Письмо

По каменным стенам стекали струйки воды, снаружи шёл дождь уже третью неделю. А ведь, когда крепость только строили, такого не было. Впрочем, мужчину это давно не заботило. Он провёл рукой по влажному камню и тяжело вздохнул. На узкой койке лежало письмо, которое ему принесли этим утром. Проверенное, конечно, но вряд ли прочитанное. Прочитать и понять его могли только двое на всём белом свете. Этот шифр они придумали только для себя. Мужчина взял в руки исписанный убористым чётким почерком лист бумаги. Такие привычные начертания – сколько писем они писали друг другу, сколько свитков и чернил извели! Мужчина невольно улыбнулся, вспоминая залитую солнцем комнату в доме своей тётушки. Они проводили целые дни только вдвоём, но даже этого им было мало. Знакомый почерк будил воспоминания, сладкие и горькие одновременно. «Думаю, повторное рассмотрение лишено всякого смысла. К тому же, в прошлом письме ты не настаивал. Мне важно, чтобы ты понимал это. Я не хотел такого исхода, ты не оставил мне выхода». Как всегда – оправдания, извинения, попытки заставить понять. Мужчина покачал головой. Всё это не имело смысла. Не сейчас. – Раньше ты не извинялся, – тихо прошептал он, будя застоявшуюся тишину в углах комнаты. Раньше. Мужчина закрыл глаза, вспоминая. Впервые он увидел его в сияния яркого солнца: длинные рыжие волосы облаком вокруг головы, пронизанные светом. Он казался воплощением божества, чистым и всесильным. Рядом с таким за спиной вырастают крылья, рядом с таким весь мир у твоих ног. Когда тётушка подвела его, чтобы познакомить, божество предстало перед ним удивительно красивым молодым мужчиной. Он тогда залюбовался и ответил не сразу. Что ж, потом у них было время – казалось, всё время этого мира – чтобы наговориться. Божество оказалось так же умно, как и прекрасно. Ночами напролёт они писали письма и посылали сов, чтобы до самого рассвета с упоением читать и перечитывать, а потом – кому нужен сон, когда ты наконец-то нашёл единомышленника? – обсуждали, мечтали, представляли. Раньше. Мужчина опустил голову, вчитываясь в строки письма. Он успел выучить его наизусть, как и все предыдущие, такие редкие и оттого особенно ценные. Когда-нибудь они перестанут приходить. «Некоторые твои идеи не так безумны. Их можно переосмыслить и использовать. Понимаю, утешение маленькое, но большего я сделать не могу. Я бы хотел, поверь. Приехать тоже не выйдет. В следующий раз». Мужчина понимал, что следующего раза не будет. Никогда. Приезд переносился снова и снова, точно его собеседник не мог решиться увидеться с ним. Впрочем, так оно и было. Мужчина невольно подумал: а кто из них тогда проиграл на самом деле? Ответ был болезненно прост – они оба. Оба проиграли, оба сдались и оба заперли себя навечно в каменных склепах. Добровольно и по обоюдному согласию. – Как же так вышло? Мы же были правы, – мужчина шептал, едва тревожа затхлый воздух. Они были правы, они просто не могли ошибиться. Когда же всё так переменилось? Когда переменились они? Рыжее божество улыбалось самой заразительной на свете улыбкой. И как же было страшно в первый раз – самый первый за всю тогда ещё короткую жизнь – прикасаться губами к этим губам. И как сладко. Тётушка уговорила засидевшегося допоздна гостя остаться на ночь. О, как же он был ей благодарен! Один поцелуй – они оба давно этого хотели и оба знали об этом – вылился в сотню, не меньше. Как и разговоров, друг друга им было мало. Остановиться, разомкнуть объятья, хоть на миг отстраниться – этого они уже просто не могли. До сих пор этот взгляд прожигал насквозь. До сих пор на коже горели те прикосновения, хотя прошло уже столько невыносимо долгих и пустых лет. Та ночь была первой в череде многих. Тогда казалось, что так будет всегда – в жизни и в работе они будут вместе. Вместе сделают всё то, о чём мечтали. Вместе изменят этот мир, перекроят его по собственным чертежам. Как же больно потом было сжигать и письма, и чертежи, и его забытую на кровати ленту для волос. Но уезжать пришлось в спешке, и нельзя было допустить, чтобы тётушка потом нашла хоть что-то. Так было нужно – для них обоих. Он был уверен, что вернётся, что объяснит всё. Что всё образуется, и они будут вместе, теперь уже без обузы. Не вышло. «Думаю, меня вполне устраивает то, чем я занимаюсь. Знаю, тебе это кажется недостойным, но после всего, что мы сделали, это – самое лучшее. Я ведь понимаю, что и сам виноват». Мужчина выдохнул и растянул губы в злой улыбке. Виноват. Разве можно чего-то достигнуть, ничем не пожертвовав и ничего не отдав? Разве можно изменить общество, никого не задев? Нет, конечно, нет. – Ты ведь и сам используешь, жертвуешь, заставляешь и лжёшь, – мужчина сделал два быстрых шага к центру комнаты и остановился, подняв голову к потолку. – Чем ты лучше, скажи? Масштабами? Сказками, которые ты им рассказываешь? Ради общего блага, разве нет? Разве с самого начала было иначе? Какой же ты лжец! Как же ты лицемерен. Неужели так страшно взглянуть на самого себя? Да, ты боишься. Общество не изменилось, его пороки так и остались неисправленными. Они проиграли в тот миг, когда разделились. А мир остался прежним. Все его грехи, все слабости, вся убогость никуда не делись. И от этого было больнее всего. «Я недавно навещал твою тётушку. Она вполне неплохо себя чувствует. Ещё, знаешь, я занялся исследованиями драконьей крови. Помнишь, ты говорил, что эта тема интересна, но малоизученна. Теперь у меня много времени. Жаль». Это короткое «жаль» включало в себя очень много. Мужчина прикрыл глаза. Тот разговор он помнил, они тогда перебирали варианты, думали, что может пригодиться – какие чары, зелья, области знаний. Что можно будет использовать для их целей. Кое-что мужчина применил, кое-что просто не смог один. Жаль. Именно это он сказал тогда, перед последним их поединком. Мне так жаль. – Не хотел сам марать руки, но пешки кончились, – зло бросил мужчина, стискивая пальцы. Письмо хрустнуло, сминаясь. Вдвоём они добились бы всего быстрее, почти без жертв. Ведь план был хорош, и всё должно было получиться. Были договорённости, были проекты и понимание. Всё пошло прахом из-за одной случайности и одной глупости. О, сколько же лет потом он изучал обскуров! Как много узнал, как много понял, но слишком поздно. Да, тогда уже было слишком поздно. Его рыжее, переполненное светом божество стало серым, спрятало своё тело под скучной одеждой и обрезало волосы. Сейчас они, наверное, отрасли, но после их ссоры… да, мужчина знал, что он обрезал их сразу же после его отъезда. Потому что помнил – не мог не помнить – как их ласкали чужие пальцы, как они касались чужого, но казавшегося таким родным, лица. Их встречи стали пресными, лишённым понимания и близости. Чувства никуда не ушли – как бы они оба не пытались их заглушить – но к ним добавилась болезненная горечь. Они лгали друг другу, лгали самим себе, пытаясь быть серьёзными и мудрыми. Пытались убедить, переманить, вернуть… до того самого последнего «жаль». Мужчина просмотрел письмо до самого конца, не вычитываясь в текст – банальный, пустой и бесценный, который будет храниться в памяти и сердце до самого конца. То, что ему было сейчас нужно, было написано в самом низу, в углу справа. «Всегда только твой, с любовью, твой друг Альбус». – Друг, – мужчина сложил письмо и подошёл к окну, узкому и зарешеченному. Снаружи шёл дождь, омывая стены его тюрьмы. Мужчина на миг задумался, светит ли сейчас солнце там, где так же стоит у окна его друг, его возлюбленный, его божество. – Когда смерть придёт за тобой, отправь её ко мне. Зачем мне мир без солнца, Альбус? Геллерт прикоснулся губами к свитку пергамента там, где мелким убористым почерком была запечатлена их любовь.