это на потом, раз такой шанс теперь есть. Ему не отвечают, только, словно получив разрешение, прижимаются теснее, царапают ногтями плечи и слегка прикусывает плечо. Шея брата манит все также, но теперь Санеми не видит смысла сдерживать себя, не сдерживаемый больше рамками системы. Он уверен: упрись в него сейчас дуло доминатора, цифры коэффициента на нем выдавали бы за 300, потому что в своей вменяемости Санеми никогда не был так не уверен. Но пока, к счастью, в него упирается только чужой член. И вместо того, чтобы разлететься на куски, он может просто опустится на колени и наслаждаться чужими несдержанными поскуливаниями.