A Life, Redux

В глубине своей души она знала, что Геймон и Дейна были самыми очаровательными младенцами на свете; Деймон и все, кто их видел, охотно соглашались с ней. Гейль не могла налюбоваться ими вдоволь, и если бы не необходимость сна, она бы никогда с ними не расставалась. Увы, это было неизбежно. Роды сильно сказались на ней. Несколько дней она была слаба, как новорожденный младенец, и так же постоянно хотела спать и плакать. Но иногда ей казалось, что она себя чувствует хуже чем всем вокруг кажется. Особенно это было заметно когда Эймма с Дейллой, наконец, пришли навестить ее, — слезы почти все время катились по ее лицу. — Они славные малыши, — сказала ей Эймма. — Боги были добры к тебе, и я рада этому. Мне бы не хотелось уезжать зная что ты… нездорова. Гейль жалобно всхлипнула. — Уезжать? Ее невестка, ее подруга, не отводила взгляд от близнецов. — В Долину. Отец скоро отправится в путь, и я поеду с ним, — ее глаза метнулись вверх. — Не беспокойся, Вхагар присоединится к нам позже. Думаю, в Дарри. — Я беспокоюсь не об этом! — всхлипывая сказала она. — Зачем тебе уезжать? Если Визериса отослали, то разве Эймме будет небезопасно дома? Эймма долго молча смотрела на нее, а когда она все же ответила, казалось, что каждое ее слово было взвешено. — Мне не нужно уезжать. Я сама этого хочу. Думаю, будет... приятно увидеть дом после столь долгого отсутствия. — Твой дом здесь, с нами, — запротестовала Гейль. — Это не так, — устало возразила Эймма. — Это никогда не было так. Я здесь почти никого не знаю, а с уходом Визериса... Отец хочет, чтобы я осталась дома на некоторое время. Слезы лились не переставая. — Мне жаль. Мне очень жаль. Мне очень, очень жаль. Я не… Я только хотела помочь тебе! Я хотела только самого лучшего для тебя! Эймма вздохнула и переложила маленькую Дейллу на другую руку. — Думаю, в этом и кроется причина. Все хотят для меня только лучшего. А я не знаю, что для меня лучше! Думаю... Я думаю, мне нужно время, чтобы разобраться в этом самой. Подальше отсюда. Подальше от... всего. Всех,— без сомнения, хотела сказать она. — Ты… ты простишь меня? — Думаю... Я думаю, что смогу. Со временем. Когда я... Когда я разберусь с некоторыми вещами. Я верю, что ты думала, что это к лучшему, но мне нужно понять самой, так ли это на самом деле. Мне нужно это сделать. Для себя. Для Дейллы. Гейль протянула руки к Эймме и увидела, как в ее глазах промелькнула боль, после чего она села на кровать и позволила Гейль обнять себя. — Я буду скучать по тебе, — плакала она в волосы Эйммы, держась за нее изо всех сил. — Я тоже буду скучать по тебе, — сказала ее подруга и шмыгнула носом. — Я буду скучать по тебе больше, чем ты когда-либо сможешь себе представить. Было здорово иметь друга. Гейль крепко сжала ее и зарыдала еще сильнее. — Не забывай меня! Поклянись, что не забудешь меня! В смехе Эйммы явно слышались слезы. — Я не забуду тебя, клянусь. Я никогда не смогу. Они разошлись с изумленным смехом, слезы все еще катились по их лицам, когда к ним присоединился несчастный плач младенца, и они со смущенными улыбками вытерли щеки. Дейлла прекратила плакать в тот самый момент, когда это сделала ее мать, погладив ее по щеке с широкой улыбкой, и лицо Эйммы преобразилось, когда она взяла маленькую руку, чтобы покрыть ее дюжиной крошечных поцелуев. — Обещай, что будешь навещать меня каждый день, пока не уедешь, — умоляюще попросила она. Эймма глубоко вздохнула и покачала головой, в ее глазах светилось сожаление. — Мы выезжаем с первыми лучами солнца. Гейль потрясено выдохнула: — Нет! Взгляд Эйммы снова был решительно устремлен в сторону от Гейль. — Да. Я... я была так зла на тебя. Но... я не хотела уходить, не попрощавшись. — Попрощаться, — повторила она глухо. — Да, попрощаться. Я уверена… У меня есть дракон. И есть Караксес. Ты сможешь… Ты можешь время от времени навещать нас. И в конце концов, я тоже смогу. — У меня тоже есть дракон, — призналась она, снова оказавшись на грани слез. Потрясенные глаза Эйммы тут же обратились к ней. — Что? — Серый Призрак. Ну, теперь Гаэлитокс. — Гаэлитокс, — тупо повторила Эймма, и ее лицо стало непроницаемым. — Да. Как дракон Сновидца, — поспешно объяснила Гейль. — Ты мне не рассказывала об этом, — тихо произнесла Эймма, ее плечи опустились, а взгляд устремился вдаль. Щеки Гейль вспыхнули жаром. — Нет, не рассказывала. Это был секрет. Мой и Деймона. Эймма нахмурилась. — Вы двое слишком любите хранить секреты. — Нет, это не так! — испуганно запротестовала Гейль. Эймма приподняла одну бровь и насмешливо хмыкнула. — Да? Вы скрывались, вместо того чтобы объявить о твоей беременности. Вы никому не сказали, что у тебя есть дракон. Какие еще незначительные вещи ты хотела бы оставить при себе? Сразу же возникло желание опровергнуть обвинение, но чувство вины заставило ее замолчать, и по шее поползло тошнотворное тепло. Секретов было еще больше. — Понятно, — тихо сказала Эймма. — Желаю тебе всего наилучшего, Гейль. — Всего хорошего, Эймма, — безутешно ответила она, слезы текли по ее щекам, когда ее подруга ушла, дверь за ней закрылась с беспощадной необратимостью, и она свернулась клубочком вокруг подушки, рыдая до изнеможения. Возможно, она поступила глупо, рассказав об этом Эймме. «До этого они были так близки к настоящему примирению», — подумала она. Но если посмотреть на ситуацию с другой стороны — это не будет долго оставаться тайной, и скоро все узнают. Было правильно, что она сама рассказала Эймме об этом заранее. И все же, несмотря на все попытки успокоить себя, ее уныние не смогли развеять ни ее дети, ни даже Деймон, когда он вернулся после того как выполнил свои обязанностей. Особенно Деймон. — Эймма уезжает завтра, — сказала она ему, когда он с улыбкой поцеловал ее, и увидела, как эта улыбка померкла. — Я знаю, — вздохнул он. — Ты ничего не говорил мне об этом, — пожаловалась она, ее губы дрожали, она изо всех сил старалась не разрыдаться снова. — Нет, я действительно ничего не говорил, — согласился Деймон. — Я не хотел тебя расстраивать. — Ты думаешь, я не расстроена теперь? — Она была уверена, что ее глаза были наполнены слезами. — Ты расстроена сейчас, хотя могла быть в таком состоянии уже несколько дней, — возразил он. Она зарычала на него, и губы этого изверга дрогнули. — Я больше не хрупкое маленькое создание! Я не ребенок! Ты не можешь продолжать со мной нянчиться! Ты не можешь управлять мной или жалеть меня! Больше нет! Деймон спокойно наблюдал за ней, сидя на их кровати, и в его глазах росло веселье. Его глаза, которые ей так хотелось выцарапать! — Ты не хрупкое маленькое создание. Конечно, нет, — согласился он. — И я не нянчусь с тобой. И не управляю тобой. То, что я делаю с тобой, я бы не стал делать ни с одним ребенком и ты доказала, что ты намного выше моих способностей управлять тобой. Иногда мне тебя жаль… Но только в те моменты, когда ты любезно напоминаешь мне, за какого дурака ты вышла замуж в своем невежестве. Это был поистине вопиющий обман, жертвой которого ты стала. — Ты теперь драгоценное великое создание, и я могу защитить тебя от боли. Особенно, если этой боли в любом случае нельзя избежать. Гейль опустилась на подушки и покорно посмотрела на мужа, пытаясь отделить комплименты от оскорблений. Как всегда, это оказалось непростой задачей. — Деймон... Ты ведь понимаешь, что я на тебя злюсь, не так ли? Он хмыкнул и с чувством кивнул. — Да, я знаю. За какого монстра ты вышла замуж, моя бедная, несчастная тётушка. Вас действительно можно только пожалеть, принцесса. Никто больше не страдает так, как вы. Она закрыла глаза и беспомощно рассмеялась. Это было бесполезно. Спорить с ним всегда было непросто, а особенно сложно это стало делать с тех пор как появились их дети и в Деймоне снова произошли эти непонятные изменения. — Я тебя ненавижу, — сказала она ему, надувшись. — Да, ты так думаешь, бедняжка, — легко согласился он, его тон сменился на более низкий, и ее дыхание замерло, щеки и живот наполнились жаром, когда он придвинулся, а его обжигающее дыхание коснулось ее уха. — Ты так ненавидишь меня, что твое тело отчаянно жаждет меня спустя всего лишь несколько недель после того, как ты произвела на свет наших маленьких сокровищ. Такая бедняжка… — В его голосе действительно звучала жалость. Жалость и веселье. — Боюсь, пройдет еще не один месяц, прежде чем мейстер даже подумает о том, чтобы дать свое разрешение делать тебе все то, чего так жаждет от меня твоё ненавистное тело. Его смех согрел ее ухо, и он стал еще громче, когда она с возмущенным визгом оттолкнула этого изверга. — Не могу поверить, что вышла за тебя замуж, — прорычала она, пока он и дальше продолжал хохотать. — Ха-ха! Я тоже не могу! Разве ты не видишь? Разве ты не видишь, как нам повезло? Она пристально посмотрела на него. Повезло. Гейль не чувствовала себя везучей. Она чувствовала себя благословенной. Чаще всего она чувствовала себя раздосадованной или раздираемой противоречиями, или потерянной, или даже отчаявшейся. Но несмотря на все это, она все время чувствовала себя живой. — Я люблю тебя, — нехотя и шепотом призналась она чудищу, с которым связала себя узами брака. Его смех утих, а глаза стали невероятно мягкими, когда он наклонился, чтобы коснуться ее губ сладким поцелуем. — Из-за этого мне жаль тебя больше всего. Было ли когда-нибудь существо, более достойное жалости, чем жена, влюбленная в своего мужа, или мужчина, влюбленный в свою жену? Боже, какая бедная, нелепая, жалкая пара получилась из нас двоих. Глупая улыбка расплылась на ее лице, когда она закатила глаза. — Ты просто ужасен. — О, я знаю, — признался Деймон нараспев, без малейшего намёка на сожаление, — и тебе это нравится. Да помилуют ее боги — это было сущей правдой. Она даже не знала, как сильно ей не хватало этого Деймона, пока он внезапно не вернулся к ней, словно и не уходил. — Ты — дьявол, — серьезно сказала она ему, — но ты — мой дьявол. Драконы довольно ревностно относятся к тому, что принадлежит им, ты ведь это знаешь? Он насмешливо закатил глаза. — Да что ты говоришь... Я бы никогда не догадался. Она проигнорировала его поддразнивания. — Ну, теперь ты знаешь, что эта дракониха очень ревностно относится к своему дьявольскому племяннику. Этот дьявольский племянник скривился. — Я же просил тебя никогда не упоминать имя моего брата в нашей постели, не так ли?    — Деймон! — Она откинула одеяло и, не обращая внимания на дискомфорт, попыталась задушить своего смеющегося мужа. И вправду — бедная, несчастная Гейль. Прошло две недели, прежде чем ей разрешили ходить, и еще больше, прежде чем ей было позволено выйти за пределы твердыни Мейгора, а тем более Красного замка. Гейль уже не могла выносить навалившиюся на нее тяжесть ожидания и она больше ни о чем другом так не волновалась. Все и каждый знали, что Алисса взяла своих сыновей в полет на Мелеис, когда им еще не исполнилось и двух недель, однако Гейль в это время даже не было позволено просто прогуляться. Гейль чувствовала, что ей было не до прогулок, и не стыдилась признаться в этом наедине с собой, но из-за сложившийся ситуации она чувствовала что хуже своей сестры. Деймон с ней был не согласен. Он сказал, что она трудилась в два раза больше, чем любая из ее сестер, и поэтому заслужила в два раза больше времени на восстановление. За то время, что она лежала в постели, была предпринята не одна неудачная попытка задушить его. Тем не менее день ее свободы все же наступил, а вместе с ним пришло и время представить малышей драконам их родителей, бабушки и дедушек. Наконец-то наступил тот день, когда тайна Гейль выйдет на свет. Наконец-то наступил день, когда она могла быть уверена, что больше не будет разговоров об уходе, о побеге. Не будет больше катастрофы, которая ждет их всех. Это был захватывающий секрет с самого начала, даже несмотря на знание того, почему Деймон хотел, чтобы Гаэлитокс оставался скрытым и почему семья не должна была узнать о связи Гейль с ним. Это действительно было захватывающе, и это было так совершенно освобождающе, иметь возможность сбежать на бесконечные часы к своим драконам, когда все думали, что они это время проводят в своих покоях. И все же, по мере того, как ее беременность прогрессировала, а Деймон оставался непреклонен в сохранении этого секрета, даже несмотря на то, что Бейлон знал о нем, держать это в тайне становилось всё больше и больше неприятно. Когда она впервые заговорила о том, чтобы познакомить малышей с драконами, он бросил на нее странный взгляд. — Я могла бы самостоятельно дойти туда, — сказала она ему, защищаясь, при виде этого взгляда. — Бухта не так далеко, и мейстер никогда не узнает. Да и никому не нужно будет знать. Он насмешливо хмыкнул. — Бухта не так уж и далеко, это верно, но никому не нужно знать? Семья должна присутствовать на таком событии, не так ли? Я бы предпочел не сталкиваться с гневом твоей матери, из-за того что позволил встать тебе с постели. Даже если тебе все равно. Я бы предпочел, чтобы ее вообще не было в бухте. Нет, — покачал он головой, — это должна быть Драконья яма, и это произойдет, как только наш добрый Элисар даст свое разрешение. Она была так счастлива, что ему даже не пришло в голову и дальше скрывать Гаэлитокса от ее родителей. Настолько счастлива, что на время забыла все свои жалобы на вынужденный постельный режим... тем самым вызвав подозрения у своей матери. Теперь Гейль была драконом, и ничто, даже Гаэлитокс, не избавляло ее от сомнений так же уверенно, как суженные в подозрении глаза матери и ее сомкнутые в знак покорности губы. И теперь они все будут знать. Все, а не только Гейль, Деймон и даже ее мать. Она была драконом, женой дракона и ещё матерью двоих драконов. Не прошло и года с тех пор, как ее мир был разрушен. Она начала меняться. Это произошло когда впервые заговорили о женитьбе Деймона на Рее Ройс, и она чувствовала что эти изменения безвозвратны. Было бы уместно, если бы все узнали, насколько. Летнее солнце палило, согревая ее кожу и сердце, когда она вслед за матерью высадилась из кареты перед Драконьей ямой. Через массивные распахнутые ворота она увидела Вермитора и Среброкрылую, которые присоединились к драконам Ямы по случаю праздника. Караксеса там еще не было. Караксес пока ещё не должен был там оказаться. После того, как Деймон забрал Дейну из рук ее няни, он поцеловал Гейль в щеку, ухмыляясь как дурак, пользуясь случаем, чтобы прошептать ей на ухо: — Готова ли ты устроить переполох? Она выдохнула, не обращая внимания на трепетание в животе. — Лучше мне находиться здесь. Теперь уже вряд ли есть путь назад. Они присоединились к ее родителям и Бейлону внутри, причем ее отец был совсем не рад задержке. — Почему Караксес еще не здесь? Ты должен был привести его вчера. А еще лучше, ты должен был оставить его здесь. — Прошу прощения, дедушка, но я не хотел мешать выздоровлению Караксеса, держа его в заточении, — ровным голосом произнес Деймон. — У него было более чем достаточно времени для восстановления. Настроение ее отца ухудшалось по мере того, как долго растягивалось ожидание, но Деймона это ни коим образом не смущало, он уклончиво напевал и продолжая ворковать с дочерью, и Гейль пришлось скрыть рвавшуюся наружу улыбку, поцеловав Геймона в светловолосую головку. Караксес пронесся через массивный проем, плотно прижав крылья к телу, и резко взмахнул ими, приземлившись, закрыв им обзор на вход. Она едва не рассмеялась, глядя на явно довольного дракона. Ее контроль над собой почти ослаб, так как ворчание отца внезапно стихло, когда крылья Караксеса опустились, открыв взору неуловимого, бледного дракона, купающегося в солнечном свете, падающем из-за его спины. Раздались потрясённые вздохи, и на один восхитительный момент Яма погрузилась в ошеломленную тишину, нарушенную лишь кашлем почтенного Десницы Короля. — А, похоже, ваш дракон обрёл... друга, мой принц Деймон подавился смехом. — Что ж, — голос ее отца был холоден, — оказывается, драконы при выздоровлении размножаются. Как... познавательно Барт подавился кашлем. Кровавый Змей не обращал на происходящее никакого внимания и свернулся калачиком на солнце, проникающем через отверстие. Гаэлитокс держался позади него, опасаясь стольких драконов, намного превосходящих его по размерам. — Кажется, мы наконец-то можем начать, не так ли? — весело спросил Деймон и шагнул к Караксесу, напевая мелодию песни связывания, побуждая Гейль к действию, хотя и находясь на несколько шагов позади него.  У нее сжалось горло, когда она вновь оказалась рядом с ним, прямо перед красным драконом, который принес ей свободу. Ее горло сжалось еще сильнее, когда она увидела дракона, который спас ей жизнь и решил связать себя с ней, несмотря ни на что. Серый Призрак не был странным драконом, скорее диким и неуловимым. Теперь Гаэлитокс был таким же настоящим драконом, как и все остальные. Когда Деймон начал петь, ее голос присоединился к его голосу без колебаний, становясь сильнее, увереннее по мере того, как присоединялось все больше голосов. Традиция восторжествовала над шоком и досадой, и драконы приближались все ближе и ближе, пока не образовали круг вокруг своих всадников. Гаэлитокс и Караксес стояли впереди, а ее родители и брат — позади, и их драконы составляли большую часть круга. Она не обращала на них внимания. Гаэлитокс еще не познакомился с ее малышами, и ему предстояло стать первым. Малыши появились от матери, а значит, ее дракон имел право увидеть их первым. Следующим будет Караксес, но только в том случае, если Гейль не заберется спину своего дракона, чтобы хоть на мгновение скрыться от взглядов родных. Слезы навернулись на ее глаза, когда застенчивый дракон очень осторожно обнюхал голову Геймона, а затем Дейны, закрыв глаза, чтобы насладиться запахом своих новых людей.  У Кровавого Змея не было ни колебаний, ни тщательного смакования: казалось, красный дракон жадно впитывал запах малышей, не желая отступать, пока его всадник со смехом не оттолкнул его пасть. Неоднократно. Когда они наконец повернулись лицом к своим родителям и их драконам, лицо ее матери было мокрым от слез, и сердце Гейль немного разбилось при виде этого зрелища. Затем она подошла к Среброкрылой. Отец проводил ее неодобрительным взглядом, когда все было сказано и сделано и Гаэлитокс выбежал из Драконьей ямы. Его губы были плотно сжаты, но он мало что мог сделать, когда его жена прижималась к его груди и рыдала. Она обнаружила, что драконы не были такими пугающими, как ее родители, и ни один страх не был таким сокрушительным, как страх их разочаровать. — Мама, — тихо проговорила она, не в силах сказать больше. — Я ведь больше не нужна тебе, правда? Теперь я всего лишь обуза. Сердце Гейль снова разбилось, услышав эти слова. — Ты всегда будешь нужна мне, мама, это никогда не изменится, как и моя любовь к тебе. Я просто... Она подумала о себе, о прошедшем годе, об Эймме и ее словах, сказанных всего несколько недель назад. — Мне нужно было пространство… Мне нужно было время , чтобы… — ее взгляд упал на сына и она погладила его по пушистой головке. — Мне нужно было узнать, кто я, помимо того, что я — твоя дочь. Помимо того, что я та, кто всегда будет любить тебя и всегда будет нуждаться в тебе. И я думаю… я думаю, что мне наконец-то это удалось. Она, конечно, так думала. Теперь Гейль была многим: не просто дочерью, не просто хрупкой принцессой, а прекрасной певчей птичкой, которую держат в позолоченной клетке.