Воспоминания

Что такое любовь? Кто-то охарактеризует её как самое прекрасное чувство на свете, способное раскрывать человека с его лучших сторон, кто-то скажет, что это настоящее вдохновение, заставляющее творить и совершать немыслимые человеческому сознанию поступки. Ген ответит, что любовь – это однозначно тяжело, долго и невероятно больно, но она определенно того стоит. Просто иногда нужно время, за которое можно осознать некоторые моменты, переосмыслить ход вещей, да и просто найти своё место. Но, на самом деле, любовь – это правда хорошо, освежающе, очень нежно: до трепетных взглядов, мягких улыбок и тёплых касаний. А как не «хорошо», когда морозным вечером под боком у тебя спит человек, ради которого ты готов на всё и даже больше? Гену нравится смотреть на мелко подрагивающие ресницы, на брови, хмурящиеся при мягких касаниях чужих рук, на слегка приоткрытые губы, с немного вздернутыми вверх уголками, и ловить мысли о том, как забавно, что вечно сосредоточенное выражение хоть иногда может быть несерьёзным. Рядом с ним Ишигами раскрывается с других сторон, позволяет себе глупости и это очень греет. Асагири не может сдержать неожиданного порыва, указательным пальцем невесомо касаясь щеки Сенку, и тот сонно морщится, всё же просыпаясь. – Что случилось? – Сенку мычит, не разлепляя глаз, знает, что ещё слишком рано, но ради приличия необходимо убедится, что всё действительно под контролем. Не любит, когда что-то идёт не так. Ген смазано целует его в лоб, и Сенку жмётся ближе, рукой обнимая Асагири за талию. – Всё хорошо, спи. Ген не помнит, когда всё это началось, когда сердце в груди начало сладко трепетать, а чужое присутствие совсем рядом отдавалось спокойствием и умиротворением. Он и вправду не помнит, сколько любит Сенку, кажется, целую вечность, но время ощущается пустым звуком. Гену важно, что есть сейчас и будет потом, а на данный момент, в настоящей действительности, ему безумно хорошо, и сожалеть о былом нет никакого смысла. Асагири считает, что попал в эти путы ещё на той самой бутылочке колы. Напиток казался освежающим глотком перед чем-то новым, ранее неизведанным, он разливался по горлу так же, как неосознанно зарождающиеся чувства: мягко, спокойно, тягуче приторно, но так правильно, словно это было предопределено самой судьбой задолго до их встречи. А Сенку однажды обмолвился на эту тему, но услышать от него что-то подобное было весьма неожиданно. – Ты заинтересовал меня ещё тогда, при первой встрече. Ген глупо хлопает глазами, пока на его лице расцветает хитрая ухмылка. Заинтересовал значит? В каком таком смысле он его привлёк, уточнять, конечно же, не стал, но Асагири это так просто не оставит. Ген упрямо молчит, выжидающе смотря на Сенку, и видно, как с каждой секундой Ишигами всё сильнее жалеет о том, что сказал это вслух. А Ген его не торопит, не на шутку любит дразнить и выводить на эмоции. В целом, всё с самого начала складывалось хорошо. Они не отдавали отчёта в происходящем ни себе, ни друг другу, и даже со стороны было довольно сложно сказать, что между ними что-то происходит: просто хорошие друзья, вовремя нашедшие друг друга. Но со временем замечать их взгляды, мягкие касания и двусмысленные высказывания, назначенные друг другу, стало невозможно, и, когда их взаимную симпатию можно было мазать на бутерброды тем, кто любил послаще, отрицать очевидное стало глупо. Да, это оно самое, и хоть Сенку отзывался на это очень скептически, Ген знал, что Ишигами на самом деле так не думает. Просто старается держать образ непоколебимой горы, которую невозможно сломить ни при каких условиях. Но не смотря на то, на сколько бы всё не казалось идеальным, долгое время их взаимоотношения относили к категории печальных. И да, Ген был прекрасно осведомлён о том, что о них с Сенку говорят в деревне. – Любовь – чувство возвышенное, чувство прекрасное, её сложно найти, но обретя – получишь бесконечное счастье, однако им просто не суждено быть вместе. – отвечали деревенские девушки маленьким детям на их бесконечные вопросы, сидя прохладным вечером вокруг костра. Значит, так их видят? Некие Ромео и Джульетта нового времени, но Ген категорически с этим не согласен. Они вместе, несмотря на огонь, лёд, воду, песок и ещё пару физических тел и веществ, но просто не совсем в том плане, в котором хотелось бы. Не было абстрактного «встречаться», было простое знание того, что они друг у друга есть и этого было вполне достаточно. На бесконечные вопросы, почему же они так активно игнорируют эту маячащую красным проблему, был неожиданно простой ответ: работа, работа и ещё раз работа. Мир сам себя не восстановит, и, хоть никто и не был против, они знали, что с этим не нужно спешить. Можно любить, но не обязательно быть рядом постоянно, крича во все стороны о своём невообразимом счастье. Лучшие отношения строятся на доверии к друг другу, поэтому они безмолвно решили начать с малого. И, хоть этот пункт можно было бы пропустить, потому что Ген не может назвать ни одного человека, кому бы он доверял сильнее, чем Сенку, но до чего-то большего откровенно не хватало времени. От слова «совсем», но такое бывает, жизнь – сложная штука, что-то может идти не так, как хотелось бы, чего-то не может быть вовсе, но это не значит, что нужно отчаиваться. Они с Сенку поднимали эту тему множество раз, в итоге сойдясь на общем мнении, и хоть Ген и утверждал, что всё это не критично, Сенку его жалел, зная, что на самом деле для Асагири это очень важно. Ишигами старался показать, что он дорожит их отношениями и очень дорожит самим Асагири в целом, поэтому даже тогда, в обсерватории поздно вечером, когда его голова лежала на коленях Гена, Сенку не скупился на маленькие искренности. – Спасибо, Ген. – За что? – рука замирает в сантиметре от чужих волос: слышать собственное имя без привычного поддразнивания необычно, но Ген вовремя останавливает себя, чувствуя, что сейчас не время для добродушных замечаний. Сенку хмурится, выжидающе смотрит прямо в глаза напротив: мол, ты же сам понимаешь, за что, но Асагири стоически молчит, хочет услышать подтверждение своих догадок, и Сенку приходится бороться с самим собой, чтобы в итоге выдать, смущенно отводя взгляд: – За то, что всё ещё терпишь меня. Ген тихо смеётся, с облегчением опуская ладонь на копну непослушных волос, и игриво подмигивает: – Всегда к твоим услугам, Сенку-чан. И всё было бы прекрасно, если бы некоторые люди не считали своим священным долгом намекнуть на «неправильность» их настоящих взаимоотношений, не зная, что своими альтруистическими порывами выводят и так смирившегося со своей участью Асагири. Нет, Гену была приятна такая своеобразная забота, но он её не просил и не желал, поэтому делал вид, что не понимает значения довольно двусмысленных высказываний, а на прямые вопросы всегда отшучивался: нравится ли ему Сенку? А кому он не нравится? А Сенку на то и Сенку, что полунамёки не всегда понимал, либо просто мастерски делал вид, что не понимает, хорошо зная, что никто не посмеет повторить сказанное после его твёрдого непротиворечащего «я занят». Но когда до Гена добралась сама Кохаку, Асагири не стал юлить, ответив, что всё сложно. А как ещё донести людям то, что и сам до конца объяснить не можешь? – Кохаку-чан, ещё не время. – по крайней мере Ген в это искренне верил. – Да... – неуверенно отвечает девушка, потупив взгляд. – Но почему? Ген устало вздыхает, смотря на задумчивое лицо напротив. Для других всё это действительно непонятно: почему нет? Это же так просто! Люди любят друг друга, от чего же они не могут быть вместе? Почему для этого нужно какое-то определенное время? Асагири тоже так считал, но, как оказалось, всё бывает не так легко, как может показаться. Их отношения разбивались об настоящую действительность, о знание того, что сейчас это просто лишняя проблема, бремя, отвлекающее от более важных задач. – Ты видела Сенку? Он работает без продыху, а ты ещё хочешь, чтобы он на ерунду всякую отвлекался. – называть всё это ерундой – больно для понимания, но Ген упрямо противиться, стараясь не идти на поводу у своих чувств. Кохаку на это лишь удивлённо хлопает глазами и смотрит как-то подозрительно понимающе. Нет, она не особо то и понимает, просто, раз Ген так говорит, значит так будет правильно. Они просто два потерянных человека, которые нашли друг в друге такую нужную им поддержку и утешение. Может быть, если бы они встретились чуть позже, всё было бы намного легче, или, тогда, они бы не встретились вовсе. Ген не любит выдумывать о прошлом, а ещё не горит желанием загадывать о будущем: никогда не известно, что тебя может ожидать через час. И вообще, раздумывания о завтрашнем – забота ученых, а Гену важно думать о том, что происходит прямо сейчас, решая проблемы по мере их поступления. Но с Сенку просто невозможно не раздумывать наперёд. И, когда Ген говорил, что нужно подождать совсем немного, он и сам верил, что осталось действительно чуть-чуть, но проблемы тянулись невыносимо долго, и когда казалось, что тот самый подходящий момент вот-вот наступит, обязательно приходило что-то новое, более серьёзное, чем их с Сенку отношения. Не смотря на это, Асагири верил, искренне считал, что может быть, когда-нибудь, когда всё будет спокойнее, они заживут беззаботную жизнь, без постоянных рисков и мыслей о банальном выживании. Но война с Цукасой продолжалась, разбивая сладкие мечты о суровую реальность. А Сенку, этот невозможный, о грустном думать не давал: ошеломлял новыми для их мира открытиями и техникой. Сенку его всегда поражал, но со временем пришлось привыкнуть: намного удивительнее услышать, что Ишигами исчерпал свой лимит на первый взгляд невозможных для исполнения штук. – Сенку-чан, ты не думал, что это уже слишком? – Никогда не говори «никогда», – Сенку увлеченно чертил какие-то схемы, разместившись на земле, но не на долго оторвал взгляд на Гена, радостно улыбаясь. В такие моменты Ишигами походил на мальчишку, так и рвавшегося подраться за самую длинную ветку во дворе. – Ты же со мной, болтолог? «Ну, а с кем же ещё, глупый?» Шальная мысль теплилась в голове Гена, что со временем они остынут друг другу, не будут мучить себя, но с каждым днём чувства становились только сильнее и Ген знает, что это было глупо и он надеялся на что-то простое. Но, кажется, что Сенку и «просто» – две несовместимые вещи, которые никогда не смогут стоять в паре. Что до нежных признаний под раскидистым древом сакуры – их никогда не было. Они не пели друг другу серенады под окном, не проговаривались перед знакомыми, не писали любовные письма без указания отправителя, они просто знали. Это было просто как два плюс два. Их тянуло друг к другу, и они не тратили слова на: «ты мне нравишься», «у меня перехватывает дыхание при виде тебя», «хочу быть ближе»… Зачем говорить о том, что и так очевидно? Ген тихо заходит в хижину, на мгновение задерживаясь у входа, и кладёт поднос с едой на единственный свободный край широкого стола. Сенку опять засиделся, пропустив приём пищи, и, кажется, это его ни капельки не тревожит. Ишигами никак не реагирует, продолжая наматывать тоненькую проволоку на небольшую катушку. Ген вздыхает, опускаясь рядом, и кладёт голову на плечо Сенку, а тот мелко вздрагивает, но ничего не произносит, сосредоточенно продолжая своё дело. Молчание не давит, оно уютно обволакивает своим спокойствием и умиротворением. Ген прикрывает глаза: приятно находиться рядом в единственную свободную минуту тишины, в дали от надоедливого шума и возни. – Ты когда-нибудь думал о… – Не думал, – отрезает Ген, зевая и отстраняясь от плеча. Затем медленно встаёт, потягивается и бросает строгий взгляд на Сенку. – Тебе нужно поесть, не дури только. Конечно же хочется ближе, просто у них это происходило по-своему. Они и так находились всегда вместе, а утверждать, что для того, чтобы любить друг друга, нужно ходить за ручки, дарить подарки и устраивать свидания, не совсем корректно, ведь всё это было и у них, просто проявлялось немного по-другому, крайне своеобразному, но в этом и было что-то особенно выделяющееся. Были и поцелуи, совсем лёгкие, такие невинно детские, так и кричащие: «просто будь рядом». Подобная близость была необходима для обоих, потому что в такие моменты всё, что так тщательно скрывалось, выливалось наружу. – Сенку-чан, не хмурься, морщины появятся. Сенку ухмыляется, припадая к чужим губам, а Ген жмуриться от настойчивых прикосновений, тихо смеясь и стараясь не отставать. – Мы же прорвёмся, да, болтолог? – тихо бормочет, носом утыкаясь в изгиб чужой шеи. – Прорвёмся, – Ген тянет Сенку на себя, шепча в самые губы. – Обязательно. Их чувства отражались в невербальных знаках. Да и простое присутствие рядом придавало сил. Оба – хорошие дополнения к друг другу, помогающие не отчаиваться и идти вперёд, несмотря ни на что. Между ними царила та самая высшая форма доверенности, когда без труда понимаешь партнёра с полуслова и не нужно тратиться на лишние высказывания. Но, несмотря на это, они часто говорили друг другу слова поддержки или комплименты. Ладно, говорил в основном Ген, а Сенку предпочитал показывать свои чувства действиями. Его немногословность прекрасно компенсировалась этим, но он всё равно довольно часто говорил с Асагири один на один, потому что рядом с ним Сенку не боялся ошибиться, сказать что-то не то, ведь всегда четко знал: Ген примет его любым. Но когда Сенку сказал простое «люблю», после того, как было принято решение заживо заморозить новообретённого друга и Гену пришлось отвлекать Ишигами от плохих мыслей, что-то в сердце Асагири ожило заново. Он тогда звонко рассмеялся. Любит. Это совсем не смущало, оно согревало, и хоть Ген это и так прекрасно знал, иногда слышать намного приятнее. – Ты меня не впечатлил, Сенку-чан. Глубокая ночь, на безоблачном небе звёзды горят так ярко, что их свечения хватало для того, чтобы без труда видеть всё вокруг. Ночной ветер мягко ласкает выбившиеся пряди волос Гена, сидящего на краю обрыва, и Сенку, находящийся совсем рядом, закатывает глаза, всем своим видом показывая своё неудовлетворение таким ответом. – И что же тебя впечатлит? – Даже не знаю… – Асагири задумчиво смотрит в даль, но его лицо почти сразу же трогает хитрая улыбка, глаза загораются, и он рывком разворачивается на Сенку. – Полёт на луну? Ген мягко улыбается, ждёт ответной реакции, возгласов, что в их реалиях это невозможно, что он снова надумывает нелепостей, ну, или смеха в конце концов. Но получает только искреннюю улыбку и нежный взгляд. – Ловлю тебя на слове, менталист. – И кто из нас тут выдумщик? – по-доброму усмехается Ген, выгибая бровь и ловля лукавый взгляд напротив. Лучшее, что Ген мог сделать для Сенку – не отвлекать, не мешать, помогать и просто быть рядом. А Сенку это невозможно ценил. Асагири знает, если бы он потребовал исключительного внимания, он бы его непременно получил, Ишигами никогда бы его не оттолкнул, но от своего «хочу» он просто мог стать обузой. А Ген не хотел быть обузой. Только не для него. Сенку намекал, что не против, чтобы было это ненавистное «встречаться», но Асагири знает: он старался не для себя, а для него, Гена. Поэтому, чтобы кто-то конкретный не унывал, иногда они старались давать друг другу что-то хорошее. Романтика в их нетипичных отношениях присутствовала, её было совсем немного, но можно было довольствоваться существующим, глубже запирая своего капризного внутреннего ребёнка. Как там говорят? Если любишь – отпусти. Но он не собирался отпускать, а его не хотели отпускать в ответ. – Та-дам, – Ген ловко достаёт из широкого рукава накидки маленькую куколку из сена, цветов и какой-то колючей травы и вкладывает её в протянутую ладонь Сенку. –Деревенские научили. Нравится? Сенку отупело смотрит на маленькое изделие, пытаясь переварить настоящее. Глупо неимоверно, но всё равно цепляет от осознания того, чьими силами эта безделушка сделана. Ишигами не может сдержать улыбки, отвечая искренне: – Очень нравится. Хватало одной улыбки для того, чтобы понять всё, что они хотели сказать друг другу, но иногда это выходило за грань, и Ген злился на себя, на ситуацию, в которой они оказались, но не были виноваты. Раздражение, подгоняемое сочувствующими взглядами и мерзкими перешептываниями за спиной, постепенно нарастало, отражаясь на спокойствии Гена самым наихудшим образом. Терпение Гена не резиновое, и однажды натренированная годами сдержанность дала трещину, выливаясь неожиданным даже для самого Асагири колким замечанием во время путешествия на другой континент. Ген не был уверен, что это было: банальная усталость, нервы из-за пугающей неизведанности или разбушевавшееся воображение. Но одно он знал точно: ему надоело то, что ему указывают, тычут, как будто он сам не понимает сложившуюся ситуацию, но злость довольно быстро сменилась на сожаление. Это было очень глупо, импульсивно, а Сенку, в тот момент стоящий рядом, взглянул на него хмуро, но промолчал: видно колебался. А когда корабль мирно спал и Ген обнаружился на палубе в одиночестве, Сенку обнял его со спины, укладывая подбородок на острое плечо. Так Ген точно не сможет сбежать. – Мне правда жаль. – Знаю, но ты же сам понимаешь. – говорить, что конкретно должен понимать Сенку не хочется, но ему было свойственно схватывать всё на лету. – Да. – Зато посмотри какое небо красивое, м? – Ген... – Сенку-чан, ну правда, я не ребёнок, могу и потерпеть. – Я не хочу, чтобы ты терпел. Как бы странно ни звучало, но Сенку всегда видел Гена насквозь. Или Ген просто не умел ему лгать. – Сенку ... – Асагири устало выдохнул, кончиками пальцев оглаживая волосы чужой головы на своём плече. – Просто помолчи, хорошо? Тяжело, но он старается для них же, не нужно разрушать то, что они так тщательно выстраивают. – Прости. – Тебе не за что извиняться, – Сенку не виноват в том, что Ген полюбил человека у которого есть дела намного важнее любви, человека, от которого зависит судьба многих людей и, возможно, судьба всего мира. – Пока что не думай об этом, ладно? Ишигами ничего не ответил, отпуская Гена из объятий и заставляя его поежиться от неприятной ночной прохлады. Асагири хочет позвать его, остановить, чтобы продлить момент, но он так и остаётся стоять на месте. – Просто знай, что для меня ты никогда не будешь лишним. Иногда нужно просто пережить, и если они были в состоянии простоять в окаменении не один десяток лет, то и это покажется одним долгим сном. По прибытии в Северную Америку слишком многое навалилось на их заблудшие души: им пришлось разлучиться, и хоть это действительно было крайней необходимостью, Сенку ни в какую не хотел его отпускать. Ген не часто видел Ишигами в замешательстве, поэтому было очень тяжело наблюдать за тем, как мозг Сенку кипит, а его разбушевавшиеся чувства борются с голыми фактами и холодной логикой. Затем Асагири без особого труда пробрался в логово врага, и, вроде бы, можно было радоваться этой небольшой победе, но сердце тогда неприятно потяжелело, подсказывая, что что-то явно идёт не так, а потом известие о смерти Сенку почти заставило Гена потерять лицо. Нет, он не поверил, никогда бы не позволил себе поддаться на провокации, но беспокойство всё равно съедало изнутри и было сложно скрывать постепенно нарастающую панику. Липкий страх окутывал лёгкие, разрастался как вирус, но опасения оказались напрасными. Сенку на самом деле был жив, и он ужасно злился на то, что позволил себе на мгновение купиться на подобное. А когда они вновь встретились и Ген узнал, что Сенку и вправду был в шаге от смерти, сердце в его груди тяжело рухнуло, и хоть больше ничего не угрожало чужой жизни и Ишигами почти поправился, Ген себя винил: в этот момент его не было рядом, да и он даже точно не знал, что происходило с Сенку в период его отсутствия, и от этого становилось крайне паршиво. – Сенку-чан… Ген тонет в объятиях, пока его успокаивающе поглаживают по спине. – Я рад, что с тобой всё в порядке. Они живы и это самое главное. Потом была бесконечная погоня и семилетнее окаменение. Многое в их жизни изменилось, но неотложные дела всё ещё оставались, а Ген и не смел напоминать о их безмолвном обещании быть парой на время затишья. Но Сенку прекрасно помнил, не собирался ждать ещё, поэтому сразу по возвращении в Японию начал действовать. Ген переехал Сенку притащил Гена к себе в хижину, наказав, что теперь они будут жить вместе. Как бы Сенку не хотелось признавать, но Ген его отвлекал. Вроде и находится совсем рядом, отвернись – никуда не сбежит, но как раз-таки от знания того, что он так близко и хотелось тянуться, отвлекаться на глупое желание привлечь чужое внимание, и это было единственной причиной, из-за которой Асагири сначала сопротивлялся их совместного быта. – Ты для меня как никотиновая зависимость. – устало выдохнул Сенку, в очередной раз неосознанно повернувшись в сторону Гена, чтобы рассказать ему о новой технике. – Зависимость? – Когда ты не в поле зрения в голове пустеет и я становлюсь слишком нервным – иногда это раздражает, но что поделать. Ген тихо рассмеялся, скрывая явное смущение. Может же выдать, когда совсем не ждешь, но он хотя бы этого не отрицает. Но Ген был явно не против, без каких-либо возражений приняв свою новую участь. Так дела и вправду шли легче: они работали не покладая рук, постепенно возрождали их привычную цивилизацию, и хоть из-за общей занятости они виделись не очень часто, они всё равно стали уделять чуть больше времени себе и друг другу. Приходило желанное спокойствие и умиротворение, потому что теперь у них всё так, как давно хотелось изголодавшемуся разуму. А потом Сенку и правда собрался полететь на Луну. – Теперь я смог тебя впечатлить? – Да, Сенку-чан, да. В чужих объятиях до одури спокойно, но скрыть мелкую дрожь в руках не удаётся ни при какие условиях. Сенку не спрашивает, Ген тоже не спешит раскрывать рта. Они прекрасно знают, что Асагири не захочет его отпускать, попросит остаться, а Сенку не сможет ему отказать и правда останется. Когда всё вот-вот начало налаживаться, за место окрыления пришёл давящий страх и невыразимая тоска из-за неизвестности. Счастье опять ускользало из рук, а сознание буквально выло от безнадёжности. Было страшно, но отважные Хром и Суйка подали невероятную, дающую такой необходимый огонёк надежды, идею, и не оставалось ничего, кроме того, как поверить в лучшее. В день отправки Ген чувствует опустошение, но к нему прибегает Суйка с просьбой на время погостить в их, с Сенку, домике. Она тоже волновалась, но не хотела показывать своих переживаний другим, не хотела, чтобы её жалели, и Ген её прекрасно понимал. Суйка очень сильная девочка, а её не всегда осознанные, но очень ободряющие речи придавали сил, и Гену становилось немного легче. Ген устало смотрит на Суйку, сидящую и смотрящую в окно, туда, где звёзды тонут в тёмной пугающей мгле. – Они же вернутся, да? – Да… – Ген медлит, сомневаясь, стоит ли сейчас вообще произносить что-то подобное, но всё равно продолжает куда более уверенно, запрещая себе колебаться. – Конечно, они же обещали. Асагири видит, что Суйка ему не верит, но он не винит её, потому что сейчас сам себе поверить не может. А в голове всё равно так глупо твердит: «Они обязательно вернутся». И они сдерживают обещание. Возвращаются живыми, здоровыми, возвращаются героями. Асагири не идёт встречать команду со всеми, он просто не может заставить себя сдвинуться с места, но находит в себе силы успокаивать перевозбужденную Суйку, желая ей удачи со встречей. А когда дверь наконец-то открывается и Сенку оказывается на пороге, на Гена наваливается столько смешанных эмоций, что он впервые в своей жизни не знает, как нужно реагировать. Замешательство пугает, а в голове не укладывалась одна простая мысль о том, что всё это происходит взаправду. Голова идёт кругом, и Ген падает вовремя среагировавшему Ишигами в руки. – Больше так не делай, хорошо? Ген нервно жмётся близко-близко к Сенку, дрожь пробирало всё тело, будто он вот-вот заплачет, но слёзы не идут, застревают неприятным комом в горле. – Никогда. – руки Сенку удерживают очень крепко, надежно, и Гену впервые за последнее время становится спокойно. Всегда, когда Сенку обещал, он сдерживал своё слово. Абсолютно всегда. Время течёт, новая история непрерывно пишется, оставляя за собой едва видимые следы и невероятно тёплые воспоминания. Многое в их жизни поменялось, и Ген знает, что это далеко не конец, но он ни о чем не жалеет, потому что теперь, пройдя довольно длинный путь, он знает, что любовь – это не только долго, сложно и невероятно больно, но ещё и прекрасно, оживляюще и поистине невероятно.