Не мог бы ты...

По клавишам пианино звучно бегали его руки, он задумчиво "ступал" кончиками пальцев, туда, сюда, сюда и туда. Совсем не важным ему казался этот холод с окна, а то, что в комнате совсем потемнело и Бруно тыкал клавиши наугад, мелодия дрожала от неправильности своего существования под его холодными, нежными пальцами. В душе вдруг заиграл Шопен и мальчик остановился, молча уткнулся руками в лицо, захлопнулась крышка пианино. Всё потемнело, стало серо-сине-сырым, страшным, захудышным, мёртвым. За белой дверью его комнаты ничего не было слышно, там был такой же мрак как и силуэт его комнаты, как он сам. Слегка округлые молодые щёки не казались больше наполненными жизнью, краской, а глаза синего моря, не были больше глубоководными, смешались с серым небом, превратившись в дворовую лужу с глиной и камнями. Грязь. Смыть. — И чего у тебя так темно, глаз выколи, понимаю теперь твои ворчания на счёт меня.. Ой.. — Леоне стягивая с себя ветровку, заходит в комнату Бруно, обнаружив его померкшим, а словно через его тело видно пианино. Он не поднимает глаз, смотрит даже не на пол, а куда то между воздухом и атомами — в полную пустоту, а в глазах его как и в голосе слышен шелест "перекати поле". — Как ты сюда попал? — Отец твой ушёл на работу, а ключи выронил, я подобрал, — Аббакио врал, но его глаза нет и Буччеллати даже хотел было выдасть какую то эмоцию, но его брови не двинулись. — Стащил. — Да, стащил. Но что с тобой? Чего ты не играешь там свои эти песенки, они клёвые так то, — Леоне сел на край кровати Бруно, хотел было повернуться к прикроватной тумбе, но его руку отдёрнули грубо, к чему он не проявил капли удивления, но как к жесту от Буччеллати, отнёсся вопросительно, — Да чё ты, темно же, давай включу. Синеволосый держал руку Аббакио и опуская взгляд упал на пол, громко ударившись коленями. Привыкший к падениям, особенно в драках, беловолосый тихо шикнул, уже взволнованнее, от чего и прикрикивая, затряс Буччеллати, держа его плечи, поднимая с пола. — Соберись, господи, чего ты?! Хулиган усадил ботана на кровать и пока тот не слыша и не дыша сидел, сбегал до кухни, схватил аптечку, воду налил и вернулся, увидев Бруно всё так же сидящем на кровати, без единого вздоха, молча и не моргая. Он будто превратился в византийскую статуэтку и вот вот грозился покрыться слоем гипса или фарфора. Аббакио всучил в руки воду, в которой шипела таблетка, видимо, какой нибудь валерьянки. *** Они сидели молча и часы наконец пробили первый час ночи, Леоне не спешил никуда, он в принципе никогда не спешил куда то, ощущение времени для него всегда было каким то бесполезным, ну, идёт время и идёт, ему то что? Но Буччеллати дорожил временем, всегда им пользовался в угоду своей выгоды, из-за чего и успевал всё учить к сроку сдачи, был порядочным и никогда не опаздывал, а это потому что знал вес времени. Пунктуация его имя. Но какое по счёту, не знает даже сам он. Тем временем Бруно подал первые признаки жизни, повернувшись и во мраке посмотрев на Леоне, произнеся сонное: — Не мог бы ты посидеть со мной в темноте? Аббакио не то что бы не ожидал, но был даже нескончаемо рад, что Бруно это сказал. Внутри перемешалось чувство неожиданности и стыда, благо щёки и этот густой румянец не было видно, а блеск в глазах скрылся, когда Аббакио присел чуть ближе к Буччеллати и повернул голову ровно. Так они и сидели, молча, совершенно молча и было слышно изредкое дыхание Бруно, ровное, совершенно ровное, а Леоне в нетерпёж (не подумайте, ничего он не ждал) вздыхал полной грудью, казалось ему всё таким непривычным и комната будто окрасилась разными красками. Его глаза разглядели предметы интерьера: стол заваленный абы чем, книгами, тетрадями, листами с нотами.. Ноты натолкнули взгляд Леоне на пианино, что из-за черного корпуса своего сливался с темнотой этой комнаты. Оно было ровным и полностью черным, только золотые педальки выделялись из всего тёмного пятна и забавный крутящийся стулик, с кожаной обивкой, стоял рядом, гармонируя с здоровенным инструментом. Из мыслей беловолосого вывело чужое касание. Голова Бруно мягко, почти не касаясь его, прилегла к нему на плечо, оперевшись и послышалось чуть заметное сопение. Мир опять стал ярким, даже ярче, он сочился цветами, глаза Леоне разглядели в полной темноте приятный сине-чёрный перелив волос Бруно, его жемчужно-розовые щёки, малиновые губы, которые выглядят ухоженно, наверняка он пользуется чем то из бабского разряда, как их там... Гигиеническая помада? Ну да, для гигиены. Впрочем, это не столь важно. Буччеллати совсем притихнув упал к нему на плечо и уснул, спокойным сном, и наконец Аббакио почувствовал его дыхание, такое лёгкое, совсем тихое, будто лепестный шёлк или насвистывающий ветерок весеннего дня. *** На нерастеленной кровати лежит просыпающееся тело Бруно, он ворочается и жмурится от солнечных лучей, казалось бы, обычное утро выходного дня, сейчас Буччеллати встанет, пойдёт умываться, завтракать, читать... Но услышав шорохи сзади себя, быстро оторопел и обернулся. На полу у кровати торчала белая макушка, растрёпанные волосы и тихое недовольное ворчание. — Аббакио? — Бруно присел, а Леоне вздрогнул и обернулся, тут же поднявшись, выдерживая резкие перепады гемоглобина в крови. — Доброе утро. Они переглядывались взглядами, пытаясь задать вопрос и ответить на поставленный, но никак не связывалось. — Что ты тут забыл? — Что с тобой вчера было? Оба усмехнулись. За окном были слышны лёгкие крики детей, стрелки настенных часов переваливали за 12, Бруно зевнул, а Леоне потёр синяки под глазами. Им не известно ничего о вчерашнем, что было с Бруно, почему Аббакио всё ещё тут, как он просидел целую ночь на полу, почему он сидел на полу? Не ясно, но парни не теряли минуты — Бруно никогда не терял минуты, а Леоне что? Леоне поддавался ему, поэтому оба на пару выпили чай. Бруно поделился причиной вчерашнего без дыханья, а Леоне так и не рассказал почему не ушёл, свёл тему на "лень было", прикрывая лицо кружкой чая всматриваясь в серое мартовское небо.