Шалость

      Птицы давно уже спят в своих гнёздах. Яркая луна мягко освещает небольшую опушку леса.       Под ночным светилом сидят двое.       — Да ладно тебе, я думаю, это хорошая идея!       В ответ тихое мычание и ленивый кивок головы.       — Великие Архонты, Сяо, ты что, заснул?       — Нет.       — А я вижу, что да! — Венти недовольно складывает руки на груди и сопит. Он надеется, что уткнувшийся ему в плечо носом адепт прочувствует всю степень вентивского негодования.       — Я не сплю.       — А вот и спишь!       Тяжёлый вздох, и якса приподнимается с плеча Архонта и смотрит. Недовольно и сонно шмыгает носом, что совсем не подобает ему, с его то статусом, да, и хлопает глазами.       — Я сказал, что не сплю, значит, не сплю.       Венти передразнивает, каверкая слова, и сразу за этим обвивает всеми конечностями только-только осознавшего мир Сяо.       — И все таки, — заговорчески шепчет на ухо, носом утыкаясь в волосы. — Как ты думаешь, получится?       Лёгкие объятия в ответ никакого объяснения не дают, а словами через рот с ним сегодня явно не планируют взаимодействовать.       И что остаётся этому непоседливому Архонту?       Конечно, брать силой.       Отдалившись на цунь, Венти крайне неприлично осмотрел человека перед ним, закусив губу.       Сяо, ничего не понимая, но представляя, к чему приводят такие методы, мог лишь отчаянно-сонно стрелять взглядом в ответ.       Более решительные действия оказались границей: как только руки Архонта притронулись к бокам адепта, тот от неожиданности дернулся и завалился на спину, следом утянув за собой Венти и, кажется, свое самообладание, – о каком самообладании идёт речь, если рядом Венти? Сяо и сам не понимал, но привык думать, что именно он держит все под контролем. И, нет! Его щеки не красные! Враки это все, – которое все норовит потихоньку ускользнуть.       Решив, что терять то ему, в принципе, нечего, адепт притянул Архонта к себе, носом утыкая в своё плечо.       Недовольное бормотание, – все ещё щекотное, между прочим! – добило.       — Ты так и не ответил, — приглушенно, на подкорке мозга и сознания.       — Да.       — Что – да?       — Всë – да.       — Ты совсем меня не слушал!       — Слушал.       — Ну, и в чем была моя идея?       Крыть было нечем.       — Вот-вот! Не слушал ты меня совсем, мой дорогой якса.       Говорить другому в плечо было крайне неудобным занятием, знаете?       Вот Венти знает, а потому сил его терпеть это больше не было. Схватив чужие, держащие его за поясницу ручонки, он расцепил их, а сам быстро выпрямился.       Интересная поза получается, так?       Интересная. Сяо тоже так считал.       — Я у тебя в сотый раз спрашиваю – если я в одуванчиковое вино добавлю дрожжи, его станет больше, или оно просто будет более хмельным?       Сяо опешил.       Ему-то откуда знать?..       — Не знаю. Не пробуй.       — Архонты милостливые, ну за что ты мне такой... такой! — Венти вскинулся к небу, глазами высматривая Селестию. Сяо... все ещё в замешательстве.       — Ну, если ты хочешь... — несмело, тихо, взволнованно. Начинает издалека прощупывать то, что не понимает. Архонт свободы заинтересованно наблюдает. — Можешь... попробовать?       Голос адепта почти неслышный. Тихий, настороженный. Птичьим прищуром следит за реакцией.       И через мгновение адепт уже жалеет, что вообще умеет разговаривать.       Лучше бы он птичьий клекот издавал, а не щурился, как птенец. Пользы больше было бы, да смущения меньше.       Улыбающийся, радостный и разгоряченный Венти щеки чужие в руки хватает и тихонько поцелуи оставляет – мимолётные, почти невесомые, – и носом ведёт по чужому.       Сам птицей становится, оставляя эти поцелуи на чужом лице.       — Так и знал, что согласишься.       Сяо непонимающе глаза щурит. Да, снова. Солнце его личное светит так ярко, что не спасает, конечно, прищур, но чисто для вида – надо.       — Ну, Сяо, попробовать. Ты же не думаешь, что я один это делать буду? Сяо не думал. Ну, в плане, вообще не думал.       Мозг имеет волшебное свойство отключаться, если поблизости маячит макушка Венти. Только чш-ш, никто не должен знать об этом.       Особенно Архонт.       Ну, вы только представьте, что тогда станет с бедным Сяо.       Вот адепт прекрасно предластвляет, что с ним станет. Он еле сдерживает нервную усмешку.       — Барбатос, это пере...       — Ой, тьфу ты! — Венти закрыл руками уши и помотал головой. — Ты как заевший лучистый кристалл: «это слишком, то перебор, а во-о-он то вообще не подобает нормам морали»! Бе-бе-бе!       Сяо вздыхает. Надрывно, будто устал он уже вздыхать попусту.       И выдыхает.       И... снова.       И смотрит. Присматривается.       — Барбатос...       И выскальзывает из под Архонта, отодвигаясь на чжан, колени к себе поджимая, а руками себя за спиной поддерживая.       С-м-о-т-р-и-т.       И Венти начинает смотреть. Конечно, куда ему деваться то? Не уйти же. Хотя... Нет, не уйти. Как тут уйдёшь, когда почти уломал хмурого-злого-и-вообще-укушу яксу попробовать сделать глупость?       Хотя, самой большой его глупостью кажется сам Архонт, но они оба избегают этот факт.       — Адепт Сяо?       Тот хмурится.       — Что?       — Откуда мне знать, что. Ты первый начал звать меня!       И адепт снова вздыхает.       Мнётся.       Думает.       Сдаётся.       — Пошли.       Венти сияет.       Буквально, кстати. Кончики косичек ярко светятся, перебивая даже мягкий свет луны. И радостно-радостно глазки скачут то на яксу, то в сторону таверны, хотя её даже не видно.       Они даже не близко к ней!       Святые Архонты, бедный Дилюк.