Лего. Последний итог

День рождения Николь прошел обыденно и нудно. Она встретила свои тридцать два на мягком диване в кругу семьи и неизменной парочки, что в скором времени превратится в трио. Все это время со дня аварии Остин провалялась дома. Адамс ее до работы не допускал. Отправил на принудительный больничный, хотя, по мнению Ники, раздул из мухи слона: на брови два шва, а сотрясение преувеличено. Ее тошнить перестало уже через день. Но главврачу виднее, каких работников допускать, а каким дать отлежаться. Зато есть и плюсы: вместе с Ми-Ми Остин пересмотрела кучу интересного по ТВ, на год вперед надышалась свежим уже морозным воздухом и выучила добрую половину рецептов из кулинарной книги, подаренной заботливой свекровью на прошлое рождество. Сегодня праздничный стол как раз полон разных новых блюд, а в духовке на кухне томится малиновый штрудель. Ники то и дело бегает на него посмотреть, чтобы не сгорел. Она вспоминала Миру и ее поучения, когда разносила по тесту бардовый джем:   «Никогда не делай штрудель из противного желе», - советовала та, стряхивая с рук лишнюю муку. «Оно ужасно ляжет, и вкус получится смазанным. Лучше бери целые ягодки и легооонько так, придавливай их следующим слоем». Наверное, следовало бы послушаться, да где сейчас найдешь свежую малину? Ездить по магазинам уже не получится -  Тесла с покорёженным капотом уехала на полицейскую стоянку. Будет разбирательство, и  кого-то накажут. Николь громко возмущалась, когда Адамс сказал, что машина ремонту не подлежит, а сам мало скрываемо радовался. Он ненавидел авто из-за его прошлой хозяйки. Ненавидел и всегда желал избавиться от него в своем гараже. Предлагал Николь заменить на более современного железного коня любой марки. Но всегда получал лишь раздраженное: «Нет!» Она и теперь ему не верит. Сама съездит позже на стоянку и разузнает все. Тесла дорога ей! Она как верный друг или член семьи! И совсем не важно, кто ее подарил. Или важно? Посредине острова в кухне стоит огромный букет из красных кровавых роз. «Пятьдесят» – посчитала Ми-Ми и скорчила рожицу. «Лучше б собаку подарил». Уже несколько месяцев девочка канючит щенка. Просит любого! Но больше всего ей хочется выбрать самой, в приюте. И может, даже вовсе не малыша, а взрослого и убийственно грустного пса, потрепанного жизнью.  Адамс против. У него аллергия на животную шерсть. Начинает чихать без остановки и все время трет красные нос и глаза. - Лучше б на поганые цветы у тебя аллергия была, - выдает Ми-Ми за столом, где все дружно собрались чествовать ее «новорожденную» мать. С ней рядом, с правой стороны Николь, а с левой Мэри. И одна, и вторая все время что-то стараются положить ей на тарелку, за что получают возмущенное рычание. - Болезнь не выбирают, солнышко, - вздыхает Ники, сжимая рукой ингалятор в кармане темных джинс. После случая принудительного с мужем секса она старается меньше надевать платья и тем более на домашние посиделки, где ее нареченный чертом может не рассчитать кондицию и напиться. А Адамс виновато бросает взгляд на дочь: - Хочешь, робота-собаку купим? Она умеет все тоже, что и живая. Даже намного больше. Если взглядом можно было бы разорвать, Ми-Ми бы уже оказалась полной сиротой: - А может, тебе робота – дочь тоже тогда возьмем? Грубо, и Ники наклоняется к уху своего чада: - Прекрати немедленно, - шипит, очень стараясь быть тихой. - А вы слышали, что грозят снега покалено на этой неделе? - тут же вклинивается Мэри, ей надо срочно стать рефери среди собранной тусовки. – Вам надо будет в три ночи выезжать, чтоб до больницы добраться. И у Николь начинает сосать под ложечкой: - Было бы еще на чем. Такси в такую погоду вряд ли я дождусь. - Не беспокойся, милая. У тебя всегда есть я. Домчу без запинки. Поет соловьем, а на деле его мозг проложил навигацию только по поверхности. Не берет в расчет другие факторы. - Дэвид, ты забыл о разных сменах и дежурствах? - Ничего. Я смогу тебя и отвозить, и забирать. С меня не убудет. - Ну да, а Ми-Ми одна дома пусть побудет. Адамс принимает игру. Его глаза насмешливы, и это бесит: - Будем ездить вместе, да, малышка? Сблизимся еще больше! Но хмурая девчушка, любящая спать до обеда, вряд ли согласится сползать с нагретого гнезда, чтобы дремать в холодной тачке. Черные бусины зыркают исподлобья: -Че? Ты экономишь на жене, а я страдай? Ну уж нет! Никто, кроме, видимо, Адамса, иного и не ожидал - Ну… Я… Будешь брать мою машину! А я уж сам потом разберусь… Господи, он на все готов пойди, чтобы максимально связать все жизненные тропы с женой. Была бы его воля, он пришил бы Николь к себе толстыми стропами. Где-то на кухне раздается звон мобильного. Это телефон Ники, и она, извиняясь, встает из-за стола. Сегодня ее поздравляли все. Даже пациенты, которых она едва ли помнит. Ей пишут, шлют курьерами букеты. В гостиной расстилается разноцветная цветочная поляна. От белых калл до желтых ярких подсолнухов. Их подарил Лари. Он не писал, не звонил… Он не глупый и знает, чем это может для Остин обернуться. Как минимум слезами, как максимум - домашними разборками. Но от маленькой открытки в глуби солнечных «смайликов» Оксфорд все же не удержался: «Надеюсь вы встретитесь: ты и твое счастье. С любовью из Австралии. Л.». Буква «Л» немного поплыла от несдержанной большой слезинки, которую Ники не желаемо обронила. А любопытному Адамсу сказала, что подсолнухи прислала миссис Римус из Техаса, которой Николь устанавливала кардиостимулятор. Телефон разрывается на столешнице, жужжа вибрацией. Николь не знает номер, как и не знала номеров десять предыдущих. Берет: - Алло? И тут же ее сердце останавливается, когда на том конце ласково тянут: - Ники, детка… О Боже… Если она разревется, это будет слышно в столовой. Поэтому, на ходу натянув теплую куртку на вешалке у выхода во двор, Остин вылетает на улицу, еле-еле успев сунуть ноги в обувь. - Мира… - Они ни созванивались, ни списывались, ни виделись с того момента, как Мартин привез прощальное письмо матери в Грейси-Сквер и передал Николь через Кейси. Их связь была отрезана черными острозаточенными ножницами. А душа выла и кровоточила. Остин дрожащими руками ищет сигареты в дальнем углу двора, под подушками качели, уже на сантиметр покрытой мокрым снегом. Сует в рот белую палочку, но одна особо упитанная снежинка шмякается и мочит бумагу. Приходится отшвырнуть непригодную вещь в сторону и достать новую. – Как я рад-да…тебя сл-лышать. – Соло грозилась отдать Николь специалистам, чтобы те избавили ее от бесячего заикания, да так и не осуществила угроз. Речь лагает не всегда. Лишь только в волнительные моменты. Когда мозг не успевает мыслить, а слова непослушным душем выливаются сами собой. - Ох, родная моя. Как я рада, ты не представляешь! – Она плачет? Голос у Миры дрожит, слышится всхлип. – Прости, меня, родная, что оставила тебя. Прости, что тоже поступила как скотина. - Нет, Мира, нет! Ты не виновата! - Виновата! Я очень перед тобой виновата! Виновата, что пошла на поводу у этой идиотки! Виновата, что испугалась. Виновата, что зная, каково тебе, бросила тебя… - Теперь Мира не сдерживается, впрочем, как и Николь. Были бы рядом, давно бы уже утонули в объятиях друг друга. - Нет, Мирочка, ты поступила так, как было тогда нужно! Алекс… - горечью отдает произнесенное имя. – Она нуждалась в тебе больше. Кроме тебя у нее нет никого. - И я ей тоже не была нужна. Ты не представляешь, в каком аду мы эти полгода… Ты не представляешь, что за Замок Гоуска у нас теперь здесь. Я боюсь ее. Я в церковь хожу каждую неделю. Мои глаза отвыкли от света. Все окна всегда закрыты, прислуга вынуждена передвигаться наощупь. Эта ведьма вообще беззвучно ходит. Пугает меня постоянно. Она… Ой. Да что же это я… - Повисает небольшая пауза. Видимо, Мира вытирает слезы и собирается с мыслями. – Детка, прости, с Днем рождения тебя! – Опять всхлип. – Как я хотела бы, чтобы ты была здесь, с нами. Чтобы ты была с ней! Уж вряд ли бы тогда все это вокруг творилось. Я молюсь о тебе каждый раз, и о малышке Ми-Ми молюсь. Это дитя… Она необыкновенная. Это твоя награда, детка. Она тебя отовсюду спасет. И убережет от греха. Мира еще долго говорила, а Николь все это время слушала любимый голос и плакала, размазывая рукавом куртки тушь по щекам. Джинсы промокли от растаявшего снега на качели, куда Ники без сил села еще в самом начале разговора. Но она не обращала внимания на липкий дискомфорт. Просто слушала и слушала… И слушала бы дальше, если б не пришедший ее проверить Адамс. Пришлось вновь выступать в роли недоактрисы. Наиграно равнодушно прощаться с Мирой, скрепя каждым нервом,  и стремглав нестись в дом. Наверх. Чтобы запереться в ванной и отдаться тихому утробному вою.  

///

Смена закончилась, и Ники нужно домой. Но она так сильно не хочет звонить мужу, чтобы забрал. Такси вряд ли приедет – на улице метель, да и пробки собирать тоже не хочется.  Поэтому оба варианта не рассматриваются. Можно остаться в Грейси-Сквер, но Адамс все равно приедет за ней, и тогда не отвертеться. В пробке придется стоять с НИМ, либо отвечать на глупые вопросы, реагировать на ненужную заботу, либо молчать под скрежет диктора ретро-радио, которое у него не замолкает. Как она от всего устала… Живут у черта на куличиках, зато в тихом элитном  районе, где за каждым метром блудит частная охранная компания «Викинг». Тоже, достижение… Николь расслабленно тянет из шкафа белое теплое пальто и закручивает шарф вокруг шеи такого же цвета. Она решила идти пешком. Ну и что, что метель и скользко. Зато хотя бы будет время побыть с собой наедине. Поразмыслить о чем-то, кроме обыденности и каждодневной рутины.  Ноги влезают в высокие ботфорты на толстой тракторной подошве с шипами. Это Мэри заботливо подогнала. Она будто предвидела: у Остин нет машины, а значит, ходить ей пешком. Забота мужа будет последней инстанцией, куда подруга станет обращаться – неоспоримый факт. Николь прощается со всеми, кого встречает, а в лифте чуть не нажимает кнопку подземной парковки. Привычка. Чертыхается не громко. Но санитар Уолис едва заметно улыбается. Слышал. Да и черт с ним. Что она, робот, что ли? Не может ругнуться? Мира обещала зайти к ней на неделе, вручить подарок, но погода сказала: «Ага, щаз» и навалила снега. А у них, там, вдали от инфраструктуры, так и подавно коллапс.  Челси на стойке регистрации внизу, улыбается, машет рукой. Хорошая девушка и очень хочет быть чуть выше обычной младшей медсестры, которым доверяют лишь встречу пациентов и кипу карточек. Но ее образование не сулит карьерного подъема. Родители трудятся день и ночь, а толку ноль. Денег хватает на обучение только одной из двух дочерей. Старшей. Челси младшая. Поэтому пытается заработать себе на будущее собственными силами. Ей еще долго копить. Ники толкает тяжелую стеклянную дверь, что разделяет два мира: целительный и обычный, и тут же скукоживается от холодного порыва ветра. В глаза летит снег, набивается в ресницы. Идти тяжело. Как бы не расчищали дороги, непрекращающуюся стихию это не остановит. Первые шаги даются трудновато. Ноги то и дело проваливаются в раскисший снег, вязнут. Николь уже думает вернуться, но потом, сама себя отругав за слабость, все же решает не давать заднюю. Шум вокруг и вьюга. Но почему-то сейчас так легко. Она вспоминает, как однажды в Чикаго с матерью попали в похожую атмосферу. Отец не смог приехать за ними, где-то встал в пробку, и пришлось добираться самостоятельно. Мама крепко держала маленькую худощавую Ники за руку, пыталась согреть пальчики, что закостенели даже под шерстяной перчаткой, и прокладывала ей дорожку, чуть оставляя девочку позади. Николь держалась стойко. Ей даже весело было топать по маминым следам –след в след- и напевать себе песенку из Возвращения домой. Ей нравилось чувствовать себя будто в фильме. Легком и семейном. С небольшой ноткой драмы. Но самое приятное в этом воспоминании – кафе. Набитое посетителями кафе с наивкуснейшим горячим шоколадом и зефиром. Они долго сидели за столиком и ждали отца. После такой прогулки Ники сильно заболела. Ее положили в больницу с температурой больше сорока – крайне сложно было сбить. Даже родители –медики не справились. Но Остин сейчас помнит лишь мамину теплую руку и вкусный напиток. Вряд ли бы Ми-Ми подписалась на подобную авантюру. Они либо ждали Адамса в больнице, либо там же и остались. Порой Николь ловит себя на мысли, что ее дочь будто не ее дочь вовсе. И так страшно становится. Она с огромным трудом родила ее. И растила тоже не легче. Переживала за каждое свое грубое действие, потакала прихотям, шла на поводу… Это ЕЕ дочь! Ее плоть и кровь! Такие черные мысли рубятся на корню, удаляются без права возврата. Но иногда… Иногда накатывает. А вот и кафе! Похожее на то самое, в котором Николь была с мамой. Девушка тормозит и пытается рассмотреть название, закинув вверх голову: «Плюшки бабушки индюшки». Ха. Может, здесь есть горячий шоколад? Она обязана зайти. Колокольчик над входной дверью приятно брякает. Это уже радует. Такие разные звоны приветствовали Николь в разных кафешках. Где-то звонкий и противный, где-то приглушенный и не приметный. В Аризоне, куда она ездила отдыхать вместе с Ми-Ми и Мэри, в одной из чайных их встречал гудок пароходной сирены. Тогда-то она и познала всю силу нецензурного лексикона своей дочери, за что потом было стыдно перед посетителями и персоналом. А Мэри ржала в кулак, как конь. Ники снимает с рук белые перчатки и озирается – все столы заняты. Многие, как и она, зашли переждать буран. Есть ли смысл задерживаться? Остин уж было решает, что впору продолжить путь, но чувствует, как сзади за пальто ее кто-то тянет. Она поворачивает голову. - Милая, садись со мной, если хочешь. У меня не занято. – Маленькая аккуратная старушка с кудрявой седой копной на голове. Она задирает голову, чтобы смотреть на Ники, а ее круглые толстые очки  с посеребренной длинной цепочкой на дужках съезжают по носу вниз. Видно, как тонка ее кожа на руках – сквозь морщинистые складки синеют чуть вздувшиеся вены. Пальцы перебирают друг друга, указывая на то, что старушка волнуется. И Николь тут же расплывается в добродушной светлой улыбке. Ей повезло сегодня трижды: на дороге попалось именно это кафе, именно эта бабулька предложила ей место, и именно такой горячий шоколад из детства ей здесь подали. Хороший вечер впервые за несколько недель. Новая знакомая назвалась Оливией Дэрби-Ригли. Она предпочитает, чтоб ее называли только Дэрби. Как дальше выяснилось из разговора, ее дед и отец – Английские графья. И она, будучи окрыленная титулом графини, никак не могла найти себе пару под стать. Боялась смены фамилии и смешивания ее голубой крови с грязной простолюдинской. Но в 70-х ее постигла кара за гордыню – она влюбилась в обычного бедного американского художника. Бегством последовала за ним по миру, нажилась в трущобах, наглоталась лишений и тягот. Отец и дед отреклись от нее, не желая смиряться с выбором партии в лице нищего художника, который в скором времени спился и наложил на себя руки, прострелив себе сердце коллекционным револьвером. А бедная Оливия осталась одна в большом Нью-Йорке. И в итоге, кроме громкой титулованной фамилии и половины сотни несуразной угольной мазни в квартире, у нее ничегошеньки не осталось. Но она не выглядит отчаянной. Наоборот, пьет свой черный чай и улыбается ровными и белоснежными зубами. Видимо, умение любить себя и следить за своей красотой растяпа-художник в графине Дэрби не смог уничтожить. - Я – кардиохирург. Глаза у старушки  под толстыми линзами расширяются и вот-вот вывалятся на стол: - Милая, как это красиво. Николь чуть не давится шоколадом. Красиво? - Красиво? – переспрашивает, большим пальцем убирая пенку с верхней губы. - Конечно! Женщина-врач – это очень красиво. Какая профессия может быть элитнее? Я хотела быть врачом, и дед мой меня поддерживал. Но… - Миссис Дэрби разочарованно цокает: - Этот тюлень Брамс… перепутал все карты мне своей любовью.  Ты замужем? Теперь очередь Остин вздыхать и убирать взгляд в кружку: - Да. - Хах… И, видимо, не очень удачно? Как вы догадались, Леди Дэрби? - Эм… у меня есть дочь. Она  прекрасна. А что еще можно хорошего взять от брака? - Ничего, ты права. У меня нет детей. Было четыре выкидыша, и я благодарю небеса за них. – В новинку встретить человека преклонного возраста, который так равнодушно отзывается о репродукции. Обычно все ЗНАЮТ на сто процентов, что аборт – это грех и что детей нужно родить не меньше трех. – Ну не смотри так удивленно, милая. А что бы я им дала? Нищету, в которой сама доживаю? Нееет. Дети нужны, чтобы жить лучше, чем родители. А партнеры… Ты его любила, да, раз замуж пошла? Ох… У Николь свербит в носу. - У меня были другие жизненные обстоятельства. А старушка понимающе кивает: - Значит, расчет. В этом мире иногда по-другому не прожить. Даже я, смотри-ка: встала сегодня в семь, чтобы поймать соседа - он в эту сторону на работу едет, чтоб довез меня до супермаркета. Думала, что с ним и назад приеду, он заканчивает в пять. Но… - Миссис Дэрби бросает грустный взгляд в большое окно слева. – До его места работы я добраться не успела. Он-поди уже дома, у женушки под крылом. А она, ну, припротивнейшая. Теперь сижу тут. А который сейчас час, не подскажешь? Николь достает из кармана пальто телефон. На морозе он почти разрядился. Осталось всего пара процентов, а ей еще нужно будет вызвать такси. - Почти восемь, -бросает, а сама задумчиво смотрит на два пропущенных от Адамса и заряда перезвонить не хватит. Ее вдруг будто осеняет. – Давайте я вас проведу? Мой телефон почти сел, и машину не вызвать, но зато я смогу вам помочь с вашей ношей. Такой благодарности, которой ее одарила графиня Оливия Дэрби в проеденном молью свитере, от своих дождаться трудно. Ники у входа замечает, что на старушке не очень теплое старенькое пальто. На нем не хватает пуговиц в самом верху, поэтому ее белый шарф аккуратно обволакивает удавом тоненькую морщинистую шею, и они выходят на улицу, где, хвала всем святым и падшим, успокоилась метель и развеялся туман. Но сумерки мягкой пеленой уже сгустились, а значит, идти будет трудновато. Особенно подслеповатой старушке, и Николь подставляет ей свой локоть. - Ты не представляешь, как я благодарю небеса, что познакомилась с тобой, дорогая. Они прошли довольно много. Ноги отваливаются, как и рука, в которой тяжелейший продуктовый пакет. Но Ники не собирается ныть. Ей сейчас хорошо. - И я очень рада нашей встречи. - У тебя тоже жизнь не сахар, я права? – Откуда такие познания? Может, на пути у Остин встретилась прорицательница? Графиня-ведунья – новый продвинутый титул. Ха. - Да, и в этом вы тоже правы. Но… - Ты не жалуешься, да, знаю. Ты вообще не жалуешься. И зря. Иногда нас должны жалеть. У тебя есть такой человек? Муж сразу отпадает, это тоже понятно. Конечно, есть. Мэри.   - Этот человек – моя близкая подруга. Но ей нельзя нервничать. Она скоро станет матерью. - Пф. Глупости. Сейчас из беременных делают хрустальных барышень. Раньше туго приходилось женщинам в этом плане. Мужикам что надо – всунул, насладился и спать. А еще некоторые про какое-то наследие говорят. Ну что, вот мой Брамс оставил бы своим детям? Долги? Картины, которые будто кошка натоптала, выглядят. – Ники не сдерживает смех. И Оливия ей вторит. Она вдруг останавливается:- Вот. Здесь я живу. Наконец-то мы доползли! Николь поднимает голову. Они у серой, не новой многоэтажки, с высоким обшарпанным цоколем. Теперь можно выдохнуть и гордиться собой. Она не дала бабульке ночевать на улице с полными тяжелыми пакетами. - Отлично! – Остин ставит свою ношу на снег и тянет из кармана телефон. Как и предполагалось, он сел. –Черт. Миссис Дэрби озабочено вскидывает бровь: - Что такое, милая? - Миссис… - Оливия, мы же договаривались. -Оливия, - улыбается Ники. – Вы не знаете, где здесь я такси вызвать смогу? Муж, наверное, обыскался. А графиня Дэрби уже спешит к парадному входу: - От меня сможешь! Пойдем скорее. Я напою тебя чаем. Ты уже вся продрогла. Двери лифта выпускают их на нужном этаже. А внутри оказалось все весьма прилично. В длинных этажных коридорах даже есть ковровые дорожки. Интересно, кто их чистит. - Очень уютно у вас. – Николь следует за спешащей старушкой к двери одной из квартир. - Вот мы и на месте! Это мое гнездышко. Хоть что-то мне оставил недотепа- Брамс. – Миссис Дэрби снимает с плеча свою коричневую, под цвет пальто, потертую мешковатую сумку и залезает в нее рукой. – Да где же они… Постоянно по полчаса ключи ищу. Мистика. Кладу в отдельный карман, а они потом оказываются непонятно где. – Ники тянет чуть наигранную улыбку. Она и правда очень устала. Хочется в ванну и курить. Справа хлопает дверь: - О… Это жена того соседа, что меня подвозил. Вечно нос свой любопытный высовывает, чтобы проверить. Дура набитая, - добавляет тихонько, на секунду забыв, что ключи все еще не найдены. Но быстро реабилитируется: - Слева Йозеф Гардан живет. Вдовец. Он глухой, как пробка. Пока до него достучишься, чтоб почту отдать, которую мне по ошибке бросают… - Оливия уже почти вывернула сумку наизнанку. – Да чтоб тебя… А напротив жили кошатники. Запах стоял… Ужас. Слава Богу, съехали со своими блохастыми котами.  – Ники рефлекторно поворачивается корпусом, и ее пронзает разряд тока. Как зло с ней играет память. 6511…  - Девушка там сейчас живет. Я ее редко вижу, но она …Есть! – раздается звон ключей, а Николь почти роняет из рук пакет, когда дверь квартиры  6511 открывается. Перед ней стоит Соло в широком вязаном свитере, черных спортивных штанах и носках. Ее волосы ровной гладью стелятся по плечам, а во взгляде пустота с долькой удивления. Сердце вот-вот выпрыгнет, легкие сдавило. Где ингалятор? Неужели его придется искать в сумке так же, как старушка битых пятнадцать минут искала ключи? Ники пытается сглотнуть, не мигая пялясь в черные глаза напротив. – О! – грохочет сзади, и она подпрыгивает от неожиданности. – Александра. Ты дома? Соло, скрепя нервами, отрывает глаза от бледного лица Николь и чуть наклоняет голову, бросая взгляд за ее плечо: - Доброго вечера, леди Дэрби. Никак с прогулки возвращаетесь? Старушка издает звонкое хихиканье, слышно, как металл трется о металл - она вставляет ключи в замок: - Скажешь тоже. Пошла за покупками, да, попала в метель. Но мне встретилась эта милая девушка. Если бы не она… Я бы уже замерзала под тяжестью своих покупок. - Нда… - И снова черный взгляд находит уже покрасневшие от долгого не мигания глаза Ники. –Девушка и правда милая. Щелкает дверная ручка: - Николь, готово. Теперь можно и чаю выпить, и такси тебе заказать. У меня на быстром наборе как раз есть номер подходящего таксопарка. - Телефоны не работают, ваше сиятельство, - Соло вскидывает бровь, буровя своей аурой в Остин скважину. – Отключили из-за стихии. Старушка всплескивает руками: - Боже мой. А как же быть? У меня только стационарный. Мобильник сломался на прошлой неделе, да и не нужен он мне больно. Нога в черном коротком носке отрывается от пола, и Алекс делает шаг, сокращая расстояние между ней и Ники до минимума. Сама же продолжает зрительную атаку. - Поправимо, леди Дэрби. – она медленно нагибается и забирает у Остин пакеты, которые та, ослабев, выпускает из ладони. Соло проходит ей за спину, преступает через порог открытой квартиры, где живет ее соседка, и ставит набитую доверху авоську в маленьком коридорчике. – Я позабочусь о вашей спасительнице. И чаем напою, и такси вызову, не переживайте, ваше святейшество. Вам пора отдыхать. Не дожидаясь ответа, Алекс выходит назад, осторожно берет за руку замершую Николь и нежно тянет за собой. А Остин, словно под гипнозом, поддается. И прежде чем удивленная Оливия Дэрби успевает задать вопрос своей сегодняшней спасительнице, дверь квартиры 6511 закрывается, а изнутри слышится, как дважды проворачивают ключ в замочной скважине. Сегодня ночь будет иной.