Листья на воде

      Гош отпил эль, не обращая внимания на косые взгляды. В "Лунной маске" нечасто появлялись праздные зеваки, тем более здесь не бывало отребья, не редко забредавшего в таверну "Сплав". Как бы город ни воспрял при Неверембере, любители сомнительного заработка всегда были и всегда будут. В Невервинтер каждый день стекались десятки странников, и полуорки давно не были диковинкой, но находились те, кто все еще боялся их, не доверял орочей крови. Гош не винил их: орки не просто так имели дурную славу, а в квартале Башни было пролито немало крови в сражениях с Многострелами.       Гош привык, что многие, глядя на него, гадали о его происхождении, представляли тяжелые истории о войне и насилии. Людям вообще нравились истории о чужой боли. Но его история не была ни о насилии, ни о вражде. О войне — лишь отчасти. Когда родители познакомились, была война, а его отец был солдатом. А насилие... Гош бы посмотрел на того, кто попытался бы тронуть мать: его точно прикончил бы отец. Если бы успел. Говорят, однажды матушка голыми руками проломила голову троллю.       Гош усмехнулся, сделав еще один глоток эля. Его история была про любовь. Поженившись, они однажды переехали в глушь — подальше от пересудов. И все свое детство Гош провел с обожавшими его и друг друга родителями. Отец учил его обращаться с мечом и щитом; и все время с таким трепетом относился к супруге, словно та была фарфоровой статуэткой. Когда Гош не понимал, отец говорил: "Душа у нее нежная, хрупкая". Любовь порой принимала причудливые формы. Это был их, его родителей, выбор.       Гош, несколько лет назад услышав о призыве лорда Неверембера, отправился в путь: он хотел посмотреть мир, хотел сражаться и помогать тем, кто не мог постоять за себя. Жемчужина Севера, расколотая и опаленная, манила его. Оказавшись в большом мире — мире, к которому он совсем не привык, полуорк научился не обращать внимания на взгляды и шепот за спиной. Научился не думать и не переживать о том, что о нем подумают другие — в конечном счете имело значение только то, что он делал. Это был его, Гоша, выбор.