Твоёмоё

Майор Хазин похож на мелкого ехидного чертёнка, выпрыгнувшего из своей московской табакерки прямо перед лицом не ожидавшего такой подставы Игоря. Он не пугает, нет. Просто изрядно напрягает — суёт свой кривой нос куда не надо да спорит по поводу и без. Слепит белозубым оскалом улыбки всех несчастных в радиусе пяти метров и, кажется, всерьёз намерен проверить нервы Игоря на прочность. Вот и сейчас этот Хазин-Хахазин сидит за столом Игоря, ловко покачиваясь на стуле и мыча себе под нос какую-то попсовую песню. Смотрит с явным вызовом в тёмных глазах, растягивая губы в ядовитой ухмылке, и, похоже, воображает себя бессмертным. Игорь сразу понял, что его сущность — это сучность. Наглый и выёбистый, он выводит из себя одним своим присутствием и лыбится так, будто специально напрашивается. Игорь не пускает в дело кулаки только потому, что обещал Фёдору Ивановичу обойтись без мордобоев хотя бы неделю. А Хазин всё шире улыбается — знает, чувствует своей бесовской душонкой эту слабость и во всю ею пользуется. Перестаёт качаться, закидывает ноги на стол и громче напевает тупой прилипчивый мотивчик. Игорь шумно выдыхает через нос и громко хрустит шеей — милостиво даёт этому упырю шанс на спасение, но тот только насмешливо подмигивает, вскинув брови в ожидании. Что ж, Игорь пытался проявить милосердие. Он нависает над Хазиным так низко, что видит, как дерзкий вызов в его глазах сменяется издевательской игривостью. Нет, ну это уже слишком. Игорь скалится в ответ. Ему совсем не хочется вестись на провокации и идти на поводу у этого… майора, но своё место всё равно нужно вернуть. Поэтому он наклоняется поближе, почти касаясь носом уха Хазина и видя краем глаза его закушенную в предвкушении губу. Игорь обводит рукой пространство вокруг и шепчет, взъерошив дыханием светлые волосы. — Моё. Хазин на это только как-то скептически хмыкает и, повернув голову, почти касается носом носа Игоря. Давит лукавую улыбку и отвечает, обжигая дыханием губы. — Твоё. Убирает ноги со стола медленно и будто напоказ. Подмигивает на прощание и уходит с видом человека, только что добившегося своего. И бесит. Каждым своим движением бесит. Игорь садится на нагретый чужой костлявой жопой стул и почему-то чувствует себя второклассницей, которую только что дёрнул за косичку главный хулиган.

—

Когда Фёдор Иванович назначает ему напарника, Игорь почти оскорблён. Да, дело сложное. Да, подвижек нет уже месяц и да, Игорь в тупике. Но это же не повод всучивать ему в помощники хрен пойми кого! Игорь и сам найдёт решение. Вытрясет из экспертов дополнительное заключение, ещё пару раз осмотрит места преступлений и опросит свидетелей по третьему кругу. И плевать, что от них уже две жалобы, не в первый раз. Игорь крепче сжимает руки в кулаки и делает глубокий вдох. Надо мыслить позитивно, отпустить агрессию и очистить сознание от негатива, или что ещё там пыталась влить ему в уши Юля. Контроль гнева и бла-бла-бла. Игорь вздыхает снова, прикидывая варианты, и улыбается пришедшей в голову мысли. Он ведь может просто весьма… убедительно поговорить с этим своим добровольно-принудительным напарничком и популярно объяснить ему, где его место и чьё это дело. Отличный план. Ободрённый этой идеей Игорь идёт обратно к своему столу и вдруг замирает, понимая — не может. Фёдор Иванович — хитрый старый лис — определённо умеет читать его мысли и, кажется, хочет отыграться за всю подаренную Игорем седину в густых усах. Как иначе объяснить то, что из всей необъятной кучи рядовых-сержантов-лейтенантов и прочих несчастных он выбрал для Игоря именно майора, сука, Хазина? Вот он, зараза, снова у стола Игоря. Стоит, склонившись, и нагло изучает материалы не его дела. Стоит, выгнувшись так, что невольно вспоминается преинтереснейший фильм про секретаршу, который маленький Игорь имел удовольствие посмотреть, найдя в родительской спальне странную кассету без этикетки. Игорь мотает головой, вытряхивая из неё эту непонятную мысль, и оборачивается, ловя смеющийся взгляд Фёдора Ивановича. Что ж, заслуженная расплата за все его проёбы. Но это не значит, что Игорь спокойно смирится с непрошенной подмогой. Резким движением Игорь захлопывает дело прямо перед носом Хазина и уже хочет высказать всё, что думает о чужих длинных носах и неожиданных напарниках. Но замирает, поймав в его глазах едва сдерживаемое веселье. Смеётся, провоцирует. Только и ждёт, когда Игорь сорвётся и… и что? Наорёт? Ударит? Хазин, конечно, похож на придурка, но не на мазохиста же. Плевать. Чего бы этот майор ни добивался, Игорь потакать ему не намерен. Поэтому он вздыхает, очищая сознание от приятных мыслей, в которых прикладывает Хазина лицом об стол, и говорит, стуча пальцем по папке с делом. — Моё. — Твоё. Хазин спокойно соглашается, почти невинно хлопая ресницами и с улыбкой глядя снизу вверх. Игоря эта покорность сбивает с мысли — он ожидал ругани и протестов, ну хоть дюжину ядовитых ухмылок наконец. Но нет. Хазин — само внимание, цепко ловит каждое слово и, похоже, даже не думает ввязываться в спор. Игорь удивлён. Игорь чувствует подвох. Игорь думает, что они, наверное, могут неплохо сработаться.

—

И чего Фёдор Иванович так разошёлся? Ничего такого же не произошло. Подумаешь, две полицейские машины разбили, с кем не бывает? Это же не испорченная новая плитка на площади и не снесённый памятник. И вообще, главное, что все живы и относительно целы, а преступники так и вовсе за решёткой. Да и дело можно закрывать, красота! Вот только Фёдор Иванович, похоже, оптимизма Игоря не разделяет — поносит их с Хазиным на чём свет стоит и слова вставить не даёт. Лекцию им читает про излишнюю самонадеянность и превышение полномочий. Да-да, Игорь это пару раз в месяц стабильно слушает, ему привычно. А вот Хазину, похоже, в новинку. Стоит, насупившись и играя желваками на заострившимся лице. Губы поджаты, глаза — в пол. Игорь усмехается про себя. Это хорошо ещё, что сегодня до воспитательных подзатыльников не дошло, а то его новоиспечённый напарничек совсем бы сник. А Фёдор Иванович всё не унимается. Грозит предупреждением о неполном служебном соответствии и дежурством вне графика. Обещает больше никогда не ставить их в пару. Игорь не знает, почему эти слова не отражаются в нём должной радостью. Как не знает и того, почему на вопрос «и чьё же это, чёрт побери, было решение?» он, оттеснив Хазина плечом, отвечает. — Моё. — Твоё?! Хазин смотрит на него с удивлением и лёгким недовольством во взгляде. Хмурит брови и почти успевает спрятать благодарную улыбку. Такой суровый и решительный. Ну прямо боевой воробей. Толкает Игоря локтем в бок и, выйдя вперёд, хоронит все свои шансы избежать наказания. В красках описывает Фёдору Ивановичу все их недавние приключения и даже выгораживает Игоря пару раз. И это… неожиданно. Удивительно, непривычно. Но почему-то правильно. Игорь прожигает взглядом его взлохмаченный затылок и смеяться хочет от того, что чувствует себя в безопасности за его тощей спиной. Давит неуместную улыбку и думает, что этот Хазин всё-таки хороший человек. И что разделить с ним наказание, наверное, будет весело.

—

То, что с весельем он поторопился, Игорь понимает сразу. Перебрать в архиве четыре стеллажа — Фёдор Иванович на наказание не поскупился. Пыль забивает нос уже через несколько минут, заставляя чихать до слёз. Пачкает руки и одежду, но деваться некуда. Их отсюда до конца дня точно никто дальше туалета не выпустит. Хазин шмыгает носом раз в пару минут и то и дело, недовольно вздыхая, трёт друг о друга кончики пальцев. Игорь понимает — если его вечно шершавые руки успели ещё больше огрубеть за пару часов работы, то что уж говорить о Хазине. Он не белоручка, нет. Просто ухоженный такой, лощёный даже. И одевается хорошо. Ну, для мужика в смысле. Притягивает взгляд со стороны чисто эстетической и, Господи, Игорь, о чём ты только думаешь? Игорь мотает головой и громко чихает, поднимая новое облако пыли. И пыль эта, видимо, волшебная, раз ему так сложно направить мысли в правильное русло. Дело-дело-дело. Стоп, а вот это, кажется, не его. Игорь передаёт Хазину папку, получая кивок в благодарность. Работают они слаженно и молча. С Хазиным комфортно. И молчать, и работать, и вообще. Хорошо с ним, короче. И сейчас Игорь рад, что они оказались здесь вдвоём. Даже не хочет представлять, как сидел бы здесь один. Без шуршащего бумагами Хазина за спиной, без его тихого бубнежа дат и номеров и забавного чихания. Как котёнок, честное слово. Игорь оборачивается, глядя ему в спину, и думает, что был бы не против перекинуться парой слов. О погоде там, о работе. Или о чём-нибудь более существенном. У них ведь неплохо получалось, когда они работали над делом. До охрипшего голоса и болящего от смеха живота. Игорь улыбается этим воспоминаниям и возвращается к работе. Не первым же начинать, ну. Снова дело, снова пыль, снова дело, снова… Игорь видит эти проклятые номера, даже закрыв глаза. Определённо нужен перерыв. Может, предложить Хазину выйти на перекур? Или на обед. Или… Тихое покашливание вырывает Игоря из мыслей — Хазин подаёт ему дело. — Твоё. Игорь кивает, кинув взгляд на номер, и протягивает руку, чтобы забрать. И замирает, случайно коснувшись ладони Хазина — такой же грязной от бесконечной пыли, как и его собственная. Только мягче и нежнее. Наверное, у него есть какой-то специальный крем или, Игорь, блядь, неужели снова? Хазин тихо усмехается, привлекая внимание, и Игорь понимает, что момент немного затянулся. Неловко. Он слегка встряхивает головой и забирает дело. — Моё. Хазин улыбается, сверкая яркими смешинками в глазах, и возвращается к работе. Хазин-Хазин-Хазин. У него ведь имя есть. Пётр Юрьевич. Петя. Игорь снова смотрит в его спину и почему-то чувствует, будто за его собственной только что захлопнулась какая-то хитровыебанная ловушка.

—

Питерский ветер такой же беспощадный, как и питерская преступность. Жестокий, кровожадный и, похоже, так же люто ненавидит Игоря. Тянет к его голой шее свои холодные ручонки и выбивает воздух из груди. Даже верная кожанка не спасает. Игорь надсадно кашляет в сгиб локтя и морщится от бьющего озноба. Ему бы как-то утеплиться — шарф там какой или свитер с высоким воротом. Да всё времени нет. Дела, допросы, задержания — работы море, какие тут больничные, Фёдор Иванович? Простуды эти приходят и уходят, в отличие от преступников. Эти гады всегда здесь, некогда отдыхать. Кто работать будет, если Игорь уйдёт ничком валяться на диване с градусником подмышкой? И так только он да Хазин — Петя — что-то полезное делают. О, а вот и он. Как всегда с иголочки. Стягивает кожаные перчатки каким-то уж слишком театральным движением и дарит в приветствие белозубую улыбку. И такой он… такой Хазин, что Игорь отчего-то стыдливо прячет кучу смятых бумажных салфеток в ящик стола. Петя на это недовольно наклоняет голову к плечу и щурит глаза. Но ничего не говорит. Просто молча ставит перед Игорем кружку с горячим чаем через несколько минут и смотрит, сложив в ожидании руки на груди. Игорь не знает, как ему удаётся не подавиться под этим пристальным взглядом чайных глаз. Хотя нет. Глаза у Пети уж слишком тёмные, кофейные скорее. Но в любом случае очень-очень тёплые. Игорь застывает от этой странной мысли и прижимает ладонь ко лбу. Кажется, у него температура. Или нет. Блядь. Подумать о непонятных вывертах собственных мыслей Игорь не успевает — один из задержанных милостиво оказывает ему услугу, решив признаться в убийстве старушки вот прямо сейчас. Долго и обстоятельно выкладывает Игорю все ужасные злодеяния, которые ему почти сорок лет приходилось терпеть от своей дражайшей тёщи — Анаконды Ивановны. Игорь слушает, записывает и оглушительно кашляет, морщась от боли в горле. И хочет ещё одну кружку горячего чая. Может быть даже в компании Пети, пристально следящего, чтобы он выпил всё до капли. Пети, похоже, уже нет в участке, когда Игорь выходит из допросной. Зато есть шарф. Аккуратно висит на спинке стула и, кажется, стоит как почка Игоря. Мягкий и тёплый. Красивый. Игорь таких подарков никогда не получал. И ему даже не нужно заглядывать в маленькую записку на столе, чтобы понять, чьих это рук дело. «Твоё» Петиным размашистым почерком и с маленьким кривым сердечком в углу. — Моё. Шарф такой же упрямый, как и его даритель. Стойко держит подлые удары ветра и согревает своим теплом так сильно, что даже кашель ненадолго отступает. И Игорь бы с большим удовольствием вдохнул полной грудью впервые за пару дней, если бы не странное чувство, что он прямо сейчас упускает что-то важное.

—

Игорь не любит такие операции. Маски-шоу, куча народа и весьма сомнительный результат. Но деваться некуда. Лучше поехать с группой захвата и самому удостовериться, что всё в порядке, чем потом опять разгребать за коллегами недоработки. Табельное оседает в руке неприятной тяжестью. Игорь не любит его носить — оно оттягивает поясную кобуру и ощущается так неправильно. Но сегодня без него не обойтись. Зато обойтись можно без сковывающего движения отвратительного бронежилета, так что Игорь с чистой совестью откладывает его в сторону. До выезда десять минут. Игорь крепче шнурует ботинки и уже собирается на выход, когда в комнату влетает запыхавшийся Петя. Он прожигает Игоря пристальным взглядом и недовольно хмурит брови. Ближе подходит, сверкая неукротимым огнём глаз, и Игорь чувствует, знает, что этот хищный прищур не сулит ничего хорошего. Петя хватает оставленный бронежилет и с силой прижимает его к груди Игоря. Смотрит в глаза, не моргая, и говорит громко и чётко. Бескомпромиссно. — Твоё. Игорь хочет поспорить, хочет оттолкнуть плечом и уйти как есть. Игорь хочет сдаться. Пойти на поводу у этих глаз и заслужить его улыбку. — Моё. Жилет надевает тут же, чтобы никаких сомнений. И вот она — улыбка. Лёгкая и беспокойная, почти незаметная. Игорю вполне её достаточно. Он глухо покашливает, собираясь уходить, и только теперь замечает, как близко друг к другу они стоят. Петя будто замечает тоже. Но не отходит — тянется выше, привстав на носки, и касается губами губ. Целует мягко, без напора. То ли на удачу, то ли просто потому что хочет и может. Игорь не может понять Петиных мотивов и ответить на поцелуй не может тоже. Ему бы сейчас на подкосившихся ногах устоять. Петя разрывает поцелуй и облизывает губы. Улыбается криво и немного потерянно, пряча кофейные глаза за светлой чёлкой, и уже разворачивается, чтобы уйти. Игорь отмирает, растерянно моргая, и едва успевает схватить его ладонь. Оглаживает большим пальцем костяшки, так странно дурея от самой возможности так коснуться Петиной руки. Петя на это улыбается широко и ярко, по-настоящему, и головой кивает на дверь. Да, уже пора. Игорь сжимает Петину ладонь на прощание и выходит почти бегом. Этот поцелуй занимает мысли, не уходит из головы, пока Игорь с группой захвата не приезжает на место назначения, и только тогда Игорь понимает, что у Пети сегодня выходной.

—

Гематома на груди цветом и размером напоминает спелую сливу. Отдаёт неприятной болью при дыхании и переливается неизвестными галактиками, пока Игорь крутит в руках пулю. Доктор сказал, что ему повезло. Что если бы не бронежилет, то ему пробило бы лёгкое, а там уже сильная кровопотеря и последствия вплоть до летальных. Игорь не в первый раз чудом избегает серьёзных травм, но в первый раз его от этих травм кто-то отводит. Сегодня его спасло не чудо, а вполне реальная Петина настойчивость. Ему бы позвонить, сказать спасибо. И за жилет, и за поцелуй — он ведь и правда вышел на удачу. Губы всё ещё горят. Игорь касается их кончиками пальцев, проводит по контуру, плавясь от фантомного ощущения Петиных губ. И всё пытается понять, как он мог быть таким слепым. Как мог, даже не заметив, увязнуть в этой хитрой паутине. Петя Паркер, блин. Обездвижил поцелуем, замотал в плотный кокон и отравил своей заботой. Игорь мотает головой. Нет. Нет, он видел ловчую сеть, чувствовал её границы и всё равно летел в неё, как мотылёк на огонь свечи. Только б крылья не спалить. Игорь перекатывает пулю между пальцев и улыбается простой и правильной мысли — Петя не даст ему сгореть. Громкий стук врывается в тишину квартиры. Нервный и настойчивый, он требует впустить, прямо сейчас открыть дверь. А за дверью Петя. Взъерошенный, тяжело дышащий. Напуганный. С лихорадочным беспокойством в тёмных глазах и дрожащими руками. Он тянет ладонь к груди Игоря, только переступив порог. Проводит легким, невесомым совсем касанием по контуру гематомы и с судорожным вздохом утыкается лбом в плечо. Щекочет шею мягкими волосами и обжигает прерывистым дыханием кожу. Что же такого ему наговорили? Про стрельбу и про больницу? У Игоря руки чешутся врезать придурку, так напугавшему Петю. У Игоря руки тянутся Петю обнять. Теснее к себе прижать, уткнувшись носом в светлую макушку. И эта боль в груди от задетой гематомы определённо стоит унявшейся Петиной дрожи и расслабленных плеч. Игорь ерошит дыханием светлые волосы, ловит взгляд шалых карих глаз и думает, что Петя сделал уже достаточно первых шагов навстречу. Теперь его очередь. Игорь ловит Петину ладонь и вкладывает в неё пулю. Отводит сбившуюся чёлку с его глаз и мягко гладит ухо кончиками пальцев, пока Петя не отмирает. Спрашивает тихо и ломко, подняв на Игоря горящие волнением глаза. — Твоё? — Моё. Игорь выдыхает ответ в Петины губы, притягивает ближе, зарывшись пальцами в волосы, и не может простить себе того, что не сделал этого раньше.

—

Шея горит от Петиных поцелуев и несдержанных укусов. Плавится кожа от его протяжных стонов и жадных рук. Растворяется, утекает сознание, и Игорь крепче сжимает Петины бёдра, чтобы остаться с ним. В моменте их первой близости и рвущего сердце желания. Петя здесь, Петя под ним. Тянет на дно медовых глаз, всем собой оплетает. Руками за плечи, ногами за спину, пальцами в волосы. Оглушает сорванным стоном, криком несдержанным выбивает из груди воздух, жадно принимая, сжимаясь, поддаваясь. Вырезая своё имя на не таком уж и каменном сердце. Игорь тонет в его поплывших глазах, плавится в шёлковой тесноте и жаре кожи. Крепче сжимает над головой его запястья, впивается поцелуем в тонкую шею и задыхается. От вкуса, от запаха, вздоха прерывистого. Глаза закрывает, бёдрами резче. Так пьяно, так сладко, так громко. Невыносимо. Игорь путается пальцами в Петиных волосах, как путается в его паутине. Не трофей, не добыча — равный. Напарник и партнёр. Любовник. Игорь стонет, рычит от этой мысли. Липнет поцелуями к мягкой коже и чувствует, слышит, видит в Петиных пьяных коньячных глазах. — Твоё. — Моё-моё-моё… Крепче за бёдра, вбиваясь сильнее. Почти грубо, почти слишком. До синяков и сорванного криками голоса. Но всё равно щемяще нежно. Глубоким страстным поцелуем, укусом в шею и невинным касанием губ ко лбу перед последней выгибающей дрожью. Чтобы заснуть в тесном объятии, касаясь ладонью Петиных острых лопаток, и улыбнуться во сне, почувствовав сквозь зыбкое марево его тёплое размеренное дыхание. И, проснувшись среди ночи, попробовать отнять хоть кусочек одеяла. Игорь находит лазейку, греет замёрзшие ступни о Петины ноги и смеётся, услышав его сонное недовольное ворчание. Прижимает ближе кокон одеяла с Петей внутри и утыкается носом в торчащую светлую макушку. Закрывает глаза от необъятного тепла в груди и не понимает, как мог жить без него раньше.

—

Вставать по утрам редко бывает просто. А встать, не разбудив сладко сопящего Петю, так и вовсе почти невозможно. Но Игорь справляется — осторожно выпутывается из цепких рук, нежелающих отпускать свою добычу, и подкладывает подушку вместо себя. Уже почти отходит, но тормозит, целует в нос, получая в награду лёгкую довольную улыбку. Отражение в зеркале очень… непривычное. Счастливое. У зеркального Игоря широкая улыбка на лице и абсолютно затраханный вид. Красные полосы от ногтей на плечах и россыпь аккуратных засосов на шее. Игорь прижимает пальцем один из них, наслаждаясь лёгкой болью, и даже представить боится, сколько таких же сейчас наливаются на Петиных бёдрах. Игорь рассеяно водит щёткой по зубам и думает, как же легко и красиво Петя завёл его в свою ловушку. Приручил и покорил, заставив в себе нуждаться. Игорь слышит громкий зевок и лёгкие шаги за спиной, ловит в зеркале свой ещё непривычно влюблённый взгляд и думает, что не против задержаться в этой ловушке как можно дольше. Петя зевает снова, обнимает со спины и довольным хищным взглядом смотрит на отражение своих ночных трудов. Собирает губами яркие царапины на плечах и выдыхает, обжигая кожу. — Моё. Игорь улыбается, целует спутанные светлые волосы и совершенно не может поспорить. — Твоё.