Секрет семейного счастья

— Сомневаюсь, что это хорошая идея. Люциус с подозрением разглядывает артефакт семьи Блэков, сидя на кровати в кипенно-белой рубашке с широкими рукавами, стянутыми у запястьев, и в кружевных панталонах, доставшихся Нарциссе в качестве приданного. Одежда семнадцатого века в повседневный гардероб четы Малфоев не входит, но при этом она отлично вписывается в их семейную жизнь — рюши и кружево Люциусу идут безмерно. Как привязанные к изголовью руки и выражение покорности на обычно властном лице. Нарциссе он нравится именно таким — отдающим контроль в ее руки и растворяющимся в собственной уязвимости. В начале их супружеской жизни они пытались соответствовать общепринятым ролям, и это было настоящей катастрофой. А после Нарцисса обнаружила панталоны в своем шкафу, а Люциус — желание надеть их и умолять о наказании. — В последнее время ты напряжен. — Нарцисса вертит в руках артефакт, из сердцевины которого выдвигаются, сплетаясь между собой, полупрозрачные тентакли цвета красного золота. Знает, что Люциус просто ворчит — отказывает тот всегда четко и аргументированно, не оставляя простора для интерпретации. — Это секрет счастья многих поколений моей семьи. — Я не хотел знать, — хмыкает Люциус. Двигает связанными руками, пытаясь ослабить натяжение. Нарцисса оставляет артефакт на кофейном столике, чтобы тот всегда был в поле зрения, разжигая интерес. Шаги ее мягкие, заглушаемые ворсом ковра. Платье шуршит, когда она приближается. Глаза Люциуса внимательные, цепкие, но лишь пару прикосновений, и он отдается ей полностью — его доверие заводит так же сильно, как и его подчинение. Пальцы Нарциссы поднимаются вверх по шее — ногти едва ощутимо царапают кожу — и останавливаются на подбородке. — Кому ты принадлежишь? — Я твой, — шепчет Люциус. Наклоняется к ее пальцам, но она крепче сжимает подбородок, запрокидывая его голову. — Назови имя твоей госпожи, — приказывает она, упираясь коленями в кровать и проводя губами по шее. Дрожь наслаждения пробегает вдоль ее позвоночника, когда она вдыхает дорогой парфюм. (Древесный аромат вперемешку с естественным запахом опьяняет.) — Нарцисса, — голос Люциуса хриплый и приглушенный. Он стонет, чувствуя текстуру ее кремовой помады, остающейся на коже. — Нарцисса Малфой. Моя госпожа. Нарцисса осыпает шею легкими, почти невесомыми поцелуями. Спускается ладонью по телу: плечо, грудь (ногти дразняще задевают сосок сквозь тонкую ткань рубашки), живот и ниже. Сжимает его затвердевший член чуть сильнее, чем требуется, но недостаточно сильно, чтобы причинить боль. Отталкивает, и Люциус рычит от разочарования. Смотрит на нее голодными глазами. Дергается так яростно, что веревки оставляют следы на коже. Хочет ее здесь и сейчас — Нарцисса видит это по глазам, слышит в сбившемся дыхании, чувствует кончиками пальцев сквозь шелковые панталоны. Нарциссе нравится, как быстро Люциус теряет контроль, как из холодного патриарха превращается в ураган нетерпения и похоти. Отчаянный, жаждущий, ненасытный. — Нарцисса, — он цедит сквозь стиснутые зубы. В звуке ее имени таится необузданное желание, и Нарцисса замедляется, прикасается реже. Знает, что Люциус жаждет большего: доводить до исступления, возбуждать так сильно, что разрядка кажется вознесением на небеса — ее страсть. — Я буду играть с тобой всю ночь, пока ты не начнешь молить о пощаде, — мурлычет Нарцисса, отступая от кровати, чтобы взять волшебнуюю палочку. Блефует в этот момент, несомненно — жар между ног такой силы, что она не продержится и получаса. — Как ты смеешь!.. — шипит Люциус, теряя терпение. Ему хочется скорее проникнуть в нее, наполнить своим семенем. Но он связан и не устанавливает правила. А Нарцисса не даст ему отделаться легко — заклинание срывается с губ, и волшебные путы оборачиваются вокруг члена, не давая преждевременно кончить. — Твое самое большое достоинство, — продолжает дразнить Нарцисса, доставая его член из панталон. — Уступает только твоему самолюбию. Люциус пытается возмутиться, но слоги смешиваются со стонами, когда ее пальцы очерчивают контур головки и спускаются вниз по венам. Люциуса возбуждает, когда она безжалостно проходится по его эго — пока это игра, пока он знает, что она уважает его как человека, слова не ранят, а разжигают огонь. Немного ранят ногти Нарциссы, впивающиеся в бедро, когда она наклоняется ниже, чтобы слизнуть каплю предэякулята и оставить на члене след от помады. Люциус выгибается, толкая бедра вперед, и стонет от разочарования, когда не чувствует тепла ее рта. — Пожалуйста, — умоляет он, ерзая на месте и глядя на нее с нарастающим отчаянием. — Я хочу тебя… — Докажи, что достоин, — требует Нарцисса, вставая перед ним на кровать. — Заслужи это. — Подол платья медленно скользит вверх. Под ним нет белья, лишь ничем не прикрытое тело со светлыми вьющимися волосками, влажными от возбуждения. — Покажи свою преданность семье. Люциус стонет, прильнув к ней ртом. Лижет так лихорадочно, рьяно, словно небеса расколются надвое, если он остановится. Язык движется по внутренней стороне складок, игриво касается ее клитора, чтобы затем скользнуть вниз и внутрь, собирая влагу. Нарцисса упирается рукой в стену, дрожа от возбуждения. С ее губ срываются тихие всхлипы. Свободная ладонь давит Люциусу на затылок, прижимая его ближе. Словно ей хочется втянуть его в себя, стать с ним единым целым. Нарцисса громко стонет, достигая разрядки. Ее взгляд затуманен, а от вида смазки на лице Люциуса, сердце начинает биться быстрее. Глубокий вдох. Выдох. Еще один. Нарцисса спускается с кровати, чтобы привести артефакт в действие. Тентакли удлиняются, тянутся по ногам Люциуса, оплетая бедра под панталонами. И его член дергается в предвкушении. Упругие, влажные щупальца трутся о кольцо мышцы, то проникая на дюйм внутрь, то выдвигаясь и сменяя одно другое. Это едва ли может удовлетворить — Люциус скулит жалобно, почти что хнычет, желая большего. — Еще… умоляю… Нарцисса улыбается, мягко проводит губами по его лицу, обхватывает член ладонью. Двигает ею вверх-вниз, постепенно увеличивая темп. Наслаждается тем, насколько беспомощный Люциус в ее руках. — Глава семьи не должен иметь слабостей, помнишь? Она совмещает чрезмерную стимуляцию с плавными проникновением тентаклей, еще не успевших набрать скорость, но уже погрузившихся довольно глубоко. — Нарцисса… Когда Люциус произносит ее имя (во второй? в третий раз?), Нарцисса срывается — седлает его, крепко целуя в губы, и погружает в себя пульсирующий член, сдерживаемый магическими путами. Напряжение лопается словно мыльный пузырь: бедра Нарциссы движутся быстрее, задевая шелковую ткань, а тентакли вторят ее темпу, заставляя Люциуса выгибаться от удовольствия. Все как-то сумбурно и суматошно. Нарцисса кончает, ее мышцы сжимаются вокруг члена, доводя Люциуса до грани. И она щелкает пальцами, заставляя путы исчезнуть. Оргазм выбивает воздух из легких Люциуса, возносит его на вершину блаженства. Они замирают: вымотанные, безмолвные, словно мраморная скульптура в саду наслаждений. Их одежда в беспорядке, лица красные, а тела горячие и взмокшие от усилий. Тишину в комнате нарушают лишь щелчки механизма, втягивающего тентакли обратно в артефакт. Нарцисса развязывает веревку, и Люциус обнимает ее за талию. Утыкается лицом в шею, доверчиво, благодарно — только ей он показывает эту сторону себя. И Нарцисса оправдывает доверие: не переходит границы, не причиняет вреда, заботится о нем после близости. Неторопливо гладит по волосам и плечам, помогая вернуться к обычному состоянию. Не выпускает из объятий так долго, как ему нужно. А потом они или вместе лежат в постели, молча наслаждаясь присутствием друг друга, или идут в душ, чтобы после обсудить впечатления за бокалом вина. — Нам стоило воспользоваться мудростью предков раньше, — усмехается Люциус, целуя ее в плечо. Он явно доволен артефактом, так долго пролежавшим без дела из-за их глупого страха выходить за рамки. — Всему свое время, Люциус. — Нарцисса приглаживает его растрепанные волосы. Стирает со скулы след помады. — А у нас его много. Много и тайных знаний, передававшихся в семье Блэков из поколения в поколение, чтобы улучшить интимную жизнь потомков и перевести род к процветанию.