Звуки пианино, под которые целуемся

      Занемевшие пальцы пляшут по клавишам заученную от ноты до ноты «К Элизе», пока Дилюк вслушивается в мелодию. Ему до хруста костей нравится звук. До того мелодичный, что может выразить абсолютно все чувства. Дилюку ничего не нужно говорить, в этот момент он отпускает себя и своё сознание, лишь бы только забыть обо всём на свете. О Кэйе, с которым он вновь чуть не подрался утром из-за завтрака, об отце, который с хмурым видом в сотый раз отказался покупать пианино домой: «Это не стоит и капли твоего внимания».       Тогда что же стоит? Чем он должен увлечь себя, если не прекрасными звуками, в которых он утопает? Должен ли он отказаться от этой части себя, в поисках чего-то другого? Дилюк не знает.       Когда пальцы резко замирают над инструментом, Дилюк понимает, что ноты произведения закончились. Было бы неплохо сыграть что-нибудь ещё, но весеннее солнце за окном нагоняет на него смертную тоску, которую, словно, ничто не может разукрасить. Стоило бы радоваться, что до начала летних каникул осталось совсем чуть-чуть, но Дилюка это лишь тревожит. Никто не разрешит ему так просто проходить в заброшенный кампус летом. Если даже сейчас ему приходится изощряться и через крышу попадать в класс с пианино.       На долгий момент Дилюк пустым взглядом смотрит на клавиши инструмента, а после закрывает крышку, так же как и своё сердце для чувств. Он не раз замечал, как меняется, когда играет. Сердце распахнуто для всего - звуков, чувств, эмоций, впечатлений, но как только крышка захлопывается, всё исчезает, оставляя на лице лишь безэмоциональность.       Когда он поднимается на крышу, которая связывает заброшенный кампус с учебным, то слышит отдаленные голоса. Наверное, хулиганы, привыкшие тут развлекаться. Чаще всего, когда Дилюк натыкался на них, то просто игнорировал и следовал к своей заветной цели - инструменту в классе, и хорошо, что они ничего не предпринимали, только умолкали, пока он не скрывался за дверью. И сейчас, всё должно было быть как обычно, но весёлый голос позвал его прямо на лестнице.       — Хей, парень, отлично играешь, — изначально Дилюк даже не понял, что эти слова предназначены ему, поэтому просто продолжил спускаться вниз по лестнице, пока его не схватили за локоть.       Дилюк резко обернулся, чтобы посмотреть на того, кто вообще посмел так своевольно касаться его, либо сразу ударить. Но вовремя отдернул себя, останавливаясь на голубых глазах. Дилюку кажется, что он пару раз видел этого парня, быть может в учительской или коридоре. Такого сложно не запомнить.       Короткие волнистые рыжие волосы и голубые глаза - несомненно отличное сочетание. Простой серый костюм, состоящий из брюк и пиджака, который асимметрично застегнут, сразу даёт понять о непринужденной натуре. Но больше всего Дилюка интересует алый шарф, перекинутый за спину, и серьга в ухе. Разве дресс-код школы позволяет носить украшения? Да и этот шарф в середине июня...       Парень ещё что-то говорит, но Дилюк его совершенно не слышит. Уже сейчас его мысли находятся дома, где он будет отчитываться отцу за высокие баллы, планы на каникулы и многое-многое. От мрака в голове спасает лишь мелодия на фоне, которая заставляет делать новый вдох и выдох. Дилюку не нравится мысль ожидания, поэтому он просто кивает, стряхивая руку парня, и быстрым шагом идёт прочь.

***

      Порезанный палец саднит, и Дилюк беспокоится, сможет ли он играть сегодня. Приготовить совместный ужин с Кэйей было плохой идей с самого начала. Не нужно было поддаваться на уловки парня, который всем своим видом кидал вызов «кто быстрее нарежет лук для жаркое». Дилюк, к счастью, всегда распознавал все детские замашки сводного брата, но каждый раз попадался.       Управлялся парень с ножом просто отлично - множество раз видел, как делал это отец, но когда на тебя неожиданно вешаются сзади, можно догадаться, что даже профессионал даст слабину и порежется. Сначала Дилюк и не понял, что вообще что-то пошло не так, если бы не капли, которые быстро-быстро начали выступать из ранки. Сзади Кэйа издал непонятный звук, похожий на извинения, и побежал за лейкопластырем. Как ни странно, его в их доме не оказалось, зато нашёлся бинт. Дилюк долго воротил нос, понимая, что это сильно помешает игре на пианино, но под тяжёлым взглядом отца, сдался.       Привычный светлый коридор, по которому шёл Дилюк, наполнился сильным запахом вишни, и парень не понял от чего. Вчера, вроде, он не открывал окна для проветривания, но пообещал разобраться в этом чуть позже, после игры.       Дилюк только зашёл в класс, где его ждал инструмент, и моментально замер, видя, что находится не один. Около окна, с закрытыми глазами, наслаждаясь теплотой солнца и приятным запахом, стоял вчерашний парень, с которым Дилюк «столкнулся» на лестнице. Когда Дилюк застыл в проёме, парень обернулся и одарил его приятной улыбкой.       — Привет, — парень, всё также улыбаясь, размашисто шагнул навстречу, но вовремя остановился, когда Дилюк уже готов был дать дёру. — Ты вчера пообещал мне что-нибудь сыграть.       Дилюк нахмурился.       — Ничего я тебе не обещал.       — Говорю, же ...       — Убирайся отсюда, — у Дилюка не было времени на церемонии, ему поскорее хотелось сыграть.       Юноша напротив секунду переосмысливал его слова и быстро оказался рядом с Дилюком. Голубые глаза блеснули холодной сталью, и рука, что нежно, как показалось Дилюку, остановила его вчера, резко дёрнула в класс. Дилюк пропускает момент, когда из лёгких вышибает воздух и начинает болеть спина, ударившаяся об инструмент. Ещё через секунду он становится заложником невольной борьбы с рыжим парнем.       Рубашка задралась, и Дилюк ощущает кожей прохладу пианино, пока его руки заламывают за спиной. Тело, что было на голову выше, придавливает его к несчастному инструменту.       — Пожалуйста, — раздаётся хриплая просьба сзади. — Я уже месяц вслушиваюсь в эти звуки.       Дилюк не понимает, да и понимать не хочет, но всё равно коротко кивая, призывая парня отпустить его. Парень, понимая, покорно отпускает его, отходя к ближайшему столу, и усаживается. Дилюк, хмуро смотря на действия парня, разминает руки от онемения и шипит, когда вспоминает про забинтованный палец.       Первые аккорды излюбленного вальса в до-диез минор* — осторожные, мягкие, рожденные невесомым прикосновением пальцев, любовно огладивших клавиши. Для Дилюка это не просто звук, это волшебство. И никакой порезанный палец не сможет помешать ему.       Он прикрывает глаза и замирает, вслушиваясь. Вырвавшиеся из недр пианино звуки звучным облаком красивых бабочек взмывают под потолок, кружатся и растворяются в тишине класса. Слышит судорожный вздох и неловкое покашливание. Дилюк ощущает, как этот парень ожидал заветные ноты, как он старался не шуметь, не спугнуть, не разрушить суетливым движением эту прекрасную идиллию звуков.       Когда музыка прекращает заполнять комнату, Дилюк склоняется над пианино, косясь на парня. Тот, удобно устроившись на спинке стула, неотрывно наблюдал за игрой. Казалось, что парня не было в этой комнате, словно, его разум находился за тысячи километров отсюда.       — Это было великолепно, — выдыхая, заключает парень.       Поднимается и подходит к Дилюку, протягивая руку.       — Меня зовут Тарталья, — Дилюк смиренно пожимает руку в ответ. — Прости, что накинулся. Давно слышал, как ты играл, но всё никак не решался подойти. Твой вчерашний кивок окрылил меня, кое-как заснул, а сегодня ты отказал... Вот я и сорвался.       — Дилюк, — парню показалось, что необходимо было сказать что-то ещё, поэтому добавил. — Я не играю для других, извини, что так получилось.       Тарталья понимающе кивнул.       — Я знаю какой-то отрывок, но совершенно не помню, что за произведение... — рыжеволосый нахмурился. — Может, ты поможешь мне?       — Постараюсь.       Дилюк хотел было освободить место за банкеткой, но Тарталья подошёл к нему сзади, наклоняясь. Длинные пальцы замерли над клавишами и через секунду неуверенно начали нажимать на них. Отголоски памяти подсказывали, из какого это произведения отрывок, но дыхание возле уха не давало сосредоточиться. И Дилюк неожиданно осознал, что оно совершенно не напрягает, а успокаивает, прямо как мелодия.

***

      Дилюк заходит в класс, сразу же находя Тарталью на привычном месте — около открытого окна, из которого проникает знойная жара. Неудивительно, ведь на улице уже середина июня.       Если бы пару месяцев назад Дилюку сказали, что он сможет свободно играть всё лето, то скорее бы всего, парень бы нахмурился и грозно предупредил о нелюбви к таким шуткам. Сейчас же, благодаря харизме и обманчивому личику Тартальи, они могли спокойно уединяться в заброшенном кампусе, наслаждаясь музыкой. Дилюк достаточно быстро сдался, проиграв в парочке схваток с Тартальей, и разрешил ему присутствовать во время игры.       Если раньше Дилюка от тяжких мыслей освобождала только игра, то сейчас добавился пункт совместного времяпровождения с Тартальей. Тот не раз приглашал его в парк, кино, к себе домой. И на все эти уловки Дилюк, конечно же, попадался.       Их первых поцелуй случился в библиотеке, в которую, якобы Дилюк чуть ли не переехал жить. Только недавно будильник прозвонил половину восьмого, как парень уже позавтракал и готов был бежать в класс. Отец не перечил «рвению к науке», а Кэйа лишь хитро улыбался, что-то подозревая, но Дилюк от него отмахивался.       — Сегодня птички поют куда энергичней, нежели, чем вчера. Наверное, вечером пойдёт дождь, — Тарталья сразу замечает Дилюка и идёт ему навстречу.       Дилюк, понимая, что его ждёт, привычно замирает, закрывая глаза. Сухие губы встречаются с тёплыми, и внутри разливается жар. Тарталья нежно обхватывает Дилюка за талию, притягивая, второй рукой зарываясь в алые волосы. Языком аккуратно надавливает на губы, просясь внутрь, и, конечно же, ему разрешают.       Приветственные поцелуи долгие и страстные. Прощальные смущённые и самые искренние. Дилюк не может брать на себя слишком много ответственности, да и в темной улочке, недалеко от школы их могут застать врасплох.       Когда Тарталья, вдоволь насладившись, отстраняется, то выдаёт обыденную фразу:       — Сыграешь мне сегодня?