That’s right, Lou, that’s right

Вязкую и тягучую ночную тишину комнаты взорвало гитарное соло. Резкие и плотные звуки разбивали осколки темноты и наот- машь били по барабанным перепонкам. Подскочив над одеялом, Рита крутила головой, пытаясь понять, что происходит. — Мама, кто просил тебя трогать мой будильник? — Ты. — Что значит я? Когда?? — На прошлой неделе. Ты проспала в универ три дня под- ряд. Я переключила твой будильник на более действенный зво- нок. — Ты хочешь, чтобы я проснулась или умерла от испуга? — Ты знаешь примеры смерти от испуга? Лично я — нет. А как звонок сработало. — Я ненавижу «Металлику»!!! А твою долбаную «Анастезию» тем более! Все детство я засыпала и просыпалась под гитару Бер- тона! Вот знаешь, когда я встречу его на том свете, то обязательно расскажу ему, что думаю по поводу его музыки. — Для этого тебе нужно подтянуть английский, во-первых, и умереть, во-вторых. Мне лично кажется пока тебе не светит ни первое, ни второе. Ну если только не кирпич по голове. Кстати, многие верят, что помогает от всего. А некоторые даже по-китайски говорить начинают. И да, к твоему сведению, Бертон признан од- ним из лучших басистов в истории. Так что твое мнение как мини- мум предвзято. Вставай. Завтрак на столе. Рита очень любила маму. И мама любила Риту. А еще она лю- била «Металлику». Точнее, не так — старую «Металлику», в соста- ве которой был гениальный, по мнению многих, басист — Клифф Бертон. Он погиб, не дожив до 25, группа тогда только набирала популярность. Так что фанаты в конце концов сделали из него не просто кумира — практически идола. Издержки ранней гибели, все бывает, но только вот Рита терпеть не могла громкую музыку, в отличие от мамы. Она вообще не любила музыку. Бывают такие люди, предпочитающие тишину. Но родиться Риту угораздило именно у этой мамы. После такого подъема голова отказывалась соображать. Рита любила просыпаться без будильника — если вдруг ее вырывали из сна так, как сегодня сделала мама, день был потерян. Первая его половина точно. Мозг после встряски отказывался анализировать и запоминать. Он вообще делал вид, что его нет. Голова есть, но вну- три пустота. Так что, благо или вред — с какой стороны посмотреть. В универ-то она приехала. Но лекция шла мимо нее. Лекция отдель- но, Рита отдельно. Третий курс, на первых парах остались только самые стойкие и ответственные, остальные благополучно заняты своими делами — сессия нескоро. В перерыве Риту догнал однокурс- ник и старый школьный приятель — Геша. Удивительно было ви- деть его так рано — редкостный балбес и удивительный раздолбай, необъяснимым образом доживший до третьего курса, он никогда не появлялся раньше предпоследней пары. И далеко не каждый день. — Геша, что стряслось? Ты здесь ночевал? — Тебе смешно, а я лег в пять. Не соображаю вообще ничего. — Представляешь, я тоже. Мама мне на будильник поставила металл. Я думала, отойду в мир иной, когда проснулась. — Точно, тетя Рина же обожает зубодробильные звуки. Слу- шай, вообще это вариант. По крайней мере подъем обеспечен. — Ну как тебе сказать. Встать-то я встала. И даже приехала. Но вот спроси меня о чем говорил лектор, — я даже предмет тебе не назову. Так что для меня нет — не вариант. И все-таки — откуда тебя занесло, тем более после крутой ночки? — Приятель оформляется переводом из Питера. Я помогал ему в деканате. Понимаю, что так себе причина, но он у меня не- много не от мира сего. И официальные вещи — вообще не про него. И потом, ты же знаешь нашего декана — из очень легкой вещи он делает мегасложную и радуется, глядя как народ это вытягивает. Поэтому квест «переведись и быстро, а то не успеешь в первом се- местре» проходил я, а не он. — Прошел? — Да, завтра познакомлю. Надо же вливать его в коллектив. Он прикольный, тебе понравится. Приятель Геши оказался своеобразным молодым человеком. На факультете было полно чудиков — классической филологией заниматься сможет не каждый. Но этот был на порядок веселее даже самого чудаковатого. Во-первых, он выглядел как банков- ский служащий из самого центра Лондона. Ну по крайней мере, именно это пришло Рите в голову, когда она его увидела. Чудесный костюм в темно-синюю клетку, потрясающая белая сорочка, гал- стука вот, правда, не было. Копна рыжевато-каштановых кудрей скрадывала официоз, но на студента он все равно похож не был. Пожалуй, не только на студента — он вообще ни на кого не был похож. С преподавателем истории древнегреческой литературы он начал спорить с первых минут. Причем дядька был не самый пло- хой — предмет свой знал, подавал превосходно, спрашивал уме- ренно, имел много научных работ и профаном, прямо скажем, не был. Только вот, как выяснилось, приятель Геши знал больше. И аргументировал лучше. Поэтому лекция превратилась в пере- крестный допрос — и победителем выходил Григорий, именно так звали новую звезду курса. Второй парой стоял немецкий. Предмет был не то чтобы проходной, но особо не делал погоды. Да и спрашивали не строго — не переводчиков же готовили. Но в сетке расписания он стоял на этом курсе три раза в неделю, по- этому приходилось учить. История повторилась — занудный го- лос лектора потерялся на фоне красивого баса Григория, который нашел в написанной на доске фразе несколько нестыковок. В общем, к концу учебного дня на парня косились даже в коридоре. После немецкого народ плавно перекочевал в один из университет- ских буфетов, и вот тут стало понятно, что Григорий великоле- пен только в аудитории. Купить пару пирожков он не смог — под- нос вызывал у него панический ужас, а соотношение количества денег в кармане с суммой, которую нужно отдать тете за кассой, — задача из курса астрономии как минимум. Хотя астрономия, на- верное, далась бы ему легче... — Геша, ты давно знаком с этим чудиком? Геша поставил на стол поднос с кофе и порожками, и подви- нул стопку салфеток поближе к приятелю. — С детства. Наши родители — старые друзья. Учились вместе и жили в одном дворе. Так что — спрашивайте, что смогу — объ- ясню. Стакан с кофе полетел на пол. Мимо стола и стопки салфеток. Геша пожал плечами. — Не угадал. Сказать, что с этого дня аудитории превратились в фойе цирка, — значит не сказать ничего. Григорий был гением. А все гении, как известно, немного психи. Он знал больше любого из преподавателей, но запомнить номер своей комнаты в общежи- тии не мог уже третью неделю. Любой текст в его руках оживал, и цитата находилась сама собой, не важно, латынь это была или древнегреческий, но отыскать свой проездной он не мог ни в кар- мане, ни в сумке. В столовой он за неделю разбил столько посу- ды, что еду ему теперь выдавали только на одноразовых тарелках. Имена однокурсников он не помнил, аудитории путал, а со време- нем был совсем не в ладах — если бы он не жил в общежитии, то, наверное, появлялся бы тогда, когда остальные уже расходились. Благо сосед по комнате достался с того же курса — на второй или третий день он просто силком притащил того на занятия. Кстати, по словам соседа, при всех этих странностях парень был удиви- тельно аккуратен и вежлив. Одежда всегда была в полном поряд- ке, в комнате все было на своих местах — когда Григорий на чем-то концентрировался, он делал это превосходно. Вот только с пере- ходами от науки к жизни и обратно было туго. Неделю за неделей народ на курсе не знал, смеяться или плакать. Ближе к Новому году почти все привыкли — странности Григория уже не вызывали ажиотажа ни у однокурсников, ни у преподавателей. Тем более что поделится конспектом или объяснить непонятное тот никогда не отказывал. Был дружелюбен и красноречив — ну, если вспоминал, с кем говорит... День рождения у Риты был первого января. Поэтому из года в год на даче собиралась толпа родственников и приятелей. Рита не очень любила все это, но мама радовалась и расцветала, поэто- му обычно Рита не протестовала. Этот год исключением не был. К толпе однокурсников и школьных приятелей, конечно, присо- единился Григорий. Без Геши день рождения Риты не состоялся бы. Ну а где Геша, там и Григорий. Маму долго готовить к визиту нового приятеля не требовалось. Мама Риты принимала кого угод- но и когда угодно. А уж приятелей Геши — тем более. Но быть го- товым и принять происходящее — в итоге немного разные вещи... Потому что самое первое, что Григорий сделал, — это уронил за- бор. Тот лет десять стоял и никому не мешал, скорее наоборот — надежно защищал. Но это было ровно до того момента, когда ря- дом появился Григорий. Он, в общем то, ничего предосудительного не делал — просто поднял голову, чтобы разглядеть поближе елку у дома. Елка была огромная, красивая и старая. А забор оказался у Григория за спиной. Почему именно тогда, когда они встрети- лись, забор решил упасть, теперь уже не скажет никто. Но факт остается фактом. Встречи с Григорием забор не пережил. Как по- том перила лестницы на второй этаж, окно мансарды и еще много- много посуды. — Мама, я же говорила: не давай ему стеклянный стакан! — Неприлично поить гостей непонятно из чего. У нас, стака- нов мало, что ли??? Как выяснилось — мало. Когда толпа студентов решила посетить дедушку Риты ( а его дачный дом был неподалеку), тетя Рина грудью встала на защиту дедушкиного быта и психического здоровья. — Гриша, останься, пожалуйста, — мне очень нужна твоя по- мощь. Григорий был воспитанным молодым человеком и отказать Ритиной маме не смог. Поэтому все ушли. А Григорий остался. Тетя Рина долго размышляла, чем бы занять такого непростого гостя, — в итоге под раздачу попала библиотека. Книжные полки были прибиты низко — на голову ничего бы не упало. «Риск — дело благородное», — подумала тетя Рина. — Гриша, я все собираюсь, да руки никак не дойдут; многие книги давно пора отправить к переплетчику — издания редкие, такого уже не найдешь, но вид, прямо скажем, не очень. Ты ведь поможешь мне, пока есть спокойная минутка? Григорий, как это ни странно, даже обрадовался. Видимо, книги в качестве визави устраивали его больше людей. Первая полка подошла к середине, и тетя Рина решила, что тишина в доме — это не очень. Особенно в такой день. Акустическая си- стема на даче стояла даже лучше, чем дома, потому что здесь ни Риты, ни соседей обычно не было. Так что долой наушники — при- вет, свобода! Трибьют динозаврам американского металла 80-х от московских рокеров последние несколько недель был любимым в подборке тети Рины. Поэтому именно он и заиграл. Альбом от- крывал Practice What You Preach от «Тестамента». Песня отыграла, пошли первые аккорды следующей. Григорий, казалось, громкого сопровождения не замечал. Как раз в этот момент в его руках ока- залось дореволюционное издание — это был подстрочник Овидия, 183Светлана Броновицкая так что окружающее занимало его от слова « никак». Но на сере- дине второго трека он почему-то отложил книгу и прислушался. Играл For Whom the Bell Tolls. Исполнение было странным, очень далеким от классического — скорее ближе к панку. — Strange people. Although it’s not bad, it sounds fresh... Тетя Рина была на первом этаже, книги расположились на втором и между этажами. Поэтому то, что Григорий смотрит в одну точку и говорит по-английски, она заметила далеко не сра- зу. А потом песня кончилась, и транс Григория как будто тоже. Вторая серия случилась на The Mechanix, которая, вообще-то была исполнена «Металликой», но Дейв Мастейн благополучно утащил ее с собой в «Мегадет», когда ушел, благо был автором. На трибью- те была доработанная Мастейном версия, далекая от исполнения в Kill ‘Em All. Григорий опять затих, книга оказалась закрытой. — Yes. Mustaine Was good. Always good. Why the hell did we drink so much?... История повторилась: закончилась песня, закончился транс. До конца альбома больше ничего подобного не наблюдалось. Тетя Рина протерла глаза и решила, что это глюки. Отдыхать надо боль- ше. А пить меньше. Григорий разобрал книги, ребята вернулись от дедушки, и праздники тихо покатились дальше по лихо смазан- ным новогодним провансалем рельсам. Любителей тяжелых зву- ков среди приятелей Риты не наблюдалось, поэтому из динамиков доносились скорее джазовые композиции или просто акустика. Гитара, саксофон — медленно, красиво и без слов. Нервную систе- му Григория больше никто не тревожил. И по-английски он тоже не говорил. В середине сессии сосед Григория по общежитию развлекал приятелей рассказом о его очередной странности. Тот вдруг полю- бил гитару. Причем играл на акустике басовые партии, абсолютно неизвестные на слух соседу, хотя тот был музыкантом, знал много и сам играл неплохо. В первый раз услышав, как Григорий муча- ет его гитару, тот подумал, что приятель издевается, — настоль- ко странные звуки издавал инструмент под длинными и тонкими пальцами Григория. Но прислушавшись, парень понял, что ком- позиция имеет стройный ряд и звучит очень красиво. Да, стран- новато, но красиво. Поэтому мешать не стал. Тем более что под аккомпанемент этих самых странных звуков Григорий учил не- мецкие глаголы. Получалось потрясающе. Сосед и сам не заметил, как выучил все, что в течение семестра давалось с трудом. Одно- курсники в очередной раз удивились. Но странностей было так много, что на них просто перестали обращать внимание. К концу сессии группа подошла практически без потерь. Вече- ринка по поводу окончания экзаменов намечалась, конечно же, у Риты. Хозяйка с Гешей задерживалась, и приятелей дочки развле- кала тетя Рина. Ну а фоном служила любимая « Металлика», ко- нечно. В обработках, — по-другому мучить молодежь тетя Рина не рискнула. Ну фон и фон, играет и играет. Григорий, во избежание порчи имущества, устроился в углу комнаты в большом кресле. Он старался не трогать ничего лишнего и не попадаться никому под ноги. Фоновая музыка его не сильно занимала. Напротив кресла, слева на стене висела картина — любому не знающему тетю Рину она показалась бы крайне странной: зачем вешать на стену набро- сок какой-то дороги? Разве что она для кого-то и что-то значит. То, что Григорий уже минут двадцать стоит и смотрит в одну точку, заметили далеко не сразу. Пару раз об него кто-то споткнулся, но с ним же всегда что-то случается — ничего удивительного. Когда стало понятно, что двигаться он не собирается, ребята забили тре- вогу. Тетя Рина для приличия помахала рукой у него перед глаза- ми и попыталась отодвинуть от стены. Григорий не упирался, мед- ленно прошел обратно и устроился в кресле, но на происходящее по-прежнему не реагировал — не слышал и не видел. — Давайте пока оставим его в покое. Посидит — глядишь, вер- нется в нормальное состояние. — Тетя Рина, выключите музыку. По-моему, ему от нее хуже. Когда Геша и Рита вернулись, Григорий уже был практически обычным. Просто реагировал медленнее и как-то странно двигался. — Мама, что с Григорием? — Он затих перед картиной на стене, мы посадили его обрат- но, по-моему, он уже пришел в себя. — Тетя Рина, а что за дорога на этой картине? — Набросок одного из старых приятелей— место гибели Клифа Бертона из «Металлики». Здесь на повороте автобус перевернулся. — То есть это Калифорния? Совсем непохоже. — Нет, это Швеция, они были в гастрольном туре. Геша удивленно посмотрел на картину, как будто видел ее впервые. — А где конкретно в Швеции, тетя Рина? — Южная Швеция, Крунуберг, кажется, так — у меня плохо с тамошними названиями. Почему ты спрашиваешь? Геша обернулся на Григория. Тот уснул прямо в кресле. Геша аккуратно расправил плед на плечах друга. — Гриша был чудным мальчишкой — умным, задиристым, ве- селым. Мы все очень любили его. Друга лучше было не найти — он был всегда и везде с нами: в футболе, с клюшкой, просто бандой во дворе. Потом, когда нам было лет десять, его отца отправили в Европу, он работал в Швеции несколько лет. И Гриша попал в аварию — его снес пьяный водитель, на повороте не увидел его велосипед. Вообще нонсенс для той местности; по-моему, немец, которого непонятно каким ветром занесло на эту дорогу. Он два дня был в коме, а когда пришел в себя — стало понятно, что преж- него Гриши больше нет. Но для его родителей и близких было сча- стьем, что он просто жив, поэтому, когда спустя год они вернулись, мы все просто приняли как данность нового Гришу — того Григо- рия, которого вы сейчас видите. Он стал странным. Практически во всем. И его голова... он никогда не был маленьким гением — учился как мы все, переваливался с тройки на четверку. А после этой ава- рии он как будто проглотил всемирную энциклопедию за два дня комы. Иногда в его улыбке мелькает прежний Гриша. Но чаще — это слишком умный чудик, иногда говорящий по-английски и не понимающий русского. Да, и такое бывает. Родители пробо- вали стабилизировать его состояние какими-то таблетками, кото- рые выписывал психиатр, но он после них становился вообще не- управляемым — как будто обдолбанный торчок. Так что от этой идеи отказались. Может быть, эта дорога на картине напомнила ему тот поворот, на котором его велосипед снес пьяный придурок? Тетя Рина задумчиво смотрела на Гришу. Потом подошла к стойке с аппаратурой. Нажала пару кнопок. Из динамиков по- лилось бас-соло. Парень открыл глаза. — What the hell is this recording??? When did I play so shitty? Was he stoned? Why didn’t these assholes stop me??? — Мама, что он сказал??? — Он спрашивает, когда он это играл и в каком он был состоя- нии. И почему эти дураки его не остановили. — А что ты включила? — «Зов Ктулху». Одна из самых запоминающихся партий Бер- тона. Концертная версия, конечно, не идеальная. — Почему ее? — Все остальное — и «Орион» и «Анастезию» и «Мастер оф па- петс», он мог услышать где-то случайно, это играют часто и много где. «Зов Ктулху» редкая вещь. — И что это означает, по-твоему? — Если Геша прав, может быть, когда он был в коме, он забрал часть Клифа где-то там... — Мама, это же бред. — Найди другое объяснение. — Тетя Рина. У меня идея. У вас есть бас-гитара и, наверное, медиатор, ведь на ней медиатором играют? — Гитара есть. И даже акустика. Но если мы правы, медиатор не нужен. Клифф играл без него. Это была его фишка. Только как вы собираетесь заставить его играть? Ребята переглянулись. Конечно, они знали древнегреческий и латынь. Но с разговорным английским все было хуже. — Мама, ты же неплохо говоришь, давай ты попросишь его сы- грать. Что-нибудь редкое и то, что знал именно Клифф. — Я попробую. Ты помнишь, куда мы убирали гитару Эрика? — Она в кладовке, я сейчас принесу. Тетя Рина подошла к креслу. Григорий был как будто в полу- дреме. Поеживаясь, он глубже зарывался в плед. — Hey, Lou! Remember Pulling Teeth, brother? We haven’t played it for a long time, so I think you’ve forgotten a few chords... — Stupid song. What is there to remember. Have you seen my guitar? Рита аккуратно протянула Григорию гитару на вытянутых руках. У ребят было ощущение, что это все не вживую — как будто это кино и они смотрят со стороны, не принимая уча- стия. Григорий взял гитару, откинул плед, перебрал пару раз струны. — What about the guitar, James? It’s like an old car at the box offi ce. How do I play this??? Рита удивленно посмотрела на маму. — Он возмущается, что гитара расстроена. Еще бы! Ее не до- ставали лет десять. — Come On, Lou. Set it up when you have time. Just play. И Григорий начал играть. Неуверенно, как будто в полусне. — Мама, найди мне это соло в записи!!! Рита подошла к маме сзади, чтобы не потревожить играюще- го. Тетя Рина протянула ей свой телефон и наушник. Народ заво- роженно смотрел на гитариста. Потому что даже ненастроенная гитара выдавала стройный ряд звуков, и ты понимал, что тот, кто играет, — гений. И не важно, тяжело это или нет, громко или тихо. Мастерство исполнителя было выше всего. Соло потихоньку ста- ло чем-то другим, мелодия поднималась выше и опускалась, за- тихала и вновь брала самую высокую ноту. Кто то из ребят вдохнул и, стараясь не повышать голос, прошептал: — Это Бах. Я слушал этот концерт в костеле буквально пару дней назад. Очуметь! Никогда ничего подобного не видел. Григорий доиграл. Отложил гитару и снова закутался в плед. — You know, James, I must be tired. I’m going to sleep, don’t Wake me up until tonight, okay? And tell Kirk he’s an asshole... I’ve been waiting for him all day. — Lou, Lou’s brother. You’re so tired. Of course sleep. I’m not going to Wake you up. Just before you go to sleep, can I ask you something? Take care of this kid, Lou. He’s good, just lost on the road. You found him just in time, so you can help him get back, Lou? — Мама, о чем вы? — Он захотел спать. А я попросила его присмотреть за Гришей. Клифф был хорошим парнем. Он не откажет. Если все именно так, как мы думаем, я попробую вернуть Гришу самому себе. Точнее, не так... Клифф должен попробовать. Эту вечеринку очень долго не мог забыть никто из тех, кто был в квартире. Но и говорить о ней особо не хотелось — каждый по- нимал, что стал невольным свидетелем чего-то гораздо большего: чем просто жизнь или просто смерть. Мы с детства привыкаем к череде бытия: рождение — взросление — увядание — смерть. Каждый проходит через эти отметки, никто еще не смог обмануть вечность. Или смог? Но просто не говорит об этом? Григорий не изменился в одночасье. И его странности нику- да не ушли. Просто к концу университетского курса ребята вдруг осознали, что давно не видели разбитой Григорием посуды, да и обращался он ко всем по имени и редко путал расписание. Но это же социальная адаптация, ее никто не отменял. И Рита никому не расскажет о том, что редкими вечерами Гриша и тетя Рина запира- ются в гостиной, они говорят по-английски, поэтому она, конечно, не знает о чем, часто там играет музыка. Нет, не «Металлика», но старый добрый металл. Гриша остается ночевать на диване, а утром тетя Рина кормит их завтраком и провожает в универ. И да, глаза у Гриши в такие утра совсем другие. И улыбка тоже. Что может рассказать о жизни и смерти человек, который видел и то и другое? Обычно ничего. Потому что если он помнит одно, то обязательно не помнит второго. Или ты жив, или ты мертв. Но иногда кому-то удается остановиться на полпути. И тогда про- исходят разные странные вещи. И Гриша становится Григорием. И ветки реальности пересекаются. И человеческие судьбы сплета- ют и расплетают цепочку удивительных совпадений и случайных неслучайностей. Нужно просто поверить и протянуть руку. И тогда все сложится. Так как должно быть. И никак иначе.