Тем, чьи сердца не застыли в холоде...

      Брат и сестра быстро прошли по безлюдной улице, пробрались по знакомой тропинке через кусты за последними домами и вышли к реке. Здесь тоже никого не было. Брат пытался шутить, но это плохо удавалось. Пройдя к реке, они остановились. Вода неслась вниз по склону сплошным потоком, стремительно задевая прибрежные камни, а ребята завороженно смотрели на нее.       Река в этом месте была границей дистрикта, но привычного электрического забора здесь не было. Поток на данном участке был настолько сильным, что через него невозможно было перебраться даже самому подготовленному атлету. Говорят, что давно, когда только утверждали границы, трое молодых крепких парней решили переплыть реку ночью. Утром их тела нашли в трех километрах отсюда вниз по течению искалеченными и перебитыми. Их приказали выставить на главной площади дистрикта, чтобы показать всем жителям, что происходит с теми, кто решит переплыть реку. Больше никто не пытался.       Брат первым нарушил молчание. Он хотел отвлечь сестру от неприятных мыслей. Все-таки у нее сегодня день рождения. Не повезло ей родиться в такой день. Развлечь сестру получилось: после очередной шутки она не выдержала и рассмеялась, чисто и искренне. Она поправила волосы, убирая их с лица, чтобы почувствовать солнечное тепло, и теперь светлые, песочного цвета пряди развевались от теплого приятного ветра.       Девушка казалась легкой и хрупкой. Брат был похож на нее чертами лица, только волосы темно-русые. Он тоже сдержанно улыбнулся, чтобы не напрягать сестру, хотя мысли у него были вовсе не веселые. Вдруг за его спиной послышались шаги, девушка бросила туда взгляд и тут же нахмурилась. Парень оглянулся и тихо выругался. Он отлично знал подходившего к ним подростка. Кэри Линсдвиг.       Кэри злобно ухмыльнулся и остановился в нескольких шагах от них.       — Кого я вижу. Сейн и Лия, — парень хмыкнул. — Вы какие-то радостные. Хотя вам это не положено, — вкрадчиво проговорил он. — Особенно сегодня.       — Ты куда-то шел, — Сейн поднялся с камня и угрожающе уставился на Кэри. — Вот и иди.       — О, я не советовал бы тебе задираться, — ухмыльнулся тот, — тебе ведь не нужны неприятности. У тебя их и так хватает. Для вас ведь это самый страшный день в году. Трясетесь от страха, как бы вас не выбрали. Хотя сестренку твою не выберут, ты же у нас такой благородный, Сейн, все лишние тессеры себе забрал. Сколько раз там твое имя записано? Тридцать? Сорок? Сколько?       — Заткнись, — резко прошипел Сейн, — а то у меня возникает желание испортить твой костюмчик.       Кэри не стал ничего отвечать, только усмехнулся напоследок и направился прочь.       — Счастливых вам Голодных игр, — крикнул он, не оборачиваясь, — и пусть удача всегда будет с вами! Хотя вам это слово неизвестно.       Сейн гневно смотрел ему в спину. Кэри. Его называли капитолийской крысой. Он родом из одной из самых зажиточных семей в их дистрикте. Братьев и сестер у него не было. Родители никогда не работали. Мать так точно. Отец вроде бы состоял на какой-то должности в их администрации, раз в месяц ходил на совещания.       Их жизнь казалась Сейну заоблачной и бесцельной: они жили в большом доме, каждый день ели вкусную и сытную еду, ни в чем не нуждались и не делали для этого ровным счетом ничего. Но им и этого было мало. Они тяготились жизнью в дистрикте и стремились переехать в Капитолий. Они имели связи в администрации, поэтому на Жатве имя Кэри было вписано минимум раз. Так что в этом он был прав: его точно не выберут.       Но Лию тоже. Сейн действительно брал на себя все лишние тессеры, которые доставались им иногда за легкое нарушение правил, иногда за купленную таким образом еду.       Сестра легонько дотронулась до его рукава.       — Нам пора.       Сейн кивнул.       — Пошли.       Они направились по знакомой дорожке домой. Жили они неподалеку. В Третьем встречались зажиточные семьи по типу Кэри, эти обитали в центре дистрикта. Остальные жители относились к беднякам, рабочей силе, и селились в построенных вокруг центра маленьких домиках. Сейн и Лия не были исключением.       Их отец умер, когда Сейну было семь лет, а Лие пять. Десять лет назад. С тех пор их мать стала единственным кормильцем в семье, пока Сейн не вырос. Сказать, что было трудно, — ничего не сказать. Лиминда работала на заводе в несколько смен, чтобы хоть как-то прокормить семью, но они все равно жили впроголодь.       Отец был заводским инженером, поэтому его заработок был достаточным, чтобы вместе с женой прокормить себя и детей. Но после его смерти их положение сильно ухудшилось. В пятнадцать лет Сейн тоже пошел на завод. Ему предоставили низкооплачиваемую, как и его матери, работу — собирать детали и электронные приборы.       Для более серьезного и, как следствие, более оплачиваемого занятия нужно было окончить школу, причем класс высокой квалификации, в котором готовили будущих инженеров. Но к этому Сейн был готов. С раннего детства он осознавал, что, если он хочет чего-то добиться, да хотя бы не жить впроголодь, ему необходимо учиться как можно лучше. Часто было лень, потом работа на заводе занимала много времени, но ему приходилось. И ему удалось достичь желаемого — он учился в том самом специализированном классе и был одним из лучших учеников, на которого возлагали большие надежды. Сейну предстояло еще год учиться в школе, затем ему дадут повышение на работе и предоставят возможность обучаться еще два года.       Кэри тоже учился в этом классе. Ему все доставалось легко. Вот и сейчас богатенькие родители подсуетились и пристроили сына в лучший класс школы. Говорят, раньше они жили в Капитолии, но были высланы оттуда в Третий дистрикт с возможностью вернуться при выполнении некоторых условий. Каких именно, Сейну не было известно, но на Кэри родители рассчитывали точно. Возможно, готовили его для службы миротворцем. Так или иначе, Кэри всегда доставалось все самое лучшее. За это Сейн ненавидел его больше всего.       Среди его сверстников встречались и другие важные шишки, но так сложилось, что его вражда с Кэри началась еще в детстве и продолжалась до настоящего времени. С самого раннего возраста, когда умер его отец, Сейн стал люто ненавидеть всех этих богачей, которые ничего не делали, чтобы достичь своего положения. А когда он пошел в школу, то встретил там Кэри, который начал презрительно отзываться о Сейне и его семье и издеваться над ним. От остальных подобных ему Сейн впоследствии держался в стороне, но открытая неприязнь к Кэри осталась.       Кэри разительно отличался от остальных сверстников. Всегда в новой чистой одежде: в темно-синих штанах и светло-серой рубашке. Сам он был на вид довольно симпатичный: если нужно, Кэри умел расположить к себе людей, но, присмотревшись у нему, узнав поближе, начинаешь сомневаться в его искренности, перестаешь доверять. Его темные глаза выражали уверенность в себе и собственном превосходстве. Сейн ненавидел этот взгляд. В нем нельзя было увидеть ничего, кроме неприязни. Заглянув в эти колкие глаза, невольно ощущаешь негатив, исходящий из них.       Брат и сестра быстро дошли до дома, поднялись по ветхим ступенькам и вошли. Дверь была незаперта. Они делили ветхую каморку с другой семьей; дом был разделен пополам, даже дверь у каждого была своя. Днем ее не закрывали на ключ: кому приспичит грабить дом, в котором практически ничего нет? Они прошли узенький коридорчик, заваленный старой обувью и прочим барахлом, и очутились на кухне. В углу комнаты была лестница, ведущая на чердак, где располагалась их спальня. Лиминда, их мать, сидела на табуретке за маленьким кухонным столиком и чистила картошку на обед. В этот день всех жителей дистриктов освобождали от работы, обычно в их семье готовила Лия, у которой было больше свободного времени.       Лиминда слабо улыбнулась. Она старалась не падать духом, несмотря ни на что, хоть это и было очень сложно.       — Нам скоро выходить, — заметил Сейн.       — Да, я сейчас заканчиваю.       Лиминда дочистила последнюю картофелину, залила миску водой и поднялась с табуретки. Она подошла к лестнице, рядом с которой стояла маленькая тумбочка, и взяла маленький гребень. Женщина аккуратно расчесала волосы, подстриженные по плечи, и посмотрела на себя в потертое, расколотое посередине зеркало.       Ей было чуть больше сорока лет. В чертах ее лица угадывалась былая если не красота, то привлекательность уж точно, до срока загубленная невзгодами и тяжелой работой. В глазах уже не было того огонька, который многие замечали во время ее молодости. Она просто устала и уже ничего не ждала от жизни. Единственным, ради чего еще стоило жить, были ее дети. Из-за них Лиминда до сих пор не сдалась, держалась изо всех сил. Да, глаза уже не блестели, но они все еще жили, а не наполнились безразличной пустотой, как бывало у многих здесь.       Лиминда взглянула на дочь и улыбнулась. Она была на нее похожа. От отца Лие достались только светлые волосы. Сейчас они и у Лиминды были того же цвета, правда уже от седины. Скоро светлее дочери станет.       — Ну что, пойдем? — неуверенно проговорила мать. — Когда вернемся, останется только картошку на плиту поставить.       «Если вернемся», — про себя поправил Сейн и поморщился, но вслух говорить ничего не стал и молча кивнул. Не то чтобы он боялся Жатвы или был суеверным, но вероятность быть выбранным все же была, и зарекаться от этого не следовало.       Семья вышла за дверь, на этот раз все же заперев ее, и отправилась на площадь. Они, как и все в этот день, были одеты во все самое лучшее. На Сейне была серая рубашка с коротким рукавом, такого же цвета брюки и тщательно вычищенные старые ботинки. Лия была одета в светлое скромное платье. Оно было почти новым — его купили только в прошлом году.   Когда они пришли на площадь, толпа только начинала собираться. Можно было и не спешить.       — Ну, мы пойдем, — сказал матери Сейн. — Еще нужно пройти контроль.       Лиминда обняла дочь и потянулась к Сейну.       — Все будет хорошо, мам. Вот увидишь, — пробормотал тот. Он никогда не умел утешать людей. — Нам пора.       Лиминда еще раз взглянула на детей и, медленно отвернувшись, пошла к остальным родителям, уже в довольно солидном количестве толпившимся на площади.       Сейн дотронулся до руки Лии.       — Пошли.       Она посмотрела на него немного встревоженно и коротко кивнула.       Брат и сестра прошли контроль на входе, где у них спросили имена и взяли кровь. Сейн в последний раз посмотрел на Лию и пошел к своим ровесникам. Там уже собрались его знакомые из школы. Сейн пристроился рядом, поприветствовав некоторых из них. До церемонии оставалось еще минут пятнадцать, и парень от нечего делать стал осматривать площадь. Вон там, с краю стоит кучка напуганных ребят. Они на Жатве в первый раз. Совсем еще дети.       Сейн перевел взгляд на другой участок площади, где стояли девочки. Среди пятнадцатилеток была и его сестра. Она тихо разговаривала со своей подругой, с которой училась в одном классе. В отличие от него, Лие больше повезло с друзьями — она легко сходилась с одноклассниками, у нее были две довольно близкие подруги, с которыми она познакомилась еще в детстве.       Сейн не умел заводить друзей. Приятели у него были, но эти отношения нельзя было назвать надежными. Сейн постоянно был один: один ходил на работу, один гулял в редкое свободное время, один порой выходил летом на закате из дома и пропадал где-нибудь на отшибах, размышляя о своем. Он намеренно избегал шумных компаний, общаясь с ровесниками только по мере необходимости. С сестрой у него были очень теплые отношения, но в школе и на улице она обычно предпочитала общаться со своими подругами.       Сейчас Сейн тоже не хотел ни с кем разговаривать и не присоединялся к компании своих одноклассников, активно что-то обсуждавших. Он просто задумался и даже не заметил, когда справа от него оказался еще один его ровесник. Кэри. Сейн наконец поднял глаза и краем взгляда заметил его, но предпочел никак не реагировать. Кэри все-таки вроде бы заметил это движение и усмехнулся, слегка приподняв уголок губ, но тоже ничего не сказал.       До церемонии оставалось совсем немного. Со сцены ушли последние работники, до этого что-то приготавливавшие и поправлявшие. Жители дистрикта перестали разговаривать и просто ждали. Ждали ответа на вопросы. Кого же выберут на этот раз? Какие «счастливчики» уйдут из дома, чтобы уже не вернуться? Чьи родители будут вначале с ужасом смотреть на экран, вздрагивая при каждом шаге их ребенка, а потом безудержно плакать, когда привезут искалеченное тело? Всего два подростка. Всего две жизни, которым предстоит оборваться на самом начале их пути во имя «всеобщего блага». Кто знает, может это и к лучшему? Что ждет их в этом грязном безрадостном мире? Может, так даже лучше: умереть почти сразу, чтобы потом не мучиться, страдая от голода, едва сводя концы с концами, отправляя уже своих детей на Жатву? И неважно, что их родственники будут вне себя от горя. Они привыкнут. Они смирятся. Им все равно умирать.       Церемония начиналась.       На сцену перед площадью вышла длинноногая капитолийка Саманта Дрейк. Ее нелепое ядовито-красного цвета платье, зеленый парик и такого же цвета туфли поразительно не сочетались друг с другом и могли навести на подростков больший ужас, чем предстоящие Голодные игры. Она же наверняка думала, что выглядит неотразимо. Саманта медленно подошла к микрофону, торжественно оглядела толпу и завела свою привычную речь про славу Капитолия. От всего этого зрелища Сейна тошнило, но приходилось внимать восторженным речам. Видимо, он плохо сдерживал эмоции, так что на его лице что-то отразилось, что Кэри естественно, заметил.       — Тебе, похоже, не нравятся речи Саманты. Ты полегче, полегче, а то так и до дебоширства дойдешь. А это тебе даром не пройдет. Представляешь, что будет с твоей мамашей и ненаглядной сестренкой, когда тебя повесят?       Сейн хотел было ответить, но предпочел промолчать: Кэри нес чушь, лишь бы задеть его, а вот из-за разговорчиков во время церемонии могли возникнуть неприятности. Сейн никогда не делал ничего противозаконного, во всяком случае такого, что потянуло бы на смертную казнь. Хоть он и ненавидел власть и богачей по типу Кэри, страх за свою жизнь и благополучие родных был сильнее. Он не мог рисковать, тем более что оппозиции как таковой и не было.       Тем временем на большом экране включили фильм, который повторяли из года в год. Сейн внутренне усмехнулся: правительство Панема настолько жлобствовало по отношению к дистриктам, что не могло даже снять новый, хотя бы для приличия.       Отгремели последние ноты гимна, и Саманта перешла к главной части программы, ради чего, собственно, их и собрали. Наступила самая волнительная минута для сотен подростков на главной площади Третьего дистрикта, по истечении которой все, кроме двоих, разойдутся по домам и будут радоваться, что выбрали не их. Те, что поблагороднее, радоваться не будут. А двое выбранных уедут в Капитолий, чтобы, скорее всего, никогда не вернуться.       — Как вам известно, все мы собрались здесь сегодня, чтобы выбрать двух счастливчиков, которым выпадет честь представлять наш дистрикт на Голодных играх, — разливалась Саманта. — По традиции, начинаем с девочек.       Она медленно прошла по сцене к шару с именами, опустила в него руку и, предварительно помешав бумажки, вынула одну из них. Саманта ослепительно улыбнулась во все свои белоснежные зубы и направилась обратно к микрофону. Сейну эта улыбка напомнила оскал. Все жители дистрикта напряженно замерли, на площади на мгновение воцарилась тишина. Саманта еще раз окинула взглядом толпу и принялась наконец-то разворачивать бумажку. Она быстро пробежалась по тексту глазами и выкрикнула имя.       — Лия Кэрдоу.       У Сейна помутнело в глазах. Почему? Почему именно его сестра? Он посмотрел на ту часть толпы, где должна была стоять Лия, пытался найти ее, но люди сливались в единое пятно. Сейн увидел сестру, когда она уже подходила к помосту, нервно оглядываясь по сторонам. Вот она взобралась на сцену. Ей помогли подняться. Саманта, противно улыбаясь, поприветствовала ее. Лия тоже нашла глазами брата, она смотрела на него отчаянно, еле сдерживая слезы, потом отвернулась. На площади снова установилась тишина. Особенно там, где стояли ровесницы Лии. Даже Кэри растерял свою обычную заносчивость: он смотрел на нее и брата даже как-то сочувствующе. Тишину прерывали всхлипывания где-то сзади — это плакала их мать.       Для Саманты это привычная сцена, на которую она предпочитала отвечать своей «бесподобной» улыбкой. Она попыталась замять паузу и возвестила о том, что пора перейти к юношам. Саманта вынула из шара бумажку, все так же улыбаясь, развернула ее и назвала второе имя.       Этого не ожидал никто. По толпе прошел гул. Сейн обернулся на своего соседа, а в его ушах продолжало звенеть: «Кэри Линсдвиг».       Кэри медленно пошел к помосту. Он попытался нацепить привычную маску равнодушия, и вроде даже получилось. Многие люди в толпе не знали, как реагировать: вроде и нехорошо злорадствовать в такой ситуации, но Линсдвига не любил никто, в отличие от Лии. Конечно, многие не были знакомы с ней лично, но все, кто знал эту девушку, симпатизировали ей.       Кэри знали многие, и большинство питали к нему весьма негативные чувства. С равными себе по материальному положению он не общался, так что был для них чужим. Эти откормленные богатыми родителями подростки предпочитали собираться в свою компанию, а на держащегося особняком Линсдвига смотрели с подозрением. Бедняки же его люто ненавидели, и понятно, почему. Родителям, коренным капитолийцам, он, казалось, и вовсе был не нужен. Кэри часто думал о том, что они больше заботятся о способах вернуться в Капитолий, чем о его существовании.       Кэри, пошатываясь, взобрался на помост. Саманта протянула к нему руку, обтянутую блестящей бордовой перчаткой, но он не видел ее. Справа от капитолийки стояла испуганная Лия. Казалось, она прикладывала все усилия на то, чтобы вконец не разрыдаться. Толпа на мгновенье утихла, но тишину на площади вновь нарушил голос Саманты.       — Трибуты Третьего дистрикта, пожмите друг другу руки.       Кэри медленно протянул ладонь и пожал трясущуюся руку Лии. Она не смотрела на его лицо, словно любое усилие в этот момент было ей тяжело.       — Теперь, когда нам известно, кто же будет представлять наш дистрикт на 70 Голодных играх, остается только традиционно пожелать. Счастливых вам Голодных игр, и пусть удача всегда будет с вами!       Кэри бросил последний взгляд на площадь, на усталые лица людей, и отвернулся, чтобы уйти за уводящей их Самантой в коридорчик за сценой. Их отвели по комнатам и приставили к дверям миротворцев. Комната, в которой оказался Кэри была с высоким потолком, но тесная: в ней помещался лишь старый жесткий диван и маленький стол.       Теперь ему оставалось только ждать.