Принадлежность

1 Двенадцать лет. Двенадцать долгих бессмысленных лет, как я живу без тебя. Вернее, как я все еще учусь жить без Тебя. Мой особенный человек. И, наверное, я никогда не выучу этот урок, не приму тот факт, что тебя больше нет. Так и буду надоедать твоему духу на могиле, рассказывая смешные истории, приправленные моими слезами и половинкой яки-соба... Кейске. Почему ты такой дурак? Это все, что я хотел бы спросить у тебя однажды. 2 Я помню то особенное лето, которое мы почти все целиком провели вместе. Нам исполнилось пятнадцать. С самого утра воздух плыл, разогретый солнцем, и казалось, что асфальт превращается в свинцово-серое море, ступи на него, и унесет по волнам далеко-далеко... Ты заходил за мной, приносил холодный кофе в банках, мы хохотали как безумные над какими-то шутками, садились на твой байк и уезжали, куда глаза глядят. Носились по городу и за ним, пока не кончался бензин или не хотелось есть, или я вдруг не замечал что-то красивое, чем срочно хотелось поделиться с тобой... Эй, Кейске, посмотри, какой вид открывается с этого моста. Отсюда здания кажутся маленькими, просто крошечными, словно на ладони, а вон там виднеется кусочек залива, видишь, как солнечные лучи золотят его поверхность, словно она сама и есть чистое золото. И ты смотрел, внимательно, вдумчиво, будто мои слова, даже совершенно обыденные, значили для тебя очень многое. - Чифую, - говоришь ты мне, оборачиваясь полубоком и наклоняя голову. Отчего твои чудесные черные волосы струятся гибким шелком кудрей по плечам и лопаткам. А я не могу оторвать взгляда от них, от изгиба твоей шеи, от твоих высоких скул, от темных раскосых глаз, что прожигают дотла, оставляя в моей душе вечные тлеющие угольки, и лишая голоса так, что я вечно нервно сглатываю, нелепо и чуточку нервно улыбаясь в ответ. Понимая, что какой там залив, какие волны и золото лучей, какое солнце… Нет для меня иного светила кроме тебя, Кейске Баджи. - Что такое, Кейске? - отзываюсь я, наконец, совладав с собой. - Спасибо, - ты вновь поворачиваешься в сторону моста и смотришь на город. - За что? - удивляюсь я, мучительно сильно желая протянуть руку и коснуться твоего плеча, но ничего не делаю, опасаясь спугнуть момент. - За то, что помогаешь мне видеть важное, - я слежу за тем, как по твоим губам блуждает теплая едва уловимая улыбка. - Без тебя я бы и половины прекрасного в мире не заметил. Весело смеюсь, стараясь скрыть смущение. Ты смеешься тоже. А потом подходишь, обнимаешь меня, подхватывая на руки, я отбиваюсь, требую поставить меня на ноги, но ты только сильнее кружишь нас, и терпкое ощущение воздуха и свободы захватывает меня с головой. И в горле бьется одна фраза, которую я все никак не решаюсь сказать. Да и зачем? Разве недостаточно просто чувствовать? Что все идет правильно. Так, как надо... 3 Я помню и тот вечер. Осенний. Уже слегка холодный, когда подушечки пальцев покалывает от упавшей температуры вокруг. Помню, как мы поднялись в горы. Не сильно высоко, но достаточно, чтобы полюбоваться закатом в тишине. Ты как всегда все предусмотрел. Расстелил откуда-то взятые пледы, я еще тогда пошутил над тобой, что мы похожи на семейную парочку на пикнике. Но ты был в тот раз слишком вдумчив, тих и серьезен. Мы не обсуждали дела. То, что ты задумал, и что происходило в Тосве и Вальгалле. Этого не требовалось. Я понимал, что ты уже принял решение, и никто на свете, даже я, не сможет заставить тебя передумать и отступить. И от этих мыслей все внутри меня леденело от дурного предчувствия, оседало полынной горечью на губах. Мне так отчаянно хотелось схватить тебя, впечататься в твое тело своим, припасть головой к твоей грудной клетке и слушать стук твоего горячего сердца. Кейске. Пожалуйста, не оставляй меня. Не делай ничего такого, что сможет тебе повредить. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста. Рыдало все внутри меня беззвучными невыплаканными слезами. Словно внутренности пропускали через мясорубку. Хотелось блевать кровью. Но я только по-прежнему улыбался. Тебе одному. -Не уверен, достигну ли цели, - впервые ты произносил подобные слова, обычно ты никогда не сомневался в своей победе. - Враг коварен и опасен, он играет не по правилам. Я понимающе кивнул, сжимая в пальцах бутылку пива. Мы молча чокнулись, звонко звякнув стеклом о стекло, и сделали по глотку пенного напитка. Солнце уже вовсю клонилось к горизонту, разливаясь малиновым светом по верхушкам гор, превращая серые камни в огромные прекрасные рубины на каких-то волшебных пять минут, прежде чем рухнуть в воду, оставляя после себя только оранжевые блики, которые медленно, но верно поглощала голодная ночная тьма… Мы сидели плечом к плечу, пили пиво, курили, молчали. Переплетали пальцы. Ты дышал на мои ладони, согревая их. А я зарывался носом в твои роскошные локоны, пропахшие дымом сигарет и костра. И исступленно мечтал, чтобы этот вечер не заканчивался никогда. - Чифую, - ты вдруг поддеваешь мое лицо за подбородок и внимательно смотришь в мои голубые глаза своими темными, такой родной взгляд, что у меня невольно щемит в груди, щиплет в носу, и я сжимаю кулаки, впиваясь ногтями в ладони, чтобы сдержать подступающие к горлу слезы. Почему все это кажется мне прощанием? Почему такие глупые мысли лезут мне в голову? Нет! Нет, прочь, не хочу даже думать о таком... Ты наклоняешься ко мне ближе, мягко, но требовательно касаясь губами моих губ. Ты целуешь меня, сначала на удивление нежно, а потом все жарче и жаднее, агрессивно прорываясь языком в мой рот. От растерянности я не сопротивляюсь, но и не отвечаю, а тебя это, кажется, ни капельки не смущает... Мы падаем на плед под нами, я растягиваюсь на спине, а ты нависаешь надо мной, щекоча прядями волос мне щеки, убираешь рукой мои собственные светлые локоны со лба, чтобы лучше видеть лицо. На котором уже заалел румянец. Я перестаю ощущать, какой холодный воздух в октябре, нет, теперь я чувствую только жар твоего тела, вжимающего меня в землю. - Я люблю тебя, Кейске, - слова срываются с губ раньше, чем я успеваю это осознать. Болезненно морщусь, понимая, что сморозил какую-то глупость. Но ты не смеешься надо мной. Твои руки забираются мне под свитер, крепко стискивают в объятиях так, что хрустят ребра, и я отчаянно пытаюсь сделать вдох. - Я знаю, Чифую, - отвечаешь, впиваясь зубами мне в шею, словно желая оставить метку, присвоить себе окончательно. - И это взаимно. Ты не говоришь прямо. Я понимаю, что ты не привык к подобным откровенностям. Но мне и этого более чем достаточно. - Ты мой. - Твой, Кейске. - Навсегда. Запомни это. И я запомнил. Навсегда. Навсегда. Навсегда. 4 Твоя голова на моих коленях. Струйка алой крови, стекающей из уголка губ вниз по подбородку прямо на мои пальцы. Горячая. Липкая. Твоя. Не уходи. Я сжимаю рот, кусаю зубами язык, чтобы не завыть в голос. Не уходи. Не уходи! Склоняюсь к твоему лицу, касаюсь губами твоих губ. Плевать, кто и что увидит или подумает. Я твой. Твой. Слышишь, Кейске Баджи?! Твой. Навсегда. Ты больше не дышишь. И я ощущаю, как мое сердце перестало звучать вместе с твоим. Внутри образовалась дыра. Черная, бездонная, пустая. Я все еще жив. Но тот я – ушел вместе с тобой. Ушел за тобой. Мое солнце. Без тебя мне не надо другого света... 5 Двенадцать лет. Двенадцать долгих бессмысленных лет. Прости. Я так и не смог отомстить за тебя. И вот теперь, когда Тетта Кисаки упирает мне в лоб хищное дуло своего пистолета, я не боюсь. Совсем. Знаешь, я даже рад. Ведь это означает только одно – мы скоро встретимся. И я только скалюсь в ответ, глядя в глаза Кисаки открыто и прямо. Убивай меня. Делай со мной, что хочешь. Я все равно принадлежу другому человеку. Это тело мне больше не нужно. Выстрел раздается где-то на грани моего сознания. Мне кажется, что я даже не успеваю ощутить боли, осознать, как пуля вышибает мои мозги, как взрывается голова, как я падаю на пол, а подо мной растекается лужа крови, не успеваю услышать, как кричит Такемичи... А было ли все это на самом деле?.. 6 Я открываю глаза и вижу, как рассвет робко заглядывает в незанавешенные окна твоей квартиры. Той самой, на пятом этаже. Как сизая дымка постепенно рассеивается, и предметы приобретают свои привычные очертания. Ты лежишь рядом. Спиной ко мне. Я вижу, как вздымаются твои плечи при каждом вдохе и опускаются при выдохе. Дрожащими пальцами касаюсь твоих волос, убирая их с лица, приподнимаюсь на локте, заглядывая в глаза... Ты мирно спишь в своей постели. Да и я, судя по всему, тоже. Не могу сдержать судорожного вздоха, прижимаясь к твоему позвоночнику – животом к пояснице, бедром к бедру. Ты что-то сонно бормочешь, переворачиваешься на другой бок и сгребаешь меня в охапку, оплетая ногами. Тяжелый. Теплый. Такой близкий и родной. Я не замечаю, как слезы соленой рекой бегут по щекам, падая на твои руки. Ты разлепляешь веки, удивленно замечая мои тихие рыдания. - Какого черта, Чифую?! - возмущенно рычишь, утирая ладонями мои скулы. - Что случилось, придурок? Мне через час на работу вставать вообще-то. Ты уже не злишься, просто обеспокоенно смотришь на меня, силясь спросонья понять, что происходит. А я не знаю, что и сказать. В самом деле... Как объяснить. - Сон дурной приснился, - не нахожу ничего лучше, чем ответить так. - Извини, Кейске. - Ладно уж, что с тебя взять, - чмокаешь меня в макушку, треплешь по волосам и снова притягиваешь к себе. - Но давай все же поспим еще немного, хорошо? - Да, - я киваю, теперь уже с облегчением улыбаясь. Я не знаю, в какой реальности мы находимся сейчас, и что с нами случится дальше, но я просто хочу насладиться этими мгновениями хрупкой утренней неги, близостью твоего обнаженного тела, твоим запахом, звуками твоего чуть хриплого голоса, и, конечно, ритмичным биением твоего сердца. Кладу голову тебе на грудь и засыпаю. В кои-то веки действительно без кошмаров и сновидений. Впервые за последние двенадцать лет. Мы теперь вместе. Навсегда. Навсегда. Навсегда.