Всегда верен

Раздавшийся звонок телефона прорезал тишину дома. С помощью пульта Салим убрал громкость на телевизоре, прокручивающем в сотый раз одну и ту же мелодраму, и поспешил снять трубку.       - Ало?       - السلام عليكم, брат! Где ты там ходишь? Я уж думал, что ты решил меня игнорировать! - голос на той стороне отдавал уже ставшей привычной насмешливостью.       - Ты кого угодно из-под земли достанешь, - Осман улыбнулся и шагнул обратно в гостиную.       - Что верно, то верно. Ну, рассказывай, что нового? Всё также смотришь сопливые мелодрамы целыми днями и поминаешь былые деньки?       - А ты всё ещё отпускаешь ехидные комментарии и ругаешься матом так, что у всех в радиусе полумили уши вянут?       Из трубки раздался приглушенный смех, быстро сменившийся глубоким, нехорошим кашлем. Таким же, как тогда, в пещерах. Он всё ещё корил себя, что не среагировал вовремя и позволил Джейсону попасть под обломки древней твари. Как только Колчек перестал выкашливать свои лёгкие, Салим с тщательно скрываемой нервозностью спросил:       - Ты сдавал анализы по новой? Что говорят сотрудники?       - Да нихуя полезного. "Требуются дополнительные исследования, лейтенант, а пока, давитесь этими антибиотиками и убивайте нахрен свой желудок". Я для них как подопытный кролик, блядь! - чем больше Джейсон говорил, тем сильнее хрипел, и было очевидно, что он пытается сдержать очередной приступ после столь эмоционального высказывания.       - Нужно подождать немного, я уверен, что они найдут способ тебя вылечить. С Рейчел ведь у нас получилось! Как поживают остальные, кстати?       Ему повезло, что он добрался домой прежде, чем прибыла поддержка с воздуха. Салим оставил Джейсону номер домашнего телефона, с условием, что тот наберёт ему, как только всё уляжется. Они не могли так просто расстаться, не после того, как пережили настоящий ад.              Как выяснилось позже, Джейсона, Ника, Рейчел и Эрика увезли в штаты, поместив в исследовательский центр для тщательной проверки их состояния, но только с Колчеком там обращались, как с опасным биологическим оружием. И как бы полковник Кинг не распинался, что его друг и подчинённый - не ходячая бомба, того всё равно держали на карантине, пичкая лекарствами и позволяя иногда звонить своим близким.       - Все живы-здоровы. Судя по рассказам Никки, Эрик и Рейч теперь строят друг другу глазки, как девственники на школьном балу, ты прикинь! Тот вроде не унывает, да и чего уж там, он большой мальчик, переживёт и этот пиздец. А что насчёт твоего шкета? - Зейн и Джейсон пару раз говорили, когда Салим не успевал вовремя подойти к телефону. Его сын был скептично настроен в отношении странного американца, о знакомстве с которым умолчал отец. Но Джейсон - сам порой как ребёнок, и с младшим Османом они быстро нашли общий язык. В частности, благодаря обсуждениям, касающихся самого Салима.       - Понемногу собирает вещи в Англию. Уладили последние нюансы с общежитием и визой, через две недели перелёт. Я буду так скучать по нему, - в его голосе сквозила неприкрытая печаль. Салим посвятил сыну свою жизнь, а теперь ему придётся отпустить его туда, в открытый мир, который может быть так враждебен.       - Я знаю, друг, это испытание для любого хорошего отца. Кто знает, может и ты когда-нибудь переберёшься к нему поближе. Да и вообще, ты помнишь наш уговор? Когда-нибудь мы встретимся в Лондоне и вместе за бутылкой пива и повспоминаем хорошие времена, чёрт возьми!       - Ты же в курсе, я не пью, - в груди расцвело тёплое чувство от проявленного американцем энтузиазма. - Ой, блядь, какая разница! Можем уподобиться англикам с их проклятым чаем, лишь бы не... - над ухом снова раздался надрывный кашель, и Салима передёрнуло, - вот чёрт, меня требует очередной хер в защитном костюме. Я наберу тебе через пару дней, ладно? - Конечно. Береги себя, Джейсон, - он проходит в коридор, вешает трубку и с тяжелым сердцем возвращается в гостиную.       В тот вечер Салим молится и просит Аллаха помочь его другу пережить эту напасть.

***

Иногда они могут разговарить по несколько часов к ряду. Рассказывает, в основном, Колчек, а Салим с улыбкой слушает его болтовню, обильно приправленную такими изощрёнными выражениями, что иракцу приходится просить объяснения. Они ведут беседы обо всём: о культурных различиях, странных традициях, забавных случаях из прошлого. Джейсон травит ему байки и скабрезные анекдоты, которые сначала заставляют Османа либо прикрывать в смущении лицо, либо тихо посмеиваться с красочных описаний своего друга. Салим рассказывает ему о своём дне, о множестве неловких бытовых ситуаций, которые произошли с ним. После того, как он доложил начальству о тех ужасах, которые таились под горами Загрос, от него с радостью избавились, как от человека, который слишком много знал. Лейтенант в отставке получал неплохо, но стоило сыну уехать за границу в университет, как в его жизни стало слишком... пусто. У Салима бывали целые дни, а то и недели, которые он мог проводить лишь наедине с собой. Он не был недружелюбен, но для знакомств поближе с кем-то, кто проживает на его родной земле, готов не был. Слишком многое случилось когда-то, да и не так давно тоже, чтобы он решился впутать в это другого человека. Но зато у него был свой морпех, человек, который заставлял улыбку расцветать на его уставшем лице, а сердце - трепетать от одного лишь звонка стационарного телефона. Этого было достаточно. Джейсона было достаточно.

***

Иногда они говорили совсем недолго, и звонки оставляли после себя чувство чего-то горького, словно вкус самого противного лекарства. Шли недели, а Колчеку едва ли становилось лучше.       Будь он неладен, этот кашель. Иракцем овладевало жуткое беспокойство за близкого человека и чувство собственной бесполезности. Несмотря на то, как часто и осторожно Салим справлялся о здоровье военного, тот с лёгкостью отмахивался от расспросов о своём состоянии. Выдавали его лишь тяжелое дыхание и порой такие сильные приступы, что Осман до цветных пятен смеживал веки и на том конце провода тихо молил кого-то свыше избавить Джейсона от этих мук.       - Они дают мне какую-то хрень, затирают что-то про... бля, да как же оно... объективная... не-не, обс...       - Обструктивная болезнь лёгких? - севшим голосом подсказывает Салим.       - О, точно! Ни хрена себе, а ты откуда про это знаешь? Хотя, лучше не отвечай. Знать не хочу, что это. Как там, кстати...       - Ты ведь понимаешь, что так нельзя? Убегать от того, что с тобой происходит. Аллах, ты продолжаешь говорить, что всё в порядке, но я знаю, что это ложь, и...       - А чего ты, блядь, ждёшь? Что я начну плакаться о своей несчатной судьбе и просить помнить обо мне, когда придёт мой час? Да хер там! Я не знаю, как долго мне осталось, но я не хочу тратить время, Салим. Наше с тобой время, - к концу тирады голос лейтенанта был тихим и наполненным той же тоской, которой было наполнено сердце самого иракца.       - Как бы я хотел вернуться назад и всё исправить. Сделать так, чтобы нашего времени было больше... - его прервал судорожный хрип и последовавший натужный кашель.       Салиму казалось, будто он сам начинает задыхаться, паника охватила его разум и сжимала горло. Из телефона послышались чужие низкие голоса, поток медицинских терминов и громкая возня. Связь оборвалась, и после этого Салим не получал звонков целых пять дней. За это время он почти не смыкал глаз, не мог найти себе места от беспокойства за жизнь человека, которого он действительно успел полюбить.       И когда, наконец, в доме раздалась знакомая трель, его желудок успел несколько раз перевернуться от нервозности прежде чем он дрожащими пальцами вцепился в телефонную трубку.       - Джейсон?!       - Эй, ты ведь не думал так просто от меня избавиться? - родной голос казался слабым, но довольным. Ноги Салима отказались слушаться, и он просто съехал на пол по стене, едва ли заметив, как две слезы прочертили дорожки по его бледному лицу.       - Я боялся, что больше тебя не услышу. Столько успел надумать...       - Вот блядство, а я то думал, что ты весь такой оптимист, - тихий смешок слегка сбавил напряжение в его плечах, хватка на бедном телефоне ослабла, и Салим выдавил ломаную, но искреннюю улыбку. Несколько секунд он просто переводил дух и ловил каждый приглушенный звук по ту сторону, после задав волновавшие его вопросы:       - Что случилось? Как ты сейчас?       Он боялся спрашивать, страшился получить неутешительный прогноз и почувствовать, как приближение чужой смерти холодит его спину. Однако он пребывал в неведении целых несколько дней, и больше бы не вынес. К его удивлению, Джейсон увиливать не стал:       - Всё хуёво. Провалялся четверо суток на грани сознания и с кислородной маской. Сказали, что эта зараза прогрессирует, и никто не знает, сколько ещё мои пораженные лёгкие продержатся, сука. Колят мне антибиотики да обезбол. Как думаешь, уже пора составлять завещание? - невесело хмыкнул Колчек.       - Не смей так говорить! Что бы там ни было, мы вместе! - он знал, насколько отчаянным казался, но думать иначе отказывался. Они будут держаться до конца. По ту сторону раздался тихий вздох:       - Всегда верен, не так ли?       - Всегда.

***

Звонки Джейсона становились всё более редкими. Врачи из центра не позволяли ему перенапрягаться и постоянно пытались забрать единственное средство связи.       - Да пошли они на хуй со своими запретами. Я лучше сдохну от инопланетной инфекции, чем от скуки и их заумного пиздежа.       Про болезнь они больше не говорили. Собственно, им двоим всё было понятно и без разговоров. Однако они всё ещё строили совместные планы на будущее, притворяясь, что те когда-нибудь действительно могут осуществиться. Так было легче. Мечтать о маленьком домике в пригороде Лондона, куда Зейн и родная сестра Джейсона могли бы приезжать к ним в гости. Грезить о том, что они могли бы найти работу на гражданке, навсегда позабыв об ужасах войны и вампирах из древнего храма. Надеяться на долгую, счастливую жизнь. Они грели сердца друг друга обещаниями и нежными словами, отдавая друг другу немного тепла и успокаивая таким образом собственную боль, которая расцветала после того, как раздавались последние телефонные гудки. По ночам Салим не мог уснуть, прокручивая в голове образ чужих глаз и насмешливую однобокую улыбку. Вспоминая те часы под землёй Ирака, наполненные страхом и отчаянием, сражения плечом к плечу, события, которые привели их к тому, что было сейчас. Многие назвали бы его безумцем, но он бы не променял своего морпеха ни на кого другого. Не после того, через что они прошли. Их любовь была похожа на сжимащую сердце колючую проволоку, прицельный выстрел винтовки прямо в грудь. Она имела привкус солёных слёз, горьких таблеток и песка. Но она дополняла их, не давала темноте собственных мыслей затянуть в пучину нескончаемого страдания. Разве он мог от этого отказаться?

***

Он не получал звонков уже три дня. Теперь это уже не было чем-то из ряда вон выходящим. Чем хуже становилось Колчеку, тем реже ему давали возможность поговорить с Салимом. Как только зимним вечером в доме иракца раздался долгожданный звук домашнего телефона, он привычно поднял трубку, надеясь как всегда услышать родной хриплый голос, но на том конце его поприветствовала знакомая женская интонация:       - Салим? Это ты?       - Рейчел?.. Почему ты звонишь мне? Где...       - Его не стало, Салим. Несколько часов назад. Тихо ушёл во сне, врачи не смогли ничего сделать. Ты ведь знаешь, он был плох...       Дальше он слушал уже через слово, голос Рейчел доносился до него, словно из-под толщи воды. Конечно, он знал, как плохи были дела. Но это не отменяло чувства, будто его сердце разлетелось шрапнелью на множество острых осколков, теперь царапающих грудь изнутри. Дыхание стало прерывистым, а свободная рука непроизвольно вцепилась в волосы. Больно.       - Салим, послушай меня. Мы с Эриком достанем тебе визу, чтобы ты мог прилететь на... похороны. Только скажи, и мы всё устроим. Мы знаем, что он... был дорог тебе.       Иракец подавил почти вырвавшийся из горла всхлип и быстро утёр слезящиеся глаза.       - Д-да, я понял, я... Позвони мне, как только всё будет готово, я вылечу первым же рейсом.       - Конечно. Береги себя.       Салиму показалось, что вместе с последними гудками затих и весь мир вокруг него. На языке чувствовался привкус песка, в воздухе будто витал металлический запах крови, а руки мелко дрожали. Словно он вновь очутился там, внизу. И теперь уже совсем один.

***

Снег медленно кружил вокруг, оседая на одежде крупными хлопьями и неприятно попадая за шиворот строгого чёрного пальто. Печаль создавала купол над собравшейся толпой, таким образом словно отрезая присутствующих от остального мира, и тяжело давила на плечи. Не понятно, где сейчас было холоднее - на самом кладбище или у него на душе.              Рядом с Османом по левую сторону стоял с опущенной головой сержант Кей, периодически проводя руками по карманам своих штанов, будто бы в поисках чего-то несуществующего. Где-то позади, он помнил, находилась Рейчел и Эрик, аккуратно приобнимавший её за плечи в знак поддержки и утешения. Остальных людей он не знал, но чувствовал, как все они разглядывают иракца в передних рядах, словно тот был единственным неподходящим кусочком пазла, нарушавшим целостность мрачной картины. Священник монотонно зачитывал молитву, пока Салим старательно пытался перевести взгляд с охапки белых роз, лежащих поверх гроба. На своём веку он повидал много боли, и смерть часто дышала ему в затылок, но ещё никогда он не чувствовал, как она накладывает на него свои ледяные руки. Забирает то, что помогало ему выжить. Оставляет его ни с чем.              Как только гроб принимаются закапывать в землю, он заторможенно разворачивается, чтобы взять курс неизвестно куда, лишь бы избавиться от удушающей горечи, разъедавшей его изнутри. Стоит ему сделать несколько шагов по направлению к выходу, как кто-то осторожно хватает его за плечо. Он обводит взглядом девушку, чьи черты кажутся ему смутно знакомыми, но он не помнит её имени.       - Простите, я Вас знаю? - его голос знатно сел от того, как долго он молчал, стоя на морозе, но он попытался вложить в него хотя бы немного тепла, чтобы тот не казался совсем уж грубым.       - Боюсь, у нас не было возможности познакомиться лично. Меня зовут Джессика, я сестра Джейсона. Вы ведь Салим Осман, не так ли? - теперь он видит семейное сходство. Вот только глаза Джессики словно являются отражением его собственных: с залегшими под ними глубокими тенями, наполненные скорбью и горечью потери кого-то родного.       - Да, это я. Пожалуйста, примите мои искренние соболезнования. Это... невообразимая утрата.       - Вы правы. Знаете, Джейсон рассказывал мне о Вас. Всегда отзывался тепло и так, будто знал Вас всю жизнь.       - Джейсон был моим... лучшим другом. Самым преданным товарищем. Мы через многое прошли вместе. - голос под конец предательски сорвался, и ему пришлось нервно прочистить горло.       - Тогда, думаю, он бы хотел отдать это Вам... - она потянулась к сумке, висевшей на плече, и достала знакомую потрёпанную кепку.       Он даже не пытался сохранить лицо, оно исказилось в гримасе боли, смешанной с оттенком благодарности. Иракец протянул руку и поближе взглянул на головной убор с надписью 9/11 и видневшимися поверх неё участками тёмных пятен. Он всё ещё удивлялся, как эта кепка смогла уцелеть в той бойне. Салим не смог произнести ничего внятного, кроме искреннего:       - Спасибо. /// и по прошествии многих лет, он будет смотреть на потёртую ткань, выцветшие цифры, и вспоминать удивительную смелость, невероятную преданность и короткую эпитафию, гласившую: в с е г д а в е р е н ///