Мой особый вид самоиронии или "Секрет Полишинеля"

За почти месяц встречания с Майки, который, к сожалению, прошел не без приключений, я уяснила пару важных вещей о столь маленьком, исключительно по габаритам, но не по амбициям, человеке. Не все его привычки и заскоки пришлись мне по душе, но я тоже не без греха, так что эти осечки мы (я и мои тараканы) ему простим. На самом деле Майки был… Черт, да он просто тот ещё укротитель сердец. Наверное, все же, только моего, но моя безмозглая и совершенно неуместная ревность утверждает иначе. О этих приступах мы поговорим как-нибудь потом, на крыше школы стоя напротив небезызвестной Сакуры. Сейчас речь о другом. Майки является ужасным прилипалой. Ему всегда мало. Мало объятий, мало касаний, мало времени вместе. Иногда мне кажется, что у него просто недостаток внимания, но вспоминая о том, кем он является и какое количество людей готовы буквально душу дьяволу продать, не свою конечно же, лишь бы он удостоил их своего взгляда, да парой колких фраз, — этот вариант отпадает. Осмелюсь предположить, что меня просто любят, но и это заявление я предпочитаю держать при себе, по одной простой причине: прямого «я тебя люблю» с его уст не слетало. Вроде. Не важно. Не помню значит не было, правильно? По такому принципу я и живу все эти годы и не разу еще не облажалась, значит и здесь сработает. С этим его любвеобилием, в целом, можно смириться потому, что я не особо то и против. И возможно это именно у меня недостаток внимания, но самодиагноз дело гиблое, так что оставим эти размышления на потом. На когда-нибудь. Майки вредный. По-ребячески вредный и я молю всех вызубренных назубок японских богов о том, что это пройдет с возрастом. Ну, не готова я таскать тридцатилетнего парня на своей спине после романтического ужина в ресторане. Он спит везде, в любых позах и на любых поверхностях, иногда поражая меня своей гибкостью (однажды он заснул в шпагате и я не шучу). Извечно бормочет что-то во сне беспокойно ворочаясь на спине бедного Кен-чика, потому что звонила я исключительно ему. Могла позвонить и Мицуи, но спину гуру-дизайнера мне искренне жаль. Дракена мне, конечно, тоже жаль, но его готовность прийти за сонным другом в любую точку Токио, служило лишним поводом заскочить с ним на пару в дом Сано и понадоедать Эмме. Точнее, как, оставить ее наедине с Дракеном и слинять по доброй воле куда подальше, чтобы не напороться на Сано Старшего, встречи с которым я опасалась, как кот огня. Почему спросите вы? Не знаю, отвечу я. Наверное, дело в том, что с родителями потенциального ухажера я не разу не знакомилась, да и «потенциальных ухажеров», как таковых, чтобы на долго и с чувствами, у меня не было. Как и полноценных отношений хоть с одним из этих горе багалейщиков. Оттого, что такое настоящие отношения я знаю лишь по рассказам своих знакомых да романов с книжной полки. Именно поэтому сейчас, стоя перед улыбающимся Майки, который скалится во все зубы, у меня дёргается глаз, потому что пришел он ко мне на порог нихера не просто так. — Свидание? — Мне не послышалось? — Ну да. — Уверенно, даже бровью не повел и моську такую серьезную состроил, словно признается в убийстве человека. — Зачем? — И вроде пятнадцать ему, а тупые вопросы генерирую я. От такой неожиданной подставы с моей стороны парень тушуется, пару раз тупо моргает в попытках придумать стоящий аргумент, но быстро сдается и, подковырнув мой порог своим носком, выдает, все так же невозмутимо: — Ну мы же пара. — Обуви. Ага. Я где-то уже это слышала. Сердце предательски скулит, когда Майки, чуть приспустил плечи, вновь начинает терроризировать мой порог своими ногами. — Не хочешь? — Говорит это он тихо, скуляще, словно собаку на обочине сбили, и я сдаюсь, потому что против этих кристально-чистых черных глаз я бессильна. И против улыбки его, и против касаний мягких, но требовательных. Боже, да я просто лужей растекаюсь от одного его присутствия рядом. — Я пойду переоденусь. Подожди в гостиной, ладно? — Он сияет, весело мне кивает и вваливается в дом, как в свой собственный. На шорох из кухни выходит мама, вернувшаяся домой неделей ранее и с интересом рассматривая гостя. С Майки она знакома. Заочно. С летних прогулок. — Мы в город. — Умело упуская часть с «иду на свидание с главой гопников» проскальзываю мимо нее наверх в свою комнату. Не хочется оставлять эту женщину наедине с Майки, ой как не хочется потому, что на кануне мы сильно повздорили. Кажется, в тот день она даже запульнула в меня кота, но быстро остыла и больше не кричала, но тему нашего, того разговора, поднимает каждое утро неизменно портя мне все настроение перед тяжелым днем в школе. Так уж вышло, что после ее приезда из командировки она сразу узнала о смерти Баджи и о причинах его смерти, как следствие. А после и о том, что я вожу дружбу с той же компанией, что и он. Ещё и Чифуи, заявившийся в гости, так не вовремя, подтвердил, что мол: «да, ваша дочь тусуется с гопотой местного разлива, но вы не переживайте мы ребята хорошие — девочек не бьём». Стоит ли говорит о том, что эти слова ее мало убедили, а только подлили масла в огонь? И теперь она упорно настраивает меня против ребят и противным глистом в жопе пытается сделать все возможное чтобы я и мой скверный характер подчинились и прервали любое общение с той самой «хорошей гопотой». От этих мыслей начинает болеть голова и я устало плюхаюсь на кровать, в попытках вспомнить, зачем вообще поднялась в комнату. Свидание, значит? Нужно было уточнить куда конкретно мы собрались и насколько это будет травмоопасно. Мы еще не ходили на свидания. Было пару попыток провести время вдвоем, но не одна из них успехом не закончилась, и я даже не надеялась на эту простую романтику, как минимум до собрания Свастонов в конце месяца. Но нет, Майки умеет удивлять. И эта тоже можно считать его особенностью. Интересно джинсы и блузка будут хорошей идеей или следует выбрать что-то более женственное? Платье я не надену. Шорты? Да, под конец ноября самое оно будет. Может просто футболка? Да. Просто белая футболка, просто джинсы, просто хвост, подхваченный резинкой Кейски, которую я так никому и не вернула, и все. Можно идти. Ну, может ещё ресницы накрашу. И губы. И румяна… Ай блять, Майки прости, но ждать ты будешь долго. Чтобы я там не говорила, а армейский режим общаги научил меня собираться в полное облачение за десять минут и покусанной собакой мчаться на автобус, дабы не опаздывать на пары. Навыки пропить я не успела, так что, через пятнадцать минут, я гордая и вся из себя красивая спускалась вниз по лестнице чтобы наткнуться на хмурое и задумчивое лицо Майки, который, кажется, даже не обратил на мое появление внимания. Не нравится мне эта темнеющая аура вокруг него и напевание какой-то мелодии вне нот от мамы на кухне. Она что-то ему сказала? Наверняка. — Я готова, идём? — Касаюсь я его плеча, просто чтобы дать понять, я рядом, подошла и готова идти. Майки дёргается и выдыхает как-то рвано. Осматривает меня с головы до пят и мягко, очень грустно улыбается. И тут вздрагиваю уже я. Что ты там у себя в голове уже решил и забыл озвучить в слух, Манджиро? — Идём. — Он говорит это весело, хватая за руку и волоча к байку, а у меня в голове лишь эта грустная улыбка да насвистыванию мамы, доносящиеся глухим эхо с кухни.

***

Река выглядела прекрасно. Яркое солнце бликовало на гладкой поверхности и холода от воды совсем не чувствовалось. Майки суетился с багажником, присобаченного к несчастному мотоциклу только сегодня, и только на пару часов нашей прогулки, вытягивая из него мятый плед и пакетик с, насколько я поняла, едой. — Отвернись и закрой глаза. — Бурчит, пихая меня в плечо, намекая в какую конкретно сторону я должна отвернуться. И я послушно закрываю глаза, прислушиваясь. Он тихо ругается, когда плед от порывов ветра загибается и ему, судя по крягчанию и кряканью, приходится становиться на шпагат, дабы удержать плед на месте. Позже он додумывается поискать камешки и ещё минуту шаркает пятками по травянистому склону в поисках. Находит. Это я понимаю по победоносному «Ес!» откуда-то из далека. И усмехаясь, когда, покончив с пледом, начинает шуршать пакетом выуживая оттуда что-то вкусно пахнущее, потому что запах расползается по всему берегу и я взглатываю, давясь слюной. — Все. — Слышатся довольное с боку, — Можно смотреть. — И я смотрю. На помятой от чужих ног траве лежит небольших размеров клетчатый плед. Такой уютный и домашний, сразу создающий какую-то свою, особую атмосферу. На этом квадрате уюта стоят две бумажные тарелки, а на них треугольники вишневого пирога. Наверняка ещё теплого, потому что запах по-прежнему заполняет лёгкие. Я улыбаюсь. Это, кажется, стоит всех в мире слов о любви, потому что сделано так неуклюже, по-детски, но с абсолютной искренностью. Я усмехаюсь по новой, когда Майки, склонившись в театральном поклоне, протягивает мне руку. — Извольте искушать со мной? Тихо посмеиваясь, протягивая ладонь в его теплые руки и улыбаюсь, когда меня тянут к пледу. — Пирог, наверное, немного подгорел снизу, но он вкусный. Тебе понравится. — Он придирчиво рассматривает золотую корочку пирога делает для себя какие-то выводы и уверенно кивает. — Точно понравится. А мне и не может не понравится. Даже если бы этот пирог прогнил насквозь и покрылся плесенью я бы сказала, что это самое вкусное, что я ела на земле, потому что мне принес его Майки. Потому, что он запарился выкроил для меня день в своем, ставшем в последнее время, забитом графике и организовал это все сам. А пирог оказывается вкусным. До чёртиков вкусным и домашним, потому что так тесто вздымается только после долгой его подготовки. Я замечаю выжидающий взгляд Майки. Он чуть хмурится, явно нервничая и я, под этим пристальным наблюдением, давлюсь кусочком вишни, застрявшим в горле. — А?! Ой, Нео-чи! — Майки лепечет и как-то неуклюже крутиться вокруг меня, не понимая, что делать: бить по спине и ломать мне позвоночник, таскать в ладошках воду с реки или вызывать скорую. Последнее не кажется мне таким уж и глупым, когда Майки все же постукивает меня меж лопаток и я чувствую, что руки у него нихуя не легкие и удары, хоть и контролирующие силу, тяжёлые. Вишня, решившая стать причиной моей смерти, видимо пугается, что выйди она из моего рта, ее этими руками просто раздавят, поэтому благоразумно ныряет в желудок и я выдыхаю. Пиздец. Чуть не сдохла на первом же свидании. Вот это смешная история вышла бы. — Ты как? — Сквозь пелену слез подкатившим к глазам вижу перепуганную морду и усмехаясь, в попытке оттопырить большой палец вверх. — Очень вкусный пирог. — Крягчу, словно пробежала марафон и Майки выдыхает, плюхаясь обратно на плед. — Я думал помру. — Ты или я?! Но комментировать вслух не стала, наконец отдышавшись. — Кто повар хоть? — Скажу ему при встрече, что пирог был во истину убойным. — Дедушка готовил. — И улыбается так широко и тепло, что мне глаза слепит. Видимо не скажу. Ничего себе. Я думала дедушка Майки тренер по борьбе, а он, оказывается, еще и неплохой повар. Мы молчим еще какое-то время просто наслаждаясь этим моментом. В школу Майки по-прежнему не ходит, изредка вползает в класс к концу четвертого урока, объявляет всем одноклассникам о том, что он жив-здоров и занимать его парту не следует, а то покусает. Уходит он с Кен-чиком посреди пятого урока, полностью игнорируя учителей и их бурчание. А я, гордым лебедем, остаюсь на дополнительных, хотя и понимаю, что дело это гиблое и я, как не знала химию все эти двадцать лет своей жизни (уже больше), так и не узнаю. В Тосве все тихо, насколько это вообще возможно. Группировка погружена в траур и их можно понять. Чифуи время от времени заваливается ко мне домой, без приглашения, располагается на диване и сидит со мной и моим вредным котом до заката. И я его понимаю. Сложно нормализовать свою жизнь после ухода из нее очень важного для тебя человека, ведь теперь в твоем расписание огромная, просто невообразимая, — дыра. Такемичи ко мне более чем благосклонен. Он иногда присылает мне беспокойные сообщения на подобии «все хорошо?» или «как дела?», но я отвечаю редко, старательно подготавливая себя к предстоящему диалогу. Поговорить нам нужно, просто необходимо и мы оба это понимаем. И я наведаюсь к нему в гости как-нибудь на неделе. Наверное, все же, без приглашения. Майки неожиданно вздрагивает, и я дергаюсь, ошарашенно на него уставившись. — Что такое? — Не люблю я эту резкость, у меня нервы не на месте, а он тут мельтешит. — Я фотоаппарат притащил. — Вскакивает на ноги, весь такой вдохновленный и возбуждённый. — Сейчас. Вижу как он капается в багажном отсеке под сидением и вот в его руках, поблескивая от лучей зенитного солнца, маячит полароид. Старый, я таких лет десять не видела. … А. Ну да. Точно. 2005-й же. Майки довольно улыбаясь, как кот, объевшийся сметаны, подползает ко мне и резко тянет за руку, да так неожиданно, что я и понять не успела, как поднялась на ноги и уже стою возле подножья реки. — Сделаем пару фото. — Он говорит это параллельно с яркой вспышкой, вылетевшей из фотика. Я недовольно жмурюсь. Спрашивать меня, конечно, никто не собирается, и я подстраиваюсь под его взвинченное настроение. Фотограф из Майки крайне никудышный. Некоторые фото размытые, на некоторых моя голова прикрыта его пальцем, и я, бурча о том, что теперь моя очередь, делаю пару его снимков с быстрой печатью. И они выходят хорошими. На одной его волосы ореолом подсвечиваются от лучей солнца, а он улыбается, подобясь самой яркой звезде. А на второй эта самая звезда падает в траву, пачкая колени и нос. Под тихие смешки фотоаппарат из рук у меня все же выдергивают и отходят на пару шагов назад, чуть ли не касаясь пятками воды. — Ладно, достаточно, пошли уже. — Я посмеиваюсь, делая пару шагов в сторону моего Непобедимого. — Еще одну! — Он весело смеется, настраивая полароид. Один неловкий шаг и это чудо вступает ногой в воду. Вздрагивает, от неожиданного холода и фотоаппарат, печальной ласточкой летит в воду, да с такой амплитудой, что любая ракета позавидует, потому что этот придурок от, скорее неуклюжести, чем от испуга, его подкинул. Слышится глухое «бульк» и мы наблюдаем, как черный конус аппарата погружается в воду. И смотрит на меня это чудовище чуть виновато, нелепо улыбаясь. А я не нахожу ничего умнее, чем с каменным лицом, сказать простое: — Доставай. Майки тупо моргает пару раз, тяжело вздыхает и закатив штаны по колено, уже планирует лезть в ледяную воду. — Стой, придурок, я пошутила! - И кидаюсь его тормозить, потому что он уже разулся. Плевать на этот фотоаппарат, ведь у меня осталось две его фотографии: одну, я обязательно повешу на холодильник, а вторую спрячу и буду хранить, как самое ценное сокровище. На холодильник я, конечно же, повешу фото с падением.