Терновый венец золотого мальчика

Разбитое сердце — всё, что у меня осталось,

И я всё пытаюсь собрать его осколки,

Но пару кусочков я потерял,

Пока волочил его домой.

Я боюсь самого себя,

В голове совсем незнакомые мне мысли,

А тишина бьёт молотом в голове,

Прошу, отвези меня, отвези меня домой.

Duncan Laurence — Arcade

19 января, 1999 г.       За месяц в школе особо ничего существенного не изменилось, если судить со стороны Гарри Поттера, давно утратившего интерес к школьной жизни. Вот уже полгода от начала учебного года Гарри волновали одни только пропажи студентов, подвергшихся сначала нападению, исчезновению и смерти. Никто не спешил распространяться о том, что творилось в стенах школы, потому как Министерство магии, по приказу Министра магии, объявило об охоте за головами. За головами тех, кто наводит смуту в магическом сообществе, подрывая авторитет нового Министра и его помощников. Благодаря Эйлин Маркус, сумевшей сбежать от своих похитителей, Минерве МакГонагалл стало известно, что как и изначально предположил Аластор Грюм, — похищение чистокровных студентов дело рук выживших Пожирателей смерти, сумевших избежать суда, по причине бегства. Но вот они вернулись в Лондон, творя беззаконие. Аластор, с пристрастием допросивший единственную выжившую девушку, так и не сумевшую оправиться после кошмара, которые она пережила в свои пятнадцать, — толком ничего не выяснил.       «— Они не закончили… Вы не понимаете, они ещё не закончили!..» — верещала Эйлин, покуда ее не напоили успокаивающим бальзамом.        В середине этого месяца, примерно тринадцатого января, было совершено не одно нападение, на что рассчитывали Малфой с Поттером, по-прежнему не оставляющих надежд на поимку убийц, — а целых два. Если Эйлин Маркус чудом осталась жива, с незначительными повреждениями, как это описал Аластор Грюм в отчете, то ее брат-двойняшка — Элиот Маркус был найден мертвым меньше чем через сутки. Его тело подкинули на следующее утро, после того, как Эйлин, вся в слезах и соплях, рассказала обо всем, что ей естественно было известно, Аластору Грюму. Минерва МакГонагалл, дабы не подвергать Эйлин большим потрясениям, не позволила ей попрощаться с братом, тело которого было зверски искромсано. Прибывшим в Хогвартс колдомедикам пришлось не один час потратить на то, чтобы опознать тазобедренные кости, грудную клетку и хребет, — в общем то, что осталось от Элиота. Можно было бы сказать, что теория, мол, студенты — девственники, подтвердилась, если бы Эйлин прошлым летом не гостила в доме Блейза Забини, с которым, собственно, потеряла невинность, причем не только в традиционном понимание этого слова.       Как бы Минерва МакГонагалл не пыталась поговорить, где-то припугнуть Аластора Грюма, захаживающего в Хогвартс, как к себе домой, все ее попытки терпели крах. Министр от лица всего Министерства заявил, что не станет способствовать тому, чтобы школу закрыли, или предавать дела в Хогвартсе огласке. Минерва грозила покинуть место директора, но к ее сожалению Кингсли, скривив губы, просто ответил — «Валяйте, профессор, не пройдет и дня, как ваше место будет отдано кому-то из преподавательского состава». Разумеется, после такого Минерва предпринимать ничего не стала, ведь, если она не позаботится о своих учениках, то никто этого и подавно не сделает. Поэтому пришлось стиснуть зубы и унизиться еще раз, упросив Министра прислать в Хогвартс мракоборцев, чтобы те следили за порядком, хоть как-то оберегая учеников. Толку от этого особо не было, потому что мракобоцы — защитники магического мира, бестолку просиживали штаны, играя в маггловские карты, которые изъяли по приезде в школу у младшекурсников. Они оккупировали один из кабинетов замка, чисто для виду совершая обходы вокруг школы. Рон Уизли был уверен: разлад в Министерстве царит давно, как и в магической Британии, поэтому у Министра с Грюмом не получается взять «оборзевших» — как Рон называл за глаза мракоборцев, под контроль.       «— Будем честны, Гермиона, Грозный глаз раскис, — в один из вечеров сказал Уизли, отложив домашнее задание по трансфигурации на потом. Это «потом» так и не наступило, зато Уизли осенило. — Мракаборцам нужна тяжелая рука. Порядок в нашем мире зависит от них на девяносто процентов, поэтому я тут подумал…»       Спустя несколько дней Рон Уизли в экстерном порядке сдал ЖАБА, забрав документы из Хогвартса. И Уизли мог собой гордиться, так как результат у него был весьма неплохой. Поступив на обучение в мракоборческий отдел, Рон планировал, о чем вслух не распространялся, перекроить устоявшиеся «правила», подвергнув их изменению. В мире и без того проблем навалом, возникших после войны, а разобщённость и неподчинение мракоборцев добавляли масло в пылающий огонь. Вслед за другом свои документы забрала Гермиона, решив связать карьеру с политикой. Она метила на место Министра магии, как и Рон, желая изменить магический мир, ставший для нее родным, несмотря на потери и горе, в лучшую сторону. А начать изменения нужно с внутренней политики. Идеально было бы прекратить собирать налоги с мирных жителей, которые и так еле-еле сводят концы с концами, однако на это нужно было время. Гермиона молода, поэтому времени, как она считала, было у нее предостаточно.       С трудом разлепив глаза, Малфой заёрзал на постели, стягивая простынь, отчего футляр с маггловскими карандашами Поттера съехал с его живота. Послышалось приглушенное фырканье, после чего Гарри, вернув карандаши на место, продолжил выводить в своем блокноте ушную раковину Эйлин Маркус, которую он, к несчастью, для Драко запомнил в мельчайших подробностях. На память Гарри никогда не жаловался, а охотившись за крестражами, Поттер обнаружил в себе талант к рисованию. Правда имелось одно «но» — спал Гарри мало, иногда по несколько суток не смыкал глаз. Отсутствие сна гриффиндорец не считал проблемой, а вот Малфой, в чью комнату в декабре, прямо-таки с концами перебрался великий Гарри Поттер, — находил минус в его бессоннице, потому что спать, когда под ухом шуршат пергаментами, хлебают чай и используют ненормативную лексику, было тяжело. Поттеру хоть бы что, а у Малфоя-то режим. Хотя он и дал себе слабину, когда узнал о смерти отца. Может, Люциус Малфой производил двоякое впечатление, чаще всего негативное, появляясь в обществе, но он был действительно хорошим отцом, как и мужем, любившим свою семью.       Гарри не понимал боли Малфоя. Может, по той причине, что за безмерным количеством потерь, он очерствел ко всему живому; а может, Сириус, хоть и был крестным, одним из важных людей в его жизни, так и не смог заменить родного отца, которого Гарри, сколько бы не старался, вспомнить не мог. Когда Драко сумел взять эмоции под контроль, что далось ему не сразу, то осознал, что не был готов видеть кого-то, говорить с кем-то, если Гарри не было рядом. Малфой превратил в руины свою комнату старосты, а после упал на колени, бесцветными глазами, как казалось Поттеру, уперся взглядом в рамку с колдографией, стоявшей на рабочем столе до того момента, пока Драко не перевернул его, превратив в щепки. Мать, отец, сестры и сам Драко с улыбками махали в объектив камеры, не заботясь о том, что истинные аристократы на публике должны вести себя сдержанно. Года четыре назад, когда Драко только-только должен был отправиться на четвертый год обучения в Хогвартс, он с семьей гостил летом в Монако у кузена матери — Ригеля Блэка. Отношения с Нарциссой у Лорда Блэка так и не заладились, зато своих племянниц и племянников он принимал с распростертыми объятиями. Пожалуй, то лето было лучшим в жизни Драко, пока он не отправился на Чемпионат мира по квиддичу.       После похорон отца, матерью и старшей сестрой — Адарой, было принято решение, что титул Лорда Малфоя перейдет Драко. Был еще один претендент в лице великого дяди, который являлся братом Абраксасу Малфою, около двадцати лет живущего в Ницце. Драко не стал возражать, потому как думать о власти на тот момент он не мог, зато Адара, поклявшаяся убить дедулю голыми руками, видела в младшем брате будущего Лорда их рода. Так и произошло. После совета Тринадцати семей, одобривших кандидатуру Драко Малфоя, успешно прошедшего ритуал, нынешний Лорд Малфой вписал свое имя в священную книгу Тринадцати. Гарри, конечно же, не особо вникал в рассказ Малфоя, когда они уединились в его комнате, собственно, другого от Поттера ожидать не стоило, чего Малфой и не делал. Может, Поттер был хорош в постели, но если нужен совет или поддержка, можно смело идти к Блейзу, а лучше к Пэнси — вот она точно найдет нужные слова, а потом как даст подзатыльник, велев не раскисать, — сразу жить захочется.       — Хватит дымить! — С головой накрывшись одеялом, Малфой пытался не задохнуться в прокуренной табаком комнате. Честно говоря, выходило у него плохо, потому как простыни, подушки и покрывало пахли ментолом дешевых сигарет. Поттер в последнее время пристрастился к маггловским сигаретам, как успел заметить Драко, что его крайне раздражало, потому что запах табака не выветривался. — Я как маггл пахну!       — Ну да, — пробубнил Гарри, делая пометку в блокноте, — это тебе не фиалки. Да ладно, не ссы, мойся чаще.       Гневным взглядом прожигая профиль гриффиндорца, никак не реагирующего на соседа, вылезшего из-под одеяла, Драко всерьез задумался об умышленном убийстве. В Хогвартсе, за исключением преподавателей, никто особо не расстроится, если герой Британии коньки отбросит, к тому же время сейчас неспокойное. Останется тело подбросить, и дело с концом. Тушка у Поттера тяжелая, значит придется обратиться за помощью к Теодору, уж он-то точно не откажет.       — Опять что-то гнусное замыляешь, альбинос ты мой?       — Да вот думаю, как грохнуть одного шрамоголового, чтобы подозрения на меня не пали.       Гарри хрипло рассмеялся, искоса взглянув на Малфоя. Тот хоть и злился, но тусклой улыбки, отголоском промелькнувшей на лице, скрыть не смог. Кто бы мог подумать, что спустя годы ссор и оскорблений, Драко Малфой проснется с обнаженным Гарри Поттером в своей постели? Точно что-то из разряда вон выходящего. Лучше, конечно, входящего, желательно в рот, но это другая история. Тряхнув головой, Драко откинул одеяло, свесив босые ноги с постели. Гарри, засидевшись допоздна, опять забыл закрыть окно, поэтому пол в комнате был холоднее снега за окном. Трусцой побежав к ванной комнате, Драко не забыл бросить колкое замечание в адрес Гарри, бровью не поведшего.       — Не сквернословь!       — Пошел ты, Поттер!       Закатив глаза, Гарри покачал головой, мол, — «Дорогой, а ты часом не ошалел?». Порой с Драко было сложно. Сам по себе Малфой производил несколько расплывчатое впечатление, потому как: для кого-то, например, для близких друзей, он был понимающим человеком, способным поддержать и всегда, нередко во вред самому себе, прийти на помощь; другие видели в Драко чопорного аристократа с завышенным самомнением и раздутым эго, которое раза в три больше самого Драко; для людей, равных Малфою по статусу, Драко виделся воспитанным молодым человеком, целеустремленным и, конечно же, умным. Понятное дело, Гарри поначалу воспринимал Малфоя через призму прошлого, думая, что тот все еще капризный паренек, которому стоит топнуть ножкой, и Лорд папочка купит для него весь мир. Вот когда они начали проводить время вместе, строя теории и возможные причины заговоров, Малфой открылся для Поттера с новой стороны, а его познаниям в зельеварении и трансфигурации позавидовала бы сама Гермиона. Чего греха таить? Драко Малфой был хорош в любом деле.       Гарри приподнялся на локтях, глянув в сторону двери, за которой слышался шум воды. Драко мылся часто и долго, чего Гарри не одобрял. Буквально год назад, когда он с Роном и Гермионой искали крестражи Лорда Волан-де-Морта, о гигиене, как, впрочем, о куске тыквенного пирога, времени, да и возможности, думать не было. По этой причине Гарри считал расточительством, когда Малфой часы проводил в ванне. Самому же ему было достаточно нескольких минут, чтобы сполоснуться, почистить зубы и расчесаться. Свесив ноги с постели, Гарри натянул штаны, сонно потирая глаза. Этой ночью он бодрствовал, как прошлой и позапрошлой. Со сном было тяжело еще с четвертого курса, когда Гарри начали посещать видения о Волан-де-Морте, часто превращающиеся в кошмары. Поттер по сей день помнил, как у него бешено колотилось сердце, норовя вырваться из грудной клетки, переломав ребра, стоило пробудиться от липкого кошмара. По сей день помня, как пот стекал струями, пачкая одежду, Гарри мутило. В прошлом Поттеру было нелегко, но он справился, а сейчас обязан помочь Малфою, который врет, прячась за маской напускного равнодушия, уверяя самого себя в том, что он справился с кончиной отца, — а ведь это наглая ложь. Гарри, как никто другой знал, чем чреваты последствия того, что человек на протяжении долгого времени обманывает сам себя. Поттер прошел через Ад, и да, ему несказанно повезло, потому-то Рон и Гермиона поддерживали его, вытаскивали из пекла, заботились и любили, и он бы не выжил, не будь их рядом, поэтому Малфоя, каким бы кретином он порой не был, Гарри бросать не собирался.       Обернувшись на скрип двери, Поттер нахмурился. Друзья Драко врывались в его комнату без стука, иногда с ноги. И чаще всего в самый неподходящий момент, например, во время ссоры Поттера и Малфоя, или же когда оба, в порыве страсти, стягивали одежду друг с друга. Вот и сейчас, на пороге стояла Пэнси Паркинсон со скрещенными на груди руками. Она воротила носом, потому что, как бы сильно не любила своего друга, принять его выбор — Гарри, мать его, Поттера, — не могла. Точно не после всего того, через что была вынуждена пройти ее семья. Астория затаила на Малфоя обиду, однако тот не собирался прогибаться под чужие желания. Коли девочки не принимают его выбор, его партнера, то значит им не так уж и важна его дружба. С его стороны подобная позиция воспринималась Теодором более чем эгоистично, так как со слов Гарри Поттера многие Пожиратели и их сподвижники угодили в Азкабан. Было одно «но», которой игнорировать нельзя, а именно: в момент, когда Гарри после битвы давал показания в Визенгамоте, он был настолько истощен, отчего попросту не вникал в смысл написанного, бездумно читая с карточек, кои ему вручил Аластор Грюм. Несомненно, будь у Гарри возможность, то он бы исправил многое. И все-таки, Пэнси, в отличие от Астории, не сумевшей оправиться после смерти старшей сестры, хоть как-то пыталась наладить отношения с Поттером. Не то чтобы у нее это получалось, но она хотя бы не бросалась на него с кулаками, а это уже о многом говорит. К тому же, по своей натуре Паркинсон — отходчивая, а видя, как Драко счастлив с противным Поттером, Пэнси на глазах расцветала. Ей, как никому было известно, через что прошли Малфои. Для своего друга она желала лучшего, и если ему хорошо с Гарри, то пусть будет так.       — Поттер, — цокнув, слизеринка пригладила слегка взлохмаченные волосы, — ты случайно одеться не хочешь? Может, Драко нравятся твои выпирающие кости, то я не нахожу их, впрочем, как и тебя самого, привлекательными.       — Паркинсон, — в той же манере начал Гарри, ища завалявшуюся под кроватью футболку, — тебя сюда не звали.       Виляя бедрами, Пэнси, словно модель, сошедшая с обложки Ведьмополитена, с кошачьей грацией продефилировала к креслу, элегантно усевшись на него и при этом не забыв закинуть ногу на ногу. Гарри закатил глаза, считая замашки слизеринки чем-то вроде пафоса, присущего детям аристократов. Мнение Гарри, абсолютно незнакомого с традициями чистокровных семей, разнилось с реальностью, о чем Драко не раз ему напоминал.       — Ты так и не понял? Мне не нужно приглашение, чтобы зайти к своему другу, Поттер. Это тебя здесь не должно быть, — хмыкнув, Пэнси склонила голову вбок. — Ваши простыни с матрасом воняют. Не пробовали прибираться? Или подожди, — схватившись за сердце, Паркинсон едва ли не залилась слезами, — неужели ты пытаешься привить Драко стиль бедности? Хочешь, чтобы он как и ты шарился по помойкам в поисках огрызков?       Закинув блокнот и несколько пергаментов в школьный портфель, Гарри опустился на край постели, уронив лицо в ладони. Язык у Пэнси подвешен, что надо, тут не поспорить. Если бы Хогвартс в конце учебного года присваивал ученикам награды, то «Стерва года» как и «Королева драмы» были бы заслуженно отданы мисс Паркинсон.       — Что ты? Разве у меня есть на Малфоя такое влияние? — ответ Поттера Паркинсон не понравился, как и он сам. — У нас все кристально чисто. И не воняет, а пахнет. — Поднявшись на ноги, Гарри подхватил портфель, направившись к двери. — Пахнет спермой, Паркинсон. С-п-е-р-м-о-й.       Пэнси завизжала, погоняя Поттера отборными ругательствами, услышанными из уст Блейза. Сняв со стопы тапок, девушка метнула его в ржущего над ней Поттера, который, при всей своей угловатости, ловко увернулся, избежав удара.       — Ты отвратительный! Мерзкий! Невоспитанный!..       — Передай Драко, что я вернусь к вечеру, — губы Гарри расплылись в ухмылке, — пусть он будет в неглиже.       — Урод!       Пэнси передернуло. Нет, ну надо же? Поттеру явно не помешало бы прочесть книгу о правилах приличия и манерах, потому что в ином случае, если он с Малфоем выйдет в свет, то оба станут всеобщим посмешищем. А краснеть придется Драко. Возможно, в своем кругу Гарри звездочка, но в высшем обществе, в котором Малфой крутился с рождения, — Гарри белая ворона.       — Поттер, надеюсь, ты готов ко второму раунду!       Облокотившись на дверной косяк, Малфой, не стесняясь своей наготы, запрокинул голову, прикрыв глаза. Квиддич, на который он положил около десяти лет, отлично сказался на его физической форме. Малфой не слепой, и он здраво оценивал свою привлекательность.       — И тебе привет, Драко, — оценивающе скользнув по фигуре друга, Пэнси ухмыльнувшись, задержала взгляд на пахе. — Поттер любит, когда все гладко?              — Пэнс! — поспешив скрыться за дверью ванны, Малфой брюзжал, как тот Аластор, вечно всем недовольный. — Ты чего тут?       Появившись перед подругой в махровом халате, накинутом на голое тело, Драко, как и Гарри, не брезгуя влажными простынями, уселся на постель. Паркинсон фыркнула, прокрутив кольцо на пальце.       — Решила заглянуть к тебе, предложить сходить вместе на завтрак.       — Как мило с твоей стороны.       — Я вообще милый человек, Драко.       Слизеринец хрипло рассмеялся, поспешно скрывшись за ширмой. Пока он переодевался, Пэнси рассказала о том, что на днях она слегка повздорила с Блейзом из-за какой-то чепухи, от чего они все это время не общаются. Малфой пообещал поговорить с Забини, чтобы наладить отношения двух друзей. Он знал: Паркинсон давно неравнодушна к любвеобильному Забини, который видел в ней лишь подругу.       — Как дела у Тео? Что-то я давно его не видел, — не глядя застегивая запонки, Драко искоса поглядывал на вмиг помрачневшую подругу. — Что произошло?       Он по взгляду понял, что дела у Теодора идут не очень. После рождественской ночи Нотт заметно отдалился, а Малфой, не понимая причину его поведения, не стремился наладить общение.       Он всего-то не хотел видеть очевидного.       — А то ты не знаешь? Он опять пьет.       Испустив тяжелый вздох, Драко изнутри закусил щеку. У Тео, как бы он не отрицал обратного, давно прослеживалась проблема, вызванная зависимостью к алкоголю.       — Что на этот раз?       — Ты!       — Я?       Поднявшись с места, Пэнси подошла к другу, обняв его за плечи. Она знала, что Драко не любитель подобного проявления чувств, но сейчас это было нужно ей.       — Поговори с ним, пожалуйста. Тео страдает, ведь ты так мало времени проводишь с нами. Он не скажет, что ревнует тебя к Поттеру, с которым ты не расстаёшься, но это так. Ему тебя не хватает, и это его убивает.       — Ладно, поговорю.       — И про Блейза не забудь, — зардевшись, Пэнси отвернулась.       — Ладно, — губы слизеринца дрогнули в беззлобной ухмылке, — про него тоже не забуду.       Отвесив другу подзатыльник, Пэнси направилась к двери, а Малфой следом. Он полюбопытствовал у нее, где Гарри и почему он ушел не попрощавшись, на что Пэнси пошутила, мол, избранному мир пора спасать.

      ***

29 января, 1999       Решив прислушаться к просьбе Драко «наладить отношения с его близкими друзьями», Гарри, перед началом урока по трасфигурации, подсел к Теодору Нотту, заснувшему на школьном портфеле. Поттер присвистнул, учуяв жуткий запах перегара. Он мог дать руку на отсечение, зная, что многим преподавателям приходится закрывать глаза на безрассудное поведение слизеринца, дабы не загубить его шанс на лучшую жизнь. В школе без того неспокойно, а лишать бывшего Пожирателя смерти возможности прожить отмеренный остаток жизни достойно, став кем-то, — казалось неправильным. Тео не был разгильдяем, разве что совсем немного, и то редко. Блейз объяснил Поттеру в один из вечеров в гостиной Слизерина, что Нотт напивается не столько из-за проблем в семье, сколько в первую очередь из-за отношений Гарри и Драко. Нотта не интересовало, что эти двое всего-навсего спят друг с другом между перерывами на секс, стараясь разобраться в принципе отбора жертв и возможных похищений. Малфой считал своим долгом докопаться до правды, чтобы хоть немного смыть с семьи клеймо убийц и прислужников Темного Лорда. Работники Министерства молчали, но было ясно, что за смертью Люциуса Малфоя стоит Кингсли, вдруг решивший, что заключенные каким-то боком связаны с нападениями в Хогвартсе. Он свято верил, несмотря на здравый смысл, что запертые в камерах Азкабана Пожиратели поддерживают связь друг с другом с помощью метки, а факт того, что она практически сошла с предплечий после гибели Волан-де-Морта, не волновал.       Гарри чувствовал свою вину, потому как прошлым летом, давая показания против Пожирателей, он не задумывался о том, как сложится жизнь их детей, жен, родителей. Гарри в принципе не думал, когда под руководством Грюма, диктующего ему речь, он опознавал людей Лорда Волан-де-Морта, коих по правде в глаза не видел. Он знал Беллатрикс Блэк, убившую Сириуса; Рудольфуса Лестрейнджа, сбежавшего после гибели Лорда Волан-де-Морта; Игоря Каркарова, погибшего от рук своих же людей, стоило ему вернуться на Север; Люциуса Малфоя, лет семь назад подбросившего Джинни дневник Тома Реддла; Питера Петтигрю, обратившегося в крысу и вновь бросившегося в бега, но Гарри понятия не имел, кто такой Нотт-старший, вот уже полгода гнивший в Азкабане; Паркинсон-старший, приговорённый к пожизненному заключению без права на свидания с родней; Реймонд Эйвери, которого мракоборцы убили на месте; Альберта Донта, также как и многие попавшего в камеру Азкабана; Антонина и Владимира Долоховых, кои были приговорены к поцелую дементора. Он не помнил лиц, имен, — всё, о чем Гарри мог думать, это карточка с речью, написанная корявым почерком Аластором Грюмом. В то лето Гарри не осознавал, что он безвольная марионетка, подчиняющаяся приказам Министра магии и его верного помощника Грюма.       В разгар Рождественской вечеринки, на которую Малфой тайно провел Поттера, Пэнси Паркинсон, во всей красе, обвинила Поттера в предательстве магов. Прошло немало недель, прежде чем Поттер, по просьбе Драко Малфоя, умеющего доходчиво объяснять свою точку зрения, как не стоит себя вести со слизеринкой, осмелился заговорить с Пэнси, принеся искренние извинения ей и ее семье. Разве Гарри знал, что отец Пэнси никогда не участвовал в войне, годами сохраняя видимость своей верности? Нет, он не знал, потому что не поговорил с семьей Паркинсона-старшего, потому что не докопался до правды и не сделал ничего, что могло хоть как-то повлиять на расследование. Министерство под одну гребенку схватило Пожирателей и людей, к ним приближённых, — кого-то посадив на пожизненное заключение, а кого-то лишив жизни. Наведя справки благодаря верному Кикимеру, поклявшемуся до конца своих дней служить Гарри Поттеру, гриффиндорец узнал о том, что счета Пожирателей в банке, их земли и богатства перешли в казну Министерства, с тем расчетом, чтобы покрыть расходы, нанесённые во время войны, а также выплатить компенсацию пострадавшим семьям. Никаких денег никто не увидел, зато некоторые здания, в частности Министерство магии восстановили с размахом. Вот и получается, что в одиночку переживая ужас войны, Гарри упустил из виду момент, когда он собственными руками поспособствовал тому, что многие невиновные волшебники просто так распрощались с жизнью.       Министерсво не стремилось к тому, чтобы найти сбежавших Пожирателей, которые действительно опасны, — вместо этого оно вводило новые налоги, чуть ли не беря пошлину за воздух в легких. Гарри долго думал над тем, как ему исправить свои ошибки, при этом не начав Гражданскую войну, поэтому он отправил сову главе Визенгамота неделю назад с просьбой пересмотреть дела некоторых осужденных. О своем поступке он никому не рассказал, боясь обнадёжить Малфоя, переживавшего за подруг — Пэнси, Асторию и прочих слизеринцев, чьи близкие были также осуждены без существенных доказательств. Благодаря Малфою, как бы извращенно это не звучало, Гарри пришел к тому решению, что пора бы ему отпустить прошлое, начав новый этап своей жизни с чистого листа. После Хогвартса Драко всерьез подумывал над тем, чтобы отправиться в Австралию, дабы выучиться на лекаря. Малфой многое успел переосмыслить, находясь в обществе Пожирателей, потому-то он стремился исправить ошибки отца и свои заодно, а помощь людям, как раз то, с чем ему бы хотелось связать свою жизнь. На днях Рон Уизли, с которым Гарри встретился в выходной день в Хогсмиде, подкинул другу неплохую идейку, припомнив, что на курсе эдак так четвертом Гарри мечтал стать мракоборцем. Поттер согласился с другом, а затем слово за слово, и вот Гарри листает брошюру с предложениями об учебе и работе, где черным по белому было написано, что в Австралии как раз нужны новые работники в качестве авроров. Но для того, чтобы начать жить будущим, Гарри Поттеру необходимо разобраться с прошлым.       Нотт проснулся от толчка в спину, когда Минерва МакГонаггал любезно попросила Пэнси Паркинсон разбудить спящего красавца, чуть ли не слюни пускающего на школьную парту. Теодор спросонья не сразу сообразил, где он находится и кто перед ним. Тогда Гарри решил отшутиться, мол, это по его вине Теодор заснул, так как Гарри ему все уши прожужжал о чудодейственных водорослях, водящихся в Черном озере. Хотелось сказать, что прожужжал он о заднице Малфоя, которую поимел прошлой ночью в ванне старост, но Минерва навряд ли бы оценила шутку, и потому Поттер заткнулся. Как показалось Гарри, Тео странно отреагировал на его поступок, потому что вместо того, чтобы попросить его отсесть, Нотт, напротив, сам подсел поближе, томным голосочком поблагодарив Избранного за помощь. И если удивление, вызванное нестандартным поведением слизеринца, Гарри улетучилось, то Драко, сидящий за спинами Поттера и Нотта, был в шоке от происходящего. Во-первых, слизеринцы, видать, привыкшие к тому, что в их гостиной торчит Поттер, никак не отреагировали на то, что он подсел к одному из них. Во-вторых, то же самое относилось к гриффиндорцам, решившим, что нет смысла угрожать Гарри, не первый месяц ведшему дружбу с их «врагами». А в-третьих, Тео открыто строил глазки Поттеру, на ухо шепча то, что Драко при всем своем желании расслышать не мог. Багровея от злости, Малфой сжимал пальцы в кулаки, мечтая о скором звонке, чтобы схватить Потера за шкирку и оттащить от друга, с которым всего-то надо было наладить контакт, а не половую связь.       Одно непонятно: Драко переживал, что уводят его лучшего друга детства, или же причина ревности скрывалась в том, что друг детства может увести из-под носа Поттера, успевшего стать хорошим другом и пылким любовником?       — Поттер, я тебя умоляю, — слащаво улыбнувшись, Тео смахнул пряди волос с лица, — достать косячок для меня, как два пальца об… — спохватившись, слизеринец изнутри прикусил щеку. — В общем, держись меня, и всё у тебя будет.       — Прям всё? — скептически выгнув бровь, Гарри поспешно собрал принадлежности, коими не воспользовался за весь урок, в портфель, нога в ногу с Ноттом покидая аудиторию. — Приведи хоть один пример.       Теодор возвел глаза к потолку, мысленно ставя галочку, дабы в недалёком будущем как следует поднатаскать Поттера, сомневающегося в возможностях Нотта. По-братски закинув руку на покатые плечи гриффиндорца, никак не отреагировавшего на сей жест, слизеринец затараторил:       — Будет тебе и выпивка, и косячки высшего сорта, и даже девчонки с опытом, если ты, конечно, захочешь познакомить их со своим дружком, — красноречиво глянув на пах Поттера, слизеринец неосознанно облизнул губы. — Поверь, они тебя не разочаруют, половину я сам как-то летом опробовал.       — Знаешь, в последнее время меня женский пол не привлекает, больно много с ними мороки, а я такое не люблю.       — Вас понял! — Тео подпрыгнул, отчего Поттер сделал вывод, что слизеринец находится под кайфом. — Могу подогнать нескольких мальчиков, ну как мальчиков, они взрослые парни.       Обернувшись через плечо, Гарри бросил косой взгляд на Малфоя, дорогу которому преградила живая толпа из студентов. Не сложно было понять, что Драко на дерьмо исходил от того, что Поттер и Нотт ушли, не став его дожидаться. Так еще и Пэнси, будто специально, набросилась на него с вопросами о Блейзе, с которым она каким-то чудеснейшим образом успела рассориться за один только урок.       — Да, я люблю тех, кто постарше.       — Отлично тебя понимаю, — Тео проследил за взглядом Поттера, и наклонившись к его уху, тихо прошептал: — У Драко отличная задница, а уж когда он в своем парадном костюмчике, я весь млею, точно овца при виде козла с внушительным достоинством.       — Хочешь сказать, что он тебе симпатичен? — как можно корректнее подбирая слова, Гарри весь обратился в слух. Ему было ой-как интересно, какие отношения связывают Драко и Теодора.       Скрывшись за ближайшим поворотом, Теодор утащил Гарри к Астрономической башне через потайной ход, где они могли поговорить без надзирателя в лице Драко Малфоя. Рассказывая о том, как на одной из тренировок по квиддичу Нейт Труп получил бладжером по голове, Нотт вприпрыжку взбирался по каменным ступеням, периодически оглядываясь на Поттера. С высоты Астрономической башни можно было увидеть многое, например, Хагрида, играющего палкой с Клыком, или трех когтевранцев, исчезающих в тени Запретного леса. Нахмурившись, Гарри полюбопытствовал у Нотта, как зовут трех нарушителей. Слизеринец выложил все, как на духу, по затылкам сумев узнать когтевранцев, кои в прошлом месяце напали на него в подземелье, хорошенько избив. Не подоспей Блейз в тот вечер вовремя, то дело закончилось бы плачевно, чего, к счастью, не произошло. Тео не вдавался в подробности своего рассказа, зато с удовольствием поведал о том, как можно умаслить категоричную Паркинсон. И пусть она уже не считала Гарри своим врагом номер один, однако их взаимоотношения так и не сдвинулись с мертвой точки, зависнув где-то между обоюдной ненавистью и желанием поделиться последней сплетней. К своему удивлению, Гарри не так давно обнаружил за собой привычку поболтать перед сном, вскоре переросшую в — «Ну что, Забини, что слышно в Хогвартсе?» Гарри с детства рос общительным ребенком, но, увы, Дурсли всячески подавляли его желание поболтать, обесценивая мнение, мысли и чувства мальчика, осиротевшего в один день.       — Как давно?       Тео любезно предложил Поттеру одну из последних сигарет, купленных также на последние деньги у знакомых пуффендуйцев, — прикурив ее кончиком волшебной палочки. Поттер кивнул, как бы говоря «спасибо». Не будет же он в самом деле рассыпаться перед слизеринцем в благодарностях? Бред! Поднеся к губам чуть помятый фильтр сигареты, Гарри сделал глубокую затяжку, умиротворенно прикрыв глаза. Летом он клялся самому себе, что не пристрастится к пагубной привычке, а оказалось, что в компании слизеринцев не курить невозможно.       — Как тебе сказать? Драко мне как брат, — грустная улыбка коснулась губ Тео. — Сам скажи мне, можно ли думать о брате, когда ты близок к разрядке с девицей, имени которой не помнишь по утру? — Оперевшись на перила, Теодор перевел дыхание, собираясь с мыслями. Хотелось выговориться о наболевшем, и не имеет значения кому именно. — Сколько себя помню, мы были вместе. Вместе резвились в саду, боясь на метр приблизиться к розам миссис Малфой. Вместе играли в квиддич, при команде в два человека, — слизеринец издал смешок, по-дружески подтолкнув Поттера в бок. — Драко залечивал мои шрамы, подаренные папочкой. Не знаю, важен ли я для него хоть в половину, как он для меня, но одно мне ясно наверняка: ты нужен ему.       Будто чувствуя вину за разрушенную дружбу между Тео и Драко, Гарри поджал губы, не осмелившись взглянуть на парня, наблюдающего за ним из-под густоты темных ресниц, обрaмляющих глаза миндалевидной формы.       — Я сам не понимаю, что творится между нами, — честно признался Поттер, выпустив дым из легких. — Буквально год назад мы были врагами, а теперь трахаемся как кролики, засыпая в обнимку. Я упустил момент, когда моя жизнь перевернулась с ног на голову, раз уж сам Драко Малфой упрашивает меня рассказать о моем детстве. Представляешь?       Тео вымученно улыбнулся, завидуя Гарри белой завистью.       — Поттер, Драко один из лучших людей, с которыми меня свела судьба, за что я благодарен Мерлину и Моргане! — Вскинув руки в стороны, Нотт был готов обнять весь мир. — И будь я на твоем месте, то не отпускал бы руки Драко. Знаешь, он единственный, кто у меня остался.       — А как же Забини и Паркинсон? — Чувствуя легкую эйфорию, Гарри рассмеялся, находя слова Нотта ужасно смешными. — Вы ведь друзья!       По башне пронёсся приглушённый смех.       — Ага, друзья, но всё меняется, и чаще всего это люди. — Взглянув на пьяные глаза гриффиндорца, часа два назад трезвого как стёклышко, Тео избавился от окурка, швырнув его за перила башни. — Так, ты что, обкурился, голубчик мой? Доза всего ничего.       Ладонями обнимая лицо Гарри, зардевшегося румянцем, Тео опомниться не успел, как был спиной прижат к перилам, а уже в следующую секунду влажные от слюны губы Поттера обрушились на его собственные, сминая слишком грубо. Секунду думая над тем, оттолкнуть Гарри или нет, Тео с той же страстью ответил на поцелуй, притеснив Поттера к стене. Кто он такой, чтобы отказывать самому Избранному? Бледные ладони Гарри скользили по плечам слизеринца, медленно пробираясь к кромке рубашки, заправленной в брюки. Тео, как свойственно его ветряной натуре, хохотнул, когда Поттер прямо-таки не стесняясь своих действий, отвесил ему шлепок по ягодице. Нотт оставлял багровые отметины на шее Гарри, льнущего к нему всё ближе, покуда рука Поттера не пробралась в его трусы. Шок и только. Путаясь в сомнениях на счет здравого рассудка дружка Малфоя, Тео наплевал на запреты, мысленно прося прощение у Драко и у Гарри, явно не отдающему отчет в своих действиях. Словно обезумев, Гарри, не разрывая поцелуя, языком скользил по губам Тео, оттягивая зубами нижнюю, пока не ней не выступили капли крови. Нотт пытался отпрянуть, так как не мог воспринимать боль за удовольствие, но напор Поттера оказывался в разы сильнее жалких попыток слизеринца, стонущего от ощущения чужих пальцев на своем достоинстве. Ртом ловя хриплые вздохи, Гарри затуманенным пеленой дури взглядом наблюдал за эмоциями на лице Теодора, убеждаясь, что он всё делает правильно.       — Блядский Поттер…       Вязкая жидкость стекала по ладони гриффиндорца, не спешившего вытащить руку из чужих трусов. Смакуя власть над слизеринцем, которого секунду назад накрыл бурный оргазм, Поттер скривил губы в ухмылке, чувствуя себя настоящим мачо. Разве он мог предположить, что сам получит удовольствие, доводя парня до пика наслаждения, — если совсем недавно не мог толком поцеловать Джинни. Бедра Тео дрожали, впрочем, как и он сам. Носом уткнувшись в шею Поттера, что был ниже его ростом, он старался отдышаться. Тео прошептал: «— Я один. Я не хочу быть одиноким…», — оставляя смазанные поцелуи на ключицах Гарри, запустившего влажные, липкие пальцы в кучерявые волосы слизеринца. Последние полгода Теодор засыпал и просыпался в чужих кроватях, мечтая найти умиротворение, и совсем неважно — с женщиной или мужчиной. Сам себе не признаваясь, он уставал от приказов отца и того, что в его жизни нет никого, с кем он мог бы разделить не только тело, но и душу. Увы, Нотт никому не был нужен с проблемами. С ним интересно, когда он пьян или обкурен, но не тогда, когда, сдерживая слезы, Тео просит о минутке, чтобы выговориться.       — Ты не одинок, — большим пальцем проведя по скуле слизеринца, Гарри смахнул слезу, успевшую очертить влажную дорожку.       — Хочешь сказать?..       — Драко скучает по тебе, а мне сложно мириться с его дурным настроением. Вот будь рядом кто-то третий, глядишь, всё было бы проще.       Язык заплетался, словно он пьяный.       — Согласится ли он? — не своим голосом прошептал Тео, пальцами очерчивая ребра Гарри. — Захочет ли?       Шепот осел на губы Поттера, тянущегося к слизеринцу за новым поцелуем. Пальцы путались в волосах, касаясь затылка и ушей. Со стороны могло бы показаться, что двое целующихся парней, забывших о столь мелкой детали, как кислород, — одно целое. Метки, оставленные на шеях обоих, постепенно алели. Гарри запрокинул голову, позволяя проворным ручонкам Нотта расправиться с его ширинкой на брюках, что он сам лично сделал пару минут назад. Сквозь ткань трусов, купленных на прошлой неделе, Тео массирующими движениями, будто дразня, пальцами скользил вдоль члена, не отрываясь от губ Поттера, явственно не собирающегося сдерживаться в утробных стонах, эхом срывающихся с губ, стоило Тео оттянуть ткань трусов.       — Если нас застанут? — с издевкой задав наитупейший вопрос, Тео опустился на колени перед Гарри, с трудом находящимся в сознании. — Что ты будешь делать, золотой мальчик? Как объяснишься?       Выдохнув сквозь зубы, Гарри надавил на макушку Нотта, безмолвно умоляя его сделать задуманное. Теплое дыхание слизеринца обдало жаром пах, спровоцировав табун мурашек, волной пронесшихся по коже. Губами припав к головке члена, Тео не торопился приступить к более смелым действиям, продолжая издеваться над Поттером, еле себя сдерживающим, только бы не прибегнуть к насилию. А Гарри мог бы так поступить, учитывая, через какой Ад он прошел. Всего лишь надо прижать слизеринца спиной к стене. Тряхнув головой, Гарри отмахнулся от навязчивых мыслей. Насилию нет оправдания, поэтому Поттеру пришлось набраться терпения, покуда Теодор не устанет его мучать.       — Мне плевать, я засыпаю с Малфоем в одной кровати. — Язык слизеринца очерчивал венки на члене Поттера, отчего тот заикался. — Кому какое дело, если в моей постели произойдет пополнение?       С искусанных от нетерпения губ Гарри сорвался красноречивый стон, сумевший лучше слов передать ощущения, кои он испытал, когда, размокнув губы, дыхание Теодора, теплое и неровное, коснулось головки члена, а после и обволакивающие губы слизеринца. Жар, вызванный возбуждением пронёсся по телу Поттера, делая его сплошной эрогенной зоной. Так хорошо ему было только с Драко. Теснота и жар рта слизеринца подействовали на Гарри подобно электрическому разряду, буквально лишив его почвы под ногами. Было плевать на слюни, изрядно испачкавшие ткань брюк Поттера, так как значение имели лишь губы Тео, доставляющие неземное удовольствие. Гарри мог с уверенностью сказать, что опыт у Нотта был.       — Блять, — вполголоса выругался гриффиндорец, не глядя, зарывшись пальцами в кучерявые волосы Тео, усердно втягивающего щеки.       Сцепив пальцы на челюсти слизеринца, Гарри надавил на подбородок, тем самым вынуждая Нотта пошире открыть рот. Не сказать, что Теодор был против, он всего-то хотел растянуть удовольствие, вот только Поттеру, по видимому, нужно было совершенно другое. Носом уткнувшись в лобок, Тео старался дышать через нос, только бы не задохнуться. Слюни стекали по подбородку Нотта, пачкая воротник форменной рубашки, хотя ему до этого не было ни малейшего дела. Точно не тогда, когда член Поттера толкается в его глотку, а сам Поттер беззвучно шевелит губами, умоляя Нотта не останавливаться. Гарри несдержанно застонал и, скорчив гримасу, закатил глаза от удовольствия. Правой ладонью уперевшись в бедро гриффиндорца, дабы не утратить точку опоры, Тео одновременно с этим вёл левую к груди Гарри, после чего тот без слов переплел пальцы их рук, — этот жест казался Нотту в разы интимнее, нежели член Избранного в его рту. Опустив взгляд на слизеринца, хорошо устроившегося между его ног, Гарри шумно выдохнул через рот, запрокинув голову.       Пошлые причмокивая действовали возбуждающе, в принципе, как аханья Тео, успевшего достигнуть удовольствия без помощи рук, о чем свидетельствовало влажное пятно на ткани его трусов. Пару раз дернув бедрами, Гарри обильно кончил с протяжным стоном, пронесшимся по Астрономической башне, излившись в горло Теодора, по-прежнему стоящего перед ним на коленях. Сглотнув, Нотт не решался подняться на ноги, боясь, что Гарри уйдет и он опять останется один. Заплывшие румянцем щеки; легкая испарина на лбу; довольная улыбка на тонких губах, — всё, что нужно Тео, чтобы почувствовать себя нужным, хоть на крохотное мгновение. Всего на миг. Теодор был уверен, что Поттер уйдет, но вместо этого он сполз вниз по стене, и после нежно проведя ладонью по его щеке, испачканной в остатках спермы, Нотт прикрыл глаза, чувствуя себя как никогда уязвимым. Гарри ластился к нему, утыкаясь носом в шею, точно слепой котенок. Солоноватый вкус на губах Теодора подействовал на Поттера отрезвляюще. Он отпрянул, тупо уставившись на пах, совсем не помня, когда это он умудрился стянуть с себя брюки вместе с трусами, а переведя взгляд на улыбающегося Нотта, до Гарри дошло то, что они натворили. То, что делать им не следовало.       — Куда ты? — охрипшим голосом протянул Тео, рукой пытаясь дотянуться до штанины Поттера.       Гарри сбежал, оставив слизеринца, сидевшего на холодном полу, без каких-либо объяснений. Миг прошел, наступила реальность, в которой Нотт одинок. Уронив лицо в ладони, парень провел в тишине несколько минут, слыша стук собственного сердца, грозящего раздробить ребра. Поднявшись на ноги, натянув штаны и подхватив портфель, Тео, как ни в чем не бывало, отправился на тренировку по квиддичу. Быть может, в небе ему удастся избавиться от скверных мыслей, бесконечным потоком осаждающих голову. Вот только перед Драко стыдно, а остальное значение не имеет, явно не для Поттера.

***

23 февраля, 1999       Накручивая платиновые пряди на фаланги пальцев, Гарри, лежа на незаправленной кровати, наблюдал за тем, как Теодор и Драко спорят о том, кого на этот раз похитят. А спорили они для того, чтобы иметь представление кого спасать, и честно говоря, их дебаты заканчивались то оскорблениями, то поцелуями, когда, не выдерживая гнева Малфоя, Нотт затыкал друга поцелуем, ну а тот против не был. После случая на Астрономической башне Нотт тем же вечером оказался в постели Гарри и Драко, зажатый меж их телами. Стоит ли говорить о том, что ночью они не спали? После того случая, двое слизеринцев и один гриффиндорец засыпали в обнимку, просыпались вместе. Драко, взяв на себя роль Гермионы Грейнджер, принялся капать парням на мозги о том, что совсем скоро ЖАБА и было бы неплохо, если они возьмут учебник в руки, отложив отчеты о нападениях, кои по сути помощи не принесли ни в прошлом месяце, ни в позапрошлом. Тео, втянувшись в общее дело, уверял Малфоя, что им нужно сначала разобраться в происходящем, пока не пострадали новые студенты, так как Министерство не спешит вытаскивать их из пекла. Гарри поддерживал рвение Нотта докопаться до правды.       Совсем недавно, чтобы не сеять смуту в обществе, Рита Скитер была на время отстранена от работы из-за громкой статьи о нападениях в Хогвартсе, шокирующей публику. После ее ухода в «Ежедневном пророке» вышла новая статья, опровергшая то, что в школе происходили и происходят нападения. Кончину студентов списали на несчастные случаи, заверив, что виновники — в лице детей Пожирателей, наказаны. Как и в прошлый раз Министерство не нашло решения лучше, чем спихнуть свои проблемы на ни в чем неповинных студентов, виновных лишь в том, что их родственники гниют за решеткой в Азкабане или разлагаются в земле. Примерно два дня назад Гарри пришел ответ на главы Визенгамота. Его просьбу рассмотрят в течение первого месяца весны. Этой доброй новостью Гарри поделился прошлым вечером в кругу слизеринцев. Студенты змеиного факультета не знали, как правильно отреагировать, боясь спугнуть удачу, ведь мало ли что может измениться. Первая опомнилась Пэнси. Она назвала дружка Драко по имени и, крепко его обняв, призналась, что ее сомнения оказались пустым звуком, принимая Поттера намного лучше, чем она о нем думала. Как и подобает слизеринцам, умеющим говорить «спасибо», ребята устроили очередную попойку, не переходя грани дозволенного. Громкая музыка, алкоголь, дурь, пьяные поцелуи, секс в кабинке туалета, признания в любви и слова благодарности. Многие студенты надеялись, что их близкие окажутся в числе тех, чье дело пересмотрят члены Визенгамота.       — Как думаете, чем всё закончится?       Теодор перевернулся со спины на живот, внимательно поглядев на Гарри, с усмешкой выдыхающего сигаретный дым.       — Визенгамот начнет расследование, — хмыкнув, Поттер затушил сигарету об стену, тем самым вызвав раздражение Драко. Мало того, что Гарри портит казенную мебель школы, так еще и свинячит. — Вскоре им придется выпустить многих из-под стражи, при этом вернув им как минимум половину родовых владений. Может, если повезет, то и до твоего отца доберутся. Он не сможет прятаться долго, Тео.       Нотт стыдливо закусил нижнюю губу, отвернувшись. Об отце он не был готов говорить, точно не в трезвом состоянии.       — И все закончится, — ладонью коснувшись лица друга, Драко прильнул к его губам.       — Не хочу, — заикаясь, шептал Тео, оттягивая светлые пряди волос Малфоя на затылке. — Не хочу, чтобы всё закончилось. Мы…       Оказавшись за спиной Теодора, Поттер запустил ладони под его рубашку, накинутую на голое тело, медленно расправляясь с пуговицами, продетыми в тонкие петли. Балансируя на грани с реальностью, Нотт чуть ли не задыхался, ощущая нежные касания пальцев на своей коже, изувеченной десятками шрамов.       — Мы? — со смехом в голосе переспросил Драко, осыпая грудную клетку Теодора влажными поцелуями. — Мы не закончимся, мой Тео… — несколько абстрактно прошептал Малфой, не оставив губы Гарри без должного внимания.       — Навсегда?       — Навсегда? Мы что, в сопливой мелодраме? — Поттер стянул через голову футболку, опустив влажные от возбуждения ладони на бедра Теодора, сидящего между его раздвинутых ног.       — Пока смерть не разлучит нас, — отыгрывая роль влюбленного мальчишки, Драко хрипло рассмеялся.       Переплетя пальцы рук с Поттером, Драко потянулся за поцелуем к Теодору, жадно ловящего каждое мгновение их близости. Руки Гарри на внутренней стороне бедра Нотта. Губы Драко на выпирающих ключицах Гарри. Стоны Теодора, зажатого между двух тел своих любовников. Пальцы на члене. Сперма на постели. Стоны между ними.       — Хватит о смерти, сами знаете, меня к ней так и тянет. — Поттер оставил метку на шее Нотта. — Итак, кто сегодня в коленно-локтевой?       — Проведем голосование, — сипло прохрипел слизеринец, не в силах разлепить глаза, налившиеся приятной усталостью. — Мерлин милостивый, как хорошо…       — Предлагаю задницу Поттера, — Драко оторвался от оральных ласк, тыльной стороной ладони стерев семенную жидкость с губ. — Избранный всё-таки.       Гарри недовольно сверкнул глазами. Только он хотел осадить ухмыляющегося слизеринца, как в комнату ворвалась зареванная Астория. Все произошло быстро, а уже в следующую секунду неудовлетворенный Гарри Поттер сидел на постели, тупо уставившись на только что захлопнувшуюся дверь. Драко с Теодором пулей вылетели из комнаты, стоило Гринграсс заикнуться о возвращении Пэнси Паркинсон, должной гостить недели две дома. Как оказалось, ее перехватили несколько дней назад по возвращению в Хогвартс выжившие Пожиратели смерти. Речь Астории была несвязной из-за бесконечного потока слез, который она не пыталась унять. Пару ключевых слов Гарри смог расслышать, как и понять, что Пэнси подверглась насилию.        В больничное крыло Гарри, как и следовало ожидать, не пустили. Тогда он, не придумав ничего лучше, сам себе разбил нос. Разумеется, сердобольная мадам Помфри не смогла оставить студента на произвол судьбы и потому, велев ему смирно сидеть на кушетке, пока зелье не подействует, умчалась к директору. Гарри поглядывал на друзей Пэнси, бросивших все дела, чтобы поддержать ее. Побитая, с ссадинами и гематомами на лице и теле, Пэнси боялась взглянуть на Асторию, сдерживающую слезы, и на Драко с Теодором, в любой момент готовых сорваться с места, найти и уничтожить тех, кто покусился на честь их подруги. Блейза рядом не было, как успел заметить Поттер, выглядывая из-за шторки.       — Мне жаль, милая, мне так жаль… — всхлипы Гринграсс пронеслись по палате. — Они найдут их. Найдут их всех и накажут!       Теодор смахнул подступившие к глазам слезы, чувствуя себя предателем. Пятнадцатого числа, когда гриффиндорцы обнаружили пропажу одного из своих, Тео, Драко и Гарри расслабились, думая, что никто в этом месяце не пострадает. Увы, они ошиблись.       — А Блейз? — мокрыми от слез глазами пробежав по лицам друзей, Пэнси боязливо ссутулила плечи.       — Я приведу его, — деревянным голосом проговорил Малфой, не твердо стоя на ногах.       — Нет, не хочу, чтобы он видел меня в таком состоянии.       Девушка улыбнулась сквозь слезы, не решившись взглянуть на друзей. Ей было слишком дурно находиться в их окружении, но будет хуже, если она останется наедине со своими воспоминаниями. Закрывая глаза, Паркинсон отчетливо помнила грязные лица мужчин, их гадкие ухмылки, руки на своем теле. Сколько их было — трое, четверо, а может семеро? Смрадный запах гнили разлагающейся плоти студентов застрял в горле, совсем как воспоминания, въевшиеся в подкорку мозга. Казалось, ее тело отчетливо помнит каждое прикосновение, как и боль. Пожиратели осквернили не только девичье невинное тело, они сломали ее. Унизили. Заставили чувствовать себя поломанной игрушкой. Такой жалкой, слабой, пустой. Два дня нахождения в плену Пэнси морально готовилась к тому, что через пару дней ее тело подбросят к стенам школы, как это произошло с дюжиной учеников до нее. Реальность оказалась жестче. Один из Пожирателей, имя которого Паркинсон не знала, изнасиловал ее. Сколько бы она не вырывалась, не просила о помощи, никто ее не услышал, никто не спас. Спустя несколько часов, которые Пэнси провела в бреду, оплакивая свою девичью честь, к ней наведался Рабастан Лестрейндж. Его она сумела узнать. Рабастан приходился ее отцу близким другом, к сожалению, он не помог Пэнси. Взяв то, зачем он пришел, Рабастан поглумился над девушкой, а затем велел своим друзьям наведаться к мисс Паркинсон в гости.       «— Твой папаша предал нас и сделал это ни один раз, золотце. Слышала ли ты фразу о том, что дети платят за грехи своих родителей? Так вот, единственное, на что ты пригодна, так это не вырываться, когда мы пустим тебя по кругу. Так же, как сделал твой отец в свое время. Сопротивляться бессмысленно, золотце, у тебя нет путей для отступления. Ты в ловушке.»       Золотце.       В голове на повторе звучал голос Рабастана Лестрейнджа.       В позапрошлом году Пэнси насмехалась над Глорией Армстронг, которой воспользовались на одной из вечеринок в честь начала учебного года. Она смеялась и с Хлои Оливер, которую изнасиловал жених, не дотерпев до свадьбы. И с Аманды, подвергшейся насилию со стороны лучшего друга. Пэнси заливалась хохотом, порицая девочек за их беспечное поведение, ведь они сами выбирали себе круг общения. Теперь же Пэнси на себе прочувствовала, каково это, когда твои жалкие попытки вырваться из лап насильника ровным счетом не стоят ни черта. Когда ты слабая и беспомощная на коленях молишь о милости, но вместо этого получаешь хлесткие пощечины. Когда, смотря в зеркало, ты видишь отпечатки чужих рук на своей шее, груди, лице, ногах, бедрах. Когда твое тело не слушается тебя. Когда физиология оказывается сильнее здравого рассудка, отчего ты чувствуешь себя грязной и испорченной. Когда ты не можешь показаться слабой перед близкими людьми, чтобы они не чувствовали себя виноватыми. Когда просыпаясь ночью от кошмаров, повторяющихся несколько лет подряд, возвращающих тебя в худший момент твоей жизни, — ты не можешь рассказать о своей боли. Когда надевая юбку, ты боишься выйти из своей комнаты. Когда ты закроешься в себе, когда перестанешь доверять окружающим людям, когда каждый вздох равен острой боли в районе сердца, — Пэнси поняла каково это, когда с тобой делают что-то против воли.       — Пэнс.       Астория присела на край постели подруги, отчего Паркинсон вжалась в изголовье кровати, чувствуя себя загнанной в угол. Словно она опять жертва.       — Не трогай ее, Стори. — Теодор увел подругу, решив, что Паркинсон тревожить не стоит.       Переминаясь с пятки на носок, Малфой хмурился. Кто знает, может, не проводи он время с Теодором и Гарри, то сумел бы помочь подруге.       — Я поговрю с ним.       — Нет, — Паркинсон покачала головой. — Забини не захочет меня видеть.       — Вздор! Он твой друг и он обязан быть рядом!       — Ты не понимаешь. — Грустно улыбнувшись, девушка прижала колени к груди. — Отчим насиловал его мать, зная, что, находясь за стеной комнаты, Блейз все слышит. Я не доставлю ему этой боли, Драко. Поверь, я взрослая девочка, и не с таким справлялась.       Улыбнувшись сквозь слезы, Пэнси была благодарна, что она хотя бы жива. Свою жизнь Паркинсон любила, и потому не собиралась сдаваться, не после всего. Пэнси не помнила, как сбежала из хижины, спрятанной в гуще Запретного леса. Не помнила, как избавилась от веревок, до крови стягивающих ее запястья, и как оказалась в Хогвартсе. Да и не было это важно, ведь сейчас она в безопасности.       — Ты самая сильная, кого я знаю, Пэнс.       Драко часа три просидел в палате подруги, сторожа ее сон, а ближе к рассвету миссис Паркинсон забрала дочь домой. Пэнси не успела попрощаться с одним лишь Блейзом, нашедшим утешение в объятиях семикурсника с Когтеврана. И если бы Гарри не удержал Теодора, уйдя вслед за ним и Асторией из Больничного крыла, то Нотт убил бы Забини голыми руками. Предатель. Драко вернулся к пяти утра, опустошенный и уставший. Вместе с Поттером и Ноттом он несколько часов провел в тишине, так и не явившись на завтрак. Следующим утром в комнату парней зашла Астория Гринграсс со свежим выпуском — «Ведьмин вестник». Миссис Паркинсон, воспользовавшись помощью Риты Скитер, рассказала всю правду о том, что творилось в стенах Хогвартса. Как и следовало ожидать, Риту Скитер отлучили от волшебного мира, а завтрашним вечером студенты вместе с профессорами отправятся домой.       Отныне Хогвартс будет закрыт, покуда не минует опасность.